"Житель садов"
(главы из романа)

История о том, как Тихий обрел меч Аллаха

Впервые мы встретились с ним в феврале в районе Диларама. Там попала в засаду колонна пустых наливников, возвращавшаяся из Кандагара. Совсем рядом, у моста через Фарахруд, дислоцировался отдельный отряд специального назначения с приписанными к нему двумя звеньями вертолетов. Но в те дни у Кандагара шла операция «Шквал», часть отряда была далеко на юге, перекрывая иранскую границу и не давая просочиться к Кандагару караванам с оружием, а часть обеспечивала охрану прилетевшего в Фарах генерала Ахромеева. На зов оборонявшейся из последних сил колонны откликнулась группа, находившаяся не так далеко - в двух часах хода на бронетранспортерах, - и как раз искавшая тех самых духов, правда, по данным разведки, напасть они должны были на прибывшего в Фарах генерала, пройдя по подземным речкам-кяризам.
Так получилось, что пара бронетранспортеров фарахрудского отряда и пара вертолетов из Шинданда оказались на месте боя в одно время, но я узнал о нашем взаимодействии только на следующий день, когда наша пара, уже с двумя группами спецназа на бортах, искала вчерашнюю банду, - она исчезла, оставив на камнях своей позиции много крови, но ни одного убитого или раненого. Мы носились над рельефом, то петляя в распадках меж холмов, то выпрыгивая вверх на пару сотен, осматриваясь и снова падая, чтобы выпрыгнуть в другом месте, неожиданном, как нам казалось, для наблюдавших за нами духов, если они там были. Я, как обычно, сидел за носовым пулеметом и был не только вперед-, но и по бокам и даже назад смотрящим, борясь на виражах и подскоках с виляющим и клюющим тяжелым, как гриф штанги, стволом пулемета Калашникова танкового.
- Вчера на закате, когда мы подошли с юга, - спокойно говорил комвзвода, сидевший за моей спиной на откидном сиденье в дверном проеме, - духи встретили нас ураганным огнем. Пришлось зайти с фланга, плохо, что против заходящего солнца. Залетели на горушку и начали из КПВТ поливать. Они вроде залегли. Тут вертолеты прилетели, тоже их обработали. Правда, и нам досталось, - какой-то ваш косорукий ухарь по нашим машинам сыпанул. Духовские пули по лбу щелкали, а тут - сверху горсть гороха. Хорошо, все в броне были... Потом духи из граника по нам лупанули, пришлось съехать. Пока с другой стороны зашли, их и след простыл. И темнеть уже начало. Вторая группа подошла, еще ваши прилетели, люстрами подсветили, но духи как провалились. Весьма вероятно, они спустились в кяризы. Попробуем выкурить...
Я не стал признаваться взводному, что косорукий пулеметчик сидит прямо перед ним. Не объяснять же ему, что такое работа с турельным тяжелым пулеметом во время противоракетного маневра, когда вертолет движется не только вперед, но и совершает весьма сложное телодвижение по тангажу, крену и рысканью, - подобно банке с коктейлем в руках бармена-виртуоза. Если ты давишь на гашетки пулемета, а командир, услышав в наушниках «Воздух, по вам пуск!», ввергает машину в пируэт, призванный обмануть ракету, увести ее на солнце, то тут даже стрелок с прямыми и сильными как лом руками, не обеспечит пулевой траектории былую точность - пули полетят врассыпную, как из горсти пьяного сеятеля. Хотел бы я посмотреть, как этот комвзвода стреляет из пулемета на башне, когда его бронемашина несется на полной скорости, прыгая по ухабам и, не сбавляя хода, поворачивает под прямым углом.
Так я познакомился с Тихим. Я еще не знал - кличка это или фамилия - бойцы группы обращались к нему «тащ старший лейтенант», а Тихим назвал его на аэродроме командир второго взвода, когда обе группы грузились в ведущий и ведомый.
- Тихий, ты перо навострил? - сказал он, затаптывая бычок рифленой подошвой. - Смотри, не обломай его о духа каменное сердце! - и, хлопнув Тихого по «разгрузке», побежал к ведомому, в нутро которого уже перебрался из крытого «Урала» его взвод - спецназ по возможности входил в вертолеты так, чтобы вероятные наблюдатели - от пробегающего мимо мальчишки до парящего над нами орла - не знали, кем или чем заполнен борт. «Позовите Герца, пусть споет им модный, самый популярный...» -донеслось уже из грузовой кабины, и дверь захлопнулась.
