Будни авиационного училища - курс 3 (продолжение)

Продолжаю рассказ о своей жизни в БВВАУЛ, начало можно прочесть, задав поиск по историям сайта по нику Steel_major. По заголовкам будет понятно, что относится к училищным байкам. К ним же относятся отрывки, обозначенные ***.

Вообще про ношение формы курсантами-балашовцами разговор особый. Типичный облик одетого по последней моде балашовца образца 88-92 годов был таков.
Шинель - чем длиннее, тем лучше. В идеале из-под нее должны выглядывать лишь носки сапог. Хромовых, офицерских, с аккуратно сложенными в гармошку голенищами, чтобы не выше середины икры. Зад у шинели зашит. Погоны слегка согнуты по длине, что придает им жесткость. Желтые полоски прокрашены клеем ПВА. Через плечо офицерская полевая сумка (по форме была положена сержантская) на максимально длинном ремешке, чтоб издали планшет напоминала. Шапка «домиком». Для этого ее складывали пополам и спали на ней. («Что это вы, молодой человек за синагогу на голове носите?» Майор Пензин.) Кокарда согнута.
Идем в глубь. «Парадка». Брюки длинные, аж метут сзади землю, а спереди на ботинках (летных, с пряжечками) лежат красивыми складками-заломами. Расклешенные. Китель на 1-2 размера больше. Плечи слегка обвисают. Рубашка офицерская, чешская, с пластиковыми пуговками-грибочками на карманах. Галстук «селедкой» узенький, часто наглажен по средней линии. Фуражка без пружины, свисающая по бокам, заношенная и засаленная. Для пущего эффекта в передок тульи вставлялся черенок от алюминиевой ложки. Получается стиль «белая гвардия», как у Соломина в «Адьютанте его превосходительства». «Курица» кончиками крылышек выступает за тулью, кокарда тоже согнута.
ПШ. (Читается «пэша»). Наглажено, погоны также слегка согнуты вдоль. Вторая сверху пуговица не пришита, а вставлена в петлю и изнутри закреплена парой спичек (не для шика, а чтобы во внутренний карман удобнее лазить). Петля и крючок выдраны «с мясом» и ненавистью. Подшива в меру толстая, иногда со вставочкой в виде мягкого проводка. Сапоги если даже и юфтевые, то все равно аккуратно сложены гармошкой. Были в роте несколько спецов, умевших красиво и симметрично мять голенища, оставляя их на ночь плющиться под гирями. «Складки борзости» на спине наглаживали редко, преимущественно бывшие армейцы. Да и командиры на них внимания практически не обращали.
ХБ («хэбэ») - все то же самое, что и для ПШ, только застирано до белизны. И никаких черных пятен на заднице!
Ближе к выпуску, на «голубом карантине» (это период между окончанием стажировки и окончанием ГОСов, когда начальство стремиться запереть почти лейтенантов в казарме, чтоб хоть чуть-чуть к экзаменам готовились) над формой просто начинали измываться. На желтых полосках курсантских погон рисовали ручкой «лейтенантские» звездочки. На широких ленточках курсовок (а «галки» многие так и не пришивали) лезвием вырезали всякие лозунги и пожелания. На затертых верхах фуражек в технике «ногтем по грязи» выцарапывали от уже упомянутых котов и прочей похабени до вполне нейтрального «До выпуска ... дней». И цифра ежедневно затиралась и вместо нее нацарапывалась новая.
Не берусь судить, хорошо все описанное или плохо, но облик балашовского курсанта был характерен и узнаваем. Даже матерые полковники на тушинском авиационном празднике спрашивали «Вы не из Балашова, случаем?» и, получив утвердительный ответ, пускали слезу, «Надо же, все как раньше».
С модой боролись. Шинели заставляли обрезать, в фуражки давали пружины для вставки, или выдавали фуражки из старшинского «подменного фонда». Хромовые сапоги отбирали (у меня два раза и два раза я их возвращал обратно). Но бесполезно. Ремни на сумках удлинялись уже к следующему построению, пружины и новые фуражки «терялись» и т.д.
Курсант Симонов (Симона) был, пожалуй, самым маленьким на курсе и при выдаче шинели даже самая маленькая из имевшихся почти мела землю. Недели две он ходил миниатюрным подобием революционного солдата из «Ленин в октябре», а потом попался на глаза Полькину, своему ротному. Тот велел шинель обрезать до уставных 12 см. от пола. Симона погоревал, но пошел к старшине за меркой. В момент измерения надо было слегка приподняться на цыпочки, а шинель предварительно поддернуть вверх и прихватить ремнем. Так выигрывались дополнительно 3-5 см. длины. Симона сделал все по науке, получил от старшины меловую метку на шинели и пошел осваивать еврейское ремесло «обрезания». Расстелил шинель на столе, взял большие портняжные ножницы, отрезал, начав со старшинской метки широкую серую полосу. Неровно. После примерки разница в длине левой и правой полы составила сантиметров 5. Симона взялся подравнивать...
После К (хотя, К мало, пусть будет N), после N подравниваний шинель превратилась в полупальто, ближе даже к куртке. Старшина в одночасье поседел, Полькин орал, как потерпевший. Заставили несчастного пришивать одну полосу обратно. Проблема усугублялась тем, что последнее подравнивание велось уже не полосой, а отдельными фрагментами, с особым упором на уголки спереди, чтоб были на одной высоте. Поэтому нижний край шинели и край пришиваемой полосы имели волнистый характер и волны, что характерно, друг к другу не подходили. В результате после пришивания полоса имела вид волнистой оборочки. Полькин, плюнув, ушел, у старшины начали седеть яйца.
Но хорошие «похвалы» от командиров и тренировка с ножницами и иголкой в течение половины ночи вкупе с большим запасом полос (отходов предыдущих подравниваний товарищей) позволили Симоне добиться почти приемлемого издали вида. Вблизи, правда, цвета шинели и полосы снизу отличались (удачный опыт пришелся на полоску от чужой шинели, свои обрезки ушли на экскременты, тьфу, эксперименты), но дожди и солнце скоро их сравняли. Вот только длина (чуть выше колена) больше подходила девичьей юбке, чем одежде сурового военного, будущего воздушного бойца, которому есть что морозить под коротким подолом.

