Дню пограничника посвящается
Добрый вечер или Встреча ДП в дороге
Было время, когда и я носил фуражку любимого оттенка зеленого цвета. Это было достаточно давно, но все же не настолько, чтобы забыть. И День пограничника свято соблюдался мной со времени поступления в училище. Вот о последнем своем курсантском ДП я и хочу рассказать.
В двадцатых числах мая трех курсантов в сопровождении офицера командировали в один небольшой южнорусский город. Причем туда отправили самолетом, а обратно - поездом. Вот в этот самый обратный поезд мы сели аккурат двадцать седьмого. Подсели на маленькой станции, взяв билеты в купейный вагон проходящего поезда, который останавливался на всех Богом забытых полустанках. Через пять минут после отправления дверь купе распахнулась:
- Добрый вечер, - проводница мрачно оглядела нас, лежащие на верхних полках четыре зеленые фуражки и бутылку местного вина, которую капитан уже достал из своей сумки.
- Куда едете? Белье выдам через полчаса. Чай будете брать? И это (проводница показала пальцем на бутылку), поосторожнее. А то у нас с ЭТИМ строго! Недавно вот трех летчиков с поезда ссадили в Саратове. За пьянство.
Мы дружно и горячо заверили фемину от МПС, что целиком и полностью одобряем и поддерживаем политику партии и правительства в отношении алкоголя, клянемся свято блюсти правила осуществления пассажирских перевозок и т.д. и т.п. Несколько опешившая от нашего молодого напора проводница ретировалась.
Спустя полчаса, умывшись, получив белье и мутноватый чай в алюминиевых подстаканниках, мы собрались продолжить так и не начавшееся празднование ДП. Капитан, успевший еще во время нашей беседы с проводницей спрятать бутылку в сумку, достал ее и начал искать затерявшийся штопор, когда в дверь купе снова постучали.
- Добрый вечер, - дядечка в местами лоснящемся синем мундире МПС представился бригадиром поезда. - Куда едете? Белье получили? Хочу сказать - не увлекайтесь (бригадир характерным жестом пощелкал по горлу)! У нас с ЭТИМ строго! Недавно вон один из ваших, из военных, на ходу из тамбура выпал, пьяный. Если что - высадим в Саратове. И сообщим по месту службы.
Чертыхнувшись, капитан опять засунул так и не откупоренную бутылку в сумку.
Время подходило к двадцати ноль-ноль, когда он снова достал ее и штопор. Стук в дверь купе раздался в тот момент, когда он уже примерялся поаккуратнее ввернуть штопор в тугую пробку. На сей раз посетителей было двое и начали они с традиционного приветствия:
- Добрый вечер, - сказал старший сержант в милицейской форме. - Куда едете? Должен вас предупредить, что распитие алкогольных напитков в поездах запрещено. Нарушителей будем сдавать в линейный отдел на станции Саратов. Были прецеденты. Счастливо доехать.
Капитан, державший в одной руке бутылку, а в другой штопор, разразился длинной тирадой, как только за служителями закона захлопнулась дверь. После чего сунул бутылку в сумку, со щелчком закрыл складной нож-штопор и с раздражением бросил его вслед за бутылкой. Раздалось негромкое «бздынь», тихое бульканье и по купе начал распространяться запах виноградного вина. Без промедления были приняты меры по спасению, но, несмотря на все наши усилия, основная масса вина успешно впиталась в носильные вещи капитана. Хорошо, что хоть документы не пострадали.
Спустя примерно час после последнего инцидента, когда капитан уже исчерпал свой запас эмоций и, забравшись на верхнюю полку, пытался заснуть, поезд остановился на очередном полустанке. Подсевший пассажир зашел в соседнее купе и мы через распахнутые окна услышали, как он приветствует своих попутчиков:
- Добрый вечер.
- Бля-я-я!!! Какая с-с-сука сказала «Добрый вечер»?!! - капитан чуть не свалился со своей полки. Поток его красноречия заискрился новыми эвфемизмами и нам потребовалось минут двадцать, чтобы его успокоить.

