Позывной "Аляска"
(Памяти Андрея Фёдоровича Равнавнаута)


Он появился во взводе с приходом нового карантина...
Призыв весны 1988 года.
Я только что получил третью "соплю" на погон , а вместе с нею и должность Замкомвзвода. Командир взвода наш, капитан Калугин, - человек крутого нрава,строгий но справедливый,он был для нас "отец родной", протянул мне пачку военных билетов:
-На, сержант, ознакомься... В наш взвод, под твоё начало...
Уже сидя в ленкомнате и перелистывая военники, я натолкнулся на его фамилию - РАВНАВНАУТ... Что это? Кто?
Могу поспорить с любым из вас, что вряд ли кто из вас слышал подобную фамилию!!! Как вы думаете, кем был он по национальности?! Никогда не догадаетесь!!! Он был ЧУКЧЕЙ!!!
До этого я про чукчей знал только по анекдотам, а тут - "живой", настоящий, да ещё в моём взводе!!! С одной стороны это здорово - единственный на всю бригаду чукча, и у нас, а с другой... вот именно, что "по анекдотам". Подумалось тогда: "Какому военкому пришла в голову несомненно мудрая мысль, призвать чукчу, потмственного оленевода (как потом выяснилось) в отдельную бригаду спецназа ВДВ? На деле же всё оказалось гораздо лучше....
Чукча оказася небольшого роста, коренастый и загорелый до черноты. На своих первых стрельбах показал потрясающий результат - положил все 12 патронов из АК в "десятку"! Тут же приказом по бригаде был назначен снайпером.
Все анекдоты про чукчу были не про него - Андрей был неплохо образован, начитан, эрудирован и что немаловажно, отлично рисовал. До сих пор храню свой дембельский альбом, нарисованный другом. Да-да, именно ДРУГОМ! Дружить он умел. Дружил бескорыстно...
"В тундре по-другому и не бывает", - говаривал он. Воспитание северное (или национальное?). Во взводе его все любили. Чукча был душа любой компании. Знал кучу анекдотов(в том числе и про чукчей), играл на гитаре и баяне.Выпить был тоже не дурак.В общем, он влился в коллектив так, что казалось, мы его знаем уже сто лет.
- Скоро учения, Андрей, - сказал я ему, - тебе, как снайперу, позывной положен... Как думаешь отзываться?
- Аляска, - ответил он.
- А почему вдруг "Аляска"? Это же вражины! Америка.
- Для чукчей нет врагов, - ответил тот с северной мудростью, - Меня ещё дед, а потом и отец учили, что нельзя в людей стрелять. А "Аляска", так это потому что там тоже чукчи живут, - сказал он и рассмеялся.
Так и стал он чукчей с позывным "Аляска".
А то, что в людей стрелять нельзя, так в этом я его не мог переубедить. Он был по-своему прав.
Дембеля ждёшь всегда... С самого первого дня службы. Дембель неизбежен, как крах империализма. И вот он наступил... Долгожданный... Осенний... Уже почти "зимний"... Уговорил ротного отпустить со мной до вокзала чукчу, я поставил "отвального" и мы с Андреем отчалили.
В ожидании поезда пили втихаря пиво, говорили про то, как после службы чукча-"Аляска" приедет ко мне в Москву, обещал помочь ему с поступлением в Суриковское... Да о многом ещё поговорили. Обменялись адресами. И я уехал на гражданку... А чукча остался служить... Он был уже младшим сержантом.
Мы переписывались с ним где-то с полгода, а потом он пропал... Совсем пропал. Писем от него больше не было.
Месяца за 2 до этого я получил от него письмо, где Андрей сообщал, что бригаду нашу передислоцируют в Карабах. Потом были письма оттуда... А чуть позже - как отрезало.... Ну ни одного письма.
Я пробовал его тогда разыскать, но безполезно...
Дальше был путч и следующий за ним развал Союза...
А чукча так и не нашёлся.
Всё выяснилось спустя три года. Как это обычно бывает, случайно...
...Мы встретились в метро... Я, бывший сержант спецназа ВДВ, и мой бывший подчинённый радист Лёва по прозвищу "Хохол".
Встретились, налетев друг на дружку в давке перехода на Новослободской. Обрадовались - не то слово! Обнялись по-братски.
На радости бросили все дела и забурились в кабак. "Хохол" был проездом в Москве. Вечером должен был уезжать. Выпили, вспомнили службу, учения, ребят, взводного...
- Слушай, Лёва, а ведь ты же на полгода позже меня призвался? - спросил я.
- Да.
- Так может, ты знаешь куда "Аляска" делся? - спросил я, особенно не надеясь ни на что, - Ты-же, вроде, с ним вместе в Карабахе был?
"Хохол" изменился в лице , на скулах заиграли желваки. Он налил рюмку водки,выпил молча.
- Ты разве ничего не знаешь ?- и, выдержав паузу, сказал, - Погиб он. В Карабахе...
Как гром с ясного неба!!! Я сидел, переваривая услышаное. Это был настоящий шок!!! Да у какой падлы рука поднялась на безобидного снайпера - чукчу!? Да ведь он сам не капли крови чужой не пролил! Поэтому всё время на блок-постах и стоял. В Карабахе... Он сам мне писал об этом.
Лёва-"Хохол", видя моё состояние, быстро наполнил два бокала водкой. Один подал мне.
-Давай, не чокаясь, за "Аляску"...Ведь он не просто погиб, он мне жизнь спас... Да и не только мне. Нас восемь человек было... Мы выпили. И вот, что он мне поведал...
На блок-посту тормознули жигулёнок с "азерами". Обычная проверка. Ничего особенного. Но в багажнике кто-то из солдат заметил кинжал. Так как был приказ изымать всё найденое оружие, кинжал был изъят. Всё чин-чинарём, по закону, с протоколом.
Один из четверых "азеров" бросился в драку с нашими десантниками, пытаясь отобрать кинжал. Кричал, что это их семейная реликвия, что этим кинжалом ещё его пра-пра-прадед турок резал, и так далее в таком же духе. Но приказ есть приказ, и кинжала ему никто не вернул. Он даже денег чемодан целый предлагал: хрен-не отдали ему "ножичек", тем более на блок-пост уже особисты приехали и "азер" был послан на huй.
-Аллах всё видит,-сказал он на прощание - Икнётся вам это ещё....
Тогда никто не придал значение его словам. Но "икнулось" очень скоро. В следующее дежурство этой смены бойцов. Там был и чукча.
В небольшом строении блок-поста, три на три метра, находились три человека отдыхающей смены, трое бодровствуюшей, начкар-прапор, Чукча-"Аляска"-разводящий. Была ночь. Летняя жара не отпускала даже ночью. Было душно.
По этой причине единственная зарешётченная форточка была открыта.
Чукча не любил жару. Он себе места не находил при такой погоде. Ему не спалось. Он сидел за столом и по обыкновению что-то рисовал.
Трое и начкар спали на топчанах, трое других бойцов резались в домино, в "креста". А "Аляска" рисовал...
И вдруг в окно влетает граната! Ф-1. Кто служил, тот знает, что это такое, да к тому же на такой площади 3 на 3 метра...
Окаменели все. Уже ничего нельзя было сделать - дверь закрыта, подхватить гранату и швырнуть её в решётку окна шансов вообще никаких...
Ничего нельзя было сделать, а чукча сделал!
Он метнулся к гранате, схватил её и, не раздумывая ни секунды, сунул себе под бронежилет. В ту же секунду прозвучал взрыв!
Ещё через пару-тройку секунд, еще не успел рассеяться дым, а в ушах смолкнуть звон, все бойцы были снаружи.Устроили облаву.
Ещё через полчаса поймали того азера,который гранату в окно вкатил. Как он к блок-посту через караул пробрался? Так очень просто: он наших трёх солдат точными выстрелами в голову снял из "макарки" с глушителем. Тот самый "азер", у которого кинжал отобрали, оказался местным боевиком и одним из лидеров движения за освобождение Карабаха. А в прошлом - прапорщик спецназа ГРУ.
Его не стали сдавать особистам. Расстреляли там же, где и поймали. Расстреляли молча, без пафосных слов и оглашения приговора.
Он ни о чём не жалел, единственное, что сказал перед смертью, что жаль, не успел наших побольше завалить.
А чукчу - "Аляску" вынесли из строения на сорваной взрывом двери. Он был мёртв. Взрыв не испортил его лица - осколки ушли в тело.
Чукча улыбался.

