Подсадной селезень.


Нет, это не ментовка. Что-то не похоже. Впрочем, а какая должна быть ментовка в лучшей гостинице столицы для иностранцев? Да нет же, приглядись, морды все интеллигентные, какие-то ненастоящие, киношные. А тот, что сидит за отдельно стоящим столом-бюро, «старшОй» похоже, и впрямь смахивает на вновьиспечённого кандидата философских наук. Спокоен и вкрадчив. Говорит тихо, взвешивая каждое слово. Мы с Серегой сидим перед ним на стульях. Сергей понял, что влипли мы основательно и яростно играет роль крепко поддавшего, но несправедливо оскорблённого. Наверное, это наиболее подходящая тактика защиты, да и ничего другого ему не остаётся. Я начинаю ему подыгрывать. Играем в плохого и хорошего следователя, только наоборот. В данный момент мы преступники. Серёга плохой. А у него без вариантов, ведь это он устроил потасовку на «золотой» лестнице. Да что там потасовку - мордобой, как в дешёвом триллере, на парадной лестнице, ведущей к роскошному ресторану «Интурист». Серёга продолжает возмущённо апеллировать к публике, вернее к «лжементам», которые с непроницаемыми лицами вежливо внимают его возмущённым тирадам.
- Да я ему за Балтфлот ноги повыдёргиваю, что бы сапоги не на что было надевать! Что-о-о? Балтфлот - дерьмо? Где, кстати, это фуфло, селезень подсадной? Я прямо здесь, не отходя от кассы, устрою ему проворачивание его куриных мозгов, пусть меня упрячут!
Однако, Стасик - так он нам представился - испарился бесследно. «А был ли мальчик?» Был, был! Был - и нету. Стасик - незатейливая, довольно серенькая на вид персона, без выдающихся примет, лет тридцати пяти, оппонент Серёги по выяснения статуса Балтийского флота. Вроде бы схватили их двоих, но в суматохе он пропал. То, что его заводили в эту же дверь, я был уверен на все сто. «Кандидат» молча слушал Серёгу и с усердием буравил его взглядом. Всякий раз, когда «старшой» пытался рассмотреть мою физиономию, новые сочные перлы, выданные «на гора» Серегой, не позволяли ему ни на мгновение сосредоточить внимание на стороннем объекте. Почувствовав, что его внимательно и даже с интересом слушают, Сергей возымел кураж и продолжал витийствовать в том же ключе. Однако, первое впечатление схлынуло, наша клоунская реприза затянулась и стало скучновато. Впору зевать, не прикрываясь. Обстановка в комнате ни на йоту не сместилась в сторону разрядки. А она была нужна, как глоток воздуха утопающему. Стало ясно, что нас изучают, как подопытных мышей, жалобно попискивающих в трёхлитровой банке. С этим надо было срочно что-то делать, и я начал потихоньку подсмеиваться над Серегой. В конце концов, ведь я тоже поддавший изрядно и могу позволить себе некоторые вольности. Во-вторых, этим я намеревался хоть как-то понизить градус разборки, мол, ничего серьёзного, мужики, ну вы сами видите - гипертрофированное парами известной жидкости, уязвлённое чувство достоинства бывшего военмора, задетого за живое каким-то проходимцем. Сергей на лету схватил message, как соломинку тонущий, и, повернувшись ко мне, вдруг прекратил свои напрасные словесные выкрутасы вопросом: «Что скажешь? Может я не прав?» Вот это был ход! Лёд тронулся, господа присяжные и заседатели! Да кто осмелиться возразить против того, что Балтийский флот оскорблять, по меньшей мере, идеологически неверно и чтобы было неповадно, должно быть пресечено в корне. Поставьте себя на место Сергея. Вы три года служили на Балтийском флоте и сейчас вы, пусть в запасе, но офицер плавсостава флота. И кто же вы будете после этого, если позволите каким-то стасикам оскорблять свой родной флот? Конечно, ты прав, Серёга! Теперь мы были в одной связке. До этого меня схватили на пути следования к «золотой» лестнице с вопросом: «Вы вместе?». Впрочем, если поточнее, то не с вопросом, а с утверждением. Но не только мы вдвоём. Все, кто, пусть не вслух, произнёс: «Конечно, ты прав Серёга!» были в этой связке. «Кандидат», чутко уловив в воздухе смену регистра, вздохнул то ли с облегчением, то ли огорчённо, и уже ко мне,
- Вы вместе служили на Балтийском флоте?
