Строительные этюды
Чему учат курсанта в военном училище? Военному делу? И этому тоже, причём хорошо учат. Но помимо этого курсант получит массу других специальностей и навыков, которые, к сожалению, не отразятся в его дипломе. Это, прежде всего, землекоп во всех его ипостасях, далее - дворник, маляр, такелажник, штукатур, плотник, каменщик, кровельщик, а то и путейский рабочий. Как видите, профессий может быть много, порою несколько экзотических и если быть точным, то к каждой специальности следует добавлять приставку военный. Военный штукатур, военный дворник, военный маляр. И не надо говорить, что, к примеру, каменщик - он везде каменщик. На гражданке оно как? Обеспечь его кирпичом, раствором, инструментом, и только потом спрашивай. В армии всё проще: вот задача, и вот вы, товарищ курсант, где и что вы брать будете, никого не интересует, но чтобы к означенному времени было сделано. И главное, ведь делается, даже с опережением времени. Посули тому же гражданскому каменщику при таких условиях три дополнительных дня к отпуску, если управится с задачей за неделю, пошлёт на три буквы. А курсант, не задумываясь, примется за дело, выполнит за три дня и получит к отпуску целую неделю. Правда, это так называемые аккордные наряды, а есть ещё и текучка, которую тоже надо делать, и не без смекалки.
Девушка, которая решит связать свою судьбу с военнослужащим, должна уяснить две вещи. Первая: в качестве бесплатного бонуса она получит мастера на все руки. Вторая - это то, что добровольно этот мастер делает только критическую работу, отложить которую ну никак нельзя. К примеру, сорвало кран, выбило электричество, барахлит антенна телевизора. Сами понимаете, такие работы как смена обоев (рисунок, видите ли, ей надоел), перестановка мебели (вот делать нечего), критическими не являются. А потому, необходимо затратить немало сил и нервов, прежде чем мастер сподвигнется на эти трудовые подвиги, годиков так через три-пять. Но если уж возьмётся за дело, будьте уверены, сделает качественно, на совесть, ну чтобы ближайшие лет десять этим не заниматься.
Маляры.
Одним тёплым летним вечером, когда на небе уже зажглись звёзды, а подлая Луна решила взять выходной, в казарму, где обитала третья эскадрилья курсантов, примчался запыхавшийся капитан с повязкой дежурного по полку. Надо сказать, что этот капитан по должности был как раз начальником штаба третьей эскадрильи. Курсанты-второкурсники народ ушлый, мигом сообразили, что подобное явление не к добру, и подобно тараканом постарались скрыться из виду.
Но офицер тоже ведь не первый день в армии служил. Он не стал гоняться за основной стаей, а быстро отсёк путь к отступлению двум десяткам курсантов, которых так неосторожно угораздило находиться в этот момент в умывальнике.
Построив воинство и переписав фамилии в блокнот (очень, кстати, правильное решение, иначе потом крайних не сыщешь), капитан произнёс следующую речь.
— По моим каналам, — каким именно, он уточнять не стал, — получена информация, что завтра к нам внезапно прилетает с проверкой начальник училища. А у нас...
Что у нас, капитан мог не перечислять, и так понятно, что бардак отменный, который бывает в период лётной практики.
— Ну всё, «пэхэдэ», — обречённо подумал курсант, кем чисто случайно был автор этих строк. Работать что-то совсем не хотелось, и он незаметно просочился в самый конец строя, подальше от начальства.
А меж тем, начальник штаба уже приступил к раздаче подарков, пардон, распределением личного состава по объектам.
— Вы двое, — ткнул он пальцем первых и поставил отметку в блокнот, — Занимаетесь вот этим умывальником.
Далее последовали коридор, кубрики, каптёрки. Досталось даже чердачному помещению, куда генерала отродясь не заносило. Когда в строю осталось только три человека вместе с упомянутым курсантом, объекты уже как бы и закончились. В юных душах уже забрезжила надежда, что пронесло, но как гласит военная мудрость, курсантов больше чем работы не бывает. Капитан перелистнул страницу блокнота и с видом человека, едва не забывшем о главном деле своей жизни, произнёс: Побелить казарму!