Молдавское Барокко.

Осень в Тирасполь приходит медленно, и поэтому незаметно. Дожди начинают пахнуть не летней свежестью, но уже мокрыми листьями, и однажды утром просыпаешся, и первый раз в году приходят мысли о грядущей зиме.
Тирасполь 1985 года. Октябрь.
На гражданского прораба Петю Варажекова было больно смотреть. Печальный, стоял он во дворе строящегося девятиэтажного дома перед группой военных строителей и ждал обьяснений.
Мастер ночной смены вздохнул и выпалил:
- Ну, кончились у нас балконы, а план давать надо.
Петя поморщился от окутавших его паров перегара и еще раз посмотрел на дом, всё ешё на что-то надеясь. Но ошибки быть не могло: действительно, в стройных рядах балконов зияла дыра. Дверной проём был, окно было тоже, а вот балкона не было.
- Что будем делать? - риторически спросил Петя.
- А давай краном плиты подымем, да подсунем балкон, когда привезут - предложил военный строитель рядовой Конякин. Все подняли глаза на кран, в кабине которого сидел крановой - ефрейтор Жучко. Крановой уже давно наблюдавшый с высока за собранием, приветливо помахал рукой.
- Дурак ты, Конякин, - сказал Петя с выражением. Конякин тут же согласно закивал. - Что, давно не видел, как краны падают?
Все опять посмотрели вверх на кранового. Прошлой зимой в Арцизе упал кран. Крановой тогда остался жив, но его списали со службы - по дурке.
- Стахановцы хреновы! - добавил Петя, - идите отсюда.
На самом деле во всем виноват был дембельский аккорд, на котором находились монтажники, перекрывшие этаж без балконной плиты (разбитой пополам еще при разгрузке) и каменщики, лихо погнавшие кладку поверх свежего перекрытия. Предлагать будущим гражданским подождать с аккордом и значит с дембелем, было несерьёзно, да и поздно уже. Дело было сделано.
Петя вздохнул. Вся неделя была какой-то сумасшедшей. Сначала приехавший после дождя главный архитектор наступил на кабель от сварки и от неожиданного поражения электричеством подбросил высоко вверх стопку документов с подписями. Результатом этого была визит инспектора по Т/Б, разрешившйся большой попойкой. Затем какая-то сволочь в лице “пурпарщика” ("прапорщика" по-молдавски) Зинченко продала половину наличного цемента, и Пете пришлось ехать на цементный завод и опять напиватся, на этот раз за цемент. А теперь вот - это.
Он зашел в вагончик-прорабку, где терпеливо ждал задания на день сержант Михайлюк, призванный со второго курса физфака столичного университета. Под два метра ростом с широкими плечами и огромными, как "комсомольская" лопата, руками он попал в стойбат ввиду неблагонадежности, и был немедленно назначен бригадиром - официально из-за размера, неофициально - в пику замполиту.
- Ты видел, что они там налепили в ночную? - спросил его Петя.
- Нет, а что случилось?
- Да вон, посмотри, - и Петя махнул рукой в сторону стройки.
Михайлюк согнулся пополам и стал смотреть в окно, обозревая черную дыру отсутсвуюшего балкона и кривую кирпичную кладку над ней.
Он выпрямился, посмотрел на Петю и сказал:
- Молдавское Барокко.
Петя вздохнул.
- Чё делать будешь? - спросил бригадир.
- Да чё делать - опять нажрусь, теперь с архитектором - обреченно констатировал Петя. - Отправь своих бойцов, пускай дверь заложат. Только сегодня, а то какой-нибудь мудак ещё выйдет на балкон покурить. И займитесь вторым подьездом наконец.
-Ладно, сделаем. - ответил Михайлюк и двинулся к выходу.
Петя набрал телефонный номер Управления.
- Слышь, Виталич, это я, Петя. Приезжай.
- Шоб вот это ты меня опять током бил?
- Не, Ч/П у нас - балкон пропустили, - признался Петя.
- Ни хрена себе! Шо вы там такое пьёте? - после паузы спросил Валерий Витальевич, архитектор.
- Ой, не спрашивай, приезжай, с городом надо разбираться или дом ломать.
- Ладно, жди.
Петя повесил трубку и высунулся из окна прорабки. Увидев Михайлюка, он крикнул:
- Бригадир! И отправь бойца за гомулой, да получше, Витальича опять поить будем. Сержант показал пальцами "ОК", мол. И Петя скрылся в глубине прорабки.
Возле бригадного вагончика толпа воинов-строителей ожидала постановки задачи.
- Груша, Чебурашка - ко мне! - позвал Михайлюк. От толпы немедленно отделилось два невзрачных силуэта, один из которых тащил за рукав второго - Груша и Чебурашка, нареченные так сержантом за поразительное сходство с грушей и Чебурашкой соответственно. Оба были призваны с Памира. Груша страдал падучей, и эпелиптические припадки его поначалу сильно пугали бригадира, но потом он привык, и только старался оттащить бьющегося солдата от края перекрытия, накрыв ему голову бушлатом. Чебурашка же выделялся среди земляков необщетельностью и постоянно удивленным выражением лица. Первое было вызвано тем, что говорил он на языке, которого никто кроме него не понимал, и определить не мог, несмотря на то, что всех, вроде, призывали из одной местности. Русского он, естесственно, не знал тоже, а чебурашкино удивление, судья по всему было прямым следствием неожиданного поворота в его горской судьбе, занесшей его неизвестно куда и зачем...
Неблагонодёжный Михайлюк всегда сажал эту пару в первый ряд на политзанятиях и втайне наслаждался очумелым выражением лица замполита, обьясняющего Чебурашке в двадцатый раз про КПСС и генсека.

