-Товарищ капитан первого ранга! Скажите, а где лучше начинать службу?
-Товарищи курсанты, я считаю, что военно-морскому офицеру службу надо начинать на островах...
Девяносто пять "синих воротников" превратились в слух и ждут продолжения. Вот оно:
-...на Васильевском, например

Окоп.

Жаркий августовский полдень. Третий взвод первой учебной роты (бойцы все зрелые и закаленные: второй месяц в армии) на занятии по тактике. У Шурика хабэ промеж лопаток от пота совсем мокрое. Боже мой, боже мой. Ну зачем механику-ремонтнику танков нужно "отделение в обороне"? Как хорошо было бы очутиться сейчас в прохладном классе... Сидеть, тупо рассматривая плакат с разрезом танка Т-26, и слушать, как младший сержант Яковлев, ведущий занятие по технике, тихонько посапывает за преподавательским столом... Нет, лежи на сухой и пыльной латвийской глине (хе! тоже самое, но в дождь, впереди; но Шура об этом еще не знает) и долби этот прокаленный до звона грунт малой саперной лопаткой. Как замкомвзвода старший сержант Егоров это назвал? "Окапываться"... Эксаватор бы сюда... Или хотя бы кирко-мотыгу какую. Ну хотя бы на колени встать, а не лежа окапываться!

Но нет, нет, бдят сержанты! Младший сержант Яковлев зорко следит, чтобы никто слишком высоко голову не задирал. Чтобы приблизить условия к боевым, время от времени Яковлев метко швыряет сухими комьями земли в лоб зазевавшимся бойцам. Вон, у Олежки Лобниса какая шишка на лбу зреет... Эх, мне бы в тундре служить - там, говорят, не так жарко. Хотя... Вечную мерзлоту малой саперной лопаткой копать... Или на флот. Во! Три года, зато без окапывания. На флот хочу!

- Эй, военный, о чем задумался? - это младший сержант Яковлев гневаться изволят'с.- Ты думаешь, тебе окопа глубиной два сантиметра хватит? Взвод, газы!

Десять минут мы копаем в противогазах. Лежа под палящим солнцем. Блин, какая оборона в таких условиях? Да за эти полчаса, что мы здесь ковыряемся, нас давно бы поубивали всех! Можно, я уже буду убитым? До конца занятия?

Старший сержант Егоров начинает сердиться. Через час-полтора прибудет командир роты капитан Папа Карло. А тут вместо окопов - как кошка себе туалетную ямку выкопала.

- Отбой газовой атаки... Живее копаем, товарищи военные. Живее. Рядовой М! Да ты, сволочь, совсем оборзел! Почему твой окоп такой мелкий?! Молчать! Твой сосед слева смог глубже! И твой сосед справа смог! Взвод, перекур! Рядовой М, к вам это не относится! Вам персональная команда: ГАЗЫ!

Старший сержант Егоров осмотрел стоящего перед ним слона с лопаткой в руке и АК-74 за спиной. Заботливо поправил пилотку на противогазе.

- Сынок. Слушай меня внимательно. Сейчас ты будешь копать, как экскаватор. Если ты мне не выкопаешь нормальный глубокий окоп, будешь ночью копать другой окоп. Для стрельбы стоя с лошади. А потом - в наряд по роте. А я с тобой дежурным заступлю.

Даже под противогазом было заметно, как Шурик побледнел. Угроза была не из пустых. Любил сержант Егоров своего подчиненного. Он вообще студентов любил. А Шурика - особо. С Егоровым заступишь - ночью больше часа не поспишь. Каждую плитку кафеля зубной щеткой тереть придется. Унитазы типа "очко" - лезвием отскребать.

- Курить хочешь? Очень хорошо. Покуришь после завершения окопа. Отбой газовой атаки. Время пошло! Смотри, окоп мелким получится - я как танк тебя в нем утюжить буду.

Господи, зачем мне нужен этот хренов окоп? Дайте мне гранату, я брошусь под вражеский танк. Только бы не лежать сейчас здесь и не копать лежа. Хм... Кажется, легче копается? Или только кажется? Нет, правда, прошел через слой засохшей глины и теперь легкая песчанная почва! Ура! Вот... Выкопал глубоко, можно и на колени встать... С колен копать легче... Когда ж сержант даст команду прекратить? Ведь уже нормальный окоп... Нет команды. Копаем дальше...