***

Непросто спится в казарме первоапрельской ночью... Не так. Трудно и опасно спать в казарме первоапрельской ночью. Не, вот так лучше - хрен уснешь в казарме в ночь на первое апреля, особенно, если утром хочешь проснуться в здравом уме и твердой памяти. Но половина все же спит, намаявшись за день, а вторая половина в это время строит козни первой. Прибивание тапок к полу - самая бородатая и невинная шутка. Привязывание двух гирь - поизощреннее. По бокам кровати в районе груди ставятся две 32-кг. гири, к ним привязывается лента (простыня, веревка), которая прячется под одеяло. Утром человек не может встать, а спросонок не поймет - почему. Для полноты эффекта можно пару гантелек ему в сапоги кинуть, чтоб бедняге еще приятней стало, когда отвяжется от гирь.
Однажды я полночи вышивал на спине Диме Яковлеву белыми нитками «Устав - мой друг». В это время во втором отделении всем спящим курсантам шили ефрейторские лычки, спящим сержантам лишние «сопли» спарывали. Дима вообще отличался фанатским отношением к внешнему виду. Всегда отутюженный, с подшивой сахарной белизны (я, вахлак, стирал подшиву, но после пары стирок она серела) с горящими на солнышке сапогами со стрижкой не длиннее, чем «на палец» он даже ходил по-уставному, четко, с отмашкой рук. Вот я и старался, белошвейка, блин. Где-то через «взлетку» не то в 5, не то в 6 отделе хихикали, обливая спящих водой. В спортуголке не осталось ничего тяжелого, даже гриф от штанги куда-то уволокли. Неподалеку, вспомнив пионэрское детство, кого-то мазали зубной пастой, кому-то подсунули в тумбочку тюбик из-под зубной пасты, трудолюбиво наполненный «Асидолом». Чью-то одноярусную койку потихоньку несли в туалет. Дверцу еще чьей-то тумбочки тщательно приклеивали к стенкам «Моментом», остальным, на кого клея не хватило, тумбочки просто развернули на 180 градусов. Кому-то большие пальцы ног тихонько привязали к перекладинам на спинке кровати. «Вечно хромому» курсанту Е., по привычке шарившемуся в ботинках, связали шнурки, хорошенько их затянув и полив водой. Беззащитному и доброму Юсипычу (помните, который вместе с Ерошкиным спал, к стульям пристегнувшись на первом курсе), который гордился своей службой в ДШБ и всегда наглаживал на лопатках «складку борзости», нагладили этих складок штук 15 по всей спине. Кому-то на сапоги привязали бубенчики, умело спрятав их в складках голенища. Много чего еще нашутили. Кому в сапоги нашутили, кому в сумку...
Я тоже закончил вышивание и лег спать. Через полчаса проснулся. По лицу текло что-то холодное и мокрое. Приоткрыв один глаз я увидел, что к сетке койки второго яруса привязано что-то светлое, откуда капает. Я уже занес было руку, чтобы от души шурануть по предмету, но меня остановило сдавленное хихиканье в 6 отделе. Открыв оба глаза и проморгавшись, обнаружил, что светлый предмет суть целлофановый кулек, наполненный водой с проколотым уголком. Оттуда и капало. Я аккуратно снял завязанный пакет с сетки кровати, отвел правую руку максимально вправо и резко метнул по дуге через вторые ярусы коек нашего отделения, центральный проход, еще пару верхних кроватей 6 отдела. Через пару секунд хихиканье резко смолкло. Попал. Заснул я секунд через 30, удовлетворенно улыбаясь доброй улыбкой человека, только что сделавшего гадость ближнему.