Тихий был человеком пустынно-горным. Точнее, выглядел так. Комбез-песчанка, короткая стрижка цвета песка, щетина, борцовская приплюснутость носа, твердая линия рта, скуластость, спокойный прищур голубых глаз, сухощавая ловкая фигура, экономные движения, - он был из семейства кошачьих, родственником или далеким потомком барса и львицы, встретившихся когда-то у реки, на границе скалистых гор и горчичной пустыни. Он выглядел как человек войны, как родившийся здесь и здесь живущий, существующий в этой войне совершенно естественно. Он был Чингачгуком и Зверобоем в одном лице, в его присутствии возникало ощущение спокойствия - казалось, что война не может тронуть его и тех, кто рядом. Я даже не смог обидеться на обвинение в косорукости, - сказано это было беззлобно, с пониманием, что на войне всякое бывает.
Кяризы мы нашли быстро - с высоты цепочки дырок в земле хорошо видны. В первые полеты здесь я думал, что это воронки от бомб или снарядов, но смущала малость этих воронок, скорее, похоже на работу автоматических гранатометов, но для этого оружия слишком большие расстояния между ямками. Скоро я узнал, что эти ямки суть колодцы, ведущие глубоко вниз, к руслу-тоннелю, выкопанному в глиняном пласте, и по этому водоводу течет грунтовая вода предгорий. Пролетая над такими дырочкми, всегда можно было ждать автоматную или пулеметную очередь в свое краснозвездное брюхо, не исключалась и граната из РПГ. Покрывшую всю страну древнюю ирригационную систему духи приспособили к военным нуждам еще со времен Александра, - там, на глубине десяти-, а то и двадцатиэтажного дома отряд идет по колено в прохладной воде, несет пулеметы, гранатометы, минометы, выходит в тыл, наносит удар и - срочное погружение!
Высадили обе группы метрах в ста от кяриза. Ведомый взлетел, прикрывать с воздуха, мы на малом газу мели пыль на земле. Бойцы, подгоняемые ветром нашего винта, перебежками - гранатометчики на флангах, пулеметчики, залегая, держа на мушке всю цепь ближних колодцев, несколько пар тащили ящики с гранатами и дымовыми шашками, - быстро заняли позицию, растянувшись вдоль цепочки воронок.
Пригнувшись к своему пулемету на случай, если духи начнут стрелять из колодцев, я смотрел, как спецназ ведет работу по выкуриванию. Взводный взмахивал рукой, пулеметчики давали длинные очереди по двум соседним колодезным выходам, отступали, к ямам подскакивали бойцы, по взмаху взводного кидали в лазы дымовые шашки на веревках, ждали нового взмаха и, швырнув вниз по лимонке, отскакивали, залегая ногами к колодцу. Через три секунды оба колодца выплевывали серую мешанину дыма, глины, веток, которыми были укреплены стенки, а через пару секунд выдыхали клубы сизого дыма, как неумелые курильщики, пытавшиеся выдуть колечки. Цепочка дымков - подземные гиганты пыхали трубками, передавая дальше, - растянулась до вытоптанного, перепаханного гусеницами и снарядами виноградника - там кяриз выходил на поверхность, в арык, туда должны были выползти гонимые дымом и гранатами. Взрывы гранат поверх дымовух газовыми ударами загоняли дым в тоннель, не оставляя подземным обитателям, если они были там сейчас, ни глотка воздуха.
Но из кяриза никто не вышел и не выполз - только тек в арык под обрывом скудный ручеек желтой от глины воды. Кяризы зимой немноговодны - еще не тает снег в горах. Мы уже перелетели к арыку, чтобы там забрать группу, но вдруг на связь по «ромашке» вышел Тихий и попросил нас выключиться, если керосина мало, - они все же спустятся под землю, чтобы убедиться в одном из двух: либо духи там задохнулись, либо их там и не было.
- Сколько вам нужно времени? - раздраженно спросил командир. - Я к вам не прикреплен, у нас и свои задачи есть...
