Дизентерия, эпизод второй "Пригнись - атакую!"

Эта эпидемия дизентерии вообще внесла много ярких минут в нашу жизнь.
Мы в карауле. Дежурит наш взвод. Враг не пройдет и все такое - эти сутки мы охраняем с автоматами самые важные объекты училища. Склады, библиотеки со спец. литературой и т.д.
Самый почетный (и самый геморройный) пост - у знамени, напротив рубки дежурного по училищу. Геморный он потому, что стоять надо у знамени 2 часа и не шевелиться. В трех метрах за стеклом рубки сидит дежурный и бдительно сечет. Для тревожных сигналов караульному выдается свисток.
Но нам - поголовному большинству - боятся этого поста нечего, он для отличников. Так они наказываются за свою усидчивость.
Шурик, крупный, упитанный вьюнош, отличник до мозга костей, был выставлен на пост к знамени в два часа ночи. Проникшись оказанным доверием, он одухотворенно таращился во тьму и сжимал ремень автомата. И не знал он еще тогда, что подлый вирус «дезы» уже проник в его утробу, размножился там до невозможности и собирает силы для мощного прорыва.
Прошло полчаса.
Задремавший за столом дежурный по училищу был разбужен какими-то странными звуками. Кто-то посвистывал. Робко так, на грани восприятия человеком. Дежурный почесал в ухе, звук не проходил. «Что за черт?» - подумал дежурный и выполз осмотреться.
Вокруг знамени полным ходом шли «танцы и пляски народов мира». Скромный Шурик, стесняясь и не решаясь в полный голос заявить об угрозе, нависшей над знаменем училища, приплясывал вокруг него и тихо так, жалобно посвистывал.
«Курсант, вы чего?» - офигел дежурный.
Глаза Шурика уже ничего не выражали, испуганный неожиданным голосом, он ускорил круги и усилил звук.
Решив не связываться с сумасшедшим, дежурный бросился в рубку и вызвал караул.
Когда все проснулись, построились и наконец дошли - Шурик уже рычал.
Увидав своих, он всхрапнул, безумный его взгляд обезобразился мыслью, и Шурик ломанул через нас в помещение караулки.
«Шурик, стой, куда?!!» Ну конечно, пост надо сдать-принять, все должно быть по уставу. Но куда там. Мы все удивленно переглянулись, пожали плечами и, выставив нового караульного, потопали обратно.
Шурик ворвался в караулку ураганом, зловонным цунами! Швырнув в кого-то автомат, он, издавая уже совсем нечеловеческие звуки, бросился в туалет.
А надо сказать, туалет у нас в караулке был узкий, на одну персону. И этой персоной в сей злополучный час был Вадюша, маленький субтильный флегматик, по жизни каждым своим движением, взглядом демонстрировавший презрение к суете и шуму.
Шурик влетел в туалет.
«Александр, не видишь - занято» - Вадюша читал газету и пытался сосредоточиться.
Безумные, в лопнувших капиллярах глаза Шурика на секунду зацепились за Вадюшу. Этот взгляд Вадюше категорически не понравился. Дальше произошло ужасное. Шурик, продолжая рычать, спустил штаны, развернулся обратной стороной рта и попятился на Вадюшу.
Визг потряс караулку. Вадюша прошмыгнул где-то между ног у надвигающегося кошмара и выскочил со штанами на коленях из туалета.
«Он что?!!! - дрожали его губы - он совсем дурак?!! Как будто меня там нет! Я же живой человек! Он прямо что... на меня там хотел?!!»
Короче - мойте руки перед едой!

Топиком о Задорнове навеяло...

Знаете, его любимое: «Только наши люди...бла-бла-бла». Ну, в числе прочего, что, дескать, только наши могут каждый год выходить на одну и ту же льдину рыбачить, их уносит, потом их спасают, а потом они всё равно выходят на лед и опять ловят рыбу... Так вот, это еще не все. Спасателей эти рыбаки достали уже дальше некуда, и МЧС мстит, страшно мстит. Не берут в вертолёт улов и снасти с потрохами, всё на лёд выбрасывают. Представляете, что это для рыбака? НО НАШИ ЛЮДИ..., тьфу, млин, привязалось. Рыбаки теперь от вертолётов прячутся, только заслышав шум винтов. Но как спрячешься на льдине, да еще со всякими коробами? Вот тут, действительно, поражаешься. Они накрываются заранее прихваченными из дома простынями и сливаются с поверхностью, становясь незаметными с воздуха. Как они потом выбираются со льдины? Не, такую фишку я не продам даже Задорнову, пусть иззавидуется...

