Вспышка слева

**************************

-Этот парашют я укладывал сам, - думал Сидоров сидя на краешке грязной скамьи и устало глядя на крыс, собравшихся на границе света и тьмы.

-Во всём виноват ты сам, - Сидоров затопал подошвами грязных сапог по щелястым доскам пола, стараясь отпугнуть крыс.

Крысы сделали вид что им страшно и слегка попятились назад....
*************************

Днём на плацу, замкомвзвода, младший сержант Бондарь проводил занятия по ОМП.

Сначала взвод тренировался в одевании и снятии костюма ОЗК на время.

День был солнечный, жарко-влажный от испарений с водной глади окрестных водоёмов, а плащ и бахилы были прорезинены.

После полной герметизации костюма Сидоров вспотел ещё сильнее, но натянул на голову и лицо резиновую маску противогаза.

Поверх маски он торопливо надел форменную фуражку, которую до этого сжимал коленями и вытянулся по стойке смирно.

Идиотская фуражка за несколько месяцев службы достала Сидорова необычайно.

Курсантам в Школе была предписана повседневная форма одежды - сапоги, шаровары, куртка на пуговицах под ремень и фуражка.

Всё-ничего, но фуражка...

При порывах ветра, если её не придерживать рукой, она слетала с головы.

В столовой, при принятии пищи, её надо было вешать на крючок, привёрнутый шурупами к доске под столешницей.

На занятиях в учебном классе фуражку засовывали в ящик парты-стола.

В казарме после отбоя, фуражка укладывалась на табуретку, поверх специальным способом сложенных шаровар и куртки.

После команды “Подъём!” фуражку было положено надевать на голову в первую очередь.

Фуражка грязнилась при падениях, салилась от рук, фуражка намокала под дождём.

На голове фуражка сохла долго и противно.

А когда Сидоров (уже в самом конце курса обучения в Школе, уже осенью) попытался в кочегарке при их учебном классе высушить мокрую фуражку на угольной печке, то с одной стороны ткань на свесе фуражки слегка почернела.

Но, в нашем рассказе, до осени Сидорову ещё надо было дожить.

А тогда, на плацу, младший сержант Бондарь продолжал учить взвод приёмам выживания.

Солдаты-курсанты сняли с себя ОЗК, сложили их в чехлы.

Бондарь приказал разобраться по отделениям - бойцы, почти не путаясь стали в три шеренги.

Нахмурив по привычке брови (младший сержант Бондарь был старше нас на полгода службы и сам ещё недавно был курсантом, командиром отделения, а, потому, для большего авторитета старался выглядеть старше и серьёзнее) замкомвзвода объяснил возможную прижизненную ситуацию, свои команды и то, как взводу надо их выполнять.

Выяснилось, что в случае применения вероятными и невероятными неназванными противниками атомного оружия, первым предупреждающим фактором будет вспышка яркого света.

Завидев вспышку, каждый боец должен быстро-быстро рухнуть на землю, развернувшись ногами в сторону вспышки.

Такой порядок действия Бондарь подкрепил классификацией поражающих факторов атомного взрыва.

Имитировать световое излучение будет он сам, подавая команды: “Вспышка справа!” или “Вспышка слева!”.

-Всем понятно? -слегка набычившись низким голосом спросил младший сержант.

-Так точно! -хором отозвался взвод.

-На-а пра-а-ву! -рявкнул замок.

Взвод повернулся направо.

-Ша-а-гум арш!

Взвод с левой ноги ударил сапогами по асфальту и двинулся вперёд.

-Грум, грум, грум!

-Вспышка справа! -крикнул Бондарь.

Взвод сбил шаг, тела солдат смешались, сталкиваясь попадали на землю, покатились фуражки по асфальту.

Сидоров упал, понимая, что это понарошку, но приложился к тёплому шершавому асфальту слегка ободрав ладонь руки.

-Встать! - подал команду замок.

Ещё раза два взвод поднимался, строился, шёл по плацу и падал на асфальт после команды младшего сержанта.

На четвёртый раз, услышав команду “Вспышка слева!”, Сидоров пробежал лишние пять шагов и упал на мягкий газон, окаймляющий плац.

Ещё через минуту Сидоров стоял лицом к взводному строю.

Замкомвзвода подал команду: “Смирно!” и объявил рядовому Сидорову внеочередной наряд на кухню.

Сидоров уже почти расстался с воспоминаниями о гражданской жизни, а потому, без лишних вопросов ответил: “Есть!” и, после соответствующей команды стал в строй.

