Военно-морской театр имени Дружбы Народов СССР

Знающие люди сравнивают армию с цирком. Военно-морскому флоту, на мой взгляд, в огромной мере присущи черты театра. Судите сами: ежегодные демонстрации боеготовности корабля представителям разного рода штабов очень напоминают хорошо срежессированные спектакли. Длительная подготовка к этому - частые тренировки и учения - репетиции будущего представления. Что касается «труппы», то есть экипажа, то в нем порой встречаются такие «артисты», что любому театру драмы и комедии остается сгореть дотла от нервного курения по углам главного режиссера.
Так, штатный водолаз нашего корабля за второй год службы сумел отсидеть на губе более ста суток. А молодой боцман, чтобы посмотреть уровень растворителя в бочке, посветил в заливное отверстие горящей бумажкой. Правда, из возникшего в форпике пожара тушку придурка вытащил тот самый водолаз, сумевший быстрее всех включиться в ИП-46. Стоит упомянуть и наводчика орудий первой башни, решившего сфотографировать через прицел английский сторожевик, преследовавший наш БПК в Атлантике. Полагаю, британским военморам резко поплохело, когда в их сторону вдруг развернулись пушечные стволы.

Правда, приходят в военно-морской театр не по зову Мельпомены; как правило, на железные подмостки попадают волей военкомата и военно-технической комиссии флота. Из-за этого уже на корабле возникают трудности с определением ампула будущего актера - вдруг выясняется, что в силу его личных качеств ему нельзя доверить не то что роль в массовке, но даже подъем и опускание занавеса - обязательно напортачит.
Одного из таких уникумов мне довелось знать лично. Все звали его Боря - возможно, так переиначили имя Борат. В отличие от героя американского фильма он был простым сельским пареньком, очень добрым и наивным. Первым делом Боря прославился тем, что получив из дома письмо, прошел через весь корабль, плача навзрыд. Из его рассказа на примерно русском языке с трудом удалось понять, что он оплакивал кончину любимой верблюдицы.
Для всех осталось загадкой, как бывший погонщик верблюдов, еле-еле объяснявшийся по-русски, окончил специальную учебку. Однако факт оставался фактом: Борю прислали служить в расчет ЗРК «Оса-М»!!! Необходимо отметить, что в те годы флот только осваивал эту систему, и проходил процесс с большим скрипом. Гражданские инженеры буквально поселились у «рогатых» ракетчиков, а тут Боря, разбиравшийся исключительно в обслуживании «кораблей пустыни». Помыкавшись, командир БЧ-2 перевел несостоявшегося грозу всех летательных аппаратов в «дети подземелья» - в расчет артиллерийского погреба, откуда поступали снаряды к пушкам. Со временем Боря даже стал командиром этого боевого поста и гонял на учениях приписанных к погребу хлебореза и баталёра.

В пьесе «Действие в бою нашего славного корабля», которую мы показывали зрителям из штаба флота, Боре досталась роль со словами. Ближе к финалу, когда в строгом соответствии с замыслом драматургов вражескому самолету удавалось положить бомбу в непосредственной близости, ее осколки пробивали борт, и в артпогребе возникал пожар. В ответ командир поста приводил в действие систему орошения и уводил наверх оставшихся в живых бойцов, предварительно доложив на мостик о выходе погреба из строя. Наша аварийная партия принимала на руки героических «погребных», задраивала люк и устанавливала на нем раздвижной упор, чтобы прекратить поступление воды.

В качестве авторской ремарки поясню: когда на корабль поступала очередная партия молодых матросов, то в лекции о его тактико-техническими данных непременно упоминалось, что БПК проекта 1135 рассчитан на двадцать минут серьезного боя. Сразу следовало пояснение: если перед героической кончиной мы утопим вражескую атомную субмарину, гибель корабля будет оправдана многократно. Поскольку был я юношей начитанным, то при этом пассаже в памяти невольно всплыли поэтические строки:
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
«Не все ли равно,- сказал он,- где?
Еще спокойней лежать в воде».

Адмиральским ушам простукал рассвет:
«Приказ исполнен. Спасенных нет».

Однако вернемся к нашему спектаклю, который мы с упорством фаталистов доигрывали до конца. Итак, мы намертво раскрепили люк артпогреба, предварительно вытащив героев из службы снабжения и Борю (хотя, как выяснилось позже, гуманный было бы замуровать его там до конца службы).

А теперь представьте себе картину на Главном командном пункте (ГКП). Из боевых частей непрерывно поступают доклады о выходе из строя оружия и механизмов, о тщетных усилиях бойцов аварийных партий предотвратить затопление корабля. Группа штабных театральных критиков уже предвкушает мощный финал нашей «Оптимистической трагедии», катарсис и последующий обед в кают-компании. И тут из динамика «Каштана» раздается гортанный голос Бори:
- Гекепе - погрэб, гекепе - погрэб! В погрэб пожар, в погрэб вода, погрэб пиздэц!
Очевидцы утверждали, что до закрытия занавеса с уст зрителей из ВИП-ложи не сходили улыбки, будто им на суд была представлена не пьеса с трагическим концом, а комедийный фарс.

Со временем командир артиллерийской группы стал утверждать, что сразу уловил мысленный посыл заместителя корабля по политической части: «После швартовки ко мне в каюту! Форма одежды - матросские брюки клапаном назад, в руке кусок мыла!»
Впрочем, это была сцена уже из другого спектакля.

Авторская ремарка. Все-таки правильно в конституции СССР 1977 года был официально закреплен статус русского языка, как средства межнационального общения.