- Да, я в Балтийской бригаде кораблей охраны водного района, он на корабле воздушного наблюдения.
Места нашей службы были названы мной неспроста. Пусть знает, что мы не бербаза, не пээмка, безвылазно стоящая на приколе, не взвод обслуживания штабов - прилизанные штабные писарчуки, или складская, не по возрасту пузатая, братва, и даже не дивизион консервации. Они тоже носят морскую форму, но моря не нюхали. Мы - плавсостав, истинный флот.
«Кандидат» деланно сощурил глаза, как бы пытаясь побороть зевоту от якобы одолевающей его скуки:
- И до каких же адмиралов вы дослужились?
- Лейтенанты мы...
- Стало быть, офицеры. Некрасиво получается....
- А сейчас вы студенты пятого курса Московского энергетического института?
Вопрос был досужим - на столе перед «кандидатом» лежали наши раскрытые студенческие билеты.
- Ну хорошо! С Балтфлотом всё ясно! По тону сказанного было очевидно, что вопрос исчерпан и закрывается. «Кандидат», тёртый калач, понимал, что если вся эта мура с оскорблением Балтфлота попадёт в протокол, то обманчиво простенькое происшествие может иметь непредсказуемые последствия. Лист бумаги с соседнего стола, где, видимо, тщательно записывались наши подвиги и слова, тотчас скомканным полетел в мусорную корзинку. Красноречивый жест. У нас отлегло: «Кажись, пронесло!». Однако, то, что нас не спешили отпускать, наводило на мысль, что с выводами мы поторопились. «Кандидат», как бы забыв о нашем присутствии, открыл верхний ящик стола, не спеша, достал пластиковую пачку «Chesterfield», вальяжно вытащил сигарету, с нескрываемым удовольствием вдохнул запах табака, но закуривать не стал. Всё это ему, впрочем, не мешало по-прежнему держать нас в поле зрения. Что-то до боли знакомое сквозануло в этом картинном жесте «старшого». Несомненно, немая сценическая миниатюра эта явно не предвещала быстрого прекращения «дела». Знать, ещё не все грехи наши были озвучены и , тем более, отпущены.
- Хорошо! - как бы решившись, продолжил «кандидат» и, понизив при этом голос, выстрелил,
- А причём тут прекрасные американки, Джессика из Бостона и Лайза из.... Из каких палестин у нас эта белокурая бестия?
Он взглянул в бумажку на столе и добавил, - Да, да. Лайза Форестер из Провиденса. Вопрос поверг нас в оторопь, что вызвало на лице «кандитата» появление довольной ухмылки, упрятать которую ему всё-таки не удалось. Он то был уверен, что к этому хуку исподтишка мы готовы не были, и оказался прав. Если что пошло наперекосяк, то жди добавки покруче. А как славно всё начиналось!
Уже другим взглядом я ещё раз окинул комнату, что конечно не ускользнуло от всё понимающего «кандидата». Так вот оно что! Вот почему «менты» не похожи на настоящих, мог бы сразу догадаться, башка еловая! Ну какая может быть милиция в Интуристе? Кто её сюда пустит? Все дела здесь идут по другому ведомству. Теперь нам, небось, и дело уже посерьёзнее шьют, чем мордобитие за оскорбление Балтфлота. Попахивает связью с иностранцами.

* * *
Пролетели годы, как мы ушли с флота, отслужив своё. Пришли на корабли нескладными и туповатыми неумехами, имея за плечами лишь пресловутый курс молодого краснофлотца. Распрощались старшинами, более того - лейтенантами. Окончили курсы офицеров запаса. А теперь студенты последнего курса столичного ВУЗа. Но флот не забывали, и все эти годы гордились принадлежностью к нему. Курсы офицеров запаса пришлись ох как кстати. Будучи офицерами, были освобождены от военной кафедры, то есть от военных занятий, лабораторных работ, экзаменов и, наконец, от лагерных сборов на пятом курсе. Вот и сейчас, когда однокашники наши мужеского пола всё лето прозябают в лагерях, мы, имея уйму свободного времени, подшабашили в Сибири серьёзный капиталец и можем позволить себе даже такие роскошные вещи, как кутёж в ресторане столичной гостиницы «Интурист» с интригующем названием «Золотая лестница». Сегодня уж нет той гонористой «стекляшки» на Тверской, бывшей улице Горького и, само собой, ресторана того, памятного для многих своей превосходной выпивкой и прекрасной кухней, модерновым интерьером и великолепной лестницей, правда, не золотой, латунной, но по блеску, не уступающей золоту.
