Август 1993 г., Государственный Эмитаж, мастерская отдела сигнализации (подвал налево от двери директорского подъезда в Старом Эрмитаже).
Я работаю в Эрмитаже инженером по сигнализации всего лишь первый месяц, никого и ничего еще не знаю, сижу - изучаю служебную документацию. Учу матчасть, вобщем. И, как во многих моих историях, вдруг зазвонил телефон. Я взял трубку, доложился:
- Мастерская сигнализации.
А мне этак веско:
- Это Матвеев говорит!
А я в ответ:
- Все равно не знаю!
Типа, понял я, это вам Матвеев, не хрен собачий, только все равно не знаю, кто это.
- Как? Я ведь заместитель генерального директора, главный ученный хранитель Эрмитажа, председатель ученого совета.
Перечисление (далеко не полное) его должностей и заслуг повергло меня в полное смятение. Елы-палы - начальство, надо ж так облажаться!
- Простите, пожалуйста, я человек новый, никого пока не знаю. Слушаю вас внимательно.
- В два часа в актовом зале будет конференция, надо установить микрофоны и подключить звуковую аппаратуру.
- Хорошо я сейчас иду.
В актовом зале меня встретил сам Матвеев:
- Так это вы меня не знаете? Ну что ж очень хорошо, давайте познакомимся.
Мы оба рассмеялись, он непринужденно, я - несколько натужно. Было неловко из-за своего ляпа. Но обошлось. Хороший оказался дядька.
Где-то через месяц мы повстречались с ним на Советской лестнице. Я поднимался наверх с инструментами и скрученным кабелем на плече, он спускался сверху от малахитовой чаши.
Небольшая справка. Советская лестница была построена в Эрмитаже в 1854 году архитектором Штакеншнейдером и названа тогда же Советской потому, что вела от подъезда (тоже Советского) наверх, к залу Государственного Совета. Так что к Советской власти ее название отношения не имеет. Но это так, маленькое отступление в географию Эрмитажа.
- Привет, - сказал он вальяжным голосом доброго барина, любящего иногда "погутарить" с простыми мужиками. - Ну как дела?
- Спасибо, все хорошо, - радушно ответил я. И добавил: - Кстати, а как у вас дела?
Его челюсть отпала ровно на пять санитметров вниз.
А почему, собственно, я не могу в свою очередь поинтересоваться его делами? В порядке взаимной вежливости.