— Так темно же, товарищ капитан, — пытались робко протестовать те, кому судьбой было уготовано быть этой ночью малярами.
— Приказ командира полка, — сказал как отрезал дежурный офицер.
Тут уж не поспоришь, да и в самом деле, что такое ночь в сравнении с полковником?
— В штабе эскадрильи мешок с извёсткой, там же пульверизатор и стремянка, — тираду капитана следовало понимать, — За вас бездельники уже всё сделано, вам осталось только побелить.
По-своему он был прав, не факт, что получи эту задачу курсанты с утра, не провозились бы они с поиском инструмента и извёстки как раз до ночи. Подарок действительно был царским. Тройка курсантов оперативно сбегала за столь драгоценным сейчас имуществом, развела известь водой, процедила её через стыренную с бытовой комнаты марлю (которую каптёрщик вывесил пару минут назад) и устроила оперативное совещание, как лучше выполнить задачу. Логично было поступить как всегда, тщательно выкрасить фронт казармы, хорошо пройтись по флангам, а тыл уже как всегда. Только к тому времени уже совсем стемнело, а перед входом казармы болтался единственный на сто ближайших метров фонарь.
— А давайте начнём с самого тёмного места, — предложил кто-то, а остальные согласились, что переходить с тёмного к светлому завсегда легче, чем наоборот. И троица поволокла своё имущество к тылу казармы.
Но вдруг случилось непредвиденное. Что-то там не срослось у старенькой подстанции и она сверкнула праздничным фейерверком, а городок погрузился во тьму.
Автор извиняется, но последующий диалог не оригинальный текст, а близкий по смыслу перевод на литературный язык.
— Ну что, пойдём капитану докладывать? — прозвучал в темноте голос.
— Эх, знать бы, когда свет сделают, — слегка мечтательно ответил второй голос.
— Я не знаю, когда будет сделан свет, но знаю, что будет с нами после доклада. Капитан ответит, что за это время он уже бы успел сам три раза казарму побелить. А потому минут через пять, а ещё через пять, уже в новом статусе продолжим выполнять ту же самую задачу, — обрисовал вероятное развитие событий третий голос, на днях он уже побывал на губе, а потому отличался реалистичностью суждений.
— А что делать? — не унимался первый голос, — Темно же...
— Белить!
— Как?
— На ощупь и на слух. Качай давай!
Зачвакал автомобильный насос и минуту спустя зашелестел дождём пульверизатор. Потом стало слышно, как его струи забарабанили о преграду.
— Видишь, — назидательно произнёс третий голос, — когда к стенке подносишь, звук меняется, вот так и побелим.
— Пропусков не наделаем? — засомневался второй голос.
— А мы по несколько раз пройдёмся, извести точно на три побелки хватит, чего её жалеть, — хохотнул третий.
Стремянка, свинченная со списанной пожарной машины, вещь хорошая, длинная и насколько же неустойчивая. Но в темноте, оказывается, не так страшно. А в армии кто предлагает идею, тот её и воплощает, если ты не начальник, конечно.
И обладатель третьего голоса приступил к побелке. Первый голос пыхтел на пару с насосом, обладатель второго изо всех сил удерживал норовящую завалится стремянку.
К трём ночи управились. Отволокли инструмент к штабу, кое-как в темноте помылись и рухнули спать.
— Рота, подъём! — прогремел голос дневального.
— Да ладно тебе, всё равно сегодня генерал не прилетит, смотри, какой туман.
Один из маляров, обладатель третьего голоса в темноте ну и... впрочем не столь важно кто он, с трудом открыл глаза. За окнами, действительно, стояла непроницаемая, молочно-белая мгла. Не было даже видно стоящего в каких-то десяти метров от казармы тополя.
— Вот те раз, это же сколько метров видимости...— подумал было находчивый маляр, как смутная догадка заставила его одеться и выскочить на улицу. Яркое утреннее солнце резануло по глазам, в пронзительно синем небе ни одного облачка.
