Чем отличается военный инженер от гражданского?
Военный строит орудия, а гражданский - мишени

"О тщете всего сущего"
Шел теплый летний дождь. Тяжелые капли устало стучались в окно кабинета заместителя начальника Ярославского Высшего Военного Финансового Училища полковника Груздева. Полковник сидел в кресле и напряженно думал. На лице его отражались верность идеалам марксизма-ленинизма, основному принципу строительства Вооруженных Сил, тогда еще СССР, - единоначалию и «недюжинный» интеллект. Уже прошло три дня с той поры, как начальник училища убыл в очередной отпуск, а он, полковник Груздев, бездействовал. Он чувствовал как неумолимое время, безудержно и необратимо отсчитывает минуты и часы этой благодатной поры. Ах, как много хочется сделать на благо этого учебного заведения. И как, кстати, можно проявить себя перед руководством умелым, крепким хозяйственником, ну например, как бывший премьер Черномырдин. Но вот досада - подходящая мысль никак не приходила в голову. Нет, на самом деле фронт работ был обширный. Можно было бы, к примеру, заменить, местами развалившийся, бордюрный камень, кое-где подлатать асфальт, наконец, починить механизм мусорного бункера. Но это все не то. Не тот масштаб, не тот размах. Перед мысленным взором полковника Груздева промелькнул во всей своей красе БАМ, за ним Днепрогэс, потом Магнитка. Полковник тяжело вздохнул. Напряженный мыслительный процесс начал переходить в противную головную боль. Каждая дождевая капля отражалась в воспаленном мозгу ударом тяжелого церковного колокола. И вдруг, стук капель слился в четкую отрывистую барабанную дробь. В воображении картину строек века сменило милое сердцу видение строевого плаца, стройных, чеканящих шаг колонн курсантов, выдвигающихся для приема пищи в столовую. Курсанты шли в колонну по три, поротно. Все радовало глаз, и четкие действия командиров, и строевой шаг, и отмашка рук, даже ремни были подтянуты. Но что-то не вписывалось в эту гармонию. Что-то намеренно и коварно нарушало ее. Полковник Груздев поморщился. Он сделал над собой усилие, пытаясь уловить этот ускользающий туманный образ. Психо-эмоциональное напряжение достигло апогея. Он чувствовал, как Фокс Малдер, истина где-то рядом. И, о чудо, вот оно! Эврика!! Конечно, как он сразу не догадался!!! Это все она. Сколько раз он проходил мимо с чувством легкого дискомфорта. Сколько раз стоял на этом месте взирая на ряды курсантов на построении училища, сколько раз гладил ее своей теплой ладонью. Это все она - трибуна.
Да, чего греха таить, трибуна была далеко не первой свежести. Конструкция ее давно уже не отвечала современным требованиям. Шаткий каркас сваренный из металлических балок и швеллеров был покрыт старенькими же гофрированными оцинкованными листами железа. Пол трибуны возвышался над землей всего на 80 сантиметров, что отнюдь не способствовало должному возвышению важного начальства над головами двух тысяч курсантов, а именно столько их тогда обучалось. Жалкое зрелище. Все бы ничего, но в довершение всех бед, трибуна стояла не по центру плаца, а была смещена ближе к левому его краю. Сознание этого факта породило в душе полковника бурю негодования. Как же так. В этом училище только по одной его команде во всех казармах разом по нитке выравнивают спинки кроватей и даже полоски на одеялах. По его же команде во время заливки бетонных полов цветным цементом с мраморной крошкой курсанты должны втыкать в цемент эту самую крошку на одинаковом расстоянии одна от другой. И тут такое! Целая трибуна и не по центру!!! Полковник Груздев подпрыгнул на месте, от волнения перехватило дыхание, на лбу выступила испарина. В одну минуту он потерял остатки душевного покоя. Он чувствовал, что уже не сможет ни есть, ни спать. Скорее за работу, нельзя терять ни минуты драгоценного времени. Нужно успеть до времени «Ч» - выхода из отпуска начальника училища. Полковник торопливо схватил трубку телефона, набрал дрожащей рукой номер и отдал первое приказание ...
Ничего не подозревавшие курсанты караульной роты в предвкушении предстоящего отпуска вели счет количеству караулов, нарядов, дней, ночей и даже компотов оставшихся до вожделенного отдыха. Всего-то три недели. Все шло своим чередом и ничего не предвещало катаклизмов, до той поры пока на плац не въехали четыре «КАМАЗа» с кирпичом, «КрАЗ» с бетонными плитами и кран. Вот эти сто человек и поступили в распоряжение начальника строительства. Для начала разгрузили «КАМАЗы». Далее разметили место строительства и точно по центру плаца начали долбить асфальт и рыть траншею под фундамент. Надо ли говорить сколько было пролито пота, сколько было отпущено разного рода пожеланий в адрес полковника Груздева и его близких родственников, сколько раз потоки отборной матерщины оглашали окрестности близлежащих домов. Но трагизм ситуации не в этом. Десять дней шли работы по капитальному строительству. По ходу дела проект неоднократно пересматривался, уточнялся, вносились существенные коррективы. На десятый день полковник Груздев рано утром появился на плацу и удовлетворенно взирал на свое детище. Место расположения новой трибуны было выверено до сантиметра. Само мрачноватое строение возвышалось над плацем на уровне второго этажа и отдаленно напоминало мавзолей Владимира Ильича Ленина, слегка уступая ему в размерах. Полковник любовно погладил еще влажную шершавую поверхность штукатурки. «Вечером можно побелить» - отметил он про себя. И завтра в душе его наконец-то воцарится полный покой.