- Груша, ты старший. Видишь, вон балкона нет на третьем этаже? Заложите дверь доверху. Окно оставьте. И не перепутай. Вопросы есть?
- Есть, - сказал Груша, - Новый кино есть, индийский. Давай пойдем?
- Груша, иди и трудись, пока я тебе в чайник не настрелял. Если все будет в порядке, то в воскресенье пойдете в культпоход- ответил Михайлюк, применяя политику кнута и пряника. Политика сработала, и довольный Груша потащил Чебурашку за рукав в сторону подьезда. Чебурашка, как всегда удивленно, оглянулся на сержанта и зашагал за Грушей, бормоча под нос что-то, понятное только ему.


После обеда в тот же день в прорабке сидели Петя, архитектор Виталич, замкомроты лейтенант Дмых, обладавший сверхьестественным чутьем на пьянку и зашедший "на огонек", и сержант Михайлюк. На столе стояла уже сильно початая трехлитровая бутыль с красным вином. Дмых рассказывал очередную историю из своей афганской службы, когда Петя краем глаза уловил в углу вагончика какое-то движение.
- Мышь! - заорал он.
Михайлюк, вполне захмелевший к тому времени, встрепенулся и, схватив первый попавшийся под руку предмет, запустил его в угол. Оказалось, что под руку ему попалась сложенная пополам нивелирная рейка, которая от удара разложилась и придавила убегающее животное одним из концов. Лейтенант встал из-за стола, подошел к полю боя и поднял мышь за хвост.
- По-моему, притворяется - сказал он, поднося мышь к глазам, чтобы получше рассмотреть добычу. Почувствовав, что блеф её раскрыт, мышь изогнулась и цапнула офицера за указательный палец.
- Ай! - вскрикнул Дмых и дергнул рукой, разжимая одновременно пальцы. Мышь, кувыркаясь в воздухе, описала сложную кривую, одним из концов закончившуюся в банке с вином, где она и принялась плавать. Коллектив наблюдал за ней с немым укором.
- Что будем делать? - задал привычный сегодня уже вопрос Петя. Неделя явно была не его.
- Какие проблемы? - спросил замкомроты - Чайник есть?
- Вон стоит, - показал Петя на алюминиевый армейский чайник, не понимая, с какого бодуна лейтехе захотелось чаю.
Лейтенант взял чайник и вылил из него воду в окно, затем взял банку с вином и перелил вино вместе с мышью в чайник, а после, через носик чайника перелил вино назад в банку. Мышь немедленно заскреблась в пустом чайнике, очевидно требуя вина.
- Всё, наливай дальше, - скомандовал он Пете.
После секундного неверия Пете вдруг стало все равно, и он стал разливать.
Лейтенант выпил первым, после него, убедившись что он не упал, схватившись за горло в страшных муках, стали пить остальные.

Часом позже, Петя вышел из прорабки и окинул взглядом дом. Ведущий в пустоту проём балконной двери все ещё имел место быть.
- Эй, бригадир,- позвал Петя, - вы когда дверь-то заложите? - спросил он высунувшегося в окно Михайлюка. Тот посмотрел на дом и удивился:
- Вот уроды. Спят, наверное, где-то.
Он вышел из вагончика и направился в дом.
Петя присел на деревянную скамеечку, сколоченную из половой доски плотниками, и зажег сигарету. Он курил, и дым уносило ветром куда-то в серое небо. Начинались осенние сумерки.
- Уже октябрь, - подумал Петя. Он затряс головой отгоняя грустные мысли.
Из подьезда вышел сержант и, ни слова не говоря, сел рядом с прорабом.
- Ну? - спросил Петя.
- Даже не знаю, что сказать - ответил Михайлюк.
- Что не знаешь? Они дверь будут закладывать сегодня или нет?
Михайлик посмотрел на Петю и сказал:
- Они уже заложили. Входную дверь в квартиру.
Петя бросил окурок на землю и затоптал его носком ботинка. Он что-то пробормотал.
- Что? - не услышал Михайлик.
- Молдавское Барокко - повторил Петя.

По следам рассказа тащторанга о разведчиках(http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=3535). Как это трогательно - не убить врага, а подарить ему жизнь, да еще и с позорными для того подробностями. Вот только насколько чаще другие истории на войне происходили...

Не байка, правда натуральная, такая, что правдивей некуда. Никаких эмоций, просто, чтоб расставить акценты по поводу внезапной встречи с врагом на войне.