Перед казармой застыл как изваяние капитан. На его лице читалось, что по-русски звучит приблизительно как сильное удивление.
Маляры сработали на совесть, пропусков не наделали. Даже на окнах...
Сантехник
Старлей ротный радовался как ребёнок новой игрушке. Ещё бы, он получил квартиру! И не просто квартиру, а отдельную, двухкомнатную. И это в гарнизоне, где по причине нехватки жилого фонда большинство квартир превращено в коммуналки, и даже лётчики с подселением живут. Оно конечно, провести пять лет в этом захолустном забайкальском гарнизоне можно и по-коммунальному, но отдельная всё же лучше. Пусть даже и на первом этаже.
Тому, кто не жил в эдаких эрзац-коммуналках, не понять, что это за счастье, выйти утром на кухню попить кофе в одних трусах. Впрочем, поговаривали, что некоторые семьи это вполне устраивало, и они даже отказывались от расселения, поскольку возникали затруднения при попытке выяснить, где чья жена, и где чей муж. Но автор об этом достоверно не знает, а врать не приучен, разве что чуть-чуть, для красоты сюжета.
Так вот, пребывая от счастья на седьмом небе, старлей носился от КЭЧ до домоуправления, оформляя на себя квартиру и по ходу закрывая глаза на мелкие недостатки в виде свёрнутого крана, расколотой раковины. И вот заветная бумажка под названием ордер в руках. Предыдущий хозяин встретил старлея в квартире, как говорится, сидя на чемоданах, он тоже сиял от радости, как тогда думал старлей, только от того, что уезжал служить в группу войск. Он вручил старлею ключи, а также внушительных размеров паяльную лампу, футбольную камеру и велосипедный насос.
— Презент от меня лично, береги как зеницу ока!
— Зачем? — опешил старлей.
— Потом узнаешь, — только и сказал предыдущий жилец уже из дверей, поезд не ждёт, однако.
А старлей, оставшись один, теперь уже придирчиво оглядел свои хоромы, попутно составил план предстоящего ремонта и смету необходимых материалов. Подарки, впрочем, не выбросил, хоть и не понял, зачем они.
На складе уже упомянутой КЭЧ на него посмотрели как на умалишённого, дескать, тронулся человек на радостях, стройматериалов захотел. Но всё же вручили шесть рулонов обоев. Дома старлей рассмотрел свою добычу. Всем своим видом обои вполне убедительно говорили, что по возрасту они значительно превосходят свитки из египетских пирамид, а при попытке их развернуть рассыпались в прах. Делать было нечего, и ещё два дня ушло на прочёсывание хозяйственных магазинов города. Кой-чего удалось раздобыть, но всё равно, план предстоящих работ пришлось скорректировать на две трети в меньшую сторону. А потому ремонт занял меньше недели. Ещё через неделю прибыл контейнер с домашними вещами, а сразу за ним и семья старлея.
На праздновании новоселья старлей снова был счастлив, потому и не заметил, что его соседи и сослуживцы не совсем разделяют его радость, скорее даже сочувствуют. Хотя если и заметил, то скорее всё списал на обычную зависть.
Наступили будни, старлей заметил, что служба в Забайкалье не такая уж страшная, как её живописуют, особенно те, кто там не служил. А если учесть, что на улице начало сентября, так и вовсе рай. Старлей при первой же возможности уходил в тайгу, благо, она начиналась сразу же за его домом. Ранние заморозки уже успели прогнать комаров, мошкару и прочую кусачую живность. Зато грибов, ягод было столько, что глаза поначалу отказывались верить. И все эти дары тайги старлей корзинами таскал домой. Полки на кухне быстро заполнялись склянками, вязанками.
Но всё хорошее недолговечно, сентябрь сменился на октябрь и первый снег, затем пришёл черёд ноября с морозами, затем декабря с настоящими морозами.
Поначалу было забавно наблюдать, как стрелка термометра опускается до отметки минус сорок, а то и до минус пятидесяти, потом приелось. Тем более, что забайкальские холода гораздо легче переносятся, чем европейские.
