Утром тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот девяносто второго года я заступал на своё первое боевое дежурство.
Канун новогодних праздников выдался на редкость насыщенным событиями. Основное из них - моё отчисление из училища. Учился-учился - и выучился... Даже до первой сессии не дотянул - попёрли с первого же курса с потрясающей формулировкой: "За вопиюще низкую дисциплинированность".
Оказался я в Саратовской губернии, куда меня Родина послала дослуживать срочную в аккурат к середине декабря. Окунулся в специфику срочной службы - это вам не курсантская казарма, да. Досталось по полной. Решил как можно скорее сдать на допуск к боевому дежурству, чтоб уехать поскорее в караул - отдохнуть от казарменной мути. Готовился я так добросовестно, что через неделю отстажировался в учебном карауле и попал в годовую смену - заступать предстояло в девяносто втором году, а сменяться - в девяносто третьем.
Напоминаю, год девяносто второй. В части жрать нечего - всё разворовано, продано и проёбано. В столовой кормили гнилой капустой с водой на первое, гнилой капустой без воды на второе, и водой без капусты на третье. Жрать охота было постоянно. Всем - и салагам типа меня, и дедам, и офицерам.
В караул заступает два человека на неделю. Караулка находится весьма далеко в лесу, в полях и так далее - подальше от цивилизации. Охраняли стартовые позиции. Одна позиция - один караул. Каждая смена привозит с собою сухой паёк и воду, закрывают её в карпоме на неделю - вуаля, служите-караульте. Готовили себе сами.
Когда мы выстроились перед продовольственным складом, чтоб получать консервы и концентраты сухого пайка, вышел капитан-тыловик и предупредил, чтоб не расходились после получения пайков. Заинтриговал, ага. И обрадовал: каждому караулу выдал мешочек с подарком - трёхлитровая банка помидоров, килограмма полтора сала и килограмма по три картошки. Не мороженой, не гнилой - хорошей крепкой огородной картошки. Это наши офицеры скинулись для солдат - как оказалось, это самый лучший подарок.
Смена прошла быстро - никто не хотел встречать праздник в дороге. Я и мой напарник Серёга нажарили картошки на сале (божественно!!! этот кайф не передать словами!), сварганили тортик из галет, смазанных кремом из масла с сахаром... Гвоздём стола, конечно, была сковородка со шкворчащей картошечкой. А как она пахла!
С двенадцатым ударом курантов мы подняли кружки с помидорным рассолом, чокнулись, прокричали "Ура" в громкую связь и смели картошку в три минуты).
Тот Новый год мне запомнился ярче всех. Особенно картошка. Самый лучший новогодний подарок, который мне когда-либо дарили.
С тех пор в любую новогоднюю ночь у меня на столе обязательно есть жареная на сале картошка и маринованные помидоры.

Обкатка тяжелыми танками

Шумел заполярными ветрами февраль 1988 года. Перестройка уже отметилась выкорчеванными виноградниками, дутыми цифрами статистических успехов, «полусухим» законом и исчезновением из магазинов ряда привычных товаров.
Наш экипаж нового формирования делал очередную петлю «большого круга».
Переучившись, кто после службы на флоте, а большинство сразу после училищ в «городе-герое» Обнинске, глубоко освоив физику переходных процессов ядерного реактора и особенности управления боевым атомоходом в тренажерных режимах (в части касающейся), мы отрабатывали 1-ю курсовую задачу в родной дивизии. Где-то далеко в городе на Неве на стапеле Ленинградского Адмиралтейского объединения уже ваялась народами СССР наша многоцелевая ядерная красавица. Будучи безлошадными, мы упорно мешали служить другим экипажам, предъявляя отработанные элементы на чужом железе. Ковалась же организация в череде «баночных» учений в казарме. Сидим по отсекам на баночках (табуреточках, кто не в курсах) и кукарекаем доклады по приготовлению к бою, походу и погружению. В высшей степени условно проворачиваем все подряд в электрическую, гидравликой и воздухом. Красота, главное, не увлекаться звуковой имитацией пуска механизмов и открытием различных забортных отверстий - очень наш командир Николай Николаевич этого цирка не одобрял. И вот на перерыве, прибежав из штаба, наш комдив-раз подзывает меня к себе, загадочно и мстительно так улыбаясь. Вчерашним вечером, надо сказать, немилосердно обули мы его в преферанс.
Ну что, - говорит турбинЁр, - не надоело кукарекать, не пора ли настоящим делом заняться?
Душе лейтенантской, конечно, хотелось разнообразия, но, напустив излишней серьезности, я спросил: «Так вы считаете, Юрий Иванович, что мы хернёй здесь занимаемся?»
- Какой я вам Ереваныч? Фамилия моя Курдин, а зовут меня «товарищ капитан 3 ранга», хотя вам с Горякиным - тамбовский волк товарищ. Бери своего старшину, шильно-мыльные принадлежности и на выход с 244-й. В 16:00 ввод.
Постирав кремовую рубашку методом сухой стирки, (снимаешь самую грязную из трех имеемых, выбираешь самую чистую, а когда выпадет, наконец, свободное время и совпадет с желанием - стираешь все) и прихватив немудреный скарб, я ускакал на союзный пароход.
Нельзя сказать, что кроме цикла Ренкина и кинетики атомного реактора в моей просветленной «бестолковке» не имелось никаких практических знаний.
В мохнатом 1983 довелось сходить в море на 670-м проекте, в 1985 поуправлять во время 3-х дневного выхода установкой 667 «букашки» под контролем пьяных управленцев, а в 1986 даже сдать сдуру во время преддипломной стажировки на допуск к самостоятельному управлению турбинной группой «Акулы». Но реальное знакомство со ставшим впоследствии родным 671 РТМ проектом получил я только во время этого выхода.
Появились мы с Валерой на борту в аккурат во время комплексной проверки, и без лишних разговоров были спущены в 5 отсек. Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять всю весёлость и непредсказуемость похода. Самым старослужащим был матрос Асханбеков. Его не обременённое интеллектом лицо выражало спокойствие и тупую готовность стойко переносить тяготы и лишения кораблядской службы. На все мои глупые вопросы «почему, как и зачем» он отвечал упрямым «дык» и разведением рук в стороны с призывом в свидетели Аллаха. Один из мичманов (техник-турбинист) прибыл за 20 минут до нас, другой (хоть и был родным на этом экипаже) по выражению лица до сих пор пребывал в параллельных сферах.
Из состояния материальной части мне запомнилось хроническая поломка аварийного масляного насоса (надпись на пускателе не включать - убьёт), отсутствие насоса подсушки трюма (как память осталась только станина) и запущенная ржавость всего находящегося ниже верхней палубы отсека. К незабываемым впечатлениям добавился пуск резервного ГМН (главный масляный насос) во время комплексной проверки.
С лязгом потревоженного саблезубого тигра пятивинтовое чудовище выпустило струю
турбинного масла сквозь неплотности, как бы предупреждая: «не трогайте - хуже будет».
Насторожило не наличие воды в трюме (чего греха таить, её там нет только в доке), а её количество, динамика поступления, цвет, запах, гетерогенность (включение в состав невообразимых добавок деревянного, металлического, асбестового и иного происхождения) и ПОЛНАЯ, на мой наивный взгляд невозможность откачки.
«Помпа» не брала ни из рецессов конденсатного, ни из других заветных точек.
Наши с Валеркой попытки помочь ей с помощью патрубков и других нештатных прибамбасов отнюдь не повышали её вакуметрическую высоту всасывания. Доложив свои сомнения по поводу последствий выхода комдиву раз капитан-лейтенанту Немец, я получил «успокаивающий» ответ: «Серега, всего двое-трое суток и кошмар закончится»; после чего он убежал разбираться с докладом о протечках в системе подпитки реактора левого борта. «Да, хреновато тут у вас», некстати вспомнил я фразу советского офицера-связиста, попавшего в бункер Рейхсканцелярии 1 мая 1945г. из эпохального фильма «Освобождение».
Назло врагам с матюгами завелись, прогрели паропроводы, «закольцевались» по пару, который весело свистел из задвижек и конденсировался, превращаясь в струйки различной толщины. Пробные обороты ГТЗА прошли спокойно, если не считать ласковой вибрации турбины, устраненные получасовым прогреванием. «Рули» маневрового устройства блестели, как бы предлагая перейти на ручное управление и скорее дать реверс турбине. Ядерное чудовище неспешно скользило по кудрявой поверхности Мотовского залива.
От медитации, навеянной грохотом турбины и редуктора, меня отвлек матросик, назначенный контролировать уровень воды в трюме. Из его доклада следовало, что минут через десять подпиточный насос конденсатно-питательной системы, немного поискрив, навсегда утонет в мутной воде Баренцева моря, нагло забравшегося в наш прочный корпус.
Сняли его, выполняя приказ механического руководства, мы быстро, утопив при этом всего один ключик. Да и действительно, зачем он нужен, если подпитку и так можно делать под вакуумом, а защиту реактора свалить проблематично - она заблокирована пожизненно. Но метр воды в трюме меня все-таки не по-детски беспокоил. После минутного колебания прослыть паникером, я рванул в центральный. Главный Магеллан парохода быстро переадресовал меня жаловаться командиру дивизиона живучести кап. 3 ранга Жукову. Да, тот мужик рожден был хватом..., жаль его - сражён Икарусом, спит в земле сырой. Не ссы, - говорит,- лейтенант, щас погрузимся и откачаем у тебя всю жидкость. Вот этого я сразу не понял: в надводном положении тонем, а в подводном - море по колено, не знал тогда я, зелёный, диалектики ПЛА.
Нырнули, создали дифферент 7 градусов на корму. По-хозяйски вошёл в отсек КДЖ, продефилировал к кормовой переборке, стирая грязь с лица, вместе с конопушками.
- Вставай, - говорит, - лейтенант, на Каштан, репетуй четко и «вразумёточно». Я связался с Пультом ГЭУ, а они с центральным, где и нажималась кнопка.
- Пустить ГОН - есть пустить ГОН - пущен ГОН...
- Сосёт, эх как сосёт! - ласково сказал Жуков, поглаживая одной лапищей напрягающийся центробежный насос по крашеной слоновкой лысине, а второй размазывая масленые подтёки по своей. До чего же они все-таки похожи, отметил я, несмотря на торжественность момента. Поймав взглядом засасываемые в приемную сетку ГОНа щепки, КДЖ присел и стал заботливо их отгонять,
понемногу багровея. Минут через пять вода, сдобренная маслом и прочей гадостью,
вернулась в мировой океан (а я всё думаю, откуда у меня тяга к экологии).
И лишь потом начался воспитательный процесс. Узнав, что я на корабле только 6 часов, Жуков избрал для внушения Асханбекова.
- Это что? - спросил он, схватив матросика за шкирку для облегчения и доходчивости обзора, и слегка помотал его головой, демонстрируя трюмное безобразие. И тут случилось чудо: вместо ожидаемых и напрашивающихся «виноват, никак нет, не могу знать и ура» наш среднеазиатский герой выдал: дык вы руки не распускайте, тащщщ! Выпрямившись, убрав руки за спину и слегка подпрыгнув, насколько позволяла высота подволока, Жуков заехал своей лысиной точно в нос бойцу.
- Совсем от рук отбились, шалопаи, развели тут военно-морской бордель, годки недогребанные, час на наведение порядка, лейтенант, через час доложить об исполнении. И посмотрел на меня так, что мне отчетливо показался намек: так будет с каждым, кто небрежением своим помешает работе главного осушительного насоса.
Долго потом из трюма доносилось тихое пение и хлюпание разбитым носом, но трюм
через час блестел.
Причем же здесь тяжелые танки? - могут спросить внимательные читатели.
Просто это фраза моего комдива при нашей встрече после (6- дневного!) похода на
чудо-корабле. Кстати, через месяц его отогнали под дизелями в средний ремонт, ну а там новое мышление, Беловежская пуща... короче, ему ходить больше не довелось, а мы с Валеркой ещё послужили.

Случайные совпадения имен, фамилий и тактических номеров ПЛ являются специальными, а специальные - случайными.