Сентябрь 41-го. От батальона военно-морских строителей осталось 14 человек. 12 матросов, старшина и зампотех военинженер 3-го ранга (капитан). Бредут в сторону Ленинграда из-под Ижор. Oкружениe. Не диверсанты, а стройбат. На 14 человек - браунинг у командира, одна (о д н а) винтовка-трехлинеечка с десятком патронов и с пяток ножей. Даже лопат с собой не несут. Разведка? А нахрена, и так ясно: вокруг - немцы.
Но все-таки надо иногда почетче знать, где именно. Человек пять ползли и озирались.
В какой-то момент стройбатовцы-разведчики недоозирались. Вышли на полянку, не успели завалиться отдохнуть - три немецких солдатика выходят на ту же полянку, винтовочки - за спиной. И идут прямо к ним, ничего не боясь. Унтер-офицер немножко по-русски говорил. Не, никаких "хенде-хохов". О, говорит, рус! Матросен? Плен - давай! Пойдем-пойдем. Плен - хорошо. Война - конец. Господин официер - в официерский лагерь (тут унтер с некоторым сомнением посмотрел на семитский профиль советского офицера, но решил пока не обострять). Лагерь - хорошо. Сигареты! Mыло дадут!
Похоже, именно это мыло и решило их судьбу. Старшина возмутился:
- Не, ну ни хрена себе! Товарищ командир, да за кого они нас принимают?
- Давай, ребята, - сказал угрюмо командир.
Немцы от изумления даже не сопротивлялись. Их повалили, крепко испинали, отобрали винтовки, связали ремнями. Командир по-немецки свободно говорил, диплом переводчика до войны имел. Допросил их, выяснил, что остальные немцы - километрах в двух. А дальше? А что дальше... Группе надо к Ленинграду прорываться. Не тащить же немцев с собой. Отпустить - через сколько времени их всех перестреляют? Полчаса, час?
Значит, эти немцы здесь, на полянке, и останутся. Расстрелять? Во-первых, патронов, даже с учетом трофейныx, мало до слез. Во-вторых, шум ну совсем не нужен.
- Режь!
Легко сказать... Не диверсанты они, не урки какие. Строители, хоть и в тельниках. Ни один из них еще человека даже из огнестрельного оружия никогда... Но своя-то жизнь дороже. Жребий кинули.
Одному немцу повезло - как-то удачно его старшина ножом ткнул. Сразу умер. Двое других тяжело умирали. Одного из них минут десять никак не мог матросик к богу отпустить. Руки у матросика дрожат, слезы из глаз - градом. Он потом месяц по ночам кричал. Остальные все боялись, что немцев он накличет. Пронесло.
Вышли они к своим. Всей группой, потеряв только одного матроса. В ноябре вышли. Неву форсировали. Это они знали, что к своим плывут. А свои откуда знают, кого там черт несет вплавь через ледяную Неву? Вот того матроса своя пуля и достала. Остальные - живы.

P.S.
Я как-то спросил своего деда, инженер-полковника в отставке:
- Дед, а ты лично на войне хоть одного немца убил?
Дед (шесть орденов, 19 медалей) поморщился. Он всю жизнь строил, от дзотов и береговых батарей до многоэтажных домов и театров; вот об этом он любил рассказывать.
- В одного как-то из пистолета попал. Убил, ранил - не знаю. Что я, проверял, что-ли? Того немца я и не запомнил. А вот приказ мне однажды пришлось отдавать страшный...

Иван-дурак

«Всем тем, кто прошел стадию «молодого офицера»


Посмотришь на него, и жутко делается.
Детина ростом 195.
Длинные, жидковатые волосы уложены «а-ля фюрер». Злобные и пронизывающие глаза неопределенного, серовато-желтого цвета, посаженные очень близко к носу. А нос...
Гоголь плакал...
Он плакал бы, не будучи в состоянии описать этот хрящеватый, тонкий, как лезвие бритвы, скосоебленный на правую сторону (удар боксерской перчаткой) дыхательный аппарат, хищно ощупывающий перед собой пространство...

***

Отряд стоит в ожидании.
У нас сегодня знаменательный день.
Сегодня нам представляют нового командира. Полторы тысячи рыл напряженно смотрят на трибуну, на которой стоит заместитель начальника округа и этот...

- А-а-а-тряд! Под знамя!... Смирно!

Старый команч сегодня тоже волнуется. Он отдал нам 20 лет своей службы. С лейтенанта до полковника. И дрожит его голос. Он уходит ... И передает нас вот этому монстру...
Военный оркестр мерзко взвизгивает первой и второй трубой, ухает туба. И баритон с альтами, и прочей секундной херней на подпевках, старательно пытаются попасть в такт боя большого барабана...
Встречный марш...
А полторы тысячи рыл, сознательно и законно, нарушая приказ «смирно», ведут свои глаза и подбородки за куском красного шелка на древке... Древко несет молоденький старший лейтенант, его сопровождают два здоровенных сержанта с головами имбецилов (бля, не знаю как писать это слово -имбецил, имбецилл, или имбицил... :-) ) с шашками наголо...
На красном шелке золотым шитьем - «За нашу, Советскую Родину !»

Старшина военного оркестра вздымает руку вверх и резко опускает ее, сжимая кулак когда знаменная группа равняется с трибуной и останавливается, повернувшись к отряду лицом...
Оркестр глохнет...

А потом, как и везде...
Коленопреклонно целует знамя старый команч...
Целует его новый...
И командует нами теперь он... Новый...

- Офицеры пять шагов вперед, прапорщики четыре, сержанты три...шага-а-м...Марш!

- Начальник строевого отделения, майор, такой-то, жалоб и заявлений не имею...
- Начальник такой-то учебной заставы, капитан, такой-то, жалоб и заявлений не имею...
- Инструктор одинадцатой учебной заставы, старший сержант, такой-то, жалоб и заявлений не имею...

...Мы никогда не имеем жалоб. И заявлений мы тоже не имеем...

- Товарищи курсанты, сержанты, прапорщики и офицеры!...
(ого...что-то новенькое...по восходящей подполковник пошел...)
- ...я назначен командиром в ВАШ отряд. Если у вас есть вопросы ко мне, задавайте сразу, через 10 минут вопросы приниматься не будут...
(да кто тебе будет их задавать, засранец ты этакий...)
- Значит нет вопросов... Принимаю командование НАШИМ N-ским учебным пограничным отрядом!
- Первая, вторая, третья шеренги - кру-...Гом!... На свои места... шагом - ...Марш!

Опали напряженные погоны.
Со звездами.
Со звездочками.
С любовно пришмаленными утюгом и клеем ПВА металлизированными галунами...

***

Ах...Иван...Иван...

Мы определяем человека по его внешнему виду.
Определяем по выражению морды.
Мы начитались теорий Ламброзо и применяем эти теории к каждому человеку, у которого мало-мальски зверское выражение...

***

В этот же день читка приказов. Пятница.
Мы сидим и ждем его.
Ровно в 16.00:
- Товарищи офицеры!
- Товарищи офицеры...
- Товарищи офицеры! - НШ облегченно кидает нам разрешение сесть
Грохот стульев и мы садимся.
- Эй, ты, прапор, - тычок чудовищной длинны пальцем, - Встать! Фамилия? Должность?
- Начальник поста СПС прапорщик (такой-то)!...
- Виды пограничных нарядов?
- Мммм...
- Ясно. Товарищи офицеры и прапорщики, еще раз увижу демаскирующие носки гражданско-светло-серого цвета буду сношать. Присаживайтесь.
- Есть...

***

Он никогда не говорил «садитесь», «сесть»...

