У нас ведь как в стране? Правильно: если строить - так сразу коммунизм, если ломать - так до основанья. Вот и ломали на рубеже 80-х - 90-х. Все ломали, куда только руки дотянуться могли. И души человеческие, и государственную систему, и армию, и органы - те, которые правоохранительные.
Я это к чему: в начале 90-х годов наша краснознаменная питерская милиция представляла собой зрелище достаточно убогое. Почти все мало-мальски грамотные сотрудники, имевшие профильное или юридическое образование, считали своим долгом уйти на вольные хлеба, ибо пара дней работы юрисконсультом, охранником, да что там - в кооперативном ларьке давала заработок, соизмеримый с месячным денежным содержанием. Управление кадров, не мудрствуя лукаво, стало забивать дыры в штатном расписании выпускниками физкультурных техникумов и цирковых училищ. Результат сказаться не замедлил.
Вот и дернуло меня в один, не самый, прямо скажем, прекрасный день, к себе руководство. Ждала меня там не долгая дорога с казенным домом, а очередная гадость, сотворенная гостем культурной столицы - осетином, затащившим в свой лимузин марки ВАЗ-2106 семнадцатилетнюю девчонку, отвезшим ее к себе на снимаемую квартиру и там, после пары оплеух, изнасиловавшим. Потом он ее из квартиры выкинул, но девчонка оказалась молодцом, запомнила адрес, а, кроме того, углядела, что у насильника в куртке был пистолет.
На заявление девчонки и ее матери три бравых оперативника, общий стаж работы в милиции которых не превышал полгода, не служившие до этого в рядах непобедимой и легендарной, отреагировали как в кино - выехали в адрес, выломали дверь, отбили осетину детородные органы, после чего, осмотрев квартиру, обнаружили в ней пистолет, патроны, четыре Ф-1 и три РГД-5. Довольные успехом, свалили изъятое в полиэтиленовые пакеты и отбыли, прихватив скулившего мачо, в РУВД.
Прокурорский следователь на изнасилование выехать не соизволил, дав дежурной части ценное указание - пусть милиция отработает статью по хранению оружия и боеприпасов, заодно назначит медицинскую экспертизу потерпевшей, и меру пресечения злодею изберет. Ну а уж потом, когда все будет сделано - милости просим в прокуратуру. Нормально. Обычная практика.
Так что руководство, привычно ругнувшись в прокурорский адрес, повелело мне принять дело к производству. Дело в канцелярии, вещдоки там же.
Зашел я в канцелярию, взял дело, расписался за него.
- А где, - спрашиваю я, - Леночка, вещдоки?
- А вон, - показывает пальчиком секретарь, - В углу два пакета.
Присел я в углу, заглянул в один пакет. ПМ, патроны россыпью, документы и хлам всякий - часы, бумажник.
Открыл второй пакет.
- Бля, - сказал я.
И повторил:
- Бля...
Гранаты были свалены в пакет с вкрученными запалами. Спусковые рычаги одних зацепились за кольца и усики предохранительных чек других.
Возмущенная моей нецензурщиной секретарь что-то пискнула, но, глядя на меня, попятилась.
Прибыло руководство. Кратко и емко я обрисовал ему ситуацию, рассказав попутно все, что я думаю об операх, прокуратуре, секретариате и стране в целом. Потом попросил его удалиться из здания, прихватив всех в нем находившихся.
- Справишься? - хмуро поинтересовалось руководство.
- Услышишь, если не справлюсь, - так же хмуро ответил я.
А затем лезвием бритвы разрезал аккуратно пакет, по одной, не дыша, отсоединил гранаты друг от друга. Вывинтил запалы и отложил их на стол.
Зашел в кабинет руководства, который оно не закрыло при эвакуации.
Взял у него из шкафа бутылку водки и яблочко.
Выпил. Яблочком захрумкал.
Закурил.
И такою мне жизнь хорошей показалась!

Штабной и «Лезгинка»

Штабных не любит никто. Нет, наверное, сами штабные и их родственники любят. Но те, чью деятельность они (не родственники, а штабные) проверяют, направляют и усиливают, нежностью к работникам штаба не лучатся. Антагонизм сей родился не вчера, еще поручик Ржевский в незабвенном фильме заявил: «Опять штабной? Прислали б водки лучше!».