***
А когда вы, утомленные моей писаниной, читатели, последний раз были в армейском сортире? Не на экскурсии с белым платочком, брезгливо пробуя им на чистоту кафель возле раковин, а по реальной нужде, ровняющей в едином строю солдата, его старшину и майора - проверяющего. А? Забыли? Ща напомню.
Самой страшной участью для дневального на протяжении первых полутора лет учебы было попасть «на сортир». Участки распределялись по жребию, но иногда ротное начальство вмешивалось в демократический процесс распределения и выделяло особо отличившемуся этот хлопотный и почетный спецучасток. Обычно такая забота служила хорошим стартом для выхода «на орбиту». «Орбитой» называлась ситуация с объявлением трех нарядов на службу и выше. В нашей роте обычно наряды раздавались в торжественной обстановке перед строем, но при дефиците времени Пензин часто кричал: «Корне-е-е-в!» и показывал два оттопыренных пальца. Это значило «два наряда на службу». В роте Полькина кратность нарядов равнялась цифре 5. Соответственно два пальца означало 10 нарядов, 3 пальца - 15 и т.д.
Начав свою «орбиту» с дневального по роте, к тому же отвечая за «сортир», отличившийся имел все шансы в процессе набрать еще пару-тройку нарядов, а отбывая их - еще пяток, и так далее, пока ротному не надоест твою рожу ежедневно «на тумбочке» видеть. Ибо наш сортир представлял собой два облицованных кафелем практически под потолок помещения: умывальная комната и, собственно, анально-фекальное святилище. На 8 алтарей. Алтари были высоко подняты над уровнем пола и вмонтированы вровень со ступенькой. Конструкция типа «чаша Генуя», так, вроде, этот сантехнический шедевр с ребристыми площадками под сапоги, называется. (Почему не «Венеция», например?) Практически в любое время суток можно было увидеть кого-нибудь, висящего в позе орла головой над обрывом, а «хвостом» - над «гнездом». Изначально в роте было порядка 150 человек и все они (как казалось дневальному) гадили не менее 2 раз в сутки, отчего в «гнездах» образовывались залежи «личинок», а рядом с ними - бумажек. Процесс в обиходе так и называли: «отложить личинку». Как вариант - «слепить коня». А отдельные юмористы, застав товарища-орла над гнездом спрашивали: «Автопортрет лепишь?».
Одновременно с этим туалет служил местом для курения и чистки сапог. И никакого противоречия тут нет. Кто знает, подтвердит, что нет большего удовольствия, чем после долгого трудового дня устроиться на гнездо с сигареткой и фрагментом «Красной звезды» в руках. И провести самому себе политинформацию с тройной пользой. Но после отбоя в эти авгиевы конюшни было страшно входить (Как говориться - диарея - царица полей.). Но входили и устраняли, и мыли, и оттирали, и пропихивали вовнутрь, финишным аккордом натерев бархоткой до блеска латунные краники. Уважая труд своих товарищей, народ приспособился «бомбить» точно в «очко» сортира. Отдельные девиации с превышением допустимого КВО (кругового вероятного отклонения) относились уже на счет проблем с желудком и кишечником. А на полетах в Петровском учебном полку с целью предотвращения бросания бумаг в очко сортира какой-то умник выдумал изготовить и положить в очко кресты из тонкой арматуры. На этих крестах первое время скапливались нефиговые сталагмиты, но, спустя пару недель народ приспособился попадать по собственному желанию в любой из 4 секторов. На выбор. Слабо?
В каждой части рано или поздно находится клоун, желающий прочистить постоянно забитое очко сильнодействующими средствами (лом, гидроудар). У нас таким деятелем стал лейтенант, взводник в полькинской роте, выпускник Рязанского училища военных интеллектуалов, Гена Сальцев по кличке «Кинг-Конг». Высокий, ноги колесом, руки до колена, грудная клетка раскачана, походка вразвалку, выражение лица э-э-э, соответствующее прозвищу. В качестве сильнодействующего средства он выбрал взрывпакет. Беда еще и в том, что их рота располагалась на самом верхнем, четвертом этаже, и давлению от взрыва помогала еще и сила тяжести. Результат неизменный - каждая Генуя на несколько секунд превратилась в Петродворец. В каждой роте - Большой каскад фонтанов. Открытие, мля, сезона. У Гены раскололся постамент под прочищаемым очком и слегка были отбиты ноги (он на лист ДВП, положенный на очко, сверху встал). Лучше б он головой прижал...
В заключение обращу ваше внимание, что в теме сортиров ни разу не прозвучали слова: «говно» или «жопа» - я их берегу для других тем.