***
- Начальник штаба, я сегодня видел, как за мной по плацу вышагивала ворона. Что за херня? Почему ворона смеет вышагивать при «встречном марше» за командиром? Еще раз увижу, посажу на гауптвахту. Ворону, а не вас. Вы меня поняли?
- Так точно товарищ полковник...*
- Присаживайтесь.
- Есть!
( Хех... И Машке досталось...Правда хуй знает, может она и не Машка, может она мужик, уж очень любит строевые занятия и разводы...Может она мужска полу... Вороненка со сломанным крылом еще восемь лет назад нашли курсанты первой заставы и пригрели у себя. Машкой обозвали...Как старались отучить ее от строевых занятий - нифига не получается...Старый команч привык. А этот...Гляди ж ты... Строевик хренов... Ну не умеет ходить кремлевским шагом ворона...Не умеет! От того и шаг у нее такой...прыгающий...А крыло левое не может заводить назад до упора, потому как сломано оно у нее...Что ж ее, на губу за это?)

***
Что-то на удивление быстро читка приказов прошла... Господин подполковник явно не любит разглагольствовать, и читать кажется не любит... Ну и чудно...На какого хрена нам чтецы-ораторы...

***

Понедельник.
Общегарнизонный развод.
- По местам занятий! По подразделениям! Офицеры управления прямо, остальные напра -фффу! Дистанция десять метров! Равнение... На! -... право! Шагом!..Марш!
Вроде пронесло...
Из алюминево-разверзнутого хайла громкоговорителя:
- Офицеры и прапорщики по прохождении трибуны на месте!

Тьфу, бля... Сглазил...

***

- Начальник штаба!
- Я!
- Олег Васильевич, дорогой, ты когда был в подразделениях в последний раз?
- Э..Мммм...Согласно приказа по службе войск бываю один раз в месяц...
- Блядь!!! Какой раз в месяц??? Ты... ты сволочь, каждый день на всех тринадцати заставах должен побывать!!! Я, блядь, не погнушался в пятницу, в первый же день, сходить по подразделениям! Когда вы домой ушли товарищ подполковник!
Ты знаешь, что у тебя на каждой заставе у сержантов в тумбочках бабы??? Нет, бля? И так хорошо они там пристроились, что я ни одну из этих блядей не смог отодрать!... Да... Зато у меня сержанты поебались на славу! А вы, Олег Васильевич в это время дома чай пили!
НШ припадочно затряс головой и истерически взвизгнул:
- Товарищ полковник! Не смейте орать и оскорблять меня в присутствии подчиненных! Это уставом запрещено!!!
Крысиный, скособоченный и перебито-нервный нос с таким турбинным свистом начал втягивать воздух, что показалось, что начинающая опадать с дубов листва, завихряясь, устремится в него...
- Так... Ясно...Начальник тыла!
- Я!...
- Товарищ майор! Почему у вас сало?!
Отпотевающая от приморско-знойного, сентябрьского утра стодвадцатикилограммовая туша начальника тыла (кличка «Смалец»), мгновенно покрылась крупными каплями пота.
Когда-то я удивлялся этому банально-книжному выражению - «покрылся холодным потом». НТ действительно покрылся, ибо от него пошел пар.
- Не, бля! Я не понял, майор, я спрашиваю: почему у вас сало постоянно? Почему у вас мяса нет?!! Епть, я захожу в солдатскую столовую утром. На столах каша ячневая, а в поносно-коричневом жировом растворе сало кусищами! Я захожу в столовую в обед - в гороховом супе сало, тоже кусищами!!! Вечером, в пюре - САЛО!!! Да, бля, КАКИМИ кусищами??? Почему, я вас спрашиваю, товарищ майор??? Почему на полу сало? Почему я три раза чуть не ебнулся на вашем сале товарищ майор? Почему в моечном цеху не работает посудомоечная машина, и все ванны в вашем сале???
...Казалось, что начальника тыла сейчас хватит апоплексический удар - туша побагровела и начала медленно (но уверенно-синюшно) бледнеть...

- Правильно товарищ командир, правильно, я уже сколько раз говорил им, и начальнику штаба, и начальнику тыла о недостатках в работе!...

- Не понял... А вы почему не в строю, товарищ подполковник? Вы знаете, что строй святое место? Вы знаете, что вне строя и тем более в строю разговаривать строжайше запрещено? Почему нарушаете устав товарищ подполковник? Я у вас спрашиваю начальник политотдела?!!

( Гы-гы-гы.... Ну писец...)

- Эй ты, прапор, тебе весело очень?
- Никак нет, товарищ полковник...
- Есть...

Командир, оглядев напряженно-застывший двушереножный строй, слащаво продолжил:
- И так... Николай Петрович, теперь, когда вы встали в строй, я вправе спросить у вас, у моего заместителя, где знамя?
- ???
- Начальник политического отдела?? Я у вас спрашиваю, спрашиваю нормальным, русским языком, где знамя? Отвечайте мне, что ожидает подразделение, утратившее свое знамя? Вы в курсе товарищ подполковник, что это подразделение ожидает расформирование?
- Дык, тащ полковник на месте знамя...и часовой стоит...
- Я не про это знамя, - Иван остекленело, - Я про то, сраное, знамя, переходящее, которое вы, Николай Петрович, получили год назад, за успехи в политической подготовке! Про боевую я уже не говорю, ибо сегодня ночью, я, зайдя в клуб, обнаружил сладко спящим на бильярде старшего сержанта, который отрекомендовался мне инструктором по комсомольской работе, и который как Понтий Пилат был обвит плащом с красным подбоем, то бишь, вашим переходящим знаменем. Вероятно, замерз инструктор, - Иван неожиданно проявил знание запрещенной литературы .
- А вот скажите мне, милейший Николай Петрович, а давно были вы на гауптической вахте?
- Э-э-э, товарищ полковник, я не понимаю вас, я вообще там не был... Никогда не был...
- Ну, вот теперь и познакомитесь... Шагом марш на гауптвахту!
- Не имеете права... Я...офицер...Подполковник я... Даже домашним арестом...не положено...
- А я вас и не сажу товарищ подполковник. Шагом марш проводить политико-воспитательную работу с инструктором по комсомольской работе, которого я сегодня поса...э-э-э, задержал в пять часов утра до разбирательства!
Саркастическая и сатирически-платоническая морда Ивана излучала предел благожелательности.

НачПО явно-облегченно вздохнул, но стараясь не потерять лицо перед зеленоголовой оравой, которую он в течении стольких лет изматывал ПВР, тихонько, но достаточно четко проблеял:
- Я этого так не оставлю Иван Антонович...
- Это ваше право, только сначала выполните приказание, а потом можете писать рапорт по команде. Шагом марш. Начальник штаба и начальник тыла, назначить ответственных лиц за приведение в порядок уставного порядка в подразделениях и тылового обеспечения... Группы возглавите самолично. Начальник тыла, запомните солдат должен жрать мясо, а не сало!
- Есть!
- Есть!

