К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ИДЕАЛИЗМ ИЛИ ЛЮБОВЬ К СТРАНЕ ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

(продолжение)


Минуй нас пуще всех печалей ...

Шло время себе потихоньку, шло неторопливо. Прошёл третий период, начался четвёртый. Отпуска мне не объявили, по результатам третьего периода и не светило в дальнейшем. Два основных фактора - командир роты и комбат. Ротный крепко запомнил историю на проверке, а комбат .... Не знаю, я и разговаривал то с ним за время службы считанные разы. Но любая встреча на узкой, так сказать, дорожке неизменно заканчивалась какой либо приятственностью. Выговор там или замечание. До губы, правда, дело не доходило, но старался я на глаза ему не попадаться. Даже в наряд на КПП не ходил. Старался в роте отсидеться. Ротный - зло тоже не радостное, но неизбежное и с ним приходилось мириться.
Служба, когда перспективы понятны, превращается в череду скучных и однообразных, в большинстве своём, дней. Одна отрада, что каждый прожитый день приближал нас к вожделенному дембелю.
Прелести четвёртого периода, да ещё командирского, это нечто. Да ещё замполит ротный приматерел, стал цепляться по любому поводу. То ему жемчуг мелкий, то щи пусты. Понятное дело, что постоянно были виноваты сержанты. Человек вообще не понимал, чего он хочет добиться (к взводным он лезть побаивался, к старшине вообще близко не подходил, вот и отыгрывался на старослужащих). Понимать это, кстати, перестали все. Рота медленно разваливалась. Т.е. отличными то стали, но инерция уже заканчивалась. Хвалили уже не за дело, а скажем за конспекты по политподготовке или за чистоту подворотничка. Дело то, безусловно, нужное (это я о чистоте...), но ведь тот, кто постоянно думал о том, как угодить ротному с замполитом, тому уже не хватало времени делать дело.
Замполит всё более продвигался по пути создания «здоровой партийно-комсомольской» атмосферы в роте. Активно боролся против неуставных взаимоотношений в коллективе, чем доводил старшину не просто до бешенства, а превращал его порой в тупое, злобное и безумно-бездушное-бешенное существо. В такие моменты лучше было старшине на глаза не попадаться. Он хоть и недалёкого ума был, старшина наш, но пришёл в эту роту служить солдатом и потом остался. Так что к нам относился достаточно лояльно да дело своё, чего там говорить, знал и делал нормально. Нет, нам он не потакал, но и гнул через колено. Не самый худший вариант.
А борьба замполита с неуставщиной заключалось в том, что, например, в наряд по роте или на уборку учебных классов назначались старослужащие. Вы себе представляете картину, ... два деда моют пол в учебном классе. Времени это занимало часа три, во первых, а во вторых отвлекало наряд по роте (если там были молодые) от своих непосредственных обязанностей. Ибо выполнять эту задачу приходилось всё тем же дневальным или случайным первогодкам, которых по ходу старики отлавливали.
А у старшины свои планы, которые нарушались. А этот, которому естественно ситуацию обстукивали по полной, потом на ротных междусобойчиках на старшину наезжал. Ну а для того такая постановка была в диковинку. Раньше на подобные мелочи не то что офицеры или старшина, а даже и сержанты не особо внимания обращали. Просто, сразу
после ужина, пара молодых хватала ведро с тряпками, и через пятнадцать минут класс блестел. Забыть или не сделать ... нет, такого никому в голову не приходило. А тут целое политическое дело устраивалось. Вот мне сейчас уже понятнее становится природа и культа и террора ... пока такие люди в стране советской есть ...
