СТАРИК И КОТ

Дедушка был старый. Очень старый. Он ходил на работу потому, что не представлял себе другого занятия в жизни. Именно работа, несмотря на все выработанные пенсионные сроки, была смыслом всей его жизни.

Каждое утро, задолго до начала рабочего дня, он приходил на работу, привычно набрав на спроецированной на матовое стекло двери числовой панели код доступа, он проходил сквозь огромный зал и усевшись за свой верстак принимался за завтрак.

Завтрак обычно состоял из традиционной чекушки водки, овощей в виде порезанного болгарского перца и огурчиков и разнокалиберных бутербродов, коими его еще с вечера снабжала старушка-жена.

Позавтракав, дедушка пил чай, курил и смотрел как начинается на заводе новый день. Как лениво идут на работу рано пришедшие, как суетливо бегут на работу опоздавшие и как вальяжно выходит из своих «Волг» руководство.

В сентябре по утрам часто бывает прохладно. Поэтому, коты и кошки, в изобилии водящиеся на заводе (вы можете не поверить, но есть даже специальная статья расходов на них, т.к. они охраняют от крыс и мышей бомбоубежища и прочие подземные сооружения), начинают искать теплые, уютные местечки на ночь. Не был исключением и кот по кличке «Дарьял» по имени одноименной РЛС. Спасаясь от заморозков, котяра пришел в зал, вскарабкался по броне пусковой установки, и уютно расположившись в сопле макета ракеты, заснул.

Дедушка пришел на работу ни свет ни заря. Привычно набрав код, он довольно бодрой походкой отправился к себе за верстак, бормоча по пути какую-то песенку. В это время, услышав посторонние звуки, Дарьял очнулся ото сна и, не разобравшись в ситуации, на всякий случай зашипел.

Как я уже говорил, дедушка был старый. На Родине, в Союзе, а затем в России, он прожил меньше чем за границей. Поэтому дедушка прекрасно знал, чем заканчивается внезапное шипение в сопле ракеты.

Пакет с завтраком полетел в одну сторону, а дедушка, проявив недюжинную для его возраста прыть, полетел отчаянным прыжком в другую.
Окончательно очнувшись ото сна, Дарьял сообразил, что за внеплановый шухер его сейчас будут долго и со знанием дела бить. И, как нормальный кот, решил сделать ноги, спрыгнул на броню, а затем задал стрекача по шлифованному бетону к спасительной дырке в подвал.

- Ах ты ж ё..... мать! Ах ты ж б... га рыжая! - распинался дед, узрев причину своего шикарного прыжка рыбкой через верстак и метнул в котяру какой-то увесистый инструмент. Но не попал.
Обследование показало, что чекушка в пакете разбилась. Но не просто разбилась, а еще и пропитала своим содержимым бутерброды. В общем, как ни крути, дедушка остался без завтрака.

В течение дня дедушка периодически вспоминал свое поражение и при виде кошаков безуспешно пытался в них что-нибудь метнуть.

Спустя пару дней я зачем-то зашел в тот зал и сильно удивился. Дедушка кушал, а на верстаке сидел тот самый котяра, который пожирал всяческие угощения от деда и всячески жмурился и распушался, показывая свою преданность и расположение.

- Ты представляешь, я, когда без чекушки остался, ругался на чем свет стоит. Думал, вот с работы выйду - вот тогда и... А вот я и не угадал. Одно утро без чекушки провел - и как отрубило. Вот не хочу водку пить и все тут. А ведь полвека пил. Так что Дарьялушке спасибо...

Уж сколько времени прошло, а дед пьет только по праздникам...