Тихий попросил полчаса. Я посмотрел на топливомер - можно было не выключаться. Да и стоять, свесив лопасти, когда неизвестно, откуда могут ударить духи, - не самое лучшее времяпрепровождение. Слишком много таинственных неизвестных может оказаться на данный внезапный момент в простом уравнении «запуск», - вдруг не хватит силы у аккумуляторов, перегорит предохранитель вспомогательной силовой установки, шальная или прицельная пуля попадет в одно из слабых мест системы «вертолет-экипаж», - тогда как сейчас достаточно взять ручку шаг-газа и поднять машину, разворачивая ее ракетными блоками и пулеметом к врагу. В ответ на вопросительный взгляд командира я успокаивающе кивнул, и мы остались на малом газу. Ведомый кружил над нами по эллиптической орбите, которая большой полуосью упиралась в предгорье. Возле нашего борта бродили два спецназовца с автоматами, - охрана вертолета от внезапного нападения. Они были похожи на вратарей, наблюдающих из створа своих ворот, как идет игра на том конце поля.
А там несколько бойцов во главе с Тихим уже спустились в первый колодец - я видел, как один из спецназовцев нес на плече бунт веревок с зажимами. Колодцы уже не курились дымом, но мне было непонятно, как можно сейчас спускаться под землю, когда там, наверняка, нечем дышать. Разве что там - хороший сквозняк, или у спецназа на этот случай припасены противогазы, которых, впрочем, я не заметил.
Мы напряженно всматривались, не зная, чего ждать. Я представил, как они пробираются по глинистому коридору, шлепая по воде, пригнувшись - сверху давит свод высотой в десять этажей, и неизвестно, остался ли он так же незыблем после взрывов гранат - стоит ему сейчас просесть на полтора метра, и уже никто - разве что археологи будущего - не увидит сплющенных недрами разведчиков. А если там есть боковые ответвления, в которых укрылись духи и куда не достал дым, то сейчас они встретили наших кинжальным огнем, и некуда деться из идеальной ловушки, если не вжаться в глину стены, не вбуриться, не вплавиться в нее... Скорее всего, Тихий своевольничает, - думал я, глядя на выход из кяриза, из которого никто не выходил. Говорят, в кяризы не рискуют спускаться даже хадовцы, афганцы-контрразведчики, нашим тем более нечего туда соваться. Что останется делать, когда истекут все возможные и невозможные сроки? Надо было сразу подогнать наливник, слить в колодцы несколько тонн, и выстрелить туда из ракетницы, - или из моего пулемета, поднявшись на полсотни метров, чтобы увидеть огненный выдох всех глоток подземного змея и даже сквозь шум двигателей услышать рев пламени, превращающего глиняный тоннель в огромную, звонкую после обжига керамическую флейту, грустно поющую ночами, когда из пустыни прилетает ветер...
Тихий с бойцами вышли из кяриза без добычи - никаких следов пребывания там наших духов не было. Если не считать за след найденный Тихим нож. Хотя, гарантии, что нож принадлежал именно нашим духам, никто дать не мог. Уже в кабине, перепачканный глиной Тихий рассказал, что в галерее есть ответвление, но вход в него завален взрывом гранаты, установленной на растяжке - другой конец проволоки был обмотан вокруг ножа, воткнутого по ручку в землю на другом берегу ручья.
- Не знаю, кто и когда подляну поставил, но сорвало ее, скорее всего, нашими взрывами, Могли и они уйти туда, но где искать выход, черт знает, может, в самом Луркохе...
Мы осмотрели нож, передавая из рук в руки. Это был довольно старый, но вполне боевой кинжал с клинком в ладонь длиной, с костяной ручкой, похоже, из рога джейрана, с медной позеленевшей гардой. Потерев клинок ветошью, я увидел, что его сталь не простая - заиграл муаровый узор, а в центре муар сгущался, образуя четко видимые письмена, похожие на арабские.
- Это дамасская сталь, - сказал я, отдавая нож Тихому, - поверь кузнецу, внуку кузнеца с пятеркой по металловедению. Там еще и арабские письмена прокованы - не гравировка какая-нибудь!
- Джураев! - крикнул Тихий через открытую дверь в грузовую кабину, подал нож подскочившему солдату-переводчику: - Что здесь написано, понимаешь?