Ну дела... Это какой-то военный нонсенс...
Даже по команде «разойдись» мы еще секунды три остолбенело стояли на своих местах и изумленно глядели на отходящую литую глыбу состоящую на сорок процентов из устава, на сорок процентов из непоколебимого командирского апломба, и двадцати процентов ядреного армейского мата...

***
А по плацу гулял сентябрь 1991 года и мы еще не все опомнились от августа...Кто-то сказал, что этот Гаргантюа, любящий мясо, долго не продержится, кто-то вступился за него, кто-то промолчал...

***

Ох как закрутил Иван...
Ох как закрутил...

Первым делом он добился перевода НШ, медлительного и мягкотелого подполковника.
На замену ему прислали пришедшего из Афгана подполковника Колесникова.
Ух, как они сработались... Это была воистину пара - Команч и НШ!
Во-вторых, он заставил на 30 килограмм похудеть Смальца.
Посредством укрепления подхоза курсанты стали лопать не сало, а нормальное мясо, даже диетическую курятину и утятину. Не постоянно конечно, но достаточно часто. Иван за бесценок купил в каком-то увядающем колхозе сичкарню (это фиговина такая: туда сено бросаешь, а оттуда выползает оно уже перемолотым). Не знаю почему, но, короче, эту сечку скотина легче усваивает и тучнеет быстрее.
Не знаю, какими способами, но ему удавалось выбивать в округе блочную китайскую говядину и австралийскую кенгурятину. И это в то время, когда вся страна сидела на крупе...
Слишком жирная новозеландская свинина, полученная на поставки, перерабатывалась на добротное, бочкового посола, соленое сало, приготовленное по рецепту самого Ивана-хохла. Уж он-то в этом деле знал толк. И теперь это сало с удовольствием лопали курсанты, прапора и офицеры на усилениях границы или учебных операциях, находясь вдали от отряда...

***

Иван никогда не жалел имитации и теперь, на «Поле чудес», так у нас называли тактическое поле, курсанты с сержантами бегали если и не с песнями, то появился интерес какой-то к войне.

На показных занятиях стреляло все, что только могло стрелять, взрывалось то, что могло взрываться, причем хорошо поставленное действо повергало в восторг не только сопливых курсантов, но и юных пионеров проходящих «службу» в нашем военно-спортивном лагере «Хасанец», многочисленные делегации и, даже народных артистов (в то время прибывающим на гастроли столичным гастролерам было в охотку съездить и показать парочку-другую спектаклей советским пограничникам )...
Особой популярностью пользовалось мероприятие под названием «гражданским - военную жизнь», когда курсантов на курсе молодого бойца неожиданно поднимали по тревоге ранним утром, когда еще только еле-еле «горел восток зарею новой» и бегом гнали на ПУЦ.
Далеко-далеко, через залив, призывно мерцал желтыми, ночными, огоньками светофоров Владивосток. Город уже начинал просыпаться, и над ярко освещенными улицами один за другим освещались дома и отражались слабым мерцанием в Амурском заливе...
И вдруг, в полумгле, высота «238», в простокурсантском обиходе называемая Олимпом, озарялась вспышками рвущихся ШИРАСов, огоньками стреляющих, наступающих групп пехоты, ракетами из СПШ, гнусным воем СХТ и скрежетом (по заржавленным рельсам) двух макетов танков...

Первыми рявкали два РПГ-7.
От их одновременного мыканья приседали в испуге нервные салабоны... Два ПКСа и «Утес» истерически бились в конвульсиях, выблевывая в Олимп трассеры и БЗТ, кроша в щепки мишени и с противным визгом разбивая стенки сложенные из булыжника...
«Пум-пум-пум»... «Пум-пум-пум»... «Пум-пум-пум»... АГС бил обстоятельно и вроде совершенно безобидно, но красноватые, с разлетающимися искрами разрывы на мишенном поле о безобидности уже не говорили... И все это перемежает лай АК-74 и РПК магазины которых, вопреки пограничному правилу забиты под самую завязку (а не на пять патронов меньше) трассирующими...
И уходят трассы...
Ах...Как их хорошо видно в этой рассветной полумгле, и становится действительно страшно, когда она видна...эта маленькая пулька... Ой какая маленькая...

Сноп искр и белых брызг.
Это кто-то из «шайтан-трубачей» попал в старенький списанный БТР, который командир выторговал у красноармейцев за тонну угля и который приказал установить метров за 400 от огневого рубежа.
А ну? Кто из вас будущих сержантов сумеет попасть на таком расстоянии в этот неподвижный бэтр?... Сразу же на него переключаются ПК, «Утес» и все стрелковое. Уходящие в небо оранжевыми ракетами, рикошетирующие трассеры, уже только безобидно-красиво разбрызгиваются от брони...

«Бой» длится всего минуты две.
Оба расчета РПГ задирают трубы в небо. Уши рвет нестерпимый вой и... Через несколько секунд высоко, в фиолетовой синеве, вспыхивают два бутона сработавших на самоликвидаторах выстрелов ПГ-7В...

Шоу конечно... Но это шоу не на экранах телевизоров. Это шоу своими глазами. Под это шоу не суйся...

***
Ивана шпыняли и ругали за перерасход боеприпасов, но он не обращал внимания и гундел, что мы тут-де не в бирюльки играем, а воевать учимся...

***
Черт его знает, что он был за человек.

На вид зверюга, да и поступки иногда не слишком ординарные.
Были у него и недоброжелатели и завистники, но в целом его уважали и, в какой-то степени, любили.

Плели про него, что после училища он, будучи начальником заставы, чуть ли не в одиночку задержал где-то в Армении трех турок, которые за каким-то хреном перлись через нашу систему и, будто бы ему за это был дан орден «Красной звезды», но потом представление отозвали, а он обиделся и набил морду начальнику штаба.
Говорили, что он был курсовым офицером в училище имени Моссовета, но повздорил с начальством и был сослан на Кушку.
Говорили, что в академии, по пьянке, поспорил с каким-то кубинцем-полковником, что на руках поборет его левой.... Кубинец был левшой и здоровеньким мужиком, а Иван хоть и здоровенький, но был правшой, на что дурак-кубинец и повелся. Иван умудрился сломать ему запястье и своей слабой левой, за что его чуть не выкинули из академии, мотивируя тем, что он нарушает принципы международной дружбы. Хорошо хоть полковник-кубинец (он был достойным мужиком) вступился за майора и сказал, что все было по правилам...
Мололи про какие-то дрязги с первой женой, но, судя по всему, первая его жена сукой была хорошей, ибо со своей второй женой, Мариной, он жил душа в душу...

