О вкусной и здоровой пище

После пары месяцев сидения в горах, где даже вода в речке практически дистиллированная, начали кровоточить десны. Сказывалось некоторое однообразие рациона из консервов и недостаток витаминов. Командование приняло меры и, спустя пару дней, кряхтя и скрипя всеми своими подвижными частями к нам «в гору» забралась шишига, груженая луком. Само по себе появление грузовика там, где обычным средством передвижения являлся вертолет, уже говорит о многом. Например, о том, каким «волшебными» словами наши отцы-командиры говорили с начпродом, раз уж он сподобился на такой «подвиг». Привез почти две тонны репчатого лука. Крупного. Красного такого. Сочного.
Эти две тонны на сорок рыл мы срубали за неделю. Чистили слегка и лопали как яблоки. Многим было плохо с желудком, но зато практически у всех стало хорошо с деснами. Цинга отступила.
Повторная попытка начпрода доставить нам витаминную добавку к рациону потерпела неудачу, поскольку ни лука, ни чеснока в таких количествах ему больше не отпускали. А потом он и сам попал в госпиталь.
Помните старый анекдот о последствиях излишнего чревоугодия? Правильно, там рожа трескается. Вот и с начпродом приключилась беда. Дело в том, что наш рацион, утвержденный где-то там, в Москве, включал в себя массу непривычных для обычного ассортимента армейских продовольственных складов наименований, как то: кофе растворимый, мясо и колбасы копченые, шпроты, массу иных рыбных консервов, сгущенку, трупики кур жареные (опять-таки в банках), компоты венгерские и тушенку китайскую «Великая стена», сухофрукты и шоколад. Перечислять можно долго. Но все это интендантское богатство проходило через руки явно не готового к этому человека. То есть, начпрод был МОРАЛЬНО не готов все ЭТО отдать на прокорм защитников отечества. И зажал.
Наш командир был мужиком крутым и скорым на решения. А решению его позавидовал бы Соломон: когда начпрода поймали на краже продуктов, он приказал все краденые продукты ему же и скормить. Все две коробки за раз. А для наблюдения за сим процессом и дополнительного стимулирования аппетита выделил двоих наших, при оружии.
Эти садюги вскрыли ножами ВСЕ краденые консервы, высыпав содержимое в столитровый кухонный котел. Перемешали мослом (МСЛ - малая саперная лопатка) и поставили перед побледневшим начпродом. А сами, зажав носы, отошли на безопасное расстояние. Очень жаль, что не удалось запечатлеть на фотопленке выражение лица того капитана, сидящего над котлом с ложкой в одной руке и палкой сухой колбасы в другой.
Короче, начпрод слег с желудком, а мы остались без витаминов. Посовещавшись, пришли к необходимости командировать кого-то из своих на ближайший рынок. За витаминами. Так с того дня и повелось, что один или двое из нас раз в неделю мотались в город на рынок, откуда привозили лук-чеснок на всю ораву. А однажды привезли мешок сладкого перца. Вах! Перец пошел на «ура». И ушел весь за три дня, несмотря на экономию. От потребителей поступили многочисленные просьбы повторить. Так удачно съездившие в последний раз проинструктировали новых фуражиров о месте дислокации торговцев и цене на товар. И на ближайшей попутке они отправились.
Что-то было сделано неправильно... То ли наши ребята лоханулись, то ли продавец их надул, то ли мы выбрали не тех фуражиров. Нет, они вернулись «с добычей». Привезли аж два мешка. Вот только перец был совсем не сладкий. Ну ОЧЕНЬ не сладкий! Да, это был тот красный перец, добавление крошки которого на кастрюлю супа заставляет всех едоков, которые смогут его съесть, выпивать по полведра жидкости. А вот внешне - очень похож. Эмоции же большинства попробовавших его, с ходу откусивших по хорошему куску, вообще плескали через край.
В общем, горе-фуражиры сочли за благо напроситься на самый дальний пост на два недельных срока подряд. А те два мешка перца лежали у нас еще очень долго.

