Хорошее начало

Будильник затрясся в утреннем припадке эпилепсии, кажется, всего через минуту после того, как я сомкнул глаза и коснулся щекой подушки. Или наоборот, сначала коснулся подушки, потом закрыл глаза? Не помню, потому как уже спал в этот миг. Выкидыш ереванского часового завода с гордым кавказско-водоемным именем "Севан", мелкой вибрацией корпуса изображая походку перевозбужденного паралитика, на трех ногах подкрался к краю тумбочки и пытался упасть мне на лицо. Первое движение души - выбросить его в окно - пришлось оставить втуне; словно почуяв, что ему грозит, аппарат заткнулся, напоследок тренькнув расслабившейся пружиной. Глаза решительно не желают открываться, одеваюсь на ощупь. Свет тоже включать смысла нет, хватаю пустой чайник и бреду по коридору в направлении кухни. Из двери соседа слышится радио, что-то очень знакомое, Дин Рид, кажется. Традиционно матюкнулся, запнувшись о заплатку на линолеуме коридора. Нормальная такая военная заплатка из стали-тройки на гвоздях, отполированная сапогами-тапками-ботинками до блеска пряжки ремня дембеля. Семнадцать шагов от сей детали интерьера, поворот направо, пощупал рукой перед собой. Ага, дверь в кухню на месте, стоит вместе с косяком у проема в кухню. Сколько уж недель тот капитан клянется поставить ее на место, но что-то ему мешает, то ли отсутствие вверенного личного состава, то ли осознание своего нового звания, в процессе обмывания коего он и вынес дверь вместе с косяком. При входе в кухню под ногами раздается отчетливый и нехарактерный для этого помещения хруст. Глаза приходится открыть. С правым нормально, левый не в фокусе, наводку приходится делать поворотом головы. Так, что там?
Бииилляааать!!! Пол не усеян, но ровным слоем покрыт тараканами! Нет, ну правда, встать негде, чтоб не наступить. Оранжево-коричневые пруссаки всех размеров, большинство еще шевелит лапками. Что-то такое припоминаю, вчера было. Валерик говорил, что купил новое средство от тараканов... Мелок. И название еще такое... Мошонка?.. А-а-а, блин - «Машенька»! Использовал, стало быть, икс-периментатор. Одно слово - хымик! Пойти, что ли разбудить героя, пока чайник закипает? Нет уж, лучше покурить у окна, пока не мешает никто и можно не спешить.
Вот ведь, бзик у человека на тараканах. Тараканы в голове, натурально. Прошлая его экзерциция против усатых супостатов чуть не закончилась пожаром. Это ж надо было догадаться - уничтожать насекомых с помощью огнемета! Политика выжженной земли. Паяльную лампу раскочегарил и сунулся в нишу стояка на кухне. Ха, он даже не представлял, сколько там живности обитает! А они ж тоже жить хочут и ка-а-а-ак прыгнут! На Валерика. А он росточку метр с половиной, а паяльная лампа тя-я-яжелая, да ноги в скользких шлепках... Упал, бедолага. И пока хитинокрылые перебегали чрез поверженное тело, от огня паяльной лампы занялись шторы и единственный на кухне деревянный предмет мебели - щит противопожарной безопасности. Причем, несмотря на истерично-активные действия с трудом поднявшегося Валерика, успели сгореть оба. От занавесок осталась лишь копоть на стенах и потолке, а от щита - уголок с подписью ответственного. Этот подписавшийся ответственный, капитан М., будучи прямым и непосредственным отцом-командиром прапорщика Валерика, две недели полоскал ему мозги в пожарном водоеме и песочил прямо из необъятных размеров сундука-песочницы у входа в ДОС! Вздрюченный по самое нехочу Валерик теперь даже спички не носит, прикуривает от чужих.