P.S. С 9 июня я в отпуске, посему в обсуждении могу участия и не принять. Заранее прошу пардону у завсегдатаев сайта и "поклонников моего таланта".

ГАЗОНОКОСИЛКА.

Лето 1995, Хабаровск, Большой аэродром. Наш дембель задержался по независящим от нас причинам. Задержался существенно, для нас просто катастрофично. Замены не было и пришлось отслужить на 2 месяца дольше срока не считая полного отсутствия отпуска. При таком раскладе отцам командирам было в открытую заявлено, что делать мы ничего не будем кроме как за станцией следить, на чем был достигнут почти молчаливый консенсус. Не взирая на нашу договоренность травка лезет из земли не взирая на поливание ее салярой, а превратить территорию приводного радиомаяка (БПРМ) в девственные заросли не дадут даже дембелям. Все бы ничего, но косить травку было уже просто не прилично, если учесть срок службы и переслужбы, а озадачить поддержанием боеспособности объекта было некого. Травка достигла уже совсем уж не приличной высоты когда нам с напарником попала на глаза железная станинка от неизвестного устройства, напоминавшая газонокосилку и навела на мысль собрать таковую... Среди хлама был найден 3ф эл. движок киловатта на 1.5 - 2 , железячки подходящие для ножей, пара круглых крыльчаток от какой-то вытяжки использовали вместо колес, с кабелем проблем вообще не было и после не долгих стараний каракатица была готова к испытаниям в полевых условиях...В армии подстриженная травка верный показатель боеготовности и озаботясь судьбой последующих бойцов мы приступили к испытаниям. Наше детище оказалось намного лучше наших самых смелых ожиданий, травка летела в стороны мелко накрошенная, от небольших кочек оставалось ровное место, даже торчащий угол затерявшегося в траве кирпича был срублен почти вровень с землей! Класс! Почему же мы раньше не догадались собрать такое чудо, окашивали кабеля тупыми раздолбанными косами не имея к тому же никаких навыков косьбы, так как были исконно городскими жителями. Гордость нас просто переполняла и при первом же случае мы не преминули похвастаться детищем инженерной мысли. Я и напарник были из разных взводов и нашу газонокосилку испытали оба взводника (тогда молодые лейтенанты) скосили нам травки чуть ли не больше чем мы, даже ротный как-то увидев газонокосилку в деле не преминул ее испробовать. Из рутинной работы получилось чуть ли не шоу, единственное требовалось следить за расположением питающего кабеля дабы не покрошить его вместе с травкой. Все было замечательно, а наш дембель неизбежен, понимая это наши командиры решили определиться какому же взводу будет принадлежать наше произведение и начали пытаться выяснить долю участия каждого из нас в сборке газонокосилки, мы упорно стояли на варианте 50х50, тогда было решено выяснить принадлежность комплектующих, но получалось опять же примерно 50х50, конфликт нарастал... Казалось, что вся дальнейшая служба батальона связи и РТО напрямую зависит от нашей каракатицы, а принадлежность ее к одному из взводов автоматически выводит его в лучшие. Смеркалось... Разрубил гордиев узел наш ком. роты, пресек конфликт и спас молодых офицеров от дуэли , он забрал косилку на РСБН, обозначив ее как принадлежность роты на чем страсти сразу улеглись, а молодые бойцы косили травку тупыми, раздолбанными косами...