И вот, в один из таких зимних вечеров, когда старлей возлежал на диване и поглощал, как ему с экрана втирают про «новое мышление», со стороны кухни донёсся перепуганный вопль жены.
— Небось, мышь, — про себя усмехнулся он и заспешил на защиту своей благоверной.
Увы, реальность оказалась куда трагичней. Жена застыла на пороге туалета и с ужасом наблюдал,а как в унитазе начался прилив. Старлей схватил какую-то тряпку, шваброй затолкал её в злополучное отверстие поглубже и заторопился к соседу, тот опытный, наверняка знает, что делать.
Сосед действительно всё понял всё без лишних объяснений. Ни слова не говоря, он прошёл в квартиру старлея, прямиком к источнику беды.
— Камеру, насос! — тоном хирурга скомандовал он. Даже не поинтересовавшись, есть ли всё это у хозяина. Подразумевалось, что есть.
К чести старлея, он быстро сообразил, что к чему, нашёл и передал соседу, который, кстати, служил инженером в авиационном полку, такие вдруг ставшими нужными предметы. Инженер водрузил камеру в сливное отверстие унитаза и быстро накачал её насосом. Извержение фекалий прекратилось.
— Стояк морозом прихватило, — объяснил сосед, — Хватай паяльную лампу и быстро в подвал, пока сверху не полилось. Что польётся сверху, старлей уточнять не стал, а просто последовал указаниям более опытного товарища.
В подвале было темно и воняло.
— Вот твой стояк, — указал сосед фонариком на колено чугунной трубы, — Сейчас его отогревать будем.
После этих слов он сам разжёг паяльную лампу и принялся водить языком пламени по стояку.
— Разогреваешь понемногу, не форсируй, — пояснял он свои действия, — Иначе чугунина лопнет и всё на тебя польётся, да и тебе выгребная яма под квартирой ни к чему.
— И запомни: отныне в этом отсеке подвала ты главный, следи, чтобы вентиляционные окна были закрыты на зиму, иначе прихватит как сейчас. А на лето открывай, проветривай, иначе в квартире всё плесенью пойдёт.
Старлей понял, какую ошибку он совершил, польстившись на отдельное жильё, но на первом этаже. Уж лучше соседи под боком, чем фонтанирующий унитаз.
— Не кисни, дружище, — понял его настроение сосед, — не всё так плохо. Зато можешь здесь себе подвал оборудовать и хранить картошку, или как я запчасти к мотоциклу. А сейчас отмывайся и ко мне, тяпнем спиртику. Для профилактики.
С этой поры старлей следил за прогнозом погоды как гипертоник за собственным давлением. Он заделал все вентиляционные окна подвала, утеплил двери, при первых же признаках засорения нёсся в подвал, словно поднятый по тревоге пограничный наряд.
В одиннадцать вечера тридцать первого декабря, когда все его соседи сверху садились за стол, дабы проводить старый год, старлей ещё был в подвале, разогревал на всякий случай стояк, дабы не бежать к нему под бой курантов.
Надо сказать, что принятые меры дали результат, извержения не повторялись, и старлей слегка расслабился. А когда морозы спали, то и вовсе потерял бдительность.
Потому очередное похолодание совместно с очередным засорением почти застали его врасплох. Почти, потому что старлей быстро совладал с ситуацией, заделал течь и ушёл прогревать стояк. Когда же он вернулся, то с удивлением обнаружил, что его труды не принесли нужного эффекта. Уровень в унитазе не понижался, правда и не возрастал.
Делать нечего, и старлей снова направился к соседу прояснять феномен.
— Опять эта клуша тряпку слила! — с досадой в голосе вынес своё резюме инженер.— И её, похоже, к тебе затянуло.
На пятом, последнем этаже, в такой же как у старлея двушке проживала семья. Тоже без подселения. Прапорщик, его жена и трое детей. Люди, в общем, положительные, но всю свою жизнь прослужившие в одной части и прожившие в своём деревенском доме со всеми вытекающими отсюда хозяйствами, огородами коровами. И как их под конец службы занесло сюда, было загадкой даже для окружного кадровика. Но суть не в этом, они, а больше всего жена прапорщика, никак не могли приспособиться к городскому быту. Их соседи с четвёртого этажа давно махнули на попытки хоть как-то воздействовать на них и регулярные затопления воспринимали как естественные природные катаклизмы.