А что это за шаги такие в коридоре? Кто это так затейливо поприветствовал нашу половую, блин, заплатку? В кухню, прихрамывая, вошел М., его начищенный правый хромовый сапог требовал срочного ремонта вследствие контакта с вышеназванной заплаткой. А взгляд М. - с налитыми кровью глазами - куда там приснопамятной Валериковой паяльной лампе! Все ж я правильно сделал, что Валерика не стал поднимать, попал бы он под горячую руку М., один пепел бы остался. А так, он еще нежился в своей комнатке и снился ему победоносный блицкриг над всей насекомой живностью великого Советского Союза! Через пару минут его сон превратится в кошмар, благодаря стараниям М., но сейчас... За окном вспыхнуло миллионносвечовое пламя и по стене кухни скользнули вниз лучи поднимающегося солнца. Начинался еще один хааароший день.

История уже публиковалась на сайте, но в "Собрании сочинений" ее нет. И пусть это выглядит нескромно...

Будучи курсантом, привлекался в т.ч. для вооруженного сопровождения начфина училища в банк, куда он ездил ежемесячно для получения зарплаты на весь офицерский и иной состав. Т.о. сумма была весьма приличная и к начфину приставлялись два курсанта с автоматами и правами часовых, т.е открывать огонь на поражение. А для поездок использовался закрепленный за финчастью УАЗик. Это преамбула.
Так вот, энто самое детище Ульяновского автозавода встало на капремонт ввиду произвольного отделения картера от двигателя во время движения. Накануне получения денег в банке. Начфин с утра дня Х бежит к дежурному и требует предоставить ему помимо двух оболтусов с АКСами еще и транспорт. На что дежурный резонно замечает, что вся техника "в поле", то бишь в летних лагерях, в наличии только дежурка, закрепленная за ним лично, которую он отдать не имеет права и т.п. С полчаса они орали друг на друга, потом выпили по полграфина воды и почти успокоились. Тут дежурный говорит: - А возьми что-ли вон ту колымагу... "Колымагой" был старый БТР-152, используемый в учебных целях для отработки десантирования "с брони" и обратных процедур на ходу. Поскольку его использование носило спорадический характер, его техническое состояние было еще то. Так вот, на этот утюг посадили срочника-водилу с начфиновского УАЗа и мы поехали.
Кто не знает: у БТР-152 отсутствовали гидроусилители руля, равно как и многое другое, созданное для удобства вождения. К тому же тормозная жидкость у него протекла и тормоза "проседали". Водила потел и тужился, тем паче он впервые попал с УАЗа на надцатитонный трехосный паровоз. Пару раз мы глохли, постоянно проскакивали за светофор - тормоза не держали эту дуру. Особенно мне запомнилось то, как мы выскочили на переезд перед товарняком, потому что тормоза не схватили, и там заглохли. С товарняком мы все ж кое-как разминулись - водила раскочегарил агрегат с помощью стартера и какой-то-там матери.
В общем, с некоторыми приключениями, мы прибыли к банку. Площадь перед ним была заполнена машинами (день получения денег). И тут появились мы... Повторю: тормоза не держали, машина останавливалась лишь исчерпав инерцию движения. Сначала, с первого захода, мы размяли место перед фасадом банка просто смяв и отшвырнув кованым бампером пару легковушек. Но они были слишком малы и мы промахнулись мимо центрального входа. Тогда водила подал назад. При этом он выглянул в окно (зеркала не было) и непроивольно повернул руль. Бэтр вышел на циркуляцию задним ходом и протаранил автобус; тот накренился но не упал. Еще пару раз подав взад-вперед, наш дредноут остановился таки напротив входа в банк. К этому времени все кто мог, с площади уже свалили.
Повисла тишина. Лязгнув, отвалилась бронедверца и начфин вылез из чрева бэтра, держа под мышкой портфель с документами. Под его подошвами хрустнуло битое стекло устилавшее асфальт. Нас уже ждали: вокруг толпилось с десяток водил в монтировками и обломками кирпичей. И только появление из-за брони двух курсантов с автоматами и звук взводимых затворов предупредил расправу над ним и водителем.