Жизнь удалась, по крайней мере, так казалось в тот момент. За столиком, уставленным самым-самым, два рослых широкоплечих симпатичных парня. Бороды, отпущенные на двухмесячной шабашке, аккуратно подбриты, волосы длинные, по моде семидесятых, подстрижены. Парадно-выходные гэдээровские костюмчики, светлые сорочки. Под холодные закуски уже почти опорожнена бутылка настоящей «Сибирской», настроение устремилось в зенит. Искусительный аромат праздного прожигания жизни, призраком витая над столиками, щекочет нервы и будоражит кровь. Небольшой, но вполне профессиональный оркестрик, пусть на свой лад, но задушевно, наигрывает Поля Мориа. Весь вечер впереди, гуляй-не хочу.
* * *
А вот и пополнение ресторанной честнОй компании. Группа явно иностранных туристов просочилась между столиками и, оживлённо галдя английским, направилась в соседний зал, отделённый от основного зала стенкой с широкими проходами. Публика солидная и одета не по-нашему. Но что это! Две нереальные особы, отставшие, по-видимому, от группы вошли в зал ресторана и остановились в нерешительности. Одна черноволосая, в прекрасном апельсинового цвета платье миди, другая пышноволосая блондинка в настоящих «левисах», великолепно облегающих её в меру поджарые бёдра. И всё это, представьте, на высоких шпильках! Ба! Неужели! Как они похожи на Агнету и Ани, прекрасных исполнительниц знаменитой «Ватерлоо». Правда чуть постарше, но это нисколько не умаляет их сногсшибательный вид. Какие-то секунды они задержались у входа, но этого было достаточно, что бы поймать на себе десятки горячих взглядов и понять с удовлетворением, что своим появлением произвели желанный эффект. Разумеется, их вступление в ресторанное действо оживило и без того непринуждённую атмосферу коллективного застолья. Наверняка, отстали они от своих умышленно. Одна, быть может, самая безобидная из великого множества маленьких женских хитростей. Теперь то они не затерялись в толпе пузатых янки и их худых перезревших спутниц. Опытные охотницы, они просканировали столик у колонны, за которым было то, что их заинтересовало, беззащитная добыча. Не трудно догадаться, что интерес оказался обоюдный. Не успели мы и глазом моргнуть, как под нашим столиком хоть и незримо, но бесцеремонно, с высунутым красным языком, тяжело дыша , как после затяжного гона, разлеглась пресловутая «сука чувственность». К тому же, чувства наши были подогреты изрядно кристальным содержимым, почти опорожнённой бутылки «Сибирской».
И тут-то, что называется, пошло-поехало! Вечер только начинался, но мы не пропускали ни одного танца. Если мы намеревались сделать паузу, прекрасные янкессы, не боясь показаться назойливыми, объявлялись перед нашим столиком. Такие милые, излучая ослепительные улыбки и источая какой-то запредельный французский дух, невинно приглашали нас на танцбол. Поначалу это немного шокировало, но как знать, быть может, у них в Америке так принято.