С чувством почти выполненного долга полковник Груздев удалился в свой кабинет, по пути смакуя в воображении момент встречи начальника училища. Старую трибуну за ненадобностью он приказал разобрать, благо особого труда это не составляло.
Генерал-майор Янушкевич должен был появиться на службе двумя днями позже. Но за долгие годы службы у него сформировалось особое шестое чувство. Интуитивно генерал чувствовал недоброе. К тому же в последние дни он ощущал нарастающую внутреннюю тревогу. Все это и побудило его переступить порог вверенного ему училища раньше означенного срока. Так как приехал он в нестандартное время, встречал его только дежурный по училищу. Черная «Волга» медленно ехала вдоль плаца неминуемо приближаясь к новостройке. «Волга» остановилась. Генерал вышел из машины и в течение пятнадцати минут молча стоял перед новой трибуной. Так же молча отправился в штаб. По случаю прибытия начальника командный состав собрался на внеплановое совещание. Генерал был немногословен. До назначения на должность начальника ЯВВФУ он проходил службу в танковых частях. Соответственно и решения принимал быстро и недвусмысленно. Так и на этот раз. «И последнее, мне на плацу ДОТ не нужен, убрать на ... немедленно!!!» - сказал он как отрезал и закончил совещание. Работы по демонтажу велись силами той же караульной роты. На этот раз вспоминали не только полковника Груздева, а всех подряд. Ломать не строить. Пожалуй, это был не тот случай, строили трибуну на совесть, на века и поэтому на разборку пришлось потратить столько же времени сколько и на постройку - десять дней. Справедливо чертыхаясь и матерясь на жаре в пыли эти бедняги долбили ломом кирпичную кладку, а потом ворочали бетонные плиты. Работать приходилось до позднего вечера - поджимал отпуск. И наконец, работы были завершены. На плацу, кроме приличного куска свежего асфальта, ничего более не напоминало о былой суете. Хотя нет. Что за плац без трибуны - генерал приказал вернуть к жизни старую. Старушку вытащили из какого-то склада, начали устанавливать и недосчитались нескольких листов железа. Вероятнее всего они уже красовались на даче какого-нибудь предприимчивого прапорщика. Чтобы не раздувать скандал решили нижнюю часть трибуны (а именно там не доставало листов) выложить кафельной плиткой. Симбиоз оцинкованного железа и кафельной плитки выглядел просто чудовищно, позорно и требовал гармоничного дополнения - писсуара. Впрочем вопросы эстетики в Вооруженных Силах, в том случае, если их кто-то и поднимал, всегда занимали последнее место.
С момента исторического совещания и до полной разборки трибуны полковник Груздев ни разу не показался на плацу. Если Вы решите, что в этот период у него формировался жестокий комплекс неполноценности, то глубоко ошибетесь. Полковник решил, что все возвращается на круги своя и свою энергию направил на улучшение быта курсантов. Первым делом было велено сколотить невысокие квадратные ящички, наполнить опилками и поставить их под каждый писсуар в училище!!! Назначение этих ящичков осталось в тайне, завеса которой приоткрылась немного позже. По установившейся в училище традиции, по прошествии некоторого времени по возвращении из отпуска генерал-майор Янушкевич решил сделать обход казарм. Мероприятие это, как и положено, вызвало всеобщий тихий переполох и ознаменовалось грандиозной чисткой, мойкой, уборкой и ремонтом всего что было видно глазу. Досталось и пресловутым ящичкам, которые к тому времени находились в довольно плачевном состоянии - постоянно спотыкаясь спросонья, их пинали нерадивые курсанты, опилки в них менялись крайне редко и плесень, источая отвратительные миазмы, буйствовала в них всеми цветами красок. Теперь же ящички отремонтировали, отмыли, почистили, вскрыли лаком и наполнили их свежими душистыми сосновыми опилками. Хотя в последствии и это не спасло ящички от печальной участи их предшественницы - трибуны. Начальник училища во время обхода казарм не преминул заглянуть в один из туалетов. Туалетная комната сверкала чистотой. Соски на всех умывальниках были повернуты в одну сторону, на каждом умывальнике лежал кусочек мыла «Яичное», белизна свежеокрашенного потолка отражалась в изумительно блестящих зеркалах. Чугунные чаши отхожих мест были белее снега, вследствие их обработки соляной кислотой. И невиданная роскошь - присутствовала туалетная бумага. Взгляд генерала неторопливо пробежался по всем этим прелестям и застыл на ящичках. На лице начальника училища отразился немой вопрос, а затем кривая ухмылочка. Далее, обращаясь к командиру роты, генерал озвучил свою версию назначения этих ящичков:
- А скажи, майор, у тебя, что курсанты как коты? Поссал и зарыть за собой нужно? Кто эту ... придумал?
- Полковник Груздев, товарищ генерал, - рапортовал майор.
- Уберите это, - выдохнул генерал и, обреченно взмахнув рукой, направился к выходу.
По пути он взглянул в окно - небо затянуло свинцовыми осенними тучами и пошел дождь. Серые капли дождя отвесно падали на пятно нового асфальта на плацу и разбивались на миллионы брызг, напоминая как скоротечна жизнь человеческая и тщетны многие наши суетные дела.