Самое главное - когда все закончилось и мы уже возвращались, начфин сказал водиле: "Это ничего, это ладно... Еще пару раз съездишь и того, привыкнешь."

Промах

Край далекого хребта наметился пунктирным контуром на иссиня черном небе. Далекое солнце еще не выползло из-за гор, но отсвет его лучей уже явно продемонстрировал его намерение снова взойти все в той же стороне. На том склоне холма, что не освещала низко висящая луна, сидел человек. С расстояния более пяти шагов он выглядел копной сена или кустом благодаря своему бесформенному лохматому одеянию. Откинутый капюшон открывал дочерна загорелое лицо и короткую стрижку. Человек-копна сосредоточился на содержимом небольшой сумки, запустив в нее обе руки. Отсутствие освещения не позволяло ему видеть даже свои руки, потому все осуществлялось исключительно на ощупь и, если прислушаться, можно было уловить слабый звук, будто он перебирал металлические четки.
Вместо четок он перебирал патроны. Маленькие, сужающиеся к дульцу цилиндрики чуть более четырех пальцев в длину с характерной выступающей закраиной на донце гильзы и гладкой, будто обкатанной водой головкой пули. Ощупывал каждый. Как карточный шулер на ощупь знает каждую масть, так и человек в камуфляже на ощупь определял дефекты патронов. Вот в этом мешочке из гладкой ткани - самые лучшие, с серебряной головкой, шесть штук. Их приходится беречь. Вот в этом, из ткани более шершавой - обычные снайперские. Их тоже мало и большинство уже имеют потертости, а у одного пуля чуть заметно, на какие-то доли миллиметра люфтит в дульце гильзы. Человек привык полагаться на свои тактильные ощущения и раньше не задумываясь выбросил бы такой патрон или отдал пулеметчикам. Но сейчас выбор стоял между этими и валовыми патронами пятьдесят-мохнатого года выпуска. Вот их, горстями греби, но партия была «кривая», каждый второй патрон с нарушением геометрии, - о кучности можно вообще не говорить.
Человек развернул и накинул на себя кусок плотной ткани, - пригнувшись, в свете маленького фонарика осмотрел подозрительные патроны. У одного обнаружилась вмятина гильзы и, вздохнув, он вдавил его в землю по самую закраину. В магазин легли шесть патронов и седьмым, последним, лег тот, с люфтом пули. Человек никогда не наполнял магазин более чем семью патронами, ибо в большинстве случаев ему хватало одного. Недавно ему пришлось пролежать под дождем в луже по ноздри целый день - и была вероятность, что патрон с неплотно сидящей пулей мог отсыреть и, следовательно, дать осечку. Так пусть это будет осечка первого выстрела, которую никто не заметит и которая ничего не решит.
Небо засветилось желтым предутренним светом, отчего тени на земле стали гуще. В этой чернильной тьме человек в камуфляже бесшумно пересек открытый участок и по ложбинке, пригнувшись, вышел к своей заранее оборудованной позиции. Снаружи это выглядело кучей засохшего цементного раствора возле недостроенного и давно заброшенного здания. На самом деле куча была, лежала здесь годами и достаточно намозолила глаза наблюдателям с той стороны. Но, похоже, никто из них не заметил, что в последнее время ее форма несколько изменилась. Каркас из толстой крученой проволоки удерживал старый выцветший брезент. Сверху жесткая грубая ткань была посыпана свежим цементом, смешанным с землей для придания нужного оттенка и полита водой. В течение нескольких ночей снайпер посыпал и поливал брезент, в результате чего ткань задубела окончательно, покрывшись бетонной коркой. После того, как он расковырял с помощью топора старый раствор, по кускам вынес за пределы видимости противника и выкопал внутри окопчик, укрытие стало напоминать миниатюрный, но достаточно комфортабельный блиндаж. Совершенно не выделявшийся среди прочих куч строительного мусора в зарослях бурьяна.