А сержанту не до Шурика. На своем раздолбанном велосипеде прикатил командир роты капитан Папа Карло и теперь ходит меж мелких ямок, выкопанных взводом в обороне. Унылый ходит, недовольный. Вот, наконец, и команда:

- Конец занятия! Взвод, строиться!

Построились и пошли, пошатываясь. С песней, глотая пыль. А капитан все ходит среди окопов, ищет что-то...

А вечером - разбор полетов. Третий взвод, замерев, внимает старшему сержанту Егорову. А у Егорова усмешка змеится. Вредная такая усмешка, не к добру. Шура нервничает. Но он-то может быть спокоен, он этот чертов окоп все-таки закончил!

- Равнясь! Смирно! Отставить. Равняйсь! Смирно! Рядовой М! Выйти из строя. Взвод, смотрите внимательно на этого воина. Он удостоился похвалы от командира роты. Пока вы, шланги, перекуривали, этот идиот умудрился выкопать окоп полного профиля, с бруствером. И, гад такой, сосновыми веточками его украсил. Товарищ капитан сказал, что весь взвод, включая сержантов, но исключая Шурика, сплошое прибежище ленивых шлангов. Поэтому сегодняшнее занятие не считается. Завтра - опять роем окопы, но на этот раз - полного профиля. Вот как у Шурика получился. Сейчас мы с командирами отделений отойдем покурить, а вы с Шуриком можете обсудить план завтрашнего занятия. Но без смертоубийства, ему со мной завтра вечером в наряд заступать. Разойдись!

Письмо
-------

- Или вот ещё был случай, - сказал Дима.

Мы сидели у него на кухне с бутылкой и лёгкой закуской, которую он по-быстрому соорудил.

- Написал, значит, нам один лишенец письмо...

Дима у нас в части был офицером по академическому резерву. В силу специфики должности, психов-ботаников повидал за службу больше, чем на слёте фанатов сериала СтарТрек.


- .. да, значит, написал письмо. Ну ты знаешь, как это обычно происходит - пишет такой кадр письмо о том, что он не подходит для службы, потому что у него тонкая и ранимая душа. Потом мы ему пишем типовой ответ, так сказать, плюем прямо в распахнутую тонкую и ранимую душу. После чего он идёт в армию как все остальные, только надувшийся и обиженный. Да, так вот. Того парня мы всё-таки отдали психиатрам. Хотя я предлагал свои услуги по оздоровлению, но мне не предоставили пять минут с ним наедине. Что поделаешь, dura lex.

Мы чокнулись, выпили и захрумкали огурчиками. Дима продолжал:

- Значит, товарища звали Семёном. Понятно, из наших, из понаехавших. В общем, пишет он письмо: мол, я, такой-то и такой-то, личный номер 48-что-то-там, прошу освободить вышеозначенного меня от воинской службы в нашей героической армии ввиду нижеперечисленных причин.

Ну, дальше там был список из десятка пунктов. Но мне запомнились пятый, восьмой и последний. Пунктом пятым стоял текст примерно следующего содержания:

"В то время, когда американские империалисты безо всяких на то причин планомерно уничтожают мирное население Югославии, бомбят мирные города, больницы и жилые дома, я, ощущая свою духовную близость к братскому славянскому народу, не чувствую за собой морального права служить в армии, одобряющей агрессора и являющейся его союзником."

То есть уже можно комиссовать, да. Особенно мне про духовную близость понравилось. Я в его личное дело глянул - папа с мамой породистые, аж жуть. У самого морда - "мечта антисемита". Шнобель - во! Только скрипочки не хватает для полноты картины. А вот поди ж ты, туда же. Ты подожди смеятся, слушай дальше! Пункт восьмой:

"Так как я воспитывался в Советском Союзе и взращён на советской культуре, мне глубоко близки идеи интернационализма и дружбы народов. С детства я твёрдо верил в правоту палестинского дела и испытывал законную пролетарскую ненависть к проклятым сионистским оккупантам, нагло попирающим резолюции ООН. Ввиду вышеизложенных причин, принятие мною присяги может пошатнуть моё и без того хрупкое душевное равновесие."