Чукотский гамбит
(окончание)

Расстрел моржа привел к печальным последствиям - на корабле стало темно и холодно. Даже не столько холодно, сколько темно. А когда железо промерзло, стало даже не столько темно, сколько холодно, потом морозно, а уж потом подкрался криогенный удар. Кому-то он ударил в нос, кому в зубы, а кому - в ухо. И носы лезли в рот согреваться, зубы стучали друг на друга, уши заворачивались моллюсками и стремились спрятаться в ушных раковинах. Странно, но не зяб только южанин Гойкодзыев - он появлялся раскрасневшимся, в расстегнутом кителе, и вновь загадочно исчезал. Причина его стойкости вскрылась внезапно - голодный связист Троянский полез в печь хлебопекарни, чтобы найти оставшиеся там крошки. Открыв дверцу, Витяй удивился двум вещам: еще сохранившемуся внутри теплу и Гоги Гойкодзыеву, устроившему в печи гнездо. Вдвоем им стало тесно, но заметно теплее.
А остальные лежали, обнявшись и сбившись в кучу в кают-компании. В центре клубка, трясясь, находились самые важные члены экипажа: Чоня, Онюта и Ольга Пантелеймоновна.
- Сррр-гей, - клацая жемчугами, пропела командирша сведенной челюстью, зовя механика Штанген - Циркалюка. - Гдддиииэээ дссстать тпливо дляяя кррр-бля?!
Командирша экономила на гласных, чтобы не отморозить язычок. Инженер дал ответный степ зубами, спрятав замерзшие руки в карманы брюк лежащего к нему спиной старпома Собакина. Собакин ойкнул, но достойно ответить не смог.
- Ф-ф-ф пзде! - наконец вымолвил Серега.
- Шшштттыыы?! - сократив «о» до «ы», экономно прошипела Ольга Пателеймоновна.
- Ф-ф-ф позде! - повторил Циркалюк, все еще глотая звуки.
- Ой! - потратив все силы на гласные, потеряла сознание Онюта Украинцева.
- Пррральна, - подтвердил механик, - в пойзде...бррр...оне.
- Ааа, в бронепоезде! - обрадовано очнулась Онюта.
Им всем вдруг стало теплее, они вскочили с бильярдного стола и начали плясать, крича:
- Мыыы мрные льди, но нашшш брнепзд стыт ннна зпсном пти!
- Тихооо, - заорала капитан 1 ранга, - Назначаю экспедицию за топливом. Начальник партии - Чоня Човыхина, ездовые олени: Троянский, Циркалюк, Гойкодзыев и Матросов. Погонщик оленей - Собакин. Без топлива не возвращайтесь!
Экспедиционный корпус готовили тщательно: каждого одели в три водолазных свитера (на маленькую Чоню натянули четыре); сверху их дополнительно обернули газетами и бинтами, закончив ансамбль тулупами, валенками и ушанками, обернутыми (вместо шарфов) зимними тельниками. Прощаясь с отважными трясунами, Ольга Пантелеймоновна перекрестила каждого, осекшись лишь на Собакине. Ему она шепнула отдельно:
- Ой-вэй, Тема, таки жив будешь - послужим!
- Таки есть! - воспрянул старпом.
На дорогу все выпили по стакану спирта, после чего Чоню пришлось нести на руках. Скрипя валенками, двенадцатиногая гусеница завихляла в сторону берега. Под спирт и песню до черного бронепоезда «Красный Чукот» добрались быстро и весело, но сникли, забравшись в его кабину управления. Они стояли и печально глядели на кучу угля в его бункере.
- А танки? - виновато промямлил механик Циркалюк и махнул рукой в сторону зеленых коробок с хоботами, стоящих поблизости за колючей проволокой. - Их тут целый полк! Только откопать надо...