Да блин... Про кого не мелют?

***

Эх... А сколько было заебов у Ивана?
А много было заебов!
Ну не может военный человек без заебов.
Ну не может и все тут!

***
Поднять отряд по тревоге? Это очень легко!
Достаточно для этого приехать из отпуска и обнаружить своего пса, оставленного на учебной заставе для кормежки, в виде ребристого велосипеда .
Бракованного пса Иван еще щенком взял из «сучей школы» (школы собаководов). Криволапый и слабый «брак» неожиданно сформировался в мощного кобеля-переростка, доброго и безобидного, ибо его никогда не обучали командам «фас» и «вперед»...
Перед отъездом в отпуск Иван самолично привез на 1-ю учебную (она находилась в двух километрах от отряда) залежи круп и консервов, полученных на паек и которые он, конечно же, не жрал. Ни он, ни жена с дочкой.
За полтора месяца Иванова отпуска личный состав сержантов первой учебной заставы добросовестно слопал всю тушенку и рыбные банки, накопленные Иваном в течении года...
Приехав за любимым чадом, Иван обнаружил в вольере похудевшую и облезлую овчарку, которая, грустно посмотрев на хозяина, вздохнула и, положив морду на лапы, закрыла тоскливые глаза...
Запоздало сработали пары выпитого в аэропорту пива (Иван был большим почитателем этого народного напитка) и коньяка принятого из семисотграммовой, плоской, штатовского производства, со срамно распустившей ноги кудрявой красавицей, фляжки, которую Ивану подарил на День Рождения начальник штаба, вывезший ее из Демократической Республики Афганистан...

Сирена завыла дурным, пронизывающим голосом, и мы, мужики и бабы побежали на плац, судорожно прижимая к своим грудям тревожные чемоданы в которых, конечно же, не было суточного рациона, который мы сожрали уже давно, под бутылку водки, и поганых приборов под названием «курвиметр»...
А пьяненький и взъерошенный Иван полчаса долдонил нам, что каждый боец на границе должен быть накормлен и напоен, и спать уложен, а ежели он не накормлен, то нахуй нам такой боец, и нахуй нам такие командиры обжирающие личный состав...

Или вот еще заеб.

В 1946 году плененные сыны богини Аматэрасу добросовестно строили дома и казармы для вновь создающегося воинского подразделения.
Очень добросовестно строили.
Дома и казармы стоят и поныне, а вот многие сыны священной земли Ниппон нашли свое последнее прибежище в ржавой земле, недалеко от ласкового прибоя залива Петра Великого Японского моря... Аккурат за автопарком...
Японцы не ставят на могилах крестов.
Достаточно маленького камешка. С одним, единственным, иероглифом...
И все будут знать, что здесь последнее прибежище человека, душа которого смотрит с небес на этот маленький камешек и маленьких людишек переживших его...

---

Сквозь камни прорастаешь ты,
травинкой легкой...
Я не приду к тебе, любимый...
Осень далеко...

---

На японское кладбище за 50 лет навалили несметное множество покрышек, ржаво-пружинно-выперших сидений, а сверху завалили оранжевым железом из автомобильных рам, сгнивших кузовов и кабин...

Смалец был вдругорядь оттрахан за осквернение кладбища, ибо Ивану в один прекрасный момент вздумалось поднять документы по аренде земельного участка...

***
Легенькие и сухенькие женщины с причудливыми, обтыканными деревянными спицами прическами, и туго перетянутые широченными, красными и черными шелковыми поясами на своих серебристо-платиновых кимоно кланяются нам... Мужики что-то шепчут, прикрыв глаза, и тоже кланяются...
Нет никаких оркестров.
Спасибо аната за неумело подправленные известью иероглифы на этих камешках извлеченных из-под железа... Да и ведь не все они и найдены, камешки эти...

А по бухте гулял злобный октябрьский ветер 1996 года... И ежились мы....

***
Иногда на читке приказов Иван вставал и загробным голосом возвещал:
- Товарищи офицеры... Сегодня на подсобном хозяйстве неожиданно и в героических муках скончалась свинья...
Далее приказным тоном:
- Приказываю вам и членам ваших семей прибыть завтра, в субботу на берег бухты. При себе иметь все, что положено для шашлыка. Форма одежды - любая.
Вытянувшиеся морды заступающих в наряд и ответственными офицеров и прапоров и расплывшаяся, довольно, Иванова рожа...
Иван сам и организовывал коллективные пьянки и сам же их и возглавлял.
Песни пел, причем совершенно немузыкально, но любил он попеть...
Поплясать любил...
Короче возглавлял пьянку самолично, будучи не в состоянии ее предотвратить.

***
В 97 году из-за ЧП в отряде его перевели на клерковскую должность в округ (обосрались три курсанта). Поносом (в простонародье старой и доброй дизентерией) у нас не должны страдать военнослужащие.
Как Вы понимаете, Ивана просто при удобном случае выкинули из командиров, как не способного обеспечить здоровье вверенного ему личного состава, уж больно он был пиздлявым и неудобным для генералов...
Следующие командиры имели трупы и ничего...служили...

А Иван, за 6 лет своего командования построил дом.
Он изнасиловал всех генералов - начальников тыла (их сменилось за это время человек пять). Он изнасиловал командующего округом, как Вы догадываетесь тоже генерала, только не майора, а целого полковника.
Он назло всем построил дом. С горячей водой, сортирами, и лоджиями...
Надо мной сейчас будут смеяться, наверное - подумаешь, дом построил... Но в то время, когда Ельцин разваливал страну и армию и нам не платили по нескольку месяцев денежное содержание, когда все рушилось, он строил дом...
И в засранном, Богом забытом учебном пограничном отряде никто не смеялся.
И сейчас не смеются над старым и добрым полковником со скосоебленным и тонким, как лезвие ножа носом, нервно вбирающим в себя «тяготы военнослужащих» и не только оных...

***

Мне довелось еще три года послужить с ним.

Он клерковал замом начальника по подготовке войск, а я неожиданно стал мамлеем и вкусил все прелести офицерской жизни...
Наши жены жили в отряде, а мы с Иваном, за 150 километров от них, бомжевали по кабинетам. И частенько мы напивались с ним из заветной афганской фляжки, на которой кудрявая красавица похабно разбрасала ноги...
Иван, со смешком, мне:
- Эй, ты, прапор... Ты помнишь?

Я помню Антоныч...
Я все помню...