Старый гарнизонный анекдот, но, может, не все слышали:
В семье капитана Сидорова скандал - он во сне назвал свою жену Наталью Ниной! Весь гарнизон обсуждает происшествие. Офицерские жены говорят:
- Что ему, жены мало было?
Офицеры говорят:
- Что ему, Наташек мало было?

Полный улет - 1

Северная Осетия, курортные места. Куда ни глянь - всюду выпирает экзотика, порой принимающая весьма своеобразные формы. То в виде былинных папах «а-ля Шамиль», то в виде отары баранов, которую гонят прямо по городской улице, причем по тротуару, то в виде бомжеватого вида мужичка в разлохмаченных адидасовских трениках, с независимым видом курящего L&M (это при советской-то еще власти!). И это все не считая окружающих гор и изысков местной архитектуры.
В общем, посмотреть есть на что, вот только некогда. Ибо прибыли мы сюда в особой спешке, как сказано в командировочном - «для участия в ликвидации последствий землетрясения». И за последующие несколько часов, проведенных в напряженной работе, уже выработали определенный ритм и последовательность действий.
Фаза первая. Вертушка возносит нас в горы и, найдя походящую площадку, приземляется вблизи горного селения. Двое самых длинноногих выпрыгнув, чуть только шасси коснулось грунта, налегке галопом направляются в сторону ближайших домов с целью рекогносцировки и выяснения имеющих место быть разрушений и уточнения количества жертв. Остальные члены спасательной группы начинают в лихорадочном темпе выбрасывать из вертушки спасательное снаряжение (его много и оно тяжелое).
Фаза вторая. Гонцы после спринтерской пробежки находят местное должностное лицо и в темпе вытряхивают из него требуемую информацию, сопровождая процесс «кавказскими танцами» и яростной жестикуляцией. Как правило, выясняется, что разрушились новострои (сложенные триста лет назад дома стоят, как и стояли), жертв среди людей нет, камнями придавило пару-тройку овец или корову. Основная группа к этому моменту закончила разгрузку снаряжения и утирает пот.
Фаза третья. Гонцы бегут назад, от окраины села подавая руками сигналы основной группе, суть который можно примерно перевести как «ничего нет». Вертушка начинает разгонять турбины. Не успевшие еще остыть от разгрузки спасатели начинают с матюками забрасывать свое барахло обратно в люк. Гонцы не торопятся, ибо им вовсе не улыбается принять участие в этой процедуре, бегут легкой рысцой (потому на следующей высадке побегут уже другие - и так раз за разом, сменяя друг друга). Поспевают как-раз к тому моменту, когда все уже загружено, группа на борту и вертушка уже приподнимается на прогнувшихся винтах.
И так целый день. Ра-два-три, раз-два-три. В темпе вальса.
Вот и сейчас бежим с напарником по лугу, высохшая трава шуршит под ногами, колет сквозь штанины. И в этом селе обошлись без нашей помощи, единственной пострадавшей бабке умело наложила шину на сломанную ногу местная фельдшерица. Этот довольно крупный аул последний на сегодня. Солнце уже катится по самому гребню хребта и стекла вертушки бликуют карминово-красным блеском, в застывшем воздухе видны раскручивающиеся винты и марево из сопла. Мгновенной фотографией запечатлелось в памяти: иссиня черный силуэт вертолета на фоне лиловых гор и закатного розового неба, сарьяновские яркие цвета. Волна спрессованного винтами воздуха ударила, толкнула в грудь, сбила с дыхания. Глаза закрыть успел, но на зубах опять будет скрипеть пыль.
Почти на ощупь найдя люк, успел толкнуть в зад своего напарника и одним рывком забросил себя внутрь. Нацепил наушники и сказал (ну, конечно!):
- Поехали!
Особым шиком почему-то среди нас считалось сидеть при взлете на краю люка, свесив ноги наружу (ну, молодые мы были...), потому последующие события я наблюдал гораздо лучше, нежели остальные участники.
В тот момент неустойчивого равновесия, когда под вой турбины колеса шасси вертушки еще даже не оторвались, а лишь выбрали слабину амортизаторов, приготовившись к последнему рывку и я привычно подобрался, тоже приготовившись к обычной в таком случае вибрации корпуса... Земля вдруг плавно и нереально тихо скользнула куда-то под брюхо вертолета, обнажая под собой скальное основание, покрытое потеками жирной грязи и в свете вечернего солнца кажущееся разверстой кровоточащей раной на теле земли. Оползень!
Дождевая вода копилась в слое почва на склоне, разжижая и растворяя связи его с наклонной базальтовой плитой, на которой он покоился несколько сот (а может и тысяч) лет. Недавнее землетрясение разорвало самые прочные нити этой связи и сотрясение, вызванное посадкой и взлетом вертолета, привело к тому, что весь поросший травой склон, скользнув по скале и всей своей многотонной массой с грохотом обрушился в ущелье.
Вертолет дернуло и, как на тросе, потянуло вниз. Воздушный поток огромной силы подхватил наш летательный аппарат тяжелее воздуха, едва не опрокинув его. Взвизгнули турбины, переведенные пилотом в режим максимального форсажа, забился лихорадкой корпус. По-прежнему сидя на краю люка, я ощущал, как раскачивается и вращается в воздушных завихрениях наша вертушка, наподобие детских качелей-тарзанки.
Все продолжалось, должно быть, не более минуты, но за эту минуту мы все набрались ощущений на полжизни вперед. Эта масса эмоций, видимо, превысила некое конечное значение, в результате чего мой организм временно утратил способность четко реагировать на изменение окружающей меня действительности. Это было нечто сродни контузии. Как сквозь ватные пробки в ушах доходили отдельные звуки, которые нельзя было сложить в слова, тело онемело, судорожно сжатые руки свела судорога, а содержимое желудка стремилось найти выход, неважно какой.
Это тоже продолжалось недолго. Первое, что я разобрал в творившейся вокруг какофонии, когда пришел в себя, чувствуя как сердце бьется где-то посреди горла и шумит в ушах кровь, были слова пилота, который сообщал базе, что мы возвращаемся.
Продолжение, возможно, последует...