У тех машин, что стояли у самого берега, потому и не занесенных трехметровым слоем снега, топливо слили прямо в спасательную шлюпку корабля, потащив ее волоком к «Заблудшему». Откапывать остальные танки оставили Троянского с Гойкодзыевым под присмотром Човыхиной.
Чоня подпрыгивала от холода и смотрела с завистью на свет, появившийся в иллюминаторах корабля. И тут в ее пламенную голову пришла дельная мысль!
- Витяй, ты где раньше, до Флота, служил?
- В РВСНе!
- Аха, артиллерист, значит! Ну-ка, залезь в танк - снаряды есть?
- Полно! - ответил Троянский из люка.
- Выстрелить сможешь?
- Дык, наверное! Только башня не повернется - примерзла. По кораблю стрелять-то?
- Дурень! По льду на входе в залив!
- А-а-а! Вон из того, под номером «13», можно! Его ствол туда смотрит.
Что-то звякнуло железом, потом бабахнуло... Это чукча Самты уронил на лед бинокль и, упав на бок, быстро покатился вниз. Когда он сделал седьмой оборот вокруг себя, вершина сопки превратилась в вулкан.
- Эх, однако, плохой охотник! - дал оценку стрельбе Троянского самоед.
Следующие же снаряды стали точно падать и взрываться в горле залива. Оттуда потянуло духом открытого моря. Отстреляв боезапас полка, Витяй вылез на броню и огляделся, вытирая пот со лба:
- Лепота! Дивный край!
Поверхность «лепоты» была усеяна плавающими брюхом вверх моржами, нерпами и каланами. Но фарватер теперь был чист - море звало в поход...

- Ольга Пантелеймоновна, - оторвался от бинокля старый капитан, разглядывавший большие полыньи в заливе и ищущий пути выхода, - пройдем ко мне в каюту - поработаем с картами. Кажется, мы сможем легко выскочить в открытый океан.
- Итак, козырь - пики. Ваш ход! - улыбнулся Михаил Федулыч, закончив раздавать колоду.
Играли, прихлебывая чай. В каюте было светло и уютно - об ужасах криогенного периода давно забылось.
- Дама пик?! Ваша партия, Оленька! - смутился Федулыч, проиграв. - Так, беру две карты. Бубновый туз и десять крести - одиннадцатью картами десять раз. Вы уж не сильно бейте мои старческие уши!
- Я это решу после аврала и выхода из залива! - командирша, нажав на кнопку, уверенным фальцетом крикнула, - Корабль к бою и походу приготовить!
«Заблудший» ожил, застучав каблуками по трапам и выкинув черное кольцо дыма из трубы. Посыпались доклады:
- БЧ-5 готово!
- Ютовая партия готова...баковая партия...снять стопора с якорь-цепей...РЛС на высокое...
- Поехали с богом, - радостно сказал старый капитан, стоящий у командирского кресла, в котором сидела Ольга, - отдать кормовой!
Чоня и боцман кинулись к канату, тщетно пытаясь скинуть промерзшие шлаги с кнехта.
Отчаявшись, Матросов крякнул и обрубил его топором.
- Чоня, бежим на бак - якорь выбирать! - позвал Богдан и понесся было в нос по левому шкафуту, но уперся в штырь, торчащий из медведя, глаза которого о чем-то молили.
- Голоден мишка! - решил боцман и нырнул в тамбур, чтобы перебежать на правый шкафут. За клацнувшей железной дверью раздался печальный рев.
- Все же помочь животине надо! - передумал Матросов и с силой распахнул стальную дверь, за которой маялся медведь. Удар брони выбил штырь из его пасти.
- Спасибо! - раздалось снаружи.
Опешив от ужаса, боцман опасливо выглянул и... улыбнулся, увидев Чоню, гладящую зверя по голове.
- Спасибо! - повторила она. - Пошли, северный ужас, будешь якорь помогать выбирать! - сказала она медведю, который послушно поплелся за девушкой.
- Бак! Пошел якорь! - прорычали с ходового. - Осторожнее, цепь обледенела!
Загромыхав, железная гусеница медленно поползла вверх, но очень неуверенно, проскальзывая на брашпиле и обещая вот-вот сорваться.
- Чоня, накладываем стопора обратно! - взревел Богдан, видя убегающую цепь.
- Взять ее! - крикнула Човыхина, указывая пальцем. Умка открыл пасть и сомкнул ее на железе, пятясь задними лапами. Но цепь оказалась тяжелее - издав барабанную дробь, она быстро побежала в клюз, увлекая за собой исполнительного зверя.
- Хороший был моряк! - вздохнул Матросов, поднимая с палубы пустую белую шкуру, но тут же сообразил, - Калан пойдет на воротник; а сама шубка для моей Проси белая будет. По Хрещатику прометемся Тимошенке назло!