Январь 2003.
Отбарабанив месяц на сборах в окрестностях Рамаллы, хватаю заранее купленные билеты и лечу в Питер - навестить отца, с которым не виделся почти 10 лет. 3-4 часа лёту - и вот я дома. Мне пофиг, что я уже 12 лет в Израиле. Мне пофиг, что уехал совсем ещё пацанёнком. Питер - это дом.
11 часов вечера. Метро "Московcкая". Я и две бывшие одноклассницы не спеша двигаемся по запорошенному снегом тротуару вдоль тёмных витрин того, что я ещё помню как "Московский Универмаг", и "базарим за жизнь". Поговорить есть о чём - лет десять не виделись. Кто женился, кто развелся, кто спился... Идиллию внезапно нарушает скрип тормозов проезжавшего по пустынному проспекту "лунохода", из которого вываливаются трое блюстителй порядка и направляются в нашу сторону. Ну не сообразил я, что здесь, дома, в 11 ночи по улицам только алкаши и милиция шатаются.
На расстоянии двух-трёх метров троица в синем замедляет шаг, рука идущего впереди резко взметается к козырьку: "Сержант Петренко!" ...и, прежде чем я успеваю что-либо сообразить, я чувствую свою собственную ладонь у брови и слышу свой голос: "Вольно!"...
50 долларов - всё что было у меня в кошельке, стоило мне успокоить товарища сержанта. 50 долларов за то, что я нигде не могу забыть, что я - старший лейтенант Армии Обороны Израиля.
Люди, если кто работает в Пулково, Внуково и прочих - ради бога, повесьте там объявления: "Уважаемые туристы. Предупреждаем вас - обращаясь к вам, сотрудники российской милиции отдают честь!"

