Сон Пилигрима был глубок, но все же через пару часов перешел в легкую дрему. Он лежал под тонким одеялом, и прохладный утренний ветерок доносил в комнату запах цветущих ананасовых и манговых рощ, что в изобилии росли теперь по всей Империи Укров. И было под утро видение Пилигриму...

Толпа на площади перед Храмом все прибывала, хотя свободного места на ней уже почти не осталось. Пилигрим стоял на возвышении, с интересом глядя на бескрайнее людское море под ногами. Кого здесь только не было! Вот стройной колонной по четыре мерным солдатским шагом, покачивая имперскими орлами, вошла на площадь римская, закованная в броню, кентурия, и огромного роста кентурион отдавал рубленные команды сорванным гнусавым голосом, плохо выговаривая украинские слова. Кентурия расположилась на площади, потеснив строй македонских гоплитов с длинными копьями, и приготовилась внимать словам Пилигрима. Юный царь и старый философ, о чем-то увлеченно беседующие перед строем македонян, поморщились, бормоча что-то о римских выскочках. Царь Соломон, сидя на золоченом троне на восточной трибуне, оживленно беседовал с царицей Савской. Над балдахином трона был натянут сине-белый транспарант "И это минет". Внезапно земля задрожала от множества копыт, и воздух зазвенел от сотен воинственных кличей.

— Ордынцы!  — подумал Пилигрим и привычно нащупал в кармане бластер.

На площадь, действительно, неудержимым потоком вливались раскосые меднолицые всадники на низкорослых мохноногих лошадках. Среди дикой орды выделялась колонна огромных повозок, каждая из которых была запряжена четверкой дюжих волов. На передней трепетал на ветру транспарант на растяжке "Даешь возвращение славянской духовности!", в каждой из повозок что-то булькало и переливалось в больших мутных бутылях.

— "Галоперидол", — острым глазом прочитал на боку одной из них Пилигрим, откашлялся и закричал, подняв лицо к небу:

— Где финн? Где ныне дикий тунгус? Где друг степей — калмык? Пусть к нам придут к духовности припасть от всех концов Земли народов разных дети! Эвенк и папуас, и датский пидорас, любавичский хасид и гималайский йети!

Пилигрим перевел дух и окинул взглядом площадь. Гробовая тишина воцарилась на ней. Лишь скрип многочисленных стилосов по вощеным дощечкам и скрежет резцов по камню нарушал ее — речь Пилигрима старательно конспектировали. Он набрал воздуха в грудь и крикнул;

 — Что не физик, то Паскаль!... и в этот момент грянул гром, и площадь куда-то исчезла.

Гром издавал будильник. Пилигрим открыл глаза и рассмеялся:

 — Надо же! Приснится же такое! Надо будет в фейсбук выложить.

Он выключил будильник, умылся, позавтракал литром горилки и покинул отель. Начинался новый день, до воронежских черноземов оставалось два часа пути.