Якорь все же выбрали, дали малый вперед и, постукивая бортами о проплывающие льдины, пошли на выход. Когда же покатились увереннее и дали малый ход в горле залива, на ходовом мостике неожиданно заорали:
- Стоп машинам! Самый полный назад!
Корабль, разогнавший льдины и почувствовавший приближение открытой чистой воды, бодро бежал на неожиданное препятствие - тонкий малозаметный плот, сделанный из деревенского забора, на котором, встав в рост, вдруг возникли фигурки людей, размахивающие руками.
- Если это замполит, - подумал Биглярский, - то лучше бы мы не успели остановиться.
Но людьми оказались не открыватели Земли Санникова. Через три минуты, упираясь руками в наваливающийся на них нос «Заблудшего», бородачи в ватниках кричали, задрав головы:
- Возьмите нас с собой!
- А кто Вы такие, чтобы встать на довольствие? Нам самим жрать нечего! - яростно запротестовал старпом Собакин, умалчивая, что холодильные камеры битком набиты свежим моржовым мясом.
- Политзаключенные! Узники совести!
- Лучше бы это замполит оказался, - вздохнул Михаил Федулыч. - Поднять их на борт! Простите, Ольгателемоновна, Вы не возражаете?
- Нет. Действуйте!
Политмучеников подняли по шторм-трапу и разместили в кают-компании мичманов, где их отпаивала чаем добросердечная Онюта Украинцева. Биглярский сидел за столом напротив и ждал, почесывая свои красные набухшие уши. Поняв, что спасенные готовы говорить, он попросил их представиться.
- Гриша...Григорий Нахостен - Гаккен, - кивнул бородой лысый мученик. - Командир, Вы не пожалеете за этих людей. Каждый из них - Дом Советов. Вот Джэйкоб...Яков. Кстати, очень старый моряк. И где Вы такого еще лучше боцманмата видели!? Да их нет уже - все там. Яша складом в порту заведовал в Одесе, а посадили за совесть. Таки не разглядели в нем совесть гэбэшники. Вагон-то тот нашли...
- А Вас-то за что? - прищурился капитан-наставник.
- Таки так, ни за что...За математическое обоснование циркуляции объектов в пространстве.
- Простите, не понял.
- Ну, за применение математического анализа в игорном заведении. Командир, а куда следует этот корабль?
- В Магадан.
- Это окончательно, или решение может быть более демократичным?
- Не думаю.
- А разве в Сиэттле не более удобный причал для Вашего судна? И не пора ли сменить Ваш устаревший флаг? Хотя бы на голубой, Андреевский, для начала?
- Извольте не предлагать глупостей! Вы - мои пассажиры. Я не буду ограничивать Вас в перемещении по кораблю. Можете беседовать с экипажем, рассказывать им свои истории, но напоминаю, курс наш - на Магадан. Однозначно!

Корабль шел курсом на юг весь день. Заступив же в 04.00 на собачью вахту, Михаил Федулыч был крайне возмущен и удивлен - компас показывал на зюйд, но звезды говорили другое - «Заблудший» шел на восток - в сторону Америки. А когда под магнитным компасом нашли топор, узники совести ни в чем не сознались.

Шел четвертый год; корабль все плутал в океане, так и не приблизившись ни к одному берегу. Узники заперлись в нижних помещениях, одевшись в оранжевые спасательные жилеты, символизирующие наступление истинно демократических перемен в кубриках.
Спасательные шлюпки были объявлены ими частной собственностью, у топливных цистерн корабля появился единоличный хозяин. Когда его пришли арестовывать офицеры, политзаключенные захватили радиорубку и обратились с воззванием ко всему прогрессивному человечеству. Вскоре судно окружили иностранные танкеры, ожидающие откачки топлива с русского корабля на свой борт. Тогда Гоги Гойкодзыев заперся в продбаталерке - хранилище бортовых запасов сухого вина, объявив себя независимым. Он пел грустные песни и ругался по внутренней связи с командиром, требуя отдать ему еще и холодильные камеры с мясом. Богдан Матросов, подговорив Украинцеву, выгнал из машинного отделения Серегу Штанген-Циркалюка и устроил с Онютой незалежность в районе гребного вала. Теперь он поддерживал отношения только с Гоги и его вином. Капитан Биглярский все чаще подумывал об открытии кингстонов...
«Заблудшего» знобило...