Праздник 7 ноября. Для всех. Шуршат только те, кто в нарядах, остальные предаются ничегонеделанью, в части только дежурный, остальные офицеры празднуют по домам или в кабаке, кто где, короче... Я же был отправлен на шишиге в распоряжение комендатуры. Задача состояла в развозе пьяных и не очень, тел либо на губу, либо по домам, в зависимости от степени знакомства залетчика со старшим патруля. По домам в основном, развозились гг офицеры, коих было по пальцам пересчитать, рядовой и сержантский состав имевший несчастье попасться, доставлялся на гарнизонную гауптвахту...
Старший патруля - капитан Виноградов. В кузове - патруль - человек 5 курсантов УВВАКУ, за рулем - я, еще на первом году службы.
Вечер...Редкие фонари скорее подчеркивают темноту, нежели освещают улицу. Виноградов не в духе. Празднование в разгаре, за столом, наверняка, уже не по одной бутылке оприходовали, а ему, волей случая, в патруль повезло попасть. На улицах - ни души. То ли переловили всех, то ли попрятались... Шишига медленно ползет по кривой улочке окраины. Вдруг капитан настораживается и внимательно вглядывается в проулок, который только что проехали:
- Ну-ка, тормозни!
Машина замирает на месте, Виноградов, открыв дверцу, пытается что-то разглядеть в длинных рядах гаражных боксов:
- Давай туда потихонечку!.. Фары погаси, иди на габаритах!
Поворачиваю. В сиротском свете единственной, чудом сохранившейся лампочки возникает неведомо куда бредущая фигура в бушлате с погонами старшины второй статьи. Шапка отсутствует, из карманов торчат две бутылки водки. Клиент готов. В нем сидит уже не меньше поллитра, куда он бредет, по-моему, и сам не представляет, ноги не держат, и траектория его движения представляет собой хитрый противолодочный зигзаг.
- Во! - оживляется Виноградов,- давай-ка за ним медленно! Там стенка между боксами, перепрыгнуть не сможет, там мы его и возьмем, никуда не денется..
Медленно продолжаю двигаться за бедолагой. После очередного падения, поднявшись, он замечает шишигу, и, несколько протрезвев, начинает, как ему кажется, отрываться от преследования. Причем, скорость отрыва практически равна средней скорости пешехода, но старшина этого не учитывает и бежит прямо на стенку, в которую упираются торцами ряды боксов. Виноградову это зрелище доставляет некое развлечение в рутине патрульной службы, курсанты в кузове тоже оживлены наблюдением моремана, к которым симпатий не питают, и предвкушают заламывание ласт и препровождение на губу. Наконец, перед беглецом возникает стена. Он еще мечется, пытаясь найти какой-то выход. Шишига останавливается от него метрах в сорока, и Виноградов командует мне включить дальний. На фоне щербатой кирпичной кладки ,как в кино про геройских моряков, фигура в распахнутом бушлате представляла собой внушающее зрелище. Еще не зная, что за машина, менты это или комендатура, мореман принимает единственно верное решение. На глазах опешившего Виноградова, не успевшего выскочить из машины, он выхватывает бутылку из кармана, как гранату, сорвав зубами пробку, закручивает штопором содержимое, запрокидывает голову и одним махом заливает водку в широко раскрытый рот. Успев таким же образом влить в себя вторую поллитру, уже падая под ноги подбежавшего капитана, он находит в себе силы пробормотать: - Забирайте!...
Виноградов ругался долго и виртуозно. Хрен с ним, с мореманом! Водка!!! Водка, уже казавшаяся конфискованой, теперь мирно плюхалась в брюхе старшины, и извлечь ее оттуда никакой возможности не представлялось! Грузить грязного, мертвецки пьяного старшину в шишигу курсантам, судя по всему, тоже не хотелось. Пнув несколько раз безжизненное тело, продолжая материться, капитан развернулся к машине:
- Поехали отсюда!
- Товарищ капитан, а с ним что делать?..
Вопрос, заданный курсантом, остался без ответа... Виноградов молча залез в кабину, курсанты попрыгали в кузов, я врубил заднюю и шишига пятясь выбралась из тупика. Выезжая на улицу, капитан велел мне притормозить у дома, где около калитки курила компания из нескольких мужиков, а за ярко освещенными окнами гремела музыка и слышался здоровый застольный шум. Виноградов высунулся из кабины:
- Мужики! Там между боксами парень валяется, бухой в сиську. Ваш, наверное. Вы его подберите, замерзнет ведь...Ночи сейчас холодные...
Мужики, матюгаясь, подались в сторону боксов...
- Подберут, не бросят...,проговорил капитан, захлопнув дверцу,- Поехали в комендатуру! Без пятнадцати двенадцать, скоро смена...
Лень, наверное, было капитану возиться с мореманом под конец дежурства, потому и не стал забирать. А может проснулось человеческое что-то, не знаю...Хочется верить ...