В 1996 году начальником ГУВД Санкт-Петербурга стал Анатолий Васильевич Пониделко, друг и однокашник министра внутренних дел Куликова, отставной пенсионер славных внутренних войск. У руля питерской милиции этот товарищ простоял полтора года, заслужив у подчиненных ласковые прозвища «вредитель» (за свою деятельность), «горбатый» (за особенности осанки) и «тампакс» (за указание женщинам-сотрудникам иметь указанный предмет в «тревожном» чемоданчике). При нем-то и расцвела пышным цветом деятельность штаба ГУВД, который высочайше повелевалось считать Самым Главным Подразделением. Уголовный розыск, следствие, участковые инспекторы, служба БЭП, ППС и ГАИ, как выяснилось, представляли из себя сборище никчемных людишек, которые лишь благодаря беззаветному подвижничеству штаба хоть как-то оправдывали свое существование. Забросив все текущие дела, милиция писала планы на день, неделю, месяц, квартал и год, ходила с песнями на строевых смотрах и сдавала проверки. Штаб торжествовал и упивался всевластием.
Летом 1997 года я, сидя в кабинете, допрашивал вора, попавшегося при неудачной попытке смыться из «выставленной» им квартиры. Жулик был интересный, ранее неоднократно гостивший у «хозяина», и то, что эпизод, на котором он спалился, в его биографии явно не единственный, сомнения не вызывало. Как это не удивительно, как раз с такими легче устанавливается необходимый психологический контакт, без которого допрос превращается в тупое записывание отмазок задержанного. Но в тот раз с этим самым контактом было в порядке, злодей начинал колоться еще на несколько аналогичных подвигов в районе, и я с тоской думал, что сегодня домой добраться уже не судьба - его нужно будет везти проверять показания на месте, а это значит искать транспорт, конвой, понятых, затем несколько часов кататься по обворованным квартирам, писать, фотографировать и прочее, и прочее, и прочее.
Тут-то и распахнулась без стука дверь в кабинет, и на пороге возник он. С первого взгляда стало ясно - ШТАБНОЙ. Шитая фуражка-аэродром едва не цеплялась за притолоку дверного проема. О стрелки на брюках можно было точить карандаши. Вышитые три маленькие звездочки на каждом погоне свидетельствовали о том, что их владелец гордо несет по жизни специальное звание старшего лейтенанта милиции. На выглаженном кителе сверкал ромбик Академии МВД. В начищенных ботинках отражалось его смуглое, гладко выбритое лицо.
Я, будучи следователем, капитаном юстиции, форму держал в шкафу и надевал ее на День милиции, ну и изредка в случае каких-нибудь служебных бедствий, а в тот день, как обычно был в «гражданке».
- Штаб ГУВД, старший лейтенант милиции Мирзоев! - с легким акцентом «лица кавказской национальности» отрекомендовался вошедший, - Прошу предъявить жетон, служебное удостоверение и оружие. Затем к осмотру ящики стола и сейф.
- Будьте добры, подождите в коридоре, - попросил я его, - У меня проводится следственное действие, я веду допрос и прерывать его из-за проверки не могу.
- Вы что, не поняли?! Штаб ГУВД! Немедленно предъявите жетон, удостоверение, оружие, ящики стола и сейф к осмотру! - и глаза у него засверкали, и голос на тон повыше стал.
Задержанный с интересом смотрел на происходящее, ему это как бесплатная комедия перед долгой дорогой. Меня же, честно говоря, бесцеремонность этого хлыща заела. Обычно в таких случаях я, чтобы не тратить время, показывал все, что требовалось, лишь бы отстали. Но, не желая в глазах вора выглядеть не следователем, а пешкой, решил пойти на принцип.
- Удостоверение на право проверки, пожалуйста, и ваше служебное удостоверение предъявите, - сказал я проверяющему.
С брезгливой миной, закатив глаза, тот полез во внутренний карман кителя.
Порывшись там секунд 30, полез в другой. Потом стал шарить по наружным боковым карманам. Затем - в карманы рубашки и брюк. После этого, в ускоренном темпе проделал все манипуляции еще и еще. Я, поняв в чем дело, с интересом смотрел на него. Задержанный, тоже догадавшись, хихикнул.
- Нету... - с тоской произнес старлей, - Я его, наверное, в куртке оставил. Ладно, не нужно ничего от Вас, - и он развернулся к двери.