И вторая фенечка, которую наш замполит превратил в фетиш. Он просто оргазм, по-моему, от этого действа получал. Раз в неделю он приказывал всем, как он говорил, увольняемым в запас, построиться в парадной форме одежды, т.е. в той одежде, в которой. По его разумению, мы поедем, если следовать его терминологии, в увольнение в запас.
Строил и начинал нудно и досконально проверять соответствие номеров военных билетов и фамилий на клеймах. Он тщательно проверял швы ... мерил стежки линейкой и придирался к малейшему отклонению. Зачем он это делал. Поясню.
В Красной нашей Армии вещевое имущество, выдаваемое военнослужащим срочной службы, делилось на две категории. Инвентарное. Это имущество выдавалось на определенный срок. И не солдату персонально, а воинской части. И её, воинской части собственностью являлось. Это были всевозможные виды рабочей и технической одежды, как-то бушлаты, комбинезоны, постельное бельё и всякое разное другое. В зависимости от периода призыва увольняемому солдату полагался комплект нательного белья. Тем, кто уходил весной - трусы с майкой. Осенью - кальсоны с нательной рубахой.
И второй вид, личное, так сказать. Это парадка с шинелкой, например, фуражка, ботинки, рубашки парадные, галстук и всякое прочее.
Инвентарное оставалось в части, а личное на солдате уезжало на дембель. И вот была «традиция». Молодой солдат «дарил добровольно и с удовольствием» увольняемому дедушке свою новую парадку или там ещё чего. А потом, в свою очередь, тоже принимал «в дар» от следующего молодого поколения такие же предметы одежды.
Подаренная таким образом одежда меняла вместе с хозяином и подкладку. Т.е. подкладки менялись местами. А т.к. швейных машин в подразделениях не водилось, то выполнялись эти швейные работы вручную.
Традицию эту признали вредной и неуставной. И стали с эти бороться. Вот замполит ниточные стежки на швах и вымеривал. Чтобы значит вскрыть и пресечь.
Уходящие перед нами два призыва, шли по комсомольским путевкам на строительство олимпийских объектов. В Москву. Им, не призывам, а тем, кто по путёвкам разрешалось увольняться в пш, сапогах и бушлатах. Чтобы, значит, у ребят была рабочая одежда. Это было здорово. Потому что пш никто ни с кого не снимал, и было оно всегда в лучшем виде. И ушить - подогнать его было гораздо проще, чем парадку. А бушлат вообще приводился в дембельский вид за два дня. Отстирывался, перешивались погоны и всё хорошо. А вот шинель в порядок привести ... и отстирать, и высушить (надо было делать фанерный шаблон, чтобы сушить в натянутом состоянии), и начесать, и отпарить.... Но находились умельцы - превращали шинели просто в мохеровое пальто, по внешнему виду. Причем делали это из шинелей какого-то ...дцатого срока носки. Вот и получалось, что перед осенним увольнением, все ходили в таких красивых шинелях, что просто залюбуешься. Так как шинелями тоже менялись, то было необходимо сделать так, чтобы они не отличались друг от друга. Только вот оставшиеся в батальоне шинели через месяц превращались в такое убожество, что становилось видно невооруженным взглядом, что сукна в таком пальто уже и нету. Некоторые просто расползались. Ибо каждое вычесывание и выпаривание существенно уменьшало толщину ткани.
И раньше командование относилось к этому ... ну пусть не благосклонно, но без особых истерик. А тут что-то взялись. Ну и попали мы под раздачу. Одёжка то у нас вся была поменена. Кто-то из наших уже на третьем периоде озаботился, кто-то только что, кто-то ещё и не начинал. Но следы швейного мастерства имелись на парадках и шинелях у всех. Вот замполит и пытался разобраться. Снимает китель с кого-нибудь. Швы не те. А парадка ... ну какая она новая, она прослужила в армии больше всех нас вместе взятых. И