В армии хитрошопых не любят и во взводе никто Сидорова не жалел, а наоборот.

Вечером Сидоров переоделся в “подменку" и отправился на кухню.

Но мыть полы, или чистить картошку на кухне ему было суждено не в этот раз.

Сидорова отправили ещё дальше - в наряд на свинарник.

Вместе с ещё одним зольдатиком Сидоров отвёз на вихляющей колёсами замызганной тележке бачки с кухонными отходами в темноту за кухню, где тускло светились окошки длинного одноэтажного, барачного типа, здания.

Содержимое бачков под устным руководством раздражённого службой прапорщика было распределено по корытам в загородках внутри барака, где этого только и ждали вечно голодные хрюшки, толкаясь и сдержанно визжа бросившиеся на ужин.

В бараке ничем не пахло.

В бараке воняло помоями, свинскими выделениями и чёрной тоской.

Выяснилось, что Сидоров должен находиться внутри свинарника до шести часов утра, до подъёма.

Зачем это было нужно?

Вероятно, для того, чтобы заставить покраснеть от стыда и уйти прочь возможного расхитителя общественных свинок.

Зольдатик увёз на тележке пустые бачки.

Его фигура и вихляющая колёсами тележка скрылась в темноте.

Прапорщик ушёл не прощаясь.

Сидоров остался один.

Был он наивным пареньком с городской окраины, прослужившим в армии всего несколько месяцев.

Движимый любопытством, почти принюхавшись к местной свинской атмосфере, Сидоров обошёл свои ночные владения.

В свинарнике горело несколько ламп, в свете которых Сидоров разглядел в одном из загонов гигантскую свиную тушу, лежащую на боку и мелко подрагивающую.

-Ночью свиноматка должна опороситься. Смотри, чтобы она поросят не подавила! -вспомнил Сидоров слова прапорщика, сказанные на ходу, по пути к выходу.

Сидоров не мог знать, что ему надо делать для спасения ещё не рождённых поросят, но он уже знал, что в армии вопросы старшему по званию не задают, а потому понадеялся (О, наивный!), что всё рассосётся, само собой.

А что ещё оставалось Сидорову делать?

Ещё какое-то время Сидоров с юношеским интересом наблюдал за сексуальной жизнью свинарника.

Разнузданная похоть и свинство процветали в загонах.

Я там тоже был.

А среди читателей могут быть женщины и, даже, дети.

Именно поэтому, на самом интересном месте, мы найдём обширную лакуну в воспоминаниях Сидорова.

Отвлекшись от наблюдений, Сидоров вышел на крыльцо-приступку перед входной дверью.

Над его головой жёлтым светом светила лампочка под жестяным колпаком.

Из темноты, сквозь ветви кустов и деревьев вокруг плаца, подсвечивали огоньки казарменных окон, фонарей.

Слышался топот сапог на плацу и рёв курсантских глоток - одно из развлечений в Школе состояло в исполнении строевых песен на прогулках.

По этому поводу в каждом учебном выпуске, раз в полгода, устраивался строевой смотр - какая рота лучше ходит в строю с песней.

Кто не был - тот будет!
Кто был - не забудет!

Это я про роту (и не одну), идущую по плацу строем колонны по шесть человек в ряд и ревущую в 150 глоток строевую песню.

- Маруся раз, два, три, калина.
Чорнявая дівчина в саду ягоди рвала.

-Там где пехота не пройдёт!
Где бронепоезд не промчится!

-У солдата выходной,
Пуговицы в ряд!

-Сыны России и парни с Эльбы
В колоннах грозных в строю одном!

Подобный и прочий вокал доносился, постепенно умолкая, до ушей Сидорова.

Сидоров курил горький табак коротких сигарет без фильтра из полупустой мятой пачки с надписью “Дымок”.

Потом он сплюнул на землю горькую слюну, “забычарил” про запас (ночь длинная) окурок и поплёлся в свинарник.

Сидоров обошёл ещё раз помещение.

Всё было спокойно.

Туша супоросой свиньи всё так же колыхалась в углу загона.

Самцы тоже угомонились, решив подремать до утра.

Сидоров решил устроиться в закутке посередине барака, там, где стоял угольный котел.

С сомнением оглядев и пощупав рукой морщинистое от старости дерево скамьи, Сидоров присел, привалился к стенке, прикрыл усталые веки и забылся.