P.S. А Машку, ворону, Иван все-таки посадил на губу. Они настолько сдружились, что Машка не только ходила за Иваном при «встречном», но он еще и пригрел ее у себя в кабинете, чем Машка и воспользовалась.
Скиздила у Ивана обручальное кольцо, которое он за каким-то хреном снял с пальца. Убежать далеко не успела. Была поймана и с позором отправлена на трое суток под арест...Дабы служба медом не казалась...

* Полковник - подполковник.
Любого начальника подполковника, тем более уважительно, подчиненные в армии зовут «полковником».
Подчеркивая неуважение, или сугубо официально могут назвать конечно и «подполковником».
У моряков еще проще. Они и сами про себя говорят: третьего ранга такой-то, первого ранга такой-то, абсолютно, при этом, не делая упор на капитана.

© A.B. Ostrognikoff (Colonell) 2004 stgs@rol.ru

Два военных на ЗиЛе.
История рассказанная бывшим сослуживцем, ветераном войск ПВО. Все фамилии вымышленные. Совпадения случайные.
Министр обороны великой державы с трудом пытался подавить нарастающее раздражение. Опытный, прошедший войну, битый жизнью, командирами и начальниками, в конце службы попавший на знАчимую и даже очень знАчимую, но все-таки тупиковую, не ведущую к дальнейшему карьерному продвижению, многозвездочно-лампасную должность в Арбатском ВО, он неожиданно для всех, волею моложавого и непривычно велеречивого лидера, занял высшую военную должность в стране. С присущей ему энергией взялся за дело, пытаясь навести образцовый порядок по своему разумению, но... Показуха, везде показуха! Вот и сейчас, заканчивая проверку войск Московского округа ПВО, вроде бы неожиданно выехал в часть, в воскресенье, утром, с командующим округом, но... трудно провести старого стрелянного волка! Опять подготовились, опять показуха! «Проверка закончена. Завтра подведение итогов. Поедешь со мной», - пробурчал министр командующему и министерский «членовоз» покатил их в сторону столицы.
Командир Н-ской части МПВО получив по «беспроволочному телеграфу» весть о том, что, то к чему готовились последние два месяца, позабыв про выходные, семьи, а зачастую и сон, наконец-то закончилось, завтра подведение в штабе округа, глубоко вздохнул, позвал начштаба и они, впервые обрадовавшись отсутствию срочно залегшего в госпиталь перед проверкой замполита, отступили от генеральной линии партии по борьбе за всеобщую и полную трезвость. Не на много отступили. Грамм на 150. Каждый. Потом раздав указания дежурному по части отправились по домам.
Капитан Гаврилов не любил заступать дежурным по части с воскресенья на понедельник. Пропадает единственный выходной, а если что, не дай Бог случается (даже в предыдущее дежурство), или вводная какая, то потом весь понедельник оправдываешься ты и крутиться тебе приходится зачастую мыльным волчком. Но сейчас совсем другое дело. Офицеры до обеда были все на местах. Командир только что ушел. Ничего не случилось и не должно случиться. Да и два месяца тяжкой пахоты, потом неделя томительного ожидания (посетят - не посетят), ворчание жены, что забросил семью, требовали небольшой паузы. Он предвкушал, в перерывах от контроля приема пищи л/с и вечерней поверки, наслаждение от чтения увлекательного детектива и просмотра телевизора, в положении лежа, на диване в кабинете замполита.
Сержант Гаврилюк был напротив недоволен своим назначением в наряд дежурным по КПП. Сегодня его земляки проводили важный матч на Кубок по футболу, была телетрансляция. И то, что его, дедушку советских противовоздушных сил, лишали увлекательного зрелища, вызывало его искреннее возмущение отцами-командирами. Поэтому, проводив командира с начштаба, он оставил за себя молодого бойца-дневального, а сам пошел в роту смотреть футбол.
Рядовой Джабраилов вообще мало чего понимал в своей сегодняшней жизни. Оторванный от привычной среды обитания он только интуитивно чувствовал, что самый главные и страшные для него начальники - это деды и сержанты его роты. Сейчас таким начальником был сержант Гаврилюк.
Подъезжая к автобусной остановке, министр заметил двух моложавых теток на остановке. «Тормозни», - скомандовал он шоферу. Куда едем девушки? Тетки, слегка оробев от большого количества золотого шитья, назвали населенный пункт. Садитесь. Подвезем. Демократизация и гласность. А вы что там живете? Да нет. Мы рядом. Там подруга, надо к ней заскочить. А вы где? А мы недалеко, в гарнизоне, в Н-ске. Ах в Н-ске?
«Твой гарнизон?», - спросил министр. «Мой», - ответил командующий, внутренне похолодев. Рассыпавшие в благодарности тетки были высажены в ближайшем к гарнизону населенном пункте, а министерский «членовоз» покатил на неизбежную встречу с рядовым Джабраиловым.
Настойчивые гудки «членовоза» возвратили Джабраилова от состояния полудремы-полувоспоминаний о его прошлой, «доармейской» жизни к суровым будням несения службы. Машина была незнакомой. Такой он вообще еще никогда в жизни не видел. Телефон. Таварища капитана, тут машина. Какая блин машина, где дежурный? Таварища сержанта туалет пошла. Машина? Глянув еще раз на гудящую машину, Джабраилов увидел знакомый до боли логотип на радиаторе, такой же как и на его 130-м. ЗыЛ! В машине мелькали фуражки и другие, незнакомые аксессуары военной формы на двух мужчинах, водитель был в гражданском. Два ваеных на ЗыЛе, таварища капитана!
Два военных на зилке, в воскресенье вечером, кто это мог быть? Максимум прапор-старший машины с бойцом-водителем. Заблудились, что-ли? Так думал капитан Гаврилов, скомандовав рядовому Джабраилову - запускай! Он вышел на крылечко штаба, без фуражки, с полувыкуренной сигаретой в уголке рта, с расстегнутой верхней пуговицей под галстуком и кобурой с ПМ, съехавшей на яйца. К крыльцу тихо подруливал «членовоз» с министром и командующим округом...
Когда примерно дней через 10-ть начштаба, назначенный исполнять обязанности вместо отстраненного командира, выдроченный во все пихательные отверстия, пытался разобраться как же все это произошло и дошел до рядового Джабраилова, то потомственный хлопкороб держался твердо. Машина был? Был! Дежурная гаварил? Гаварил! Машина ЗыЛ? ЗыЛ! Ваеный - два, вадитэл не ваеный? Два! Моя все правилна гаварил? Все правилна гаварил, два ваеный на ЗыЛе!