Ноябрь. Суббота. Солнышко и редкие пугливые облака на небе. Природа дышит красотой, спокойствием и приличным завтраком. В унисон с ней дышит караулка. Начкар как ночью потерял сознание, ударившись об подушку, так ещё в себя не пришёл. Помначкара страдает на пульте, завистливо глядя на тело начкарово, разводящий разводит. Отдыхающая бдит, бодрствующая заливает очередные пожары в карпоме. И собирает воду маленькими тряпочками. А часть на ушах. Присяга сегодня! Толпы необученых гражданских бродят по территории и смотрят, в какой же это пионерлагерь они отправили своих слюнтяйчиков. Глаза как блюдце, охи-ахи, "а это что", "а тут зачем", "ух ты!"... Плац блестит. Бойцы блестят. Музыка. Всё должно быть по первому разряду. Кто в грязь лицом ударит, потом задом о табурет на губе ударится. В общем все, кроме караула, с ужасно суетливыми лицами устраняют последние недостатки, а отцы-командиры проводят экскурсию. В караулку забегает замкомбата Пищур и проводит летучий инструктаж. Мол, не стоит нервировать без нужды родителей-девочек-детей-собачек, ежели чего нештатного произойдёт - в матюгальники с вышек не орать (матом есессно), затворы не теребить и вообще тишину соблюсти, хотя бы 2 часа. Потом новоявленных защитников отчизны гости на полтора дня заберут в военпосёлок - хоть обстреляйтесь. Караул понятливо хмыкнул, сказал "А как же!" и продолжил переваривание.
И вот из окон штаба усилилась музыка, высыпали кандидаты в духи перед казармой, застроились, "Поодделенно, в две колонны... правое плечо вперёд...". Пошла родимая, пошла присяга. Отдыхающая смена выползла на караульный дворик подышать осенними листьями и паутинками, перекурить это дело и понаблюдать за мучениками, коим ещё 2 года удобрять с сегодняшнего дня наши нивы. А на ближайшей к плацу вышке (4-й пост, метров так на вскидку 15-20) обосновался чудо наше расчудесное рядовой Забелин. Пркольный и хороший парень, кабы не страстишка одна его малая. Ежели в зоне досягаемости его взгляда происходило что то по его мнению несоответствующее и противозаконное, то он (невзирая на табель постов) решительно пресекал это при помощи голоса и оружия. Почти после каждого караула он писал объяснительные по поводу израсходованных боеприпасов и этому уже перестали удивляться.
И вот в самый торжественный момент присяги, когда комбат наш разорялся о той чести, коея выпала сыновьям, попавшим служить в эту часть, мы из курилки услышали подозрительный шум с 4-го поста. Что-то там размахивало руками и кричало. Пока без усилителя. Стали лениво вспоминать, кто же там. Оп-паньки! Забелин. Насторожились. Крики не утихают. Видим - товарищ борется с переводчиком огня. Смена уныло встаёт, прячет бычки под лавочки до следующего раза и медленно движется в карпом. Что будет дальше - все знают. Навстречу выходит заспанный начкар. "- Вы чего?" "- За оружием." "- Зачем???" "- Забелин на вышке орёт." Тут и начкар понимает, что ситуация оченно плохая, а для него так и вообще кислая в плане последствий. "- Может обойдётся? Ну не дурак же он!" "- Клац!"-затвор. Мы вбегаем в оружейку, выдёргиваем автоматы и подсумки и бежим к выходу. Всё это мы уже изучили и команды подавать не надо. Только вышли на крыльцо - "Бац!" - предупреждающий. А чудак, который должен был ворота нам открыть, прощёлкал. И мы у забора стоим, оглядываемся. Тут с вышки мат в матюгальник и длинная, потронов в 7-8, очередь. Писец! Ждать ключ некогда, мы вместе с помначкаром перемахиваем через забор, по газончику, вкруг плаца с торжественной частью, на бегу пристёгивая магазины и передёргивая затворы. На публике и лихость некая начинает проявляться, чуть ли не перекатами движемся. А из штаба Пищур несётся. И тишина. И глаза на нас каждый с половник. И руки ко рту у женщин. В общем, картина маслом. Влетаем на периметр, замкомбата сходу "- Какой мудак...!!!" "- Забелин". Сплюнул. Пошёл пешком. Подошёл к вышке. "- Ну чего?" "- Дак, тащ подполковник, солдаты котелок с цементом украсть хотели со стройки!" (Оказалось, наши же дембеля, одевшись попроще, прочесывали местность на предмет стройматериалов для аккорда).
Итог. Разбитый фейс и 15 суток на губе и 3 раза по 5 суток допов у стрелка. 3 обморока у родителей. 2 комиссии в часть из округа на попку комбату. 3 месяца без увольнений всем. И за каждый выстрел в карауле с тех пор и на полгода - 2 дня губы.
Боец потом ещё пулял во всякие пакости. Неугомонный. Неисправим оказался. Но это уже другая история.