Джураев с интересом повертел нож, попробовал ногтем остроту, и сказал:
- Надпись на фарси, командир. Означает «меч Аллаха». Это прозвище дал пророк Мухаммед своему воину Халиду ибн Валиду, который воевал с неверными... Это - настоящий персидский кинжал, командир, я видел такой в музее Бухары, только без надписи.
- Очень хорошо, - сказал Тихий, заворачивая кинжал в мою ветошь и пряча в карман «разгрузки». - Теперь «меч Аллаха» в моих руках. И, значит, теперь ему придется разить верных. Какая странная у него судьба!
Духов, напавших на колонну, так и не нашли. Участники того боя говорят, что среди них был негр-наемник, а то ли китайский, то ли американский инструктор снимал расстрел колонны на камеру, чтобы показывать в лагерях моджахедов как учебный материал. Наверное, где-то и сейчас существует документальное кино с моим и Тихого участием. Хотя, оператору могло быть и не до съемок, когда две шайтан-арбы метали с неба огненные стрелы, а бронетранспортеры, ворвавшись на фланг, молотили двумя крупнокалиберными молотилками...

***
- Видел я то кино, - сказал Тихий, доливая в стаканы самогон и нарезая тонкие розовые ломтики сала. - Закусывай сальцем, сам солил, с самогоном хорошо, не одуреешь... А кино посмотрел недавно, лет десять назад. Мой сослуживец по отряду генералом стал, сейчас, правда, в отставке уже, но тогда быстро из архива ГРУ добыл копию пленки, там, в зале, и посмотрели. Копию эту у договорных духов купили через полгода после той заварушки. Плохая фильма, нормально снято начало, когда начали колонну долбить - минут десять, пока наши оборону не организовали на другой обочине. Есть кадры, как дымит подбитый вертолет, есть пуск из ПЗРК по вам, но вас не видно - дым небо застилал. И нас нет, уже, видимо, не до съемки было. Короче, фигня.
- Фигня так фигня, тем более, сейчас все равно ничего не рассмотрю, - сказал я, глядя, как он режет сало. - А как «меч Аллаха» поживает? Ты его смог через таможню протащить?
- Обижаешь. Я не только холодное оружие протащил, таможня дала добро, куда б она делась. А «меч Аллаха» жил до последнего времени нормально, один раз в серьезном деле поучаствовал. Но однажды, в весеннее полнолуние женой моей, как это с ней случалось, овладели демоны, в смысле, псих на нее накатил. Взяла она тот меч, - а он у меня всегда остер был, я его не точил, а как бритву, правил, такая сталь была! - и порезала им все мои военные фотографии. Жалко, конечно, я иногда их рассматривал под настроение, там на одной и ты был, помнишь, когда сидели в Фарахе, перед налетом на июльское совещание полевых командиров? Ты еще ругался тогда, что это плохая примета - перед вылетом фоткаться. Так и вышел на снимке - с открытым ртом и выпученными глазами... На мою жену в ее минуты роковые похож, - засмеялся он. - Я пришел домой, а она уже с фотками покончила, уже трубку мою молотком размозжила, и скрипку мою все тем же ножом курочит. Я в Доме пионеров немного на баяне учился, а хотел на скрипке, да постеснялся. Вот и решил покой себе обустроить по взрослости - курить трубку, научиться играть на скрипке, сидеть в плетеном кресле в длинной вязаной кофте с высоким воротником и большими деревянными пуговицами, смотреть на закат и быть здесь и сейчас. Не вышло. Не успел даже «Кузнечика» пиликать научиться. Ну, я попытался ее остановить, - а ты знаешь, как остановить бешеную кошку, орущую и клыкасто-когтистую? Да еще когда ты не можешь причинить ей увечье? Короче, полоснула она меня по руке, пришлось ее слегка приложить, чтобы глубже не вошло. А нож после этого я в реку кинул. Один старый охотник говорил мне, что твои собака и нож, попробовавшие твоей крови, уже не твои... Но все не зря случилось - видимо, Аллах переложил свой меч из моей руки в другую, чтобы я понял - если человеку была суждена война, он не волен ее покинуть, - она всегда будет с ним.
Я смотрел на Тихого и пытался представить его играющим на скрипке.