- Э нет, стоять! - я забежал и преградил ему дорогу к двери - Сядьте-ка вот тут
на стульчик и посидите, пока мы разберемся! Вы, может быть, чеченский боевик, откуда мне знать, а? Или разведчик азербайджанский?
Несколько минут старший лейтенант бухтел и грозился всевозможными карами, но прорваться к двери, будучи значительно меньше меня габаритами, не смог и плюхнулся на стул. Задержанный уже откровенно ржал в голос. Я стукнул кулаком в стенку, и из соседнего кабинета пришел дознаватель Коля Величко. Я попросил его постеречь старлея и жулика. Меланхоличный и вечно невозмутимый Коля не удивился и застыл у двери, а я ссыпался по лестнице в дежурную часть. Оперативный спел мне грустную песню про подлеца-проверяющего из Штаба, исписавшего недостатками половину своего гроссбуха. После того, как я поведал ему про отсутствие у «ковыряющего» документов, в глазах дежурного появились злорадство и хищный блеск, и он позвонил начальнику отдела, который, сидя в кабинете, уже представлял, что ему скажет на утреннем совещании руководство РУВД по результатам проверки. Начальник отдела забрал штабиста из моего кабинета и увел к себе. Там они созвонились с руководством проверяющего и договорились - мы молчим про отсутствие документов проверяющего, они докладывают о замечательной организации службы и хорошем порядке у нас в отделе.
На следующее утро, вернувшись с совещания, начальник отдела зашел ко мне и поведал, как руководство РУВД топало ногами на другие отделы, где проверка выявила кучу недостатков. Наш же отдел проверяющие отметили за организацию и несение службы на должном уровне, а особенно - за высокую бдительность сотрудников!
Начальник отдела презентовал мне бутылку «Лезгинки», которую в тот же вечер мы с ним и распили.

Зарисовки с "усиления"

- охрана общественного порядка и обеспечение общественной безопасности...допускается усиление штатных нарядов приданными силами органов ВД... на массовых мероприятиях
комментарии к Закону о милиции

Кто был, тот поймёт. Что такое усиление? Это когда 95% личного состава, вне зависимости от их проблем, вызываются на работу. Из "дружественного" автопарка подгоняются автобусы, а ЛС, соответственно, в эти автобусы загоняется. И вперёд! На "охрану общественного порядка".
Канун 9-го мая. В Минске планируется грандиозный парад с салютом, салатом для высших чинов и ветеранов и со всеми атрибутами праздника военной мощи гордого независимого государства. Стоит указать, что на параде планируется прохождение помимо действительно военной техники и стройных марширующих рядов солдат и офицеров Белорусской армии, ещё и (!!!) проезд троллейбусов, автобусов, грузовиков, комбайнов, тракторов и т. п. нашего производства. Вот уж действительно, вспоминается анекдот: "Трактор выпустил крылья и улетел..."
Итак. Ночная "дрессировка" перед парадом. Ну как тут без милиции? Несколько автобусов выгружают личный состав, который блокирует проспект. Нам повезло больше. По команде старшего офицера наш автобус занял выжидательную позицию не на проспекте, а под ним. Буквально. Проехав пол-парка культуры имени отдыха Горького автобус еле-еле втиснулся под мост через Свислочь и там затих, погасив огни. Находящиеся в нём офицеры сразу же по привычке достали карты. Секретные карты генштаба. Да. Целых 10 колод (чтоб на всех хватило). Затем разбились по группам и только тогда поняли, что играть не получится. Ближайшее освещение - фонари на проспекте, а между нами и проспектом был мост. Карты были спрятаны. Между прочим, сидеть нам в автобусе ещё ого-го...со щитами и в полной амуниции. Ёлка-с-палкой! И чем заняться? К исходу второго часа ожидания крупных манёвров сверху прогрохотала гусеницами бронетехника, а у нас закончились новые анекдоты. Темнота, открытые форточки Маз-овского автобуса не спасают от аромата содержимого милицейских ботинок. Курить - и то нельзя. К исходу 3-го часа наш подполковник сжалился (задохнулся) и разрешил открыть двери. Мелкими группами по пол-автобуса мы стали выходить на глоток свежего никотинового воздуха.
