Профсоюзное собрание.
1994 год, Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж.

Пришел к себе на работу, в мастерскую отдела сигнализации, как всегда к 9 утра. Работать с утра - тяжко. Надо принять чего-нибудь. В смысле - чашку кофе. Лучший тонизирующий напиток. И любимый напиток сотрудников нашего отдела - не знаю, как в других. Даже мужики, при взаимных расчетах между собой, говорили друг другу: "С тебя - чашка кофе!" вместо тривиального: "С тебя бутылка!"
Набрал в чашку воды, погрузил в нее кипятильник, приготовил банку растворимого "Чибо" и сахар. Сижу, предвкушаю. И остро чувствую, что без чашки кофе мне не то что работать - встать нельзя.
Услышал шаги за перегородкой. Кого еще там несет? Не дают попить с утра ароматного и тонизирующего...
Вошла заместитель нашего завотдела Ларина Наталья Николаевна. Вам может показаться ее имя надуманным, но это ее настоящее имя. В Эрмитаже есть еще более чуднЫе имена. Например, сотрудница по фамилии Зек, Юна Яновна. Или еще более причудливая фамилия - Бляхер, Адель Михайловна. Так что придумывать ничего не надо.
Так вот, вошла Наталья Николаевна. Я сразу встал, во-первых - она женщина (кстати, очень обаятельная и изыскано одевающаяся, потомственная эрмитажница), во-вторых - мой начальник, и поздоровался.
- Саша, - сказала она. - В Эрмитажном театре сейчас началось годовое профсоюзное собрание. Вы пойдете?
Внушительно спросила так. Черта ли мне на этом собрании. Небось, из пустого в порожнее переливают. Послать бы их вместе с собранием. Но ссориться с Лариной было опасно, она не из тех, кто забывал такое. И посмотрев в глаза моей начальнице, я внезапно понял, что действительно хочу, мечтаю пойти на собрание. (Кстати, потом оказалось что сходить стоило, интересные темы обсуждали.)
- Хорошо, Наталья Николаевна, сейчас допью кофе и пойду, даю вам честное слово.
Кофе как раз подоспел.
- Но доклад читает директор, Пиотровский Михаил Борисович, а он не любит, когда опаздывают на собрание, - возразила она.
Я с тоской посмотрел на дымящуюся чашку с кофе. Придется пить его холодным, через час, а то и позже.
- Хорошо, иду.
Эрмитажный театр сделан в духе древнегреческого. Сидения в нем расположены амфитеатром, то есть полукругом. Я тихонечко приотворил дверь и прошмыгнул в зал.
Зал был полон. Публика, если так ее можно назвать, расположилась своеобразно, чисто по-эрмитажному.
В малых полукругах, ближе к сцене, сидели первые люди музея: заместители директора, и главные спецы: главный архитектор, главный инженер, и т. д. На следующих, бОльших радиусах, сидели начальники рангом поменьше: завотделы, завгары, завлабы. В следующих рядах - научные сотрудники музея, тоже чистая публика. В буквальном смысле чистая, работа у них такая. И в самых последних рядах были сотрудники технических отделов. Эти были попроще, уже не так безупречно чистые, многие в рабочих спецовках.
Градация рангов сотрудников была четкой и люди из разных "каст" сидели строго в своих рядах, не перемешиваясь. Но дело в том, что начальников намного меньше, чем научных сотрудников, а тем более - чем технических работников. Поэтому в первых рядах, среди руководства, было много свободных мест. Дальше мест уже не хватало и многие, в том числе и женщины, стояли вдоль стен. Но на свободные места среди руководства не садились. Это несведующий человек думает, что Эрмитаж - только музей. На самом деле до революции это был Зимний Дворец, резиденция царей. Это его штурмовали в октябре семнадцатого. Так вот - Эрмитаж дворцом был - дворцом и остался по духу. Строгая табель о рангах, интриги, сплетни, закулисная борьба.
Эка невидаль, скажите вы, да в любом коллективе тоже самое. Нет не в любом. То, что я видел в Эрмитаже, я больше нигде не встречал. Что-то вроде ЦК и КГБ вместе взятых, и усиленных десятикратно. Кстати, здесь же, в Зимнем Дворце, работал Пушкин в последние годы своей жизни, камер-юнкером подхалтуривал в царской свите. Так вот - его убили. Держался бы подальше от Эрмитажа - остался бы цел.
Так вот, значит, начальники сидели среди свободных кресел, не смущаясь тем, что вдоль стен стоят женщины. Эрмитаж - бастион мировой культуры. И сидеть в присутствии женщин видимо соответствовало их понятиям о культуре.
Я тоже прислонился к стеночке, чего уж там, если опоздал. Пиотровский в это время читал доклад. Рассказывал он вещи очень интересные. Оказывается, в правительстве группа экономистов реформаторов, во главе с Явлинским, предложила президенту: брать на Западе кредиты под залог эрмитажных экспонатов. При этом упирали на то, что на Западе, мол, это обычная практика. То есть, если кредит не вернем (а уж Запад в таком случае постарается!), то картины, скульптуры и другие ценности уплывут на Запад! Ничего не скажешь, реформаторы. Среди сотрудников Эрмитажа от этой новости поднялся гул возмущения. Это не придумано, в самом деле было. Хорошо, что у кого-то в правительстве хватило здравого смысла не поддаться на эту идею.
Однако, стоять мне было тяжело. Я ночь отдежурил в магазине ночным приемщиком, не выспался толком, а тут еще кофе с утра не дали выпить. В общем, я оттолкнулся от стены и пошел к свободному месту в первом ряду. Нет проблем, есть лишь те проблемы, что мы сами себе создаем! Сел рядом с Матвеевым, замдиректора по науке. Он удивленно воззрился на меня. Среди присутствующих в зале опять пронесся легкий гул возмущения. Все обалдели от столь вопиющего нарушения субординации, а она в Эрмитаже похлеще, чем в армии. Все удивленно показывали на меня и спрашивали друг друга: кто этот дерзкий молодой человек?
Пиотровский, услышав гул, оторвался от бумаг и посмотрел на зал. Сориентировался по взглядам присутствующих и перевел взгляд на меня. Меня Пиотровский немного знал, я ставил у него в кабинете оборудование. "В чем дело?" - спросил он взглядом. Я махнул ему рукой, мол, все в порядке, товарищ, продолжайте, пожалуйста. Пиотровский улыбнулся и стал читать дальше. Все в зале как-то разом успокоились. Раз уж Пиотровский ничего не сказал - значит так надо.
За спиной послышался чей-то всезнающий шепот: "Сын главного инженера!" А потом сотрудница нашего отдела Элла Абрамовна Торопова, также стоявшая у стены, подошла и села на свободное место по другую сторону от меня. А потом и другие сотрудники, стоящие у стен, заняли свободные места в первых рядах.
Так что все закончилось хорошо. Пока.

PS: Хоть это к моей истории и не относится, но хочу добавить. Обаятельная и изысканная Наталья Николаевна через несколько лет умерла от рака крови. Торопова Элла Абрамовна в Эрмитаже не работает. Я звонил как-то в отдел и узнал: из тех, кто работал со мной, практически никого не осталось Все по разным причинам вынуждены были уйти из музея. Вот такие дворцовые интриги.