Что ему снилось он не запомнил.
Что заставило его проснуться?
Он не знал.

Лампочки в закутке-котельной не имелось, а потому свет в котельную проникал из свинарника через проём открытой двери.

Сам Сидоров сидел в глубокой тени, а крысы, их было штук пять, сидели на полу, на границе света и тени.

Они неподвижно сидели и, не моргая, нехорошо смотрели на Сидорова.

Сидоров затопал подошвами грязных сапог по щелястым доскам пола, стараясь отпугнуть крыс.

Крысы сделали вид что им страшно и слегка попятились назад.
******************

Сидоров имел с ними дело и не раз.

Рядом с их учебным классом, отдельно стоящим зданием на территории Школы, был дровяной сарай, в котором жили крысы.

Напротив класса стояли два кирпичных здания - какие-то склады.

Складские крысы бегали в гости к классным крысам ночью, совершенно не скрываясь.

В сарае крысы вели светский образ жизни и не отказывали себе в общении друг с другом.

Обычно Сидоров стоял ночью на посту прижавшись спиной к запертой двери в класс.

У Сидорова на поясе для придания статуса висел на подвесе в ножнах длиннющий штык от СВТ-38.

Но ночью одному на посту всегда страшно.

Сидоров стоял, прижавшись спиной к двери и слушал крысиные разговоры и топот в сарае.

Иногда он подходил к сараю и открывал скрипучую дверь.

Писк, топот ног и шорох хвостов ненадолго замирали, чтобы возобновиться вновь.

Крысы Сидорова не боялись, как не боялись и классную собаку - старую овчарку по имени Бек.

Из миски Бека они таскали еду к себе в сарай.

А старина Бек даже не дёргался - старость, мля, не радость!

*************
Продолжая топать по полу Сидоров встал - стуча когтями по доскам пола крысы разбежались по свинарнику.

Сидоров вышел из закутка и пошёл налево, проведать свиноматку.

Подойдя к её загону Сидоров разглядел в полутьме под её огромным брюхом неясное множественное копошение.

Поросята?
Крысы?
А хрен его знает!

Хочешь посмотреть поближе?

Сидорова вдруг замутило от этого копошения в темноте.

Воздух сгустился.
Ароматическая линия свиной мочи перешла в обонятельное крещендо.

Сидоров выбежал из свинарника, закрыл дверь, привалился к ней спиной.

Горький дым сигареты привёл его в чувство.

Вокруг была почти полярная ночь.

В казармах спали курсанты.

Давно закончил свою работу наряд на кухне и тоже пошёл спать.

Спят и внеочередники-уборщики в ротах.

Их “машки” дремлют у стены.

В казарме славно пахнет мастикой для полов, дёгтем, потом и портянками.

Кому не спится в ночь глухую?
Что ответит эхо на подобный вопрос?

За спиной у Сидорова...

Но не будешь же стоять всю ночь на улице?

Местные ночи даже летом прохладны, а комары прокусывают голенище кирзового сапога.
Один такой прокусил каблук сидорового сапога.
Пятка потом чесалась пять дней.

Это была долгая и странная ночь.

Сидоров возвратился в закуток-котельную.

Он, то ли дремал, то ли бредил.

Всё тот же тусклый свет, крысы на границе света и тьмы, топот сапог, холод ночи, горечь сигарет.

Один раз, очнувшись, Сидоров услышал какие-то непонятные звуки в свинарнике.

Он встал, повернул направо, осмотрелся.

Откуда-то в свинарнике появилась кошка.

Она бежала от дальней торцевой стены свинарника по деревянному поручню, проходящему по верху загородок для свиней.

Кошка со всех ног бежала в сторону Сидорова, а по полу за ней неслась стая крыс.

В какой-то момент кошка прыгнула в сторону окна.

Двойное остекление было разбито изнутри.

Кошка, верно, подумала: -Вот оно спасение - выход на улицу!

Она мелькнула в длинном прыжке над стойлом, но ударилась о наружное стекло и упала на пол.

Совсем ошалев от увиденного, Сидоров моментально проснулся, бросился к двери, распахнул её - кошка вылетела из двери и скрылась в темноте.

А Сидоров-то, хорош!
Когда он увидел эту кошку, какого-то хрена вспомнил Панночку.
Поднимите мне веки!

Но всё заканчивается.
Пропел полуночный петух.
Полярная ночь заканчивалась.

Заря.
На часах полшестого.
Сидоров захлопнул дверь в свинарник и побрёл к казарме.