Бортжурнал N 57-22-10
Часть вторая
АФГАНИСТАН

Так писал Заратустра

7 июля 1987 года в небе Афганистана пропал Ан-26. Это был самолет 339-й (советнической) отдельной эскадрильи, который шел из Кабула в Зарандж. Он совершил промежуточную посадку в Шинданде, взлетел, занял определенный ему эшелон, доложился на траверзе Кандагара и больше на связь не выходил.
На поиски самолета 302-я эскадрилья выделила две пары Ми-8. Они пошли по направлению к Заранджу на расстоянии нескольких километров друг от друга, словно волоча натянутую между ними невидимую сеть. По пути через пустыню в сеть попало множество обломков техники, но все это были взорванные, сгоревшие, искореженные машины, которые переваривала пустыня, всасывало песчаное море. Останков летательных аппаратов не было.
На подлете к Заранджу им сообщили, что по неточным данным самолет перелетел границу и сел в Иране. Измена, захват борта, штурманская ошибка - ничего не ясно. Приказ поисковым вертолетам - разойтись вдоль границы на запад и на восток, по возможности выяснить, где самолет ушел на ту сторону. Пара, ведущим которой был борт N 10, пошла на запад и уже через двадцать минут полета наткнулась на небольшой, в десяток дворов, кишлак.
Ведущий сел, ведомый барражировал неподалеку. Хадовец, наш особист и взвод автоматчиков пошли на встречу с местными жителями, которые все высыпали посмотреть на вертолеты и разжиться керосином. Борттехник Ф., увидев, что к вертолету бегут дети с ведрами, вышел навстречу, отрицательно махал руками. Он не мог дать им даже стакан топлива - его осталось только на обратный путь, и то всего лишь до Фарахруда.
- Командор, керосин, командор, керосин! -кричали мальчишки, окружив борттехника и вздымая ведра. Он отрывал цепкие руки от своих штанов, отталкивал гремучие ведра, поглядывая, не возвращаются ли разведчики, но они все еще беседовали со взрослыми у ближайшего дувала. Зато - и это напомнило ему картину Иванова про явление Христа народу - одинокая узкая фигурка возникла на равнине и медленным шагом приблизилась к орущему мальчишескому кругу, остановилась недалеко. Девочка в белых легких шароварах, в зеленом просторном платье, в красной шапочке-тюбетейке, из-под которой торчали косички, с накрашенными губами, горящими красным на смуглом личике, как роза в сумеречном саду, - она стояла, слегка опустив голову, и взмахивала черными ресницами, стреляя в борттехника черными глазами. В руках ее был бидончик, словно она пришла за молоком.
Глядя на нее, борттехник забыл, что они сейчас на самой границе Афганистана и Ирана, что керосин ей нужен для керосиновой лампы, потому что здесь нет и никогда не было электричества, что у него за спиной - машина времени, и эта девочка с толстым мотком ожерелий из цветных камушков на худенькой груди старше его на тысячу лет. Он с сожалением прижал руки к груди и развел их, показывая, что рад бы, да... Потом поднял палец, раздвинул мальчишек, вспрыгнул в салон, взял из сумки с гранатами три пачки конфет «Бонко», спрыгнул, подбежал и сунул ей в руки. Она взяла одной рукой, прижала к груди, глядя вниз и в сторону.
- Не приставай к их девушкам! - крикнул командир из кабины. - Нас камнями побьют! Давай к запуску, наши идут...
И они улетели.
По пути домой особист рассказывал, что местные видели самолет. Он пролетел низко, в сторону иранского города Заболь, который лежит в тридцати километрах от границы. Явно шел на посадку. Не горел, не дымил, оба двигателя работали...
Прилетели домой уже в сумерках. Узнали, что самолет ушел в Иран в результате навигационной ошибки - штурман блуданул (и он же, единственный из экипажа погиб при штурме самолета иранским спецназом). Ведутся переговоры по возвращению самолета и экипажа.
Поздно вечером на кухне борттехник писал письмо другу. Друг жил далекой мирной жизнью - ходил в библиотеку, в филармонию, на выставки, читал Гессе, обоих Маннов, Боргена и Бохеса, пел в душе: «Мулатка, просто прохожая, как мы теперь далеки», ненавидел армию и писал в письмах борттехнику Ф., что появилась гениальная группа, которая поет смелые песни про Америку и про шар цвета хаки, и что все стремительно меняется, пока он там занимается непонятно чем. И, чтобы не травмировать друга, борттехник Ф. писал письма так, словно он был туристом в экзотической стране. Он рассказывал о местных обычаях: например, о мужской дружбе, когда один ведет другого за мизинец, или о том, что стоя мочиться мужчине здесь не положено - только на коленях. Много писал о волшебных лавках, в которых есть все, - не только тряпки, но и радиомикрофон, который он купил и привезет, чтобы друг, наконец, смог записать кассету своих песен и послать ее Тухманову...
Про войну борттехник тоже писал, но старался делать это так деликатно, чтобы не ранить душу товарища, который в это самое время читал с пожелтевших страниц с ятями то, что говорил Заратустра. И борттехник, сидя в месте рождения пророка, невольно писал слогом его. Он писал про белое небо и красные горы этой страны, про адскую жару, которой дышит зев плавильной печи. «А тут ею дышим мы и наши железные звери. Но мы привыкли к ней, и она уже не трогает нас, эта волшебная жара, - и винтокрылые наши звери, поначалу так тяжело взлетавшие, тоже привыкли, и начали тащить веселее, выше, быстрее, посвистывая и потряхивая, - такие пятнистые хищники снаружи и такие смешные внутри - с лавками, обтянутыми голубым дерматином в кракелюрах, с оранжево-желтыми облупленными баками, с обшарпанным голубым рифленым полом, с непромытыми бурыми пятнами под теми баками. Они уже сами рвались в это небо, и мы шли на поводу у своих нетерпеливых машин. Мы вылетали на охоту ранними прохладными утрами, когда восточные горы еще чернели на фоне лиловых шелков, когда ветер еще не прошел через горнило, и тоже был шёлков - его еще можно впускать в открытые блистера и выпускать в открытые двери, как восточный платок через кольцо. Мы шли так низко, что сбивали колесами маковые головки, пролетая над полями, в которые падала утренняя заря. А потом на стоянку приходили мои звери - пес Угрюмый и две его суки, - и Угрюмый лизал эти колеса, становясь все добродушней, пока не превращался в щенка. А две суки - черная на удалении, рыжая, оборачиваясь к черной, поднимая губу, обнажая белый клык и утробный рык, - две эти поджарые и нервные смотрели на хозяина непонимающе, потому что никогда не пробовали маковых колес, - и становились ему как матери...».
Так писал борттехник Ф. своему другу. А, может, и не ему, а самому себе, будущему.
Вот и в этот вечер борттехник Ф. рассказывал в письме не про то, как они искали пропавший самолет. Он писал про девочку с бидончиком, полным козьего молока, которое она протянула белому богу, спустившемуся с неба на железной стрекозе...