Неизвестно, чем бы закончился этот праздник жизни, но, вернувшись к своему столику после очередного тура, мы обнаружили сидящим за ним человека. Сидел он почему-то спиной к оркестру, хотя место напротив было свободно. Не успели мы занять свои места за столом, как появился официант, сообщил, что посадил за наш столик «товарища» и поставил перед ним пузатый графинчик с водкой и закуску. Мужик вежливо представился Стасом. Сергей, широкая душа, сразу попытался предложить ему нашей «Сибирской», дабы оформить знакомство, но сосед налил себе из графинчика. Стас мне сразу не пришёлся, особенно его манера смотреть. Его глаза, как от заведённой пружинки, неустанно перебегали от одного предмета к другому, как бы искали что-то важное для него, но найти никак не могли. Непостижимым образом при этом они умудрялись избегать лица собеседника. Ну и разное другое. Словом , не тянул он на положительную личность, какая-то червоточинка выдавала его с головой. У меня такое правило, если человек не приглянулся, будь с ним вежлив, и только. А лучше бы найти способ избежать неприятного соседства. Сергей же, на пике настроения, застольному знакомству был рад и завязал беседу. Видимо, Стас, приметив мою нарочитую скромность, все усилия направил на общительного Сергея. После очередного «Tour De Danse» я обнаружил на столе свежую бутылку «Сибирской», а в графинчике Стаса жидкость уполовинилась. За столом разгорался спор. С моим появлением он не затих . Я прислушался . Выступал в основном Сергей, Стас применял крысиную манеру - кусал, скрывался и выжидал из щели другого момента для атаки. В споре такая подлая тактика выигрышная, а главное, она провоцирует оппонента на необдуманные слова или действия. Когда следующий раз я вернулся с танцбола, за столом никого не обнаружил. Поубавилось в бутылке и немного в графинчике. И здесь, со стороны выхода из зала, донёсся специфический шум пьяного русского скандала. С нехорошим предчувствием я рванул на выход.

* * *
Отворилась дверь в соседнюю комнату, и в проёме появился... Кто бы вы думали ? Ну, конечно же, соседушка наш по столику, собеседник задушевный Сергея. Немного помятый, а, главное, с фингалом по глазом. Производственная травма. Наши взгляды встретились. Как же вас теперь называть? Говаривал же дед мой Парфентий: «Знай, внучёк, с кем за стол садишься». Дверь молниеносно захлопнулась. Знать шкура провокатора жмёт под мышками, да и запах отвратный, приятного мало.
Отбоярились. Надо было отдать должное и «кандидату», умненький, да и глаз намётанный - разобрался быстро, что к чему. К тому же, не поднялась у него, видимо, рука на флот - хоть структура и кичливая, но всёж таки дружественная и уважаемая. А ведь с него бы сталось до утра , как минимум , упрятать нас за косметический ущерб, нанесённый Сергеем «секретному сотруднику». Сами понимаете, корпоративная солидарность. Но, видно, и ему Стасик не в масть был, а кому по душе стасики? Недаром, на кораблях так тараканов называют.

-Да я этим бойцам невидимого фронта, стасикам сраным, за Балтфлот их «сапожиные» ножки повыдёргиваю и спички вставлять не буду, нехай улитками ползают! - ещё во хмелю, довольный собой продолжал харахориться Сергей, когда мы несолоно хлебавши, но подобру-поздорову убрались с места нашего фиаско. Впрочем, по добру ли? Ведь на карандаш то нас уж точно взяли. Глядишь, не сегодня-завтра по Красноказарменной в институт «телегу» на нас с грохотом прикатят. Вот тогда по-настоящему лиха придётся хлебнуть. Но, слава тее.., пронесло!
- Харэ, Серёга! Остынь! Проехали!

* * *
Сергей за Балтфлот стоял стеной, стоял и во хмелю, будучи и на трезвяк. А вот флот его не сберёг. Отслужил он срок свой на страшном корабле с весёлым названием КВН. Уж неизвестно, остался ли такой ещё, кто смог бы правильно расшифровать эти три буквы, а те, кто служил на нём тем более... Корабль воздушного наблюдения - попросту морской лазутчик. Давно позабытый проект морского тральщика 254, переоборудованный в судно воздушного дозора, напичкан РЛС разного назначения. На плохо приспособленном корабле невозможно нигде укрыться от мощных радиополей. Полгода в одиночку нагло «крейсеровал» своими предельными 14 узлами в проливной зоне и Северном море. Бельмом на глазу у Бундесмарины и иже с ней выслушивал, вынюхивал, выслеживал, засекал, фотографировал и расходовал нещадно здоровье и, как шагреневую кожу, жизни экипажа.
Сергей, благодаря своему бычьему здоровью держался долго. А Стасик тот, быть может, и по сей день, коптит столичное небо, да свои ратные «подвиги» вспоминает, а может, и в совете директоров какой-нибудь хлебосольной компании синекуру тянет за себя и за Сергея - такие не тонут, да, чай, и в струе сегодня.