Государственный Эрмитаж (сериал).
Караул! Выносят!

Весна 1994 года, Санкт-Петербург.

1. Предыстория.

Или преамбула, как говорят корифеи, «с эстетическим образованием». Работали мы как-то за полгода до описываемых событий с напарником-Витей в Золотой кладовой. Работа была срочная, а время было уже позднее. Поскольку после закрытия музея вечером оставаться в нём в охраняемых залах можно только по специальному разрешению, то соответствующее разрешение мы с Витей и получили от нашего завотдела Богданова. Он ещё не раз будет вспоминаться в этом рассказе, так уж сложилось.
Так вот, закончили мы с витей очень поздно и возвращались к себе в мастерскую через гулкие пустые залы первого этажа музея, волоча с собой моток кабеля, дрель и ящик с инструментом.
В начале Директорского коридора - пост охраны, охранница крестом расставив руки, перегородила проход:
- Пропуск!
Мы достали и предъявили.
- Разрешение на работу в вечернее время!
Витя достал соответствующую бумагу, с нужными печатями и правильными подписями. Но этого бдительной охраннице мало:
- Что делали в музее в такое позднее время?
Мы с напарником изумлённо переглянулись: а вот это её уже не касается, категорически. Более того, мы даже и не имели право рассказывать об этом, ни ей, никому другому, кто не относится к нашей службе. Возможно, просто охранница сверхбдительная попалась, а может, просто удовлетворяет своё здоровое женское любопытство за казённый счёт.
- Я вас спрашиваю: что вы делали в музее в такое позднее время?
- Ну-у... работали...
Охранница презрительно-насмешливо:
- И над чем же вы там работали?
- А в чём дело, собственно? Ведь разрешение у вас есть.
- Я должна знать, что вы делали в музее так поздно, иначе я вас не выпущу, будете задержаны!
Типичное самоуправство и превышение власти. Весьма характерное для подобных охранников, впрочем. И я решил разыграть её, и отыграться заодно. Сделав заговорщицки-конфиденциальное лицо, словно сообщаю важную тайну, я сказал ей веско и внушительно:
- Чинили камеру видеонаблюдения в Золотой кладовой.
Сочинил на ходу, мы другим там совсем занимались.
- И как, починили?
- Нет. Теперь Золотая кладовая на всю ночь без наблюдения осталась.
- А если кто залезет туда ночью? - заинтересованно спросила она.
- Тогда, - продолжил я, внутренне злорадно торжествуя, - я напишу докладную, что об этом знали только я и вы, больше никто! К вам придут товарищи в скромных серых костюмах и будут задавать вам много, много вопросов...
Лицо у неё стало растерянное и испуганное:
- Так я ж просто спросила...
- А зачем вы спрашивали? С какой целью? Вам вовсе не нужно знать, что мы делаем в музее. Мы, сотрудники сигнализации, очень не любим тех, кто расспрашивает нас о нашей работе. Таких мы сразу берём на заметку, а потом сообщаем куда надо. Та что не стоит об этом спрашивать, меньше знаешь - лучше спишь.
Это я к тому, какие отношения сложились тогда в Эрмитаже между сотрудниками охраной и охранной сигнализации. Возможно, и сейчас мало что изменилось.

2. Караул!