P.S.
Прошло десять лет. Бывший борттехник Ф. написал рассказ «Экзерсис». Прочитав его, друг спросил:
- Это ты про ту девушку-афганку, которую ты трахнул на самой границе с Ираном?
- Я трахнул? - искренне удивился бывший борттехник. - Бог с тобой, золотая рыбка, с чего ты взял?
- Так ты в письме тогда написал, что она была дочкой торговца тканями, и, пока батя говорил с офицерами про какой-то самолет, она напоила тебя козьи молоком, увела тебя в отцовскую лавку, вы с ней курили кальян, и ты овладел ею на голубом иранском тюле, двенадцать метров которого она потом подарила тебе, тот самый кусок с отпечатками ваших утех. Ты привез этот тюль сюда, вот он, на твоих окнах. Я еще подумал тогда, прочитав письмо: если ты вспомнишь когда-нибудь про нее, то я поверю. Ты так и не вспомнил... Да, вот еще, - ты писал, что кожа ее пахла как шерсть вылизавшей себя кошки - дымом...
- Какой ужас! - сказал бывший борттехник, смеясь. - Истину говорят: вруну требуется абсолютная память. Я же помню только одно, - что подарил ей три пачки конфет...

ДВА КАДРА.

На днях, пробегая из суда к знакомому нотариусу, на улице был небрежно перехвачен за портфель, и встречен вопросом в лоб:
- Все бегаешь, урядник?
- О! Привет, Макс! Ты каким ветром здесь?
- Да вот пенсию оформил, сейчас к нотариусу ооошку открываю, решили с ребятами ЧОП замутить.
- О, бизнесмен на пенсии, молодец! Что, одиннадцатую форму подписываешь? (Форма р11001- заявление о госрегистрации юрлица)
- Да хз... Юристам заплатил, нарисовали тут целую пачку макулатуры. Хожу теперь.
- Ну, что ж привыкай, пошли, я тоже к нотариусу.
И так небрежно трепясь о прошлом и настоящем два сослуживца пошли в офис совершать нужные и необходимые нотариальные действия. Встреча возобновилась в кабачке за ужином на вечере воспоминаний.
Ближе к ночеру, получив дома заслуженных люлей за поздний приход и наличие устойчивого вискарного амбре, уселся на кухне с котом и ноутом. (Тилигентные люди за компьютерном столом не едят, они ноут на кухню тащут). Встреча и порадовала и огорчила, т.к. узнал, что кого то из общих знакомых увижу только через года три (если досрочно не выпустят), а кого-то уже, к сожалению никогда. И так полуночничая за столом, в голову полезли воспоминания о том, что было, как это было и....

Кадр первый.