- Пролетарий, ты понимаешь?! Учится на математическом, папа профессор, мама доктор наук. Не иначе, рабочий университет заканчивали, без отрыва от производства. Прямо в Ленинграде своём. Пиликает себе на скрипочке, и ненависть у него копится пролетарская! К нам, сионистским оккупантам! Эээ, стой, не кашляй!

Дима похлопал меня по спине.

- Но апогей этой драмы наступил в самом конце! Значит, примерно так: "Будучи хрупкой и ранимой натурой, я нашёл прибежище в алкоголе. В течении последних трёх недель я нахожусь в глубоком запое, выпивая в день не менее бутылки водки."

Тут Дима прервался и налил.

"Только так я могу унять всю боль моральных противоречий, рвущих на части моё чувствительное сердце. Резкий выход из запоя, связанный с призывом в армию, приведёт к вспышке агрессии, что сделает меня чрезвычайно опасным для окружающих."

Я тебе его физиономию уже описывал? Так вот, комплекция соответствующая. Ручонки тоненькие, сам сутулый, что называется, соплёй перешибёшь. Желудок у Семёна меньше напёрстка, а водки, видишь, влазит целая бутылка... Но это всё цветочки. Заканчивалось то письмо абзацем, от которого мы рыдали неделю.

"На случай, если армейская система проявит в очередной раз свою бесчувственность и меня всё-таки призовут, предлагаю разумный компромисс, который позволит обезопасить окружающих меня солдат"

Только мы, значит, изготовились проявлять бесчувственность в очередной раз, занесли над хрупкой натурой сапоги, мол, пущай послужит, гад такой, как дело приняло неожиданный оборот:

"К данному письму прилагаю таблицу доз алкоголя, которые дозы прошу выдавать мне ежедневно для плавного и окончательного выхода из запоя."

Главный как это дело увидел, чуть не опозорился со смеху! Письмо у него в кабинете в рамочке до сих пор висит. А Семёна мы отправили к психиатрам. Его даже не лечили принудительно, комиссовали на месте. Кстати, по таблице мы с тобой уже на шестом дне после запоя, и стремительно приближаемся к пятому. Ну, за службу!

И мы с удовольствием выпили за службу.

http://www.livejournal.com/~ilyad

История О ножах
Мой папа любил точить ножи. Делал он это каждую субботу и подходил к вопросу очень ответственно. Обычно жены ворчат на мужей за незаточенные ножи, моя мама ворчала за острые... И очень часто папа рассказывал мне историю про свой любимый нож, с малахитовыми накладками на рукоятке. Сама история длинная и излагать ее я не буду. Заканчивалась она словами: "Но я его потерял, на войне". С детства я знала, что папа прошел всю войну с самого начала. Перед самой войной он закончил пограничное училище и сразу попал на фронт. О самой войне он мало рассказывал, не любил вспоминать. Раз в год, на 9 мая, я сама прикрепляла на его пиждак награды - 2 ордена Красной Звезды, медали. И мы отправлялись смотреть салют. Очень я гордилась своим папой во время этих прогулок, мне нравилось идти с ним рядом. Он был такой большой и сильный, такой заботливый и добрый. Спокойный и ласковый, он никогда не повышал голос. Самый любимый папа! На следующий день награды снимались и убирались в шкаф.
Та папина история про нож с малахитовыми щечками однажды навела меня на мысль подарить ему такой же нож. Надо сказать, что он любил собирать грибы и мы часто ходили с ним по лесу. На деньги от школьных завтраков я купила похожий нож для грибов, но при очередном походе в лес папа умудрился потерять и этот. Он очень переживал по этому поводу. Мне было жаль, что папа так сокрушается о потере...
Я выросла, выучилась. По роду работы часто ездила в командировка на Урал и во всех доступных местах искала нож, о котором столько слышала. Привозила папе варианты, но не то, не то.
А однажды я наконец услышала от папы, как он потерял свой нож. Мы фильм какой-то смотрели про войну, и папа сказал, что все, что показывают - не то и не так.
- А как? Вот ты лично на войне сколько фашистов убил?
-Ножом - одиннадцать. Потом еще одного, "кукушку" очередью снял, а сколько еще - не знаю, кто их там считал?
- Как это ножом? Зарезал?
- Я снимал часовых, когда за линию фронта ходили. И вот я того, последнего, снял ножом, а вынуть обратно не могу, застрял нож. Я немца держу, дергаю, шум поднимать нельзя, полный рукав крови уже набрал, а нож все никак, рукоятка скользкой стала. Так и пришлось бросить ножик, жалко. Все время его вспоминаю, хороший был нож, красивый, удобный.
- Нож жалко? А немца этого, немца - не жалко? Они же люди!
- Это не люди. Это враги.