Об охране и охранниках.

Работаю я в войсковой части, вольнонаемным. Надо сказать, что часть-то у нас есть, а военных товарищей нет. Даже командир - и тот вольнонаемный. Занимаемся мы снабжением одного из военно-строительных трестов (привет Stroybat'у!). То есть наша территория представляет из себя немалое количество складов. И, соответственно, в дополнение к человеческой охране, имеются у нас и служебные собаки. Три здоровенных "немца". Днем они спокойно сидят у себя в вольерах, а в вечернюю и в ночную смены охранники либо выводят их на поводках, либо просто выпускают побегать по территории. Постоянный личный состав они знают "в лицо", потому обычно осложнений не бывает. (Об осложнениях, если будет интересно, в другой раз).

Недавно (около месяца назад), прижился у нас на территории котяра. Черный, здоровенный как бегемот, каждое утро сидит возле входа в контору и приветствует всех начальников (не ниже начальника отдела) боевой кошачьей стойкой и рапортом типа "Мя-р-р". Как он отличает начальников от остальных - загадка, но факт - на всех остальных он просто не реагирует.

Несколько дней назад подзадержался я на работе, иду домой уже часов в восемь вечера и обнаруживаю этого котяру, который неторопливо шествует по территории и несет в зубах диверсанта (такого серого, с лапками и длинным голым хвостом - крысака, короче). Наперерез котяре бежит один из выпущенных "немцев" - по извечной вражде между барбосами и котами. Котяра - ноль эмоций. "Немец" подбегает к нему и в удивлении останавливается. Котяра ему что-то бурчит сквозь зубы, навроде того, что ты свое охраняй, а я свое охраняю. "Немец" в удивлении начаинет вертеть головой - сначала на охранника, потом на меня. Мы дружно жмем плечами, поскольку сами обалдели не меньше.

На этом история того вечера и закончилась.

Однако через несколько дней, в обеденное время, я обнаружил этого котяру сидящим в вольере на будке того самого "немца". Как-то договорились два охранника.

И здесь я не выдержал. Пошел к начальнику охраны, объяснил ситуацию, показал кота и сказал:
- Пора зверя на довольствие ставить. И на зиму жильем обеспечивать.

В общем, принципиальное согласие получено. А в остальном, вопрос решается прямо сейчас.

Будет интересно, дорасскажу, чем закончилось.