Биография его была интересна и заслуживает отдельного тома из серии «ЖЗЛ», и вполне возможно кто-нибудь ее еще и напишет, ну а пока вкратце.
Возраст около сорока лет. Образование высшее (техническое). Трудовых книжек было две, т.к. больше года нигде не задерживался. По молодости лет в по комсомольской путевке работал, где то в Заполярье шахтером, где попал под обвал, долгое время сидел в забое и ждал аварийную бригаду, в результате чего поимел незалеченную травму головы, никтофобию (боязнь темноты) и что-то сложнозамороченное по поводу отношения к мелкой живности и насекомых. Рост около двух метров, две ладони-совковые лопаты на уровне колен, повадки и логика самца гориллы, кличка - Ка-700.
В зону он попал в качестве инженера на промзону, дважды был бит спецназовцами за неуемное любопытство к режимным мероприятиям и отсутствие формы (а что еще делать «маскам» когда верзила в черном рабочем комбинезоне пытается пройти в цех, расталкивая всех подряд), каким то чудом был аттестован, и получил в итоге две звезды на погоны. И жить бы ему и дальше спокойно на промзоне, гонять работяг, да улучшать качество продукции, но тут начались кризисные времена, промка встала, и шустрыми тараканами пошли слухи о предстоящем сокращении.
Я не уверен, что Ка-700 обладал жутко мохнатой лапой, да и начальника нашего отдела большим дураком не считал, но как-то так получилось, что кадровая дыра у урядников и сокращение у промзонников наложились друг на друга, и уже через неделю в нашем отделе воспитательной работы стало на одного больше.
К моему счастью я уже имел своих стажеров, и Ка-700 закрепили за другим урядником, и все заверте...
Утро, дежурка, забираю карточки осужденных, краем глаза замечаю непонятные взгляды помощника с дежурным.
- Мужики! Че, тихаритесь? Ночью кипеш в отряде был?
- Да, не Маратыч! Нормально все, придешь - сам увидишь...
- Вашу маму на пенсию! Че за дела???
- Иди, иди... на проверку опоздаешь.
Рванув на бешеной метле в отряд, я забежал в локалку, остановился возле крыльца, проглотил сигарету и начал цензурно выражаться. Дверей не было. Вообще. Пустой проем над крыльцом украшали остатки дверной коробки с перекошенными петлями. На ступеньках уныло валялась дверная ручка. Остатки дверей были разбросаны по периметру локалки. Нет, двери, конечно, были не из листового железа, но и к современным картонкам их тоже отнести нельзя. Нормальные советские двери из доски-пятерки, к тому же буквально на днях свежеокрашенные...
- Маратыч! Народ на проверку выводить?
- Ага, давай... Стоять, Тайсон! Че за блудняк? Доклад!
Старшина ухмыльнулся и потащил меня в кабинет отпаивать чаем и баловать сказками.
- Маратыч! Ночью смена зашла на проверку. У нас все нормально, все по цифири, я сам заранее отряд обошел, пересчитал. Пошел к себе чифирнуть, смену помощник мой - Ковбой встречал. На тумбочке ночным дневальным Ахмет был...
- Ну?
- Пришли двое, сержант из «быков» (мл. инспектор ОБ - отдел безопасности, или по настроению - отдел быков) и урядник новый с промки.
- Ка-700 что ли?
- Ага. Ну, они короче проверять стали, сержант с Ковбоем по секциям пошел, а Ка-700 на продоле остался. Он сначала наглядную агитацию смотрел, потом до Ахмета докопался, типа кто рисовал, кто стенды делал, а тот шуганулся, ни бе, ни ме... Ну короче, Ка-700 ему фанеру легонька проверил и решил на продоле шмон устроить.
- Где там че искать то? Коридор пустой же!
- Ну да. Он сперва тумбочку обшмонал, потом пожарный щит посмотрел, ну а дальше в распределительную коробку полез наркоту искать.
- И?
- А дальше непонятно было. Свет вырубило, он заорал, как будто режут, и в локалку ломанулся. Ну, а то, что двери вовнутрь открываются он, видать, не знал.
- Тайсон! Ты хочешь сказать, что Ка-700 башкой двери наружу открыл, и вместе с коробкой вынес???
- Начальник! Я в курсах, что на залипуху канает, но в натуре так и было! Он потом со сменой прибежал, Ахмета и Ковбоя забрали...
- Ладно! Давай строй отряд на проверку, потом лови старшину восьмого отряда (начальником которого был Ка-700), и скажи, что если он к концу дня со столярки мне новые двери не сделает, то я к вечеру их двери сниму, размер вроде у них одинаковый.
- Маратыч, а с мужиками че?
- Не ссы в компот Тайсон! Разберемся!
После проверки я забежал в штаб, и с порога начал жаловаться куму зоны на жизнь.
- Серега!!! Че за дела!!! Ты зачем моих бедолаг на тридвараз (ст.321 УК РФ) разводишь?
- Маратыч! Не пыли! Садись, чай будешь?
- Да я уже в отряде... Серег! Какой чай нах! Ты ж знаешь что беспредел!!!
- Да? Ну, на почитай!
Ознакомившись с рапортом Ка- 700, я узнал, что:
1. Темной ночью зэками-отрицалами и злостными нарушителями режима отбывания наказания был вероломно атакован и слегка не убит доблестный начальник отряда.
2. Применив физическую силу и спецсредства, враг был разбит и отброшен на ранее занятые позиции.
3. В ходе расследования по «горячим следам» под руководством начальника отряда были опознаны и задержаны «блатные», которые втерлись в доверие и прикинулись помощником старшины и ночным дневальным.
4. Двери Ка-700 не трогал.
- Прочел? Держи сигарету, закури, а то у тебя глаз дергается.
- Серег, ты че этот порожняк в дело пустишь?
- Обязательно пущу! И