начинается ... докажи, что никого не раздел. Ему в ответ - а что ж вы раньше то не проверяли. Вы в роту пришли как раз вместе с нами. Что же вы не проверяли, когда нас раздевали. Одним словом дым-вонь-огонь, второго больше. Вот старшина и бесился. Потому что кто виноват? Он.
Забегая вперёд, скажу, что почти все наши уехали домой в пш, хотя это и не разрешалось уже. Просто увольняться в таких парадках, которые у нашего призыва были, «подарки» то отменились, ребята отказались. Было очень спокойно сказано, что по дороге на аэродром, эту, мягко говоря, форму они снимут и выкинут на дорогу. А в строй, на групповом сборном пункте, встанут в трусах и фуражках. Вот тогда и разбирайтесь кто прав, кто виноват. Домой то в трусах никто никого не отправит. А кипеш будет знаменитый. Вот тогда комбат плюнул и разрешил увольняться в пш.
Я проблему парадки решил проще. Мне один из наших начальников станций отдал свою старую шитую в ателье повседневку. Офицерское сукно, хорошего качества и старым то назвать было нельзя. Просто раздался мужик, вот она ему и маловата стала. Он ещё и шинель предлагал парадную, но это уже ... Поэтому, когда замполит за меня схватился - ну вообще какого нарушителя поймал, то был послан сначала мной (ну уж и приврать нельзя ... сразу обвинения какие-то), а потом и дарителем. Отстал.
Вообщем спасаться надо было от этого террора. Быстрее и не задумываясь.
Вот и вспомнил я, что зампотылу как-то выключатель починил в кабинете. Дело в том, что в батальоне каждый период формировалась рабочая команда. Которая была во власти этого классного живого майора. Ни нарядов, ни каких других дел типа подготовки к вручению знамени, которой заманали так, что во сне стало сниться, как нам вручают знамя на Красной площади всем составом Политбюро.
Улучив момент, я обратился к майору и предположил, что электропроводку в построенном здании батальонной столовой можно сделать очень даже спокойно, не привлекая к этому чехов. И валюту, мол, сэкономим, и процесс ввода ускорим (к слову сказать - тут нашёлся парень, который служил в батальоне десять лет спустя, так вот столовую открыли только перед самым его дембелем).
Вот так я в одно прекрасное утро и поступил в распоряжение зампотыла. И ещё троих ребят привлёк. Была образована электрическая компания, так сказать.
Сначала возникли трения с командованием, в лице командира и замполита, роты. Были попытки и на занятия привлечь и в наряды поставить и ..., но эти попытки тут же сдавались зампотылу и ... заместитель командира батальона, это вам не фунт изюму, а кило отборных звездюлей, тому, кто, если вдруг кто на его пути вставал. Сами понимаете, сколько любви этих моих прямых начальников прибавило мне такое электрическое хобби.
С одной стороны, оказаться между двух огней не очень приятно. А с другой - сколько той службы осталось. Причем, при правильной постановке дела работы на объекте хватило бы и до Нового года. А на ноябрьские, хошь не хошь, а дембель.
Эх и жизнь настала. Цивильная. Ни тебе построений, ни тебе разводов, ни тебе ... ничего. Даже на приёмы пищи ходили с заготовщиками. Типа, чтобы время не терять. А придёшь с завтрака, тишина, лес сосновый, лето. Ляжешь на солнышке ... до окончания развода целый час, а то и полтора. Хошь вздремни, хошь просто полежи с сигареткой, пузо погрей. Также и после обеда. Батальон пока ходит туда-сюда, перекуривает, строится-разводится, опять час полтора твои. Да и так никто не напрягал. Работа то шла. Основательно и не торопясь, но шла.
Так бы, наверное, до самого дембеля и тянули бы мы провода и вешали лампочки, если бы не одно обстоятельство.
(продолжение следует)