Ну, побежали... Первые полчаса бежали по лесу легко и ловко перепрыгивая коряги. На третьем часу, после второго пятиминутного привала, бег стал даваться с некоторым трудом. Нет, пар от нас не шел, в пропитанном влагой лесу выделившийся пот моментально смешивался с оседающим на нас конденсатом. Лес впитал в себя дожди, шедшие подряд две недели. Тропики, блин...
Когда мы стали откровенно волочить ноги спотыкаться на корешках, через которые мышь перешагивает, командир скомандовал привал. За спиной сомкнулись ветки и протоптанная нами тропа на глазах превратилась в едва заметный след. Учитывая, что мы изрядно петляли, путали следы, пересекали вдоль и поперек с полдюжины ручьев и десяток оврагов, то группам поиска придется попотеть не менее нашего. Лес, конечно, не сильно большой, но и нас немного. И командир у нас боевой, не зря его Лешим кличут, заслужил. Любимое его выражение, что умный боец из пяти минут отдыха одну потратит на обустройство, зато более эффективно использует оставшиеся четыре. Действуем соответственно. Ух, мокрой спиной да на влажную землю. Сапоги расшнуровал, ноги повыше, глаза прикрыл. Лежу, блаженствую.
Изверг, зачем веткой-то стегать?! Я и так бы встал. Нет, не спал я, тащщ капитан, никак нет. Чего смеетесь, ироды? Кто храпел? Да не может быть!
Опять бежим. Теперь обратно и другой дорогой. Меняем порядок следования, теперь я впереди. Командир на бегу сунул мне компас и планшетку, ткнув пальцем в нужное место карты. На целлулоиде осталась капля пота или воды с пальца. Тьфу, ну откуда в лесу столько пауков?! Только глаза протер, взгляд на планшетку кинул, как ноги потеряли опору под собой. Соскользнув по склону овражка, с шумом и брызгами въехал в глубокую лужу на дне. Мать-мать-мать... С чавканьем выдирая ноги из слоя прелых листьев на дне, поскальзываясь, выбрался, пополз наверх. Капитан движением подбородка отдал приказ, в четыре руки меня подхватили и выдернули. Чего стоишь? Ты нас ведешь. Побежали, заодно и согреешься.

П-пк М-ов (Казанское артиллерийское, 1995 г.):
- Как же это вы, компьютеры ремонтируете, а молотка у вас нет?!