Добравшись до укрытия снайпер проверил оставленные контрольки. Они были целы, следовательно, никто посторонний не посещал его убежища. До света он успел еще вздремнуть пару часов.
Задание, ежедневно выполняемое им, заключалось в уничтожении вражеских наблюдателей и командного состава. Ну, и контрснайперские мероприятия, конечно, в первую очередь. Сегодня он решил с пользой использовать подозрительный патрон - потратить на «живца». Последние пару дней снайпер работал с открытой позиции на склоне, «ловил на уголок» проходивших по окопу на левом фланге. При отрытии того окопа наткнулись на камень и глубина окопа в одном месте была небольшой, - проходивший вынужден был либо перебираться на карачках, либо рисковать и перешагивать - и тогда на секунду-две его голова показывалась над бруствером. Некоторым, особенно спешащим, это стоило жизни. И теперь прочие торопыги ходили не по окопу, а укрывшись за низкой стенкой перебегали в другой рукав. С холма этот участок не простреливался и это давало им мнимое чувство безопасности. Мнимое - потому, что именно в расчете на этот сектор обустраивалась новая позиция и снайпер «приучал» их ждать выстрела с холма.
Намочив тряпицу водой из фляги снайпер постелил ее у амбразуры, достал блокнот и открыл на нужной странице, поправил мешочек с песком, пристроил ложу винтовки и прильнул к наглазнику. Сверяясь с блокнотом, оценил изменения в секторе и не нашел ничего настораживающего. Участок у стенки просматривался практически целиком, в оптику можно было даже видеть следы сапог в пыли - место хоженое. А вот и ходок - шустрик выскочил из ответвления окопа и, пригнувшись, метнулся под защиту стенки. Ха, он думает, что там безопасно: спина распрямилась и он перешел с рыси на шаг, на спине в такт шагам покачивался висящий стволом вниз автомат. Нет, это не «клиент». И второй, идущий навстречу - тоже. Через тридцать-сорок минут из дальнего окопчика, прямо в дальномерную сетку выпрыгнул небольшой металлический ящик защитной окраски. Следом за ним поднялся несший его боец небольшого роста. Косолапо выворачивая ноги, он ковылял вдоль стенки, держа ящик за боковые ручки. Вот он подошел к одной из дыр в стене и осторожно выглянул в нее. В этот момент его окликнули. Нет, снайпер не мог слушать крик, но по движению головы косолапого и по тому, как он прижал ящик, было видно, что обращались к нему. И обращался явно старший по званию. А вот и кадр - из ближнего окопа ловко выпрыгнул человек в слишком чистой для окопной жизни форме. Рывком преодолев расстояние до стенки он встал в «безопасном» секторе и начал энергично что-то доказывать бойцу с ящиком. По его жестикуляции можно было без труда идентифицировать офицера. Боец с ящиком, получив тумака, перешел на косолапую рысь и, раскачиваясь, побежал выполнять полученное приказание. Офицер повернулся - и в этот момент палец снайпера дожал спусковой крючок. Конструкторы СВД в свое время сделали все, чтобы упростить конструкцию винтовки, в результате спуск большинства из них не регулировался и был достаточно резким. Снайпер месяцами нарабатывал это движение пальца и теперь действовал скорее рефлекс. Офицер еще поворачивался, а трапецевидно заточенный боек с силой ударил в капсюль, вызвав вспышку и воспламенение трех граммов пороха в гильзе. Чудовищное давление толкнуло пулю в углубление хвостовика и все быстрее погнало по каналу ствола, срывая об нарезы тонкий металл оболочки. Офицер только закончил поворот, когда через три четверти секунды пуля достала его. Разрывая мышцы и кроша в мелкие брызги кости огромная кинетическая энергия летящей пули передалась хрупкому в общем-то человеческому телу. Офицер упал, как падает брошенная кукла. Жилы на его шее напряглись в крике, но зубы оказались сведены от боли. Из разорванной артерии толчками хлестала кровь, орошая крупными черными каплями пыль и застывая потеками на камнях. Под ним очень быстро стала расти черно-серая лужа, ноги елозили по пыли, оставляя каблуками глубокие борозды, руки пытались зажать рану, но кровь уходила слишком быстро и вот уже судорога свела конечности.