Теперь же досталось старлею.
— Не горюй, — сказал инженер. — Завтра «воздушку» пригоню, сто пятьдесят атмосфер давления что хочешь прочистят.
— Да, а что нам сейчас делать? — возразил старлей.
— Ну, если что, ко мне заходите, — замялся инженер. — Или вон в тайгу.
Сосед ушёл домой, а старлей не находил себе места. Бегать по таким делам к соседям не позволяла деликатность, а позволить своей любимой обнажать столь интимные места при таком морозе он тоже не мог. Хорошо хоть ребёнок пока вполне горшком обходился.
Мысли роились, пытаясь найти выход и с завидным постоянством натыкаясь на воспоминание о ста пятидесяти атмосферах.
— Где же их взять сейчас, эти атмосферы, это же почти давления взрыва! — ругнулся он про себя. И вдруг его осенило, как же он сразу не догадался, — Взрыв! Небольшой такой взрыв, и вот тебе нужное давление!
Далее всё пошло как по заранее намеченному плану. Старлей нашёл у себя в загашнике взрывпакет, обернул его несколькими слоями газеты, дабы снизить бризантный эффект, из кладовки притащил кусок толстой фанеры. Отправив своих домашних под вымышленным предлогом к соседям на всякий случай, старлей поджёг фитиль, бросил взрывпакет в унитаз и накрыл фанеркой. В последнюю секунду он сообразил, что фанера недостаточно тяжёлая и энергия взрыва уйдёт не в ту сторону, а потому, за неимением времени для других действий, просто сел на неё сам.
И... Старлей поблагодарил судьбу, что не закрыл дверь туалета. Иначе бы он вынес её лбом. Когда он смог подняться, то с удивлением обнаружил, что унитаз цел и даже работает. Вот только пользоваться им старлею в ближайшие дни, похоже, не судьба, уж сидя - точно. После такой встряски захотелось выйти покурить. Старлей накинул куртку, охая и кряхтя натянул ботинки и медленно вышел на улицу.
Несмотря на поздний час, там уже курило около восьми человек, судя по голосам, как раз из старлеевого подъезда. Шло обсуждение «загадочного явления природы», суть которого была такова: внезапный громкий хлопок из унитаза и содержимое оного оказалось на потолке туалета. И так по всему стояку. Благоверные, конечно, уже приводят всё в порядок, но хотелось бы понять, что это такое. Громче всех был прапорщик с пятого этажа, что было совсем нехарактерно для него, обычно и слова не вытащишь.
— Представляете, а моя как раз на этом горшке сидела, — жестикулируя рассказывал он. — А тут бабах! Уж на что она у меня солидная женщина, но и то почти к потолку подлетела...
— Слушай, — перебил его кто-то, — а может, это твоя и постаралась?
Реплика утонула в дружном хохоте.
— Вам смешно, — слегка обиделся прапорщик, — а моя говорит, что она туда больше ни ногой, требует на улице отхожее место построить.
— О, а ты чего хромаешь? — этот вопрос уже задали подошедшему старлею.
— Да я тоже на горшке сидел, — честно сознался тот, не уточняя, как именно сидел.
— А это ты вот к прапорщику претензии предъявляй, он семью горохом накормил, — и снова раздался дружный хохот.
К счастью для старлея, один из офицеров был двухгодичником. Он закончил престижный авиационный институт, а потому усиленно поддерживал имидж самого умного. И на сей случай у него уже была версия. Едва стих хохот, он заговорил о якобы скопившемся в трубах метане, самодетонации в замкнутом пространстве, характере распространения ударной волны и закончил свою лекцию выводом, что надо прекращать курить в туалетах.
Версия была логичная, убедительная, но компании вдруг стало скучно и все заторопились по домам.
— Там на кухонном столе лежит, — крикнула ему из зала жена, едва старлей переступил порог.
— Чего? — не понял он.