СЛУЧАЙ В ГОСТИНИЦЕ

Конечная остановка автобуса, киоск с сигаретами, фруктовыми водами в пыльных пластиковых бутылках и презервативами «С ароматом тропических фруктов». Линялые этикетки, давно выгоревшие на солнце старые газеты. Пыль, скука, окурки. Бетонный забор с обколотыми краями, железные ворота с красными звездами на створках.
Это гарнизон.
Неважно, какая часть находится за воротами: танкисты, летчики, пехота. Неважно, в какой военный округ вы приехали - в Приарбатский или, наоборот, в Забайкальский - всё строго единообразно.
КПП с перекошенной, когда-то хромированной, вертушкой, за ним - асфальтовая дорожка. Вдоль дорожки - наглядная агитация, она тоже всегда одинаковая. Петр Великий, Суворов, Кутузов, Жуков, ну, кто-нибудь еще по специальности, в зависимости от рода войск. Портреты на щитах - дембельский аккорд какого-то доисторического воина, стихийного последователя грузинского примитивиста Пиросмани. Лики военачальников лишены естественных человеческих пропорций и выглядят диковато. К каждой проверке стенды подкрашивают солдаты с еще более скромными художественными способностями, отчего Петр становится похожим на Филиппа Киркорова с подведенными, как у педераста, глазами, Кутузов опознается исключительно по повязке, а маршал Жуков - по гордой осанке и орденам.
Унылые штабные здания в стиле позднего сталинизма, столовые, насквозь пропахшие тушеной капустой и комбижиром, плац с потрескавшимся асфальтом, заросший травой спортгородок и - гостиница.
Военная гостиница! Между ней и Домом офицеров обыкновенно пролегает гарнизонная Тверская, Невский, а может, Крещатик или даже Бродвей. Днем здесь гуляют молодые мамы с детьми и собаками, а после окончания рабочего дня, как и положено, начинается ночная жизнь.
Куда бы советского офицера ни заносила служба, он знал, что всегда найдет место, где можно будет переночевать, выпить в буфете стакан мутно-рыжего чая, а то и бутылку пива, с которой предусмотрительно содрана этикетка, и съесть кусок холодной жареной рыбы неизвестной породы. В любом гарнизонном буфете всегда можно было найти такую рыбу. Вообще, меня поражало количество этой рыбы, где ее ловили, и почему считалось совершенно необходимым кормить военнослужащих этой рыбой - тайна. Советской армии больше нет, и тайна навсегда осталась нераскрытой.
Все гостиницы - одинаковы. На первом этаже - буфет, гладилка и номера поплоше, для командированных, тех, кто приехал на день-два. На втором - номера для народа посолидней: старших офицеров, ожидающих, когда освободится квартира в ДОС-е, проверяющих и доработчиков. Здесь и мебель получше, и кровати не такие продавленные. А еще - «генеральский» номер. Впрочем, за отсутствием генералов туда пускают на постой и подполковников, не запятнавших свой моральный облик. В таком номере есть кресло, сервант с дешевой посудой и маленький телевизор, показывающий две программы. В «генеральском» номере также есть туалет, что является несомненным преимуществом. Остальные жильцы по утрам демократично занимают очередь к удобствам коридорного типа. Собственно туалет, душ и умывальники находятся в одном помещении, что поначалу вызывает у непривычного человека некоторую растерянность. Потом, конечно, привыкают. Армейский быт суров, но справедлив. Зубные щетки и мыльницы кладут рядом с туалетной бумагой, а полотенца вешают на двери кабинок. Горячей воды нет ни в генеральских, ни в лейтенантских номерах. Почти никогда.
На верхних этажах - общежитие. Холостяки и семейные живут отдельно, что, конечно, разумно: холостые не вводят в искушение женатых зрелищем частого и беспорядочного употребления, а женатые, в свою очередь, не раздражают вечно голодных холостяков запахами домашней еды.
Так и живут. Иногда случаются происшествия. То какой-нибудь прапорщик вздумает прокатиться по коридору на мопеде, то летчик-транспортник, вторую неделю ждущий погоды на Гвинею-Бисау, окончательно ослабнет духом, и будет ползти по коридору в кителе, но почему-то без брюк, царапаясь в каждую дверь.
Иногда в гостинице бывают проверки. Одуревшие от безделья политбойцы сбиваются в комиссию и начинают выжигать скверну бытового разложения, переходя из комнаты в комнату. Помню, особое негодование начальника политотдела вызвала комната, где жили молодые лейтенанты из обато. Убранство комнаты было донельзя спартанским, единственным ее украшением были часы, украденные на железнодорожной станции. Как ни странно, часы шли, но в наличии имелась только одна стрелка, часовая, а на циферблате были красным выделены два числа: 11 и 19.