Соловьи

"Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят..."
(Из песни "Соловьи")

Соловьи - перелетные птицы размером с воробья или немного крупнее. Со своих зимовок, находящихся в Северной Африке, Аравии и Южном Иране, они прилетают довольно поздно - не раньше середины апреля, когда начинают зеленеть деревья.
Соловьи - превосходные певцы, и их весенние трели вряд ли могут оставить кого-либо равнодушным. Песня соловья - сильная, красивая, с богатыми трелями, в которой насчитывается обычно 6-7 колен, иногда 12 и более, до 24 колен. В его песне можно услышать свист, щелканье, рокот. Я не погрешу, если скажу, что пение соловья можно сравнить с пением человека.

Говорят, что первыми в тишине вечера начинают петь старые самцы, а потом к ним присоединяются молодые птицы. Они подражают друг другу, совершенствуют своё пение, почти строго соблюдая очерёдность пения, не мешая пению других самцов. Их чистым пением можно наслаждаться часами. Воздух просто насыщается соловьиными трелями, свистом, бульканьем, охами... Восторг и восхищение! Иногда они мешают людям спать, тревожат людские души, ворошат людскую память.

Вспоминая, когда и где я слушал соловьиные концерты, пришел к неожиданному выводу, что почти везде, где я бывал, мне доводилось их слышать, но винить их в том, что они не давали спать, я не могу.

Впервые соловья я увидел на Дальнем Востоке, когда мы с отцом на машине везли наши вещи в Уссурийск, чтоб загрузить их в контейнер и отправить на Украину, где нам предстояло жить. Проезжая рано утром через Крестовый перевал в Хасанском районе, отец остановил машину, чтоб напоследок полюбоваться открывшимся видом. Внизу слева - сопки, окутанные утренним туманом, а на другой стороне дороги, в зарослях орешника - маленькая синевато-серенькая птичка выделывала свои замысловатые коленца. Вот мне отец и сказал, что это соловей. С тех пор, как услышу соловья, отца и Дальний Восток вспоминаю. Вообще, перебирая свою память, я заметил, что до описанного случая с соловьём на Дальнем Востоке, я не могу вспомнить, чтоб слушал пение птиц.

После этого случая, когда мне уже было девятнадцать лет, под утро я возвращался домой из пригородного посёлка. Безлюдная булыжная дорога проходила через длинный автомобильный туннель под железной дорогой, мои шаги гулко отдавались в тишине, а выйдя из туннеля, я как будто открыл дверь в концертный зал, где соловьи соревновались в мастерстве пения. Они не перебивали друг друга, а исполняли свои сольные номера! Дорога дальше шла вдоль заросшей кустарником поймы реки Ворскла и, почти до самого города я наслаждался их пением.

В следующий раз, уже на первом году службы, мне снова довелось слышать такой концерт, когда я стоял часовым у большого склада с боеприпасами и соловьи скрашивали моё ожидание смены. Мне приходилось слышать соловьиные концерты частенько, но это бывало, когда мы или уходили в ночь, а соловьи провожали нас своими трелями, либо мы возвращались уже под утро и они встречали нас на рассвете. Бывало, что под соловьиные трели мы уходили в рассвет на разминирование, чтоб до высокого солнца выполнить основную работу. Но чаще всего мне приходилось слушать пение соловья в лесах Янтарного края, когда по утренней росе приходилось быть на дозорной тропе.

Нет, не мешали мне соловьи спать!
Да и сейчас, когда во время цветения черёмухи я слышу их чудесные трели, они всегда мне бередят душу, поднимая из памяти многое, почти забытое за эти годы.

Пойте соловьи!

(Выдаю на суд общественности историю, найденную где-то в Интернете. За что купила, за то продаю.)

1944 год. Западная Украина. Т-34 конкретно застрял в овраге. Выбраться, естественно, не смог. Ночью немцы, прикинув, что экипаж ушел, подогнали Т-4 и зацепили "тридцатьчетверку" тросом. После серии отборного немецкого мата танк они вытащили. А он взял, да и поехал к своим окопам. Немцы, перепугавшись, дают задний ход, а Т-34, презрительно чихнув двигателем, поднатужился и потянул их за собой. По тандему начинают лупить минометы, но без толку. Командир "Панцера" попытался вылезти через верхний люк, но получил осколок в голову и успокоился, раскинув мозгами.
В итоге, наши вернулись сами, притащили 4-х пленных и трофей на веревке.