На задних сидениях пристроились курсанты академии и в ус не дули. А дули всё равно куда, так как большинство из них мирно спало, бормоча сквозь сон фразы "Мама, я сегодня в школу не пойду" или "Ну, ещё пару минуток!", изредка смешно дрыгая ногами. Один из курсантов спал, широко открыв рот и наполовину открыв глаза, отчего казалось что он совсем не спит, а, скорее, увидел что-то страшное и застыл в ужасе. Убедившись, что он всё-таки спит, один из офицеров достал сигарету и акккккууууууратно водрузил её на нижнюю губу курсанта. Из-за скопившейся там слюны сигарета моментально приклеилась. Автобус затих. Всем стало уже как минимум интересно. Офицер на этом не остановился. Давясь и булькая смехом, делая невероятные нечеловеческие попытки не рассмеяться, он достал зажигалку и поднёс пламя к кончику сигареты. Курсант, на радость всем, закрыл рот и начал причмокивать! О чудо! Сигарета раскурилась! Такого шоу не выдержал никто. Автобус взорвался дружным хохотом. Интересно, откуда такие рефлексы у курсанта? От хохота тот конечно проснулся и ооочень долго непонимающим взглядом смотрел на сигарету. Дальнейшего не ожидал никто - он спокойно сделал пару затяжек, прочитал название "Марыльрбора", сказал: "А что, ничего" и докурил сигарету под новые взрывы хохота. Потом снова заснул. Кстати говоря, история вошла в фольклор, появились фразы типа "Ну что ты губами чмокаешь, как будто марльборо почувствовал".
Часа в 4 ночи всех окончательно достало тупое ничегонеделание. Даже подполковника. И он (о чудо!) даёт указание водителю медленно-медленно двигаться в сторону РУВД. Но лишь выехав на проспект, автобус был взят под охрану "разукрашенной" машиной с проверяющим из министерства. Вот ведь! Теперь не получится "В сторону РУВД". Ну ничего, поколесив немного по району, от "хвоста" мы оторвались. Остановились за Дворцом Республики. Подполковник и майор вышли покурить, а мы стали ждать развития событий. И события начались! Бабах! Бух! - началась репетиция салюта. Правда, не помню что было тогда интереснее как зрелище - салют или открытый рот подполковника, который своей реакцией на салют напоминал ребёнка, впервые салют увидавшего. И тут в полуметре от подполковника падает картонная гильза, ещё дымящаяся и подозрительно вращающаяся на месте. Следующей своей реакцией подполковник напомнил одновременно и сантехника, которому не дали зарплату, и бегуна Бена Джонсона. С дикими криками "Воздух! Воздух, %б вашу мать!" он спринтерски вбежал в автобус и, не переставая материться, указал направление на РУВД. Всю дорогу он живописно и не стесняясь в выражениях рисовал картины того, как он стоял бы на полметра правее или "картонку" снёс бы ветерок. Он даже по радиостанции послал кого-то из высших чинов в ответ на вопрос "Куда?", ответив в частности, что у него сын женится и он ещё хочет погулять на свадьбе неконтуженым...
Вот так смешно-несмешно закончилось очередное усиление. Над Минском вставало солнце нового, праздничного дня.

На днях вернулся из Чечни мой близкий друг, обычный следователь обычного столичного ОВД, находившийся в горах в составе сводной оперативной группы Московского ГУВД, и рассказал пару историй, может веселых, а может грустных, расскажу одну, если понравится, продолжу позже.

История первая.

Вопрос питания в нашей армии - один из самых болезненных, да, пожалуй, и не в армии тоже, особенно, в условиях, приближенных к боевым. Поэтому группа милицейский товарищей, состоящая из следователей и сотрудников уголовного розыска Московского ГУВД, скажем так, не голодала, но иногда чуть недоедала. Нет, продукты были в некотором количестве, но все сводилось к банальной тушенке и прочим "Завтракам туриста", разогретым в походных условиях на костре или буржуйке. Иногда, бывало, и данный скудный рацион отсутствовал ввиду прозаической вещи. Оказалось, что продуктовые карточки, выданные большим начальством в Московском ГУВД с обещанием по ним получать еды до пуза в любом тыловом подразделении федеральных сил, оказались фикцией. По этим продуктовым карточкам продукты отоваривали только подразделения милиции и Внутренних войск, да и то при наличии у них излишков, которых, как известно не бывает. Попробуйте взять за грудки любого прапорщика с продовольственного склада и спросить, есть ли у него излишки тушенки, крупы или, не дай бог, сгущенки, ответ, понятно, закономерен.