Мне стало страшно.

P.S. На дух не переношу тупых ножей.

В конце восьмидесятых я гостил у деда с бабкой в Киеве.
Оба они прошли всю войну от первого до последнего дня. А после войны получили участок в Киеве для застройки, на Сталинке, и сами построили себе там дом.
Бабуля меня и просит - слазь, внучек, на чердак, прочисти трубу печную, а то уж сильно дымит.
Залез я на чердак, все что надо сделал, а когда уже на выход пошел, то заметил в углу чердака чемодан.

Древний, фанерный чемодан, какие я только в старых фильмах и видел. Весь в пыли и паутине. Сразу почему-то появилась мысль о забытых сокровищах. Просто так ведь чемоданы на чердаках не прячут!
Попробовал подвинуть это фанерное убежище сокровищ - ого! Не тяжелый, а просто тяжеленный! Ну очень интересно.
Будем открывать!

Открываю. В чемодане лежит огромный темно-серый валун. Просто камень. Как ни странно - прямоугольной формы, абсолютно совпадающей с чемоданной. Ни поднять, ни вытащить этот камень из чемодана невозможно, настолько плотно он там сидит.
Что за фигня такая?
Может надгробный камень какой-то? И почему он так точно повторяет размеры чемодана? И кто затащил эту тяжесть на чердак?!
Непонятно...
Пошкрябав пару минут каменюку ногтями, я закрыл чемодан и весь заинтригованный спустился вниз. Где сразу спросил бабушку Веру Григорьевну об этом каменном чуде.

Бабушка рассмеялась и рассказала историю.

Когда после войны дом строили, вместе с ними жила бабкина мама - моя, значит, прабабушка.
Бабушка Настя.
Родилась она в конце девятнадцатого века и прожила всю свою жизнь на Украине. Поэтому жизнь у прабабушки была очень трудная.
Все то, что мы учим по учебнику истории - первая мировая война, революции, немцы, Петлюра, гражданская война, Махно, голодомор, коллективизация, репрессии, вторая мировая война, оккупация и так далее, можете добавить сами - все это она испытала на собственной шкуре.

Но вот ПОБЕДА!
Враг побежден! Бедам пришел конец! Наконец-то наступила нормальная мирная жизнь.

Но длилось это совсем недолго - началась холодная война. Да еще какая - с сытыми и сильными американцами и их страшными атомными бомбами!
Чем все это закончится никто не знал, но ничего хорошего ждать не приходилось.

Умудренная жизнью прабабка поняла - надо готовиться. И она стала понемногу на базаре покупать каменную соль. После чего ссыпала ее в фанерный чемодан на чердаке, пока не наполнила его до краев. Про запас, на всякий случай. Соль ведь не испортится и - что самое главное - всегда пригодится.

И соль действительно не испортилась. Но за 40 послевоенных лет она натянула в себя влаги, закаменела и превратилась в монолитный кусок. Камень.
Памятник нашей истории.

Прабабушка Настя умерла еще до моего рождения. Дед Алексей Федорович умер несколько лет назад. Бабушка Вера Григорьевна по прежнему живет в своем доме на Сталинке, которую сейчас называют Совские Пруды.
А соль эта - я уверен на 100 % - до сих пор лежит на чердаке старого дома.
Она ведь не портится. И может быть еще когда-то понадобится.
Кто знает...

Виктор Хорошилов