Отдел наш полностью назывался так: отдел электронной техники, сигнализации и связи, ОЭТСиС. То есть, отдел опекал не только всю сигнализацию музея с центральным пультом её, но и телефоны с АТС, а также всю оргтехнику музея, разные там принтеры-компьютеры-факсы.
Ну а эксплуатация всей этой электроники, естественно, требовала применения спирта, технического. Не, облизывайтесь и не ухмыляйтесь, рассказ мой не о том, как в музее спирт использовали по его самому прямому назначению. Можете не верить мне, дело ваше, но сам лично никогда не употреблял в музее технический спирт, и в мыслях не было, и за сотрудниками этого также не наблюдал. Пили, конечно, но - строго после работы и магазинные напитки. Так уж у нас поставлено было, таков строгий порядок. Кому не нравилось - вскоре искали другую работу.
Так вот, наш завотдела Богданов (я ж говорил, он будет часто тут упоминаться), послал нас с Витей на склад получить 18 литров спирта, которые полагались отделу на .... На определённый период времени, короче. Ни за что не раскрою вам страшную музейную тайну - нормы снабжения спиртом нашего отдела!
Богданов выдал нам все нужные бумаги для получения спирта, подписанные и утверждённые, а потом вручил стеклянную двадцатилитровую бутыль с завинчивающейся пластиковой пробкой.
Итак, пришли мы с Витей на склад, что размещался в подвале, налили нам полагающиеся 18 литров, и поволокли бутыль обратно. Нести двухведерную стеклянную бутыль со спиртом было нелегко, я обнял её своими загребущими длинными руками и нёс по коридорам и лестницам музея, бережно, но крепко прижав к себе. И всё боялся уронить бутыль или споткнуться. Витя открывал мне двери и предупреждал о ступеньках и прочих препятствиях.
Но вот мы подошли к воротам (кажется, в Ушаковском проезде). Дело в том, что часть маршрута мы должны были проделать по улице. То есть, выйти через ворота на Дворцовую набережную, пройти по тротуару, а потом войти обратно в Эрмитаж через служебный (он же Директорский) вход Малого Эрмитажа, там рядом и находился кабинет Богданова. Потому что идти через музей ещё сложнее, куча лестниц и междуэтажных переходов. И самое главное, не следовало идти с бутылью, на которой крупно написано «спирт этиловый технический» мимо посетителей музея, чтоб не создавать у них неприятные ассоциации и превратное мнение об Эрмитаже.
На воротах, как положено, охрана.
- Кто такие? Что несём и куда?
Мы показали наши пропуска и документы на спирт. Охранник сначала читал спокойно, но потом, когда до него дошло, ЧТО мы выносим, он был потрясён и изумлён!
- Как это? Вы спирт - и за ворота хотите вынести? Да кто вам позволил!
- Наш завотдела, вот документы.
- Что мне ваши документы, не морочьте мне голову. Вы что же, вот так просто, взяли целых 18 литров спирта и хотите уйти с ними из музея? Разбежались! Не выпустим, несите обратно!
Наверное, если б мы выносили с Эрмитажа картину Рембрандта или статую Родена, охранник возмутился бы меньше.
- Не пойдём, - упёрлись мы. - Нам приказано отнести эту бутыль в отдел, и мы её отнесём.
- Ах так? Вы задержаны! Всем стоять на месте! - Охранник нажал тревожную кнопку и через полминуты рядом возникла ещё куча сотрудников охраны и один вооружённый милиционер. И всех собравшихся потрясло сообщение охранника: «Вот эти! Хотят! Вынести 18 литров спирта! Из Эрмитажа! Среди бела дня!» Все собравшиеся были потрясены нашими беспрецедентными наглостью, цинизмом и размахом хищения. Это тебе не монетки античные из залов Древней Греции, не фарфор китайский, не поеденные молью старинные иранские ковры 12 века тут целая бутыль чистого спирта. Ну ничего святого нет для этих отморозков! На священное покусились!
Все громко охали и вздыхали, возмущённо глядя на нас. И только милиционер, проглядев наши документы, спросил охранника:
- Так в чём, собственно проблема? У них есть пропуска и документы на вынос спирта, всё в порядке, правильно оформлено.
Охранник аж задохнулся от гнева:
- Да вы что? Не понимаете? Ведь это же - СПИРТ!!! Вот вынесут они его из музея - а куда они потом они его понесут? В отдел? Или к себе домой - пьянствовать? Или торговать им? Да и документы эти их - может они подделаны?
- Так это проблемы не ваши, а их отдела. Начальник им разрешил, вот пусть и разбирается с ними. Пускай несут, раз есть разрешение.
- Ну нет, не бывать этому.
- А впрочем, - сказал милиционер, - давайте позвоним их завотдела и спросим у него.
Похоже, милиционер был самый толковый из окруживших нас людей. Давно подозреваю, что в такие охранники идут те, кого в милицию не взяли.
Богданов по телефону подтвердил сверхбдительному охраннику: да, он послал нас за спиртом, да, он ждёт нас с бутылью.
Охранник возразил:
- Такие бутыли со спиртом надо носить в сопровождении охраны, тем более - по улице.
Богданов резонно возразил, что двоих крепких ребят достаточно для охраны бутыли с ценнейшим продуктом ректификации.
- А если они не донесут его?
- Я им вполне доверяю.
Вобщем, отпустили нас с миром. Но выражение лица охранника ясно говорило, что отпуская нас за ворота с бутылью спирта, он совершает большую ошибку: «Ох не следовало бы этих двоих выпускать со спиртом! Ох, чую, не в отдел несут, а уворуют его. У меня глаз намётан - несунов сразу вижу».