— Ну ты же сам меня к соседке за мазью для ушибов посылал...
Старлей прикусил язык. — Интуиция, однако, — только и подумалось.
Как ни странно, ни остаток этой зимы и последующие четыре до замены уже капитана стояк больше не замерзал. Способ прочистки оказался очень эффективным, но по понятным причинам распространения не получил.
Дизайнеры, мля!
Начальник политотдела полка проверял офицерское общежитие. Везде, ну в тех комнатах, где были дома хозяева, или просто сдуру открыли дверь, было одно и тоже. Сигаретный дым коромыслом, карты и выпивка. А что ещё прикажете делать холостякам в выходной день, когда на улице далеко за минус сорок. В такую погоду только самые сексуально озабоченные попрутся в город, остальные или отсыпаются, или проводят время упомянутым способом. Тем не менее, начальник, как говорится, рвал и метал. Грозился всевозможными репрессиями, карами, зачем-то приплетал сложную международную обстановку. Хуже всего, что его подопечные и не думали оправдываться, только недоумённо таращились на него. Ну кого и куда, спрашивается, он сошлёт, если текущее место службы дыра из дыр. Вот это заводило начпо больше.
— Теперь я понимаю, почему наш полк показал самый низкий процент по вступлению в ряды партии за прошедший год, — орал он.
Надо заметить, что он был в корне не прав. За прошедший год ни один из комсомольцев и беспартийных, не изъявил желание поменять свой партийный статус. Какой уж тут процент, полк попросту не участвовал в этом соревновании.
Потому, когда на пути подполковника оказалась очередная, к тому же приоткрытая дверь, он пнул её носком ботинка и переступил порог. Вместо привычного сигаретного дыма в нос ударил запах мела, краски и варёного крахмала. Потолок сверкал свежей побелкой, в углу стояло готовое к укладке на пол ковровое покрытие.
Двое лейтенантов, знакомых в лицо, поскольку он ещё только позавчера отчитывал их за недостойное поведение с гражданским населением женского полу, клеили обои.
Готовый прямо с порога устроить разнос, начпо осёкся и тихо спросил:
- Ремонтом занимаетесь?
Лейтенанты молча закивали.
— Ну, не буду вам мешать, — так же тихо сказал подполковник и почти на цыпочках удалился. И чтобы не портить себе впечатление, в остальные комнаты заглядывать не стал.
— Есть всё же толк от моей работы! — думал он усаживаясь в уазик, — Есть!
Кончились трескучие морозы, и в середины мая буквально за одну неделю пришло забайкальское лето. Установилась солнечная, тёплая, вернее, даже жаркая погода. Радовала глаза пышная зелень, от трав и полевых цветов шёл насколько сильный дух, что даже запах керосиновой гари на аэродроме не в силах был заглушить его.
Упаси бог, чтобы в такие дни не принесло с Москвы какую-нибудь комиссию по вопросам тыла и обеспечения. Доказывай потом, что здесь зимой холодно и грустно.
Так вот, в один из таких тёплых летних и по совпадению выходных дней перед офицерским общежитием снова остановился уазик начпо. Вот не сидится же человеку дома в выходной. Время было как раз, когда проживающие здесь холостяки только отошли от предыдущего вечера, но не успели ещё построить планы на очередной. Короче, были дома. Подполковник не вышел из машины как обычно с барской вальяжностью, а вылетел пулей, как денщик у генерала. Не успела восседающая на крыльце компания любителей табачного дыма подивиться этой метаморфозе, как начпо подскочил к задней двери и услужливо распахнул её. Из чрева армейского «козлика» с грацией леди выпорхнула некая особь женского пола. Собственно, эту леди холостяки знали хорошо, некоторые поговаривали, что даже очень близко. Ей было за двадцать пять и она занимала довольно высокую должность в местном райкоме комсомола в силу избыточной комсомольской активности - незамужняя. Судя по тому, как она усиленно придавала своему лицу строгое выражение, предстояло нечто типа инспекции бытовых условий защитников Родины. Только вот эта её строгость на лице как-то не вязалась с фривольным летним платьем, которое даже не пыталось скрывать ярко выраженные женские достоинства. Это наводило на мысль, что это инспекция экспромт.
— Сейчас мы посмотрим, как живут наши офицеры,— не то сказал, не то пропел подполковник, ведя под руку свою спутницу к крыльцу общежития. Его глаза то и дело вспыхивали, когда он с высоты своего роста поглядывал на неё и в особенности на довольно глубокий вырез платья. Подполковник уже успел заметить, что по случаю жаркой погоды, некоторые элементы женского белья отсутствовали.
Крыльцо меж тем было уже совершенно пустым, есть у военнослужащих такое свойство, незаметно и без суеты исчезать с глаз начальства. Но это ничуть не смутило начпо, он целенаправленно вёл райкомовского работника к той единственной комнате, где ещё недавно лично наблюдал ремонт.
Хозяева оказались дома и без возражений позволили пройти гостям. А те в свою очередь переступили порог и застыли, первоначально от удивления, затем, по мере рассмотрения интерьера, выражение их лиц менялось как картинки в калейдоскопе.
Нет, в комнате было чисто, опрятно и не стоял въевшийся запах курева. Только вот к ремонту в своё время хозяева подошли весьма творчески.
По зелёному ворсу паласа прямо посередине комнаты белой краской был нарисован контур человека. Как обычно рисуют его оперативники на месте преступления. Однако надпись рядом той же краской: «Здесь Гундос встретил Новый год» говорила о том, трагедии здесь не было, скорее наоборот.
Однообразный рисунок обоев, кстати, наклеенных аккуратно, без пузырей, украшали репродукции картин Рафаэля, Тициана, Лукаса старшего. С одной стороны, это, конечно, было неплохо и говорило о высоком художественном вкусе, только хозяева комнаты красивым каллиграфическим почерком, больше похожим на затейливую вязь, с помощью туши и плакатных перьев нанесли на каждую репродукцию собственные комментарии.
Содержание комментариев было таковым, что опытная райкомовка покраснела как первоклассница и отвела глаза. К потолку. А его по диагонали пересекала извилистая цепочка отпечатков босых ног. Следы закачивались в углу, где той же тушью, была нарисована лужа. Райкомша поспешно перевела взгляд на другой угол.
В другом углу располагалась достопримечательность общежития и гордость хозяев комнаты. Её автор затратил больше недели на создание этой, как он полагал, красоты.
Это была огромных размеров паутина, искусно сплетённая из лески. На ней восседал такой же огромный паук. Немного пластилина, проволоки, пудры, шерсти с воротника куртки, а главное, много-много воображения, и паучище получился как живой. Его даже несколько раз спросонья пугался сам создатель. Дело в том, что конструкция вышла чрезвычайно чувствительной ко всяким колебаниям. Стоило в другом конце общаги хлопнуть дверью, как паук начинал раскачиваться в своей паутине. Со стороны это выглядело очень натурально, особенно для неподготовленного зрителя.
Когда женщина увидела «достопримечательность», её глаза сначала широко раскрылись, а когда проклятая животина вдруг начала раскачиваться, то и вовсе закатились под лоб. Колени райкомовки вдруг подкосились, и не поймай её подполковник, рухнула бы кулём на пол. Оказывается, она до ужаса боялась пауков.
— Завтра с вами разберусь, дизайнеры, мля!— уже из дверей со спутницей на руках крикнул начпо и удалился. Вероятно, приводить её в чувство.
А хозяева комнаты некоторое время продолжали стоять в недоумении, пытаясь понять, в чём они провинились, и кто это такие - дизайнеры.
Что было дальше в тот день, того «дизайнеры» не ведают. В понедельник утром на построении начпо взял слово как всегда после командира полка.
— Товарищи офицеры, вчера я совместно с представителем райкома комсомола проверил бытовые условия офицерского общежития. Конечно, отдельные недочёты есть, но в целом представитель райкома остался очень доволен жизнью и бытом наших офицеров.
Обещанного разноса не случилось, что ни говори, а отходчивый и душевный человек, этот начпо.
Балл - 1,92 |