Все это продолжалось минуту-две, не больше. Через две минуты тот, что лежал в пыли в луже собственной крови перестал быть человеком, превратившись в тело. Что-то такое из физики. Груз с номером. Почти ничто.
Снайпер испытал... разочарование. Патрон был действительно бракованный, пуля пошла по стволу косо и ее траектория отклонилась от намеченной. Вместо того, чтобы перебить большую берцовую кость, она раздробила тазовую и разорвала артерии в паху. В замысел снайпера не входило убивать офицера, только ранить. С ранением в конечность он уже не воин, а обуза для своих; хромец может работать, но не воевать. Снайпер с той стороны мог не обратить внимания на ранение рядового, но на место ранения офицера его заставили бы придти. Учитывая обстоятельства, можно было бы решить, что пуля залетела в один из проломов в стенке, а значит, теоретически, возможно установить позицию снайпера, соотнеся место ранения и наиболее крупные отверстия в кладке. А значит, оставалось просто ждать появления «конкурента» на заранее оборудованной позиции, имея крышу над головой и попивая дочерна заваренный чай из термоса. Но весь расчет строился на том, что раненного офицера быстро унесут в лазарет, а теперь труп расскажет внимательному наблюдателю, откуда прилетела пуля. Трупы, как это ни странно, подчас могут рассказать больше, нежели живые очевидцы; трупы могут умолчать, но никогда не соврут. Тем не менее, впереди еще минимум тринадцать часов ожидания. Снайпер неуловимыми со стороны движениями, напрягая и расслабляя, размял мышцы, долил воды на высушенный выстрелом лоскут, устроился поудобнее и приготовился ждать. Ждать своего коллегу с той стороны. «Приглашение» отослано.
Когда ночью, вернувшемуся, или через десять лет в другой, мирной жизни, ему зададут вопрос - запомнил ли он лицо того парня? - он честно ответит, что нет, лица не запомнил, только брызги крови на камнях и борозды от каблуков в пыли.

Привычка
Попытка дотянуться до сигаретной пачки через плечо подруги окончилась неудачей, пришлось вставать. Натянул брюки и свитер, затянул ремень. Затянувшись сигаретой, подошел к окну, но за ним тоже не было ничего интересного.
- Я чувствую себя опустошенной.
- Учитывая обстоятельства, ты должна чувствовать себя наполненной.
- Пошляк!
- Я тоже тебя люблю.
Все! Слова прозвучали сухо и фальшиво. Пустой звук, легкое сотрясение воздуха, почти ничто. Чувства ушли вместе с солнечной погодой и сейчас, наверное, греют кого-то другого; остались только усталость и слякоть за окном. Значит - пора! Поцелуй в теплое плечо и обещание когда-нибудь вернуться. Когда? Нибудь!
И разговор за пивной стойкой через три дня и в другом городе…
- Да, я понимаю. Конечно, командир. Не в первый раз. Как только - так сразу. Не вижу проблемы. Когда едем?
А что еще я умею? Жизнь идет своей колеей, а меня вечно отбрасывает грунтозацепами на край ее. Привычно. А когда я наемся этого опять до отвала, до тошноты, придет время, где будут женщины, теплые сортиры и улицы с машинами. Я снова в строю!

При оформлении удостоверений офицера бывший уже курсант Сергей Н. обращает внимание, что в графе семейное положение надпись "холост" сделана не тушью, а карандашом. И он обращается с запомнившейся всем фразой к старому майору, ведущему выдачу:
- Напишите "холост" тоже тушью, я живым сдаваться не собираюсь!
***
Серега, если ты в своей Колумбии еще не забыл мой старый адрес, напиши.