3. Это судьба такая...

На этом приключения злополучной бутыли со спиртом ещё не закончились. Нелёгкой была её судьба, конец также был печальным и даже трагическим.
Принесли мы, наконец, эту бутыль в кабинет заведующего отделом, к Богданову Алексею. Я лично запарился в конец, таща её в руках и прижимая к животу. Поставил бутыль Алексею на стол в кабинете, мы с Витей распрощались с ним и ушли. Принесли спирт - и гора с плеч. Зато Богданову проблем добавили - куда его девать? Раздать по соответствующим службам - уже поздно, рабочий день к концу подошёл, этим лучше завтра с утра заняться. Но и на столе оставлять не гоже, убрать бы куда с глаз долой. А то представьте себе картину, войдёт кто к нему в кабинет - а на столе бутыль со спиртом. Оправдывайся потом, что это для технических нужд. Слухи пойдут по музею. А слухов о себе Алексей, надо отдать ему должное, очень не любил, опасался, аж до мнительности.
В сейф бутыль не влезет по размерам. И Богданов поставил бутыль под свой рабочий стол, чтоб глаза не мозолила. До утра постоит, а завтра выдаст спирт начальникам служб отдела.
А наутро, сразу же после него, в кабинет вошла уборщица с ведром и тряпкой. Алексей, чтоб не мешать ей убираться, деликатно вышел в коридор, покурить. Уборщице было лениво нагибаться, потому она, не сгибаясь и не глядя, энергично начала шуровать шваброй под столом. Размашисто двинула шваброй под стол, врезав ей по бутыли со спиртом. Бутыль упала, и разбилась! Вдребезги!!!
Услышав грохот из своего кабинета, Богданов, у которого сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Ворвавшись, увидел сюрреалистичную картину: на полу его кабинета плескалось море спирта. Уборщица в ужасе, забыв на месте орудия - преступления швабру и ведро - трусливо скрылась с места содеянного. Алексей, прирождённый руководитель, действовал быстро и решительно: выплеснул из ведра воду в окно, схватил тряпку и стал собирать ею спирт с пола, а потом выкручивать его в ведро. Тут как раз к нему в кабинет вошла девушка-аккумуляторщица с заявкой на новые фонари ( в отделе для работы в подвалах Эрмитажа использовали шахтёрские фонари, которые сдавали ей на зарядку).
И дальше они собирали тряпками спирт с полу уже вдвоём, половину из разлитого смогли всё же собрать. Но в кабинете долго ещё стоял специфический запах.
Собранный спирт получился желтоватого оттенка. Пол в кабинете был паркетный, вот мастика и растворилась в спирте. Потом Богданов пробовал выдавать этот раствор мастики в спирте наладчиком, но это сразу же прекратили, при высыхании спирта на контактах реле оставался налёт мастики и контакты склеивались. Собранные с полу остатки вылили, а Богданов достал где-то чистый спирт и выдавал уже его. Где он взял чистый спирт - не знаю Возможно, за свои деньги в магазине «Рояль» купил. Может помните - тогда его везде продавали в литровых бутылках, “Royal spirit”?