В гарнизонной гостинице обязательно есть дежурная. Ключи она обычно не выдает, каждый сам берет с доски нужный, а многие комнаты и вовсе не запираются. Главная задача дежурной - выращивание цветов. В дежурке всегда царит полумрак, как в дождевых джунглях Южной Америки. В гигантских кадках растут пальмы, по стенам тянутся лианы, а на широком подоконнике рядами выстраиваются причудливые кактусы. Все это цветет, плодоносит, блестит толстыми, упитанными листьями. Если окажется, что где-нибудь в долине Амазонки в результате экологической катастрофы исчез какой-нибудь редкий вид, ботаники могут не рвать на себе одежды. Нужное растение обязательно окажется в кадке дежурной по гостинице какого-нибудь забытого ведомственным богом гарнизона.
К гарнизонным гостиницам привыкают. Многие живут там месяцами, а то и годами, и, если получают квартиры, то первое время чувствуют себя страшно неуютно и все свободное время все равно проводят в привычных местах.
За годы службы я повидал множество гостиниц, все они слились в памяти в какой-то один среднестатистический «чудильник», но одну запомнил надолго.
Однажды мы поехали в командировку в Курск. Поезд из Москвы уходил очень поздно, а на место приходил, наоборот, на рассвете. Целый день прошел в утомительных хождениях по штабам, было жарко, потно, от бессонной ночи в вагоне стучало в висках, а обед из гарнизонной столовой никак не мог улечься в желудке, отчего казалось, что мы наглотались шариков от подшипников. Иллюзию усиливал металлический привкус во рту от местного пива.
Оказалось, что в гарнизоне нет гостиницы, не успели построить. Мы приуныли, ночевать в казарме никому не хотелось. В ВВС такие проблемы решаются просто: всегда можно переночевать в профилактории для летчиков или, на крайний случай, в комнате перелетающих экипажей. В пехоте все оказалось сложнее. Со своими офицерами они, оказывается, вообще не церемонились: койка в казарме или в палатке - и вопрос решен. Путем длительных телефонных интриг и уговоров начальник штаба сумел пристроить нас в городскую гостиницу.
- Гостиница, в принципе, хорошая, - сказал он, пряча глаза, - поезжайте, вам там весело будет...
И мы опять потащились через весь город, проклиная жару, несчастную судьбу командированных офицеров и командование, извергнувшее нас из уютного военно-воздушного мирка в жестокие пехотные джунгли. Старенькая, обшарпанная гарнизонная гостиница нам уже казалась чем-то вроде потерянного рая.
- «Весело» - это, наверное, с варьете, денег может не хватить! - беспокоился опытный шеф, держась за поручень вихляющего автобуса.
- Главное ввязаться в бой, - вяло возразил я. Мне уже было все равно: с варьете, стриптизом или боем быков... Душ, пиво (много пива!) и койка, больше я от жизни ничего не хотел.
Гостиница представляла собой подъезд в обычной панельной пятиэтажке, так что вопрос с варьете отпал сам собой. На вывеске, между прочим, значилось, что гостиница принадлежит Союзгосцирку.
Наш номер оказался на пятом этаже, лифта, естественно, не было. Дом стоял на самом солнцепеке, поэтому обитатели гостиницы, спасаясь от жары и надеясь на хоть какой-нибудь сквозняк, держали все двери настежь, так что весь нехитрый быт циркачей оказался у нас перед глазами. Где-то готовили еду, где-то бормотал телевизор, в одной квартире мимо нас прошла, абсолютно не стесняясь посторонних, женщина в одних трусиках. Мы отвернулись.
На плохо освещенной площадке четвертого этажа в левой квартире раздался невнятный шум, что-то упало и вдруг мимо нас с визгом пролетело по воздуху что-то вроде крупной обезьяны, шлепнулось на пол и шмыгнуло в квартиру напротив. В этой квартире тоже завопили, теперь уже женские голоса, и существо, выскочив обратно, с воплем кинулось налево. Мы замерли. В левой квартире опять что-то зашумело, и существо опять вылетело нам под ноги, захлебываясь пискливым матом.
Шеф, не долго думая, шагнул в квартиру, я двинулся за ним.
В комнате, обставленной мебелью с рыжей фанеровкой, за столом сидели три громоздких мужика в китайских спортивных костюмах того сорта, что называют «кусочно-непрерывными». Мужики обстоятельно кушали водку под напиток «Буратино».
Старший из них, лысый детина в майке, заметив нас, усмехнулся и прогудел:
- А-а-а, сталинские соколы, за маленького решили заступиться? Уважаю. Ну, садись.
Двое других потеснились, и мы сели за стол.
- Мы - акробаты, - сказал старший, вытирая стаканы. А этот - он кивнул головой на существо, затихшее в углу, с нами в номере. Лилипут он. В пирамиде он вроде звезды на елке, украшение. Мужик-то вроде ничего, но как выпьет, беда - лезет всем морду бить, обида в нем на жизнь просыпается, а много ему и не надо, не может пить. Вот сейчас он заснет, я его к жене отнесу. Она в соседней квартире, ругается, что мы ему опять налили. А как не нальешь?
Ладно, авиация, за встречу, что ли?