Ну, это все лирика, а суть истории такова. Наверное, все служившие встречались с таким необычным явлением, как наличие среди личного состава вечно голодного субъекта, способного есть всегда, везде и в неограниченных количествах, при этом еще и умудряющего доставать съестное там, где его казалось бы нет, иногда таким способностям позавидовал бы сам Девид Копперфильд. Чаще всего, данные субъект обладают крайне субтильным телосложением, вызывая искренне удивление: как такое количество съестного помещается в это тело?! Таким деятелем и был наш герой, сотрудник ОУР одного из московских ОВД, назовем его С. Был он небольшого роста, худой как вобла, нет, конечно, в ватных штанах, джемпере, бушлате, бронике и разгрузке, да еще и с автоматом, он походил на Геракла, ну, в худшем случае на крутого Уокера. Обладал этот С. способностью есть всегда везде и все, что под руку попадется, еще более феноменальной была способность доставать еду там, где ну никак ее не могло быть. Справедливости ради надо отметить, что иногда он с успехом использовал эти способности во благо всей группы.
Так вот, в один из дней часть группы как обычно отправилась отрабатывать очередной адрес, а в ПВД осталось несколько человек в качестве дежурных, в том числе С., перед этим С. с группой товарищей присутствовал при разгрузке "Урала" с медикаментами, среди которых заинтересовало С. внушительное количество картонных коробок с непонятными надписями. На праздный вопрос был получен ответ от стоявшего рядом л-та мед. службы, что это есть ценнейший продукт гематоген. Лукавой улыбки на лице летехи С. не заметил.
По возвращении группы, С. был обнаружен сидящим в палатке и с довольной детской улыбкой поедающим какие-то коричневые батончики. На вопрос, что это, С. гордо ответил, что это есть ценнейший продукт гематоген, который он достал для группы, однако не удержался и уже сожрал пол-коробки. На вопрос, как он это достал, С. скромно потупил глазки. Правда выяснилась очень быстро, при проведенной на месте инвентаризации была выявлена недостача в общественной кассе двух литров спирта. С. сначала хотели задушить, но потом поняли, что сделка есть сделка, да и желающих пожевать гематогену нашлось достаточно. На том и порешили, но при дегустации было установлено, что вкус данных батончиков кардинально отличается от того, который все помнили с детства. Проведя допрос с пристрастием в лучших традициях московского уголовного розыска, вышли на прапора, который махнул сей продукт на спирт, и выяснилось, что по чьему-то здравому размышлению, МО в местную медсанчасть в довесок к необходимым медикаментам выделило почти тонну заменителя табака, необходимого для того, чтобы отучить личный состав от курения, а летеха просто пошутил, на что и купился С., прапор, естественно, С. в его заблуждении разубеждать не стал.
Единственно, что осталось для всех непонятным, зачем в МО решили отправить данный ценный продукт во фронтовую медсанчасть, вместо так необходимых медикаментов. Ну, как известно, ход мыслей большезвездных непостижим для обычного служивого люда.
А С. с тех пор звали просто - Гематоген.

Гитара в чехол лезть не желала.
Артист (помните «Мамочку» из фильма «Республика ШКИД»?), только что исполнивший несколько песен, виновато покосился на стоявшего рядом генерала и, вздохнув, отступил назад, где продолжил процесс упаковки инструмента.
Генерал, заместитель начальника ГУВД, невысокий, коренастый, в огромной сшитой фуражке напоминавший гриб-сыроежку, подошел к установленному на асфальте перрона микрофону. Напористо, хорошо поставленным голосом начал напутствовать.
Высоко нести. Быть достойными. Соблюдать. Не допускать. С честью выполнить. Бдительно следить. Вернуться.
После речи генерала Саныч вышел перед строем.
- Отряд, равняйсь! Смирно! Вольно. Тридцать минут на прощание с родными, затем погрузка в вагоны. Разойдись!
Перрон станции Санкт-Петербург-Московский Товарная, затерявшийся среди бесчисленных железнодорожных путей, стрелок и строений видел многое на своем веку. Отсюда отправлялись редкие в нынешнее время воинские эшелоны. Здесь грузят в вагонзаки гораздо более частые этапы. Сегодня на нем стоит наш СОМ - сводный отряд милиции одного из РУВД. 70 человек. Командировка. Три месяца. Чеченская республика. Поселок Гойты, между Чири-Юртом и Урус-Мартаном.
Жены, отцы-матери и дети облепили бойцов. Негромкий гул голосов. Где-то слышен невеселый смех. Кто-то утирает слезы. Некоторые молчат, крепко держа родных за руки и глядя в глаза.
- Командир отряда, заместитель и начальник штаба отряда, ко мне! - окрик генерала.
Командир Саныч, в обыденной жизни комбат ППС, его зам и я подходим, докладываем. Так точно, погрузка завершена. Да, оружие в отдельном купе, под охраной. Настроение? Нормальное настроение. Да, все понимаем. Да, проследим. Нет, не забудем. Нет, нашей родни здесь нет, мы дома попрощались. Спасибо, товарищ генерал-майор. И Вам удачи, товарищ генерал-майор.
Что-то вдруг меняется в окружающем нас скопище людей. Какой-то диссонанс. Генерал смотрит за наши плечи. Мы разворачиваемся.
Молодой сержант из батальона ОВО. Работает недавно, лицо незнакомое, я видел его лишь раз до этого на общем инструктаже. В него вцепилась пожилая рыдающая женщина. Мать. С другой стороны к нему прильнула совсем юная девчонка. Некрасивая, зареванная, с явно выдающимся животом. Жена, значит.
- Не поедешь! Никуда не поедешь! Не поедешь! - все громче кричит его мать, - Не пущу тебя, в Чечню эту сволочную не пущу! Не надо, Витенька, родной мой, не пущу! - крик ее переходит в вой.
Все, кто был на перроне, уже замолчали, все смотрят на них. У сержанта пунцовое от смущения лицо, он пытается успокоить маму, освободиться от ее рук. Бесполезно.
- Не пущу! Не смей мне возражать! - продолжает кричать женщина, - У тебя жене через месяц рожать, куда же ты ехать собрался! Не надо, Витя!
Все. У нее истерика. Генерал, набычившись, смотрит на Саныча.
- Твой боец?
- Никак нет, овошник, - вздыхает Саныч.
Генерал подходит к женщине, трогает ее за рукав.
- Послушайте...
Она с ненавистью, сильно отбрасывает его руку.
- Заткнись! Не тронь меня! Я его никуда не пущу! Хоть убей меня здесь, никуда он не поедет! Сам-то никуда не едешь! Твои дети не едут! Не пущу его, не пущу!
Проходит минут 15, женщина не унимается, наоборот. Уже жены и дети других бойцов рыдают в голос. Крик, вой. Жена сержанта, тихо утиравшая слезы, начинает оседать на асфальт. Муж пытается поймать ее, но мать не отпускает его.
- Фельдшер, сюда! - рявкает Саныч, держа девчонку под руки.
Нашатырь. Она приходит в себя. Мать тем временем не унимается.
- Грузиться пора, - напоминает мне Саныч, - Командуй давай!
- Нет! - кричит женщина, - Что хотите делайте, никуда он не поедет!
- Товарищ генерал-майор, - шепчет Саныч, - Оставим его? Один человек нам там погоды не сделает. А из-за них, того и гляди, и у других сейчас истерика начнется, что тогда делать будем? Еще под колеса бросятся!
Генерал хмурится, потом машет рукой.
- Ладно, оставляйте. В приказ я его сам подам. Да, Сергей Андреевич, - обращается он с издевкой к присутствующему здесь же начальнику РУВД, - Слабые у тебя кадры.
Начальник РУВД берет мать сержанта под руку, что-то тихо говорит ей. Саныч кивком подзывает к себе ее сына.
- Ладно, не переживай. Ты не при чем, мы же понимаем, плохо о тебе никто не подумает. Выдай ему автомат, пусть сдаст, - это он мне, - И давай, сержант, уводи своих, нам пора.
Все. Под «Прощание славянки» залезли в вагоны. Помахали в окна. Поехали...

Отряд через три месяца вернулся без единой потери. На посиделках, организованных на следующий день, мы узнали, что сержант Витя погиб через две недели после нашего отъезда. Выехали группой по заявке от соседей по коммунальной квартире буянившего пьяницы (бывшего милиционера, кстати), зашли в квартиру, постучали в комнату. Тот шарахнул через картонную дверь дуплетом из незарегистрированной двустволки. Все вошло сержанту в голову, он скончался на месте.
Судьба?