Будучи курсантом привлекался в т.ч. для вооруженного сопровождения начфина училища в банк, куда он ездил ежемесячно для получения зарплаты на весь офицерский и иной состав. Т.о. сумма была весьма приличная и к начфину приставлялись два курсанта с автоматами и правами часовых, т.е открывать огонь на поражение. А для поездок использовался закрепленный за финчастью УАЗик. Это преамбула.
Так вот, энто самое детище Ульяновского автозавода встало на капремонт ввиду произвольного отделения картера от двигателя во время движения. Накануне получения денег в банке. Начфин с утра дня Х бежит к дежурному и требует предоставть ему помимо двух оболтусов с АКСами еще и транспорт. На что дежурный резонно замечает, что вся техника "в поле", то бишь в летних лагерях, в наличии только дежурка, закрепленная за ним лично, которую он отдать не имеет права и т.п. С полчаса они орали друг на друга, потом выпили по полграфина воды и почти успокоились. Тут дежурный говорит: - А возьми что-ли вон ту колымагу... "Колымагой" был старый БТР-152, используемый в учебных целях для отработки десантирования "с брони" и обратных процедур на ходу. Поскольку его использование носило спорадический характер, его техническое состояние было еще то. Так вот, на этот утюг посадили срочника-водилу с начфиновского УАЗа и мы поехали.
Кто не знает: у БТР-152 отсутствовали гидроусилители руля, равно как и многое другое, созданное для удобства вождения. К тому же тормозная жидкость у тего протекла и тормоза "проседали". Водила потел и тужился, тем паче он впервые попал с УАЗа на надцатитонный трехосный паровоз. Пару раз мы глохли, постоянно проскакивали за светофор - тормоза не держали эту дуру. Особенно мне запомнилось то, как мы выскочили на переезд перед товарняком, потому что тормоза не схватили, и там заглохли. С товарняком мы все ж кое-как разминулись - водила раскочегарил агрегат с помощью стартера и какой-то-там матери.
В-общем, с некоторыми приключениями, мы прибыли к банку. Площадь перед ним была заполнена машинами (день получения денег). И тут появились мы... Повторю: тормоза не держали, машина останавливалась лишь исчерпав инерцию движения. Сначала, с первого захода, мы размяли место перед фасадом банка просто смяв и отшвырнув кованным бампером пару легковушек. Но они были слишком малы и мы промахнулись мимо центрального входа. Тогда водила подал назад. При этом он выглянул в окно (зеркала не было) и непроивольно повернул руль. Бэтр вышел на циркуляцию задним ходом и протаранил автобус; тот накренился но не упал. Еще пару раз подав взад-вперед, наш дредноут остановился таки напротив входа в банк. К этому времени все кто мог с площади уже свалили.
Повисла тишина. Лязгнув, отвалилась бронедверца и начфин вылез из чрева бэтра держа под мышкой портфель с документами. Под его подошвами хрустнуло битое стекло устилавшее асфальт. Нас уже ждали: вокруг толпилось с десяток водил в монтировками и обломками кирпичей. И только появление из-за брони двух курсантов с автоматами и звук взводимых затворов предупредил расправу над ним и водителем.
Самое главное - когда все закончилось и мы уже возвращались, начфин сказал водиле: "Это ничего, это ладно... Еще пару раз съездишь и того, привыкнешь."

СПАСЕНИЕ ЧЕЛЮСКИНА

Первый Семен Иванович, буксируемый собачьей упряжкой, достиг северо-восточной оконечности Азии и стал мысом.
Второй Семен Иванович до мыса не доплыл, 'раздавился' и стал устным памятником.
И только Семен Иванович Третий повторил подвиг деда. Он тоже достиг края Азии, и тоже на буксире.
Все они были Челюскиными: Первый - первопроходцем, Второй - 'ледоколом', Третий - научно-исследовательским судном с генетически и механически переданными повадками торосокрушителя.
НИС 'Семен Челюскин' - добротный корабль второго ранга с крепким ледовым корпусом - был соседом и хорошим другом нашей 'Азии'. Они нежно терлись бортами, стоя у стенки Дальзавода, и косили друг-на-друга раскосыми глазами клюзов. 'Сене' делали ремонт на дизельном 'сердце': он постанывал, но терпел - ведь рядом стояла красавица 'Азия' с пышным бюстом из двух радиопрозрачных шаров и широкой кормой. Ее вид анестезировал...
Заводские же 'айболиты' в замасленных робах, сделавшие 'разрез грудины' и досрочно получившие премиальные, быстро дошли до состояния тянитолкаев - их ноги бессознательно гуляли в разные стороны, уводя 'тела' все дальше от цехов. 'Сенин' выход в море оказался под вопросом. Его командир, Петр Степанович Рябов, был весь в гневе! Гнев свалился на него сверху...из штаба. И еще немного гнева принес с собой каперанг Сухов, вежливо передавший его Петру Степановичу . Гена Сухов был антиллигентным офицером: интеллигентным по сути, но анти - по должности.
Это он, однажды проверяя флотскую часть, наткнулся на отдельно стоящего матроса с книжкой в руках.
- Матрос, ко мне! Чем занимаемся в рабочее время?
Матрос подошел строевым шагом с боевым до бесстрашия взглядом и по-уставному доложил:
- Товарищ капитан 1 ранга, командир 1-го отделения 2-го взвода 3-й роты 4-го батальона 5-го полка 6-й дивизии Морской пехоты Краснознаменного Тихоокеанского флота младший сержант Борзов. Докладываю! Изучаю Устав Военно-Морского Флота, утвержденный постановлением Верховного Совета СССР от 7 ноября 1917 года, во устранение замечаний, сделанных командиром роты капитаном Дрюкиным на основании статей 10, 20, 30 и 40 Устава ВМФ за нарушение статей 50, 60, 70 и 80. Докладываю статью 10...
- Разрешите идти? - шепотом спросил Сухов. Раздался щелчок. Это у его антиллигентности отпала отрицательная приставка, а оставшаяся один на один с борзостью интеллигентность поступила в соответствии с мировой традицией - дала команду ретироваться.

Сейчас, стоя на ходовом мостике, Гена был решительнее:
- Петруха, нам в Славянку приказано идти для окончания ремонта. Я - старший. - передав пакет с гневом, сказал командиру 'Челюскина'.
- Так в чем же дело?! Пойдем, товарищ Сухов! - улыбнулся Рябов. - Буксир дадут?
- Уже дали - 'Азию'.
Петр Степанович с сомнением поглядел на льдины, плавающие в свинцовых февральских водах залива Золотой Рог, и с сожалением на свежевыкрашенный борт соседнего корабля.
- Не пройдем... У нее корпус не для льдов, да и бульбу помнем.
- Пройдем! Я льды авторитетом давить буду.
И ведь пошли... Наш командир, Николай Прокопович, злющий курил свой неизменный 'Беломор', сидя на боковом диванчике ходового мостика и бросая косой взгляд на развалившегося в ЕГО кресле Сухова. Он отказался от управления кораблем, отдав весь переход в руки Гениного авторитета.
'Челюскин', вихляя галсами, легко катился за нашей кормой, и только опасно натянутый до струнного звона буксирный конец дымился и постанывал: 'Сейчас лопну и ноги вам переломаю!'.
Мы с Колькой, командиры шкафутовой и ютовой партий, отправили бойцов на полуют, где уже обосновался хитрый Шура Пчел, поставленный для связи с ходовым. А когда раздался пушечный выстрел порвавшегося буксирного конца, ласточками взлетели следом.
Сращивать его пришел боцман. Человек основательный, он не сразу принялся за работу: прицелившись в 'Сенин' форштевень, он дал длинную очередь веером, в которой трассирующим было слово 'мать', зажигательным - 'хрен', а бронебойным - 'баааля..сина'. Поняв, что промахнулся, боцманмат откинул суффикс и стал просто боцманом, раздающим подзатыльники и команды.
Срастились и пошли дальше... Впереди уже было видно Славянку. О ее близости наглядно говорили и рыбаки, сидящие на льду и удивленно глядящие на борт 'Азии', ломающий тонкий полуметровый лед всего в пяти метрах от их лунок. Зачарованные, они еще не понимали, что их рыбалка обречена, но заволновались, когда с нашего борта посыпался дружеский чат в одну сторону: 'Пацаны, кто ж корюшку на блесну ловит...Подсекай, дурень...Дядя, у тебя корма к баночке примерзла...'.
Раздался гул! Это не рыбаки роптали, это 'Азия' уткнулась носом в полутораметровый лед и задрожала всем корпусом. Пчел встал, отряхнулся и восстановил связь:
- Ходовой, дистанция до 'Челюскина' резко сокращается.
- Дистанция 70...50...20 метров! Есть касание! - запоздал с докладом поднимающийся с палубы Шурка.
'Сенин' усиленный форштевень достиг таки 'Азии', прорезав край кормы и снеся стальную стойку передающей антенны.
Через пять минут на ют стали прибывать официальные делегации: пришел связист Вова Пряник, глянул вниз на ловящую рыбу антенну и ушел 'устанавливать связь с подводными лодками'; следующим пожаловал механик дядя Миша: его великорусское лицо приобрело греческие черты Прометея с выклевыванной печенью. Как и подобает огнекраду, механик матерился более пламенно, чем искрил уже работающий сварочный аппарат. Последним прибыл старпом, который спустился по шторм-трапу на лед и пошел ругаться на 'Челюскин'. Но ушлые 'челюскинцы' нечестно сыграли захождение с правого борта и отвалили трап. Старпома скорчило от смеха, и он не смог попасть ногой на нижнюю ступеньку. Через полчаса с видом центуриона, принявшего свою сотню ( не воинов, а миллилитров), он заскользил обратно, сделав круг вокруг рыбаков и дав им ценное указание сматывать удочки.
По носу 'Азии' уже пыхтел на выручку трудяга буксир, ломая лед как вафли. Рыбаки 'позорно' бежали!
Вспоров белый саван вокруг нашего корабля, буксир вывел нас на чистую воду и, подцепив 'Челюскина', потащил его в Славянский завод.
Мы же пошли в другую сторону - во Владивосток становиться в док для ремонта пробитой бульбы.
Странно, но впоследствии 'Сеня' больше ни разу не стоял борт о борт с 'Азией'. Девочка рассердилась! Я же говорил, корабли - они как люди.

Еду в маршрутке. Напротив сидит военный (капитан). Смотрит на часы,
достает мобильный телефон и звонит:
- Алло? Товарищ подполковник! Произвожу опоздание на 10 минут!
Вся маршрутка плакала.

Потырено с анекдот.ру

Студенты на маневрах...

Пирожок

В 1987 году первый раз за историю Физтеха студентов после 1-го курса забрали в армию. Вернулись они через год, по 'горбачевскому дембелю', и были освобождены от военной кафедры. Но нашлось несколько оригиналов, решивших получить лейтенанта запаса. Таких офицеры на кафедре уважали, ставили командирами взводов и давали всяческие послабления.
Допослаблялись. Скоро 'служилые', как их называли неслужившие, поняли, что лучше иметь лишний свободный день каждую неделю, чем лейтенантские погоны в далекой перспективе. Короче, на сборы из них поехали считанные единицы.
Первый день сборов. До Балабаново доехали на электричке, там студентов построили и повели в расположение. По прибытии переодели в форму а-ля Иван Бровкин, быстенько показали, как мотать портянки и - общее построение пред светлы очи офицеров кафедры в компании местного начальства. Инструктаж, вы теперь в армии и т.д.
И тут появляется Пирожок. Из 'служилых', давно забил на учебу вообще и на военную кафедру в частности. Открыл кооператив по производству пирожков, отсюда и прозвище. Приехал на своей машине, в своей форме с погонами младшего сержанта, но в кроссовках! И прямо к нач. кафедры: 'Разрешите проходить военные сборы…'. Улыбается…
Полковник медленно осмотрел Пирожка с головы до ног, так же медленно при этом наливаясь краской и выдал тираду, суть которой сводилась к нежеланию полковника видеть здесь это недоразумение, воображающее себя солдатом.