Иссечение вертикали

Рывок всем телом вперед, вперед и чуть вверх, и падение... Воздух засвистел в ушах, сладкий холод ужаса ухнул прямо в низ живота, земля летит в лицо, как давно искал я этот обрыв! Все горы истоптал и нашел-таки, нашел!

Флэшлайт: иссечение первое

Теплые руки отца, блеск его глаз. Руки подбрасывают меня под потолок, как это высоко, но совершенно не страшно, каждый раз падаю в его крепкие ладони, и хохочу от удовольствия, папа, еще, еще, еще!

Тело не чувствуется, падаешь, как на оборвавшемся лифте, воздуха как будто нет вовсе, не держит он восемьдесят килограммов биомассы.

Флэшлайт: иссечение второе

- Сторож! Сторож! - и топот ног по недостроенной лестнице, нельзя детям играть в войнушку на стройке, ах, сейчас поймает, нет, врешь, не поймает, убежим как обычно, вниз по лестнице, вниз, второй этаж, через квартиру на балкон и прыжок вниз, сладкое чувство полета, что ж так долго-то, удар пятками в песчаную насыпь и счастье в груди пузырится...
- Ты что, дурак?! С третьего этажа выпрыгнул!!!
- Да? А я и не заметил...

Ничто, ничто в этом мире уже не важно, эйфория ужаса заполняет все тело, дыхание перехватило под кадыком, да и не нужно оно, ежик забыл как дышать и задохнулся...

Флэшлайт: иссечение третье

- Почетным дипломом и кубком награждается занявший второе место на соренованиях по парашютному многоборью среди юниоров...
Это же я! Я! Теперь будут прыжки! Кто сказал, что первый раз прыгать страшно? Это ведь так... Когда купол еще "дышит" после раскрытия, не забыть расчековать запаску, после грома самолетного двигателя блаженная тишина неба, и внизу завистливые лица сверстников!
- Да? Ты не шутишь, мам? Отец правда уходил от нас, когда мне было три года? Я ничего не помню... Я рыдал дни напролет? Не помню...

Ежик задохнулся и умер.

Флэшлайт: иссечение четвертое

Хирург поднял глаза от медицинской карты и медленно процитировал: - Посттравматическая контрактура левого локтевого сустава с ограничением функций на тридцать пять процентов. Пожевал губами, посмотрел в окно и грустно спросил: - Мальчик, как тебя до прыжков допустили? Это же преступление. Ах, второе место среди юниоров... Понятно... Нет, мальчик, иди ка ты отсюда. Мы поставим вопрос, чтобы и юниоры проходили врачебную комиссию на допуск к прыжкам. Все, следующий.

А потом ежик вспомнил, как дышать и снова ожил.

Флэшлайт: иссечение пятое

Военкомат. Громовой голос подполковника: - Парррашютное многоборррье? Вторррое место? Прррекррасно! Такие парррни нужны стррране!
Гул вертолета, прыжки в океан. Прыжки в ночь. Выход из вертолета только через десантную рампу! Оптический прицел винтовки чуть не выбил глаз, ремни подвесной системы вросли в плечи, прыжки со сверхнизкой высоты в океан в феврале, живее, солдат, вперед, вперед, это только учебка, вот попадешь в батальон...
... Хирург поднял глаза от медицинской карты и медленно процитировал: - Посттравматическая контрактура левого локтевого сустава с ограничением функций на тридцать пять процентов. Как ты сюда попал, сынок?..

Вот они - листья на кустах, вот они - камешки на дне ущелья, летят прямо в лицо и сейчас...

Флэшлайт: иссечение шестое

- Нет ребята, и не зовите, я закончил прыгать в 1990-м году. Да, понимаю, что неважно, да, другие времена, нет, денег не жалко. Перегорело. Да и скучно опять начинать с "дубов"... Нет, спасибо.

... правый кулак разжался, медуза вытяжного парашюта хлопнула, раскрываясь и скользнула в поток воздуха, шуршание за спиной, дно ущелья в лицо, рывок!
И неземное счастье, и ежик вспомнил, как дышать, и перевод в горизонталь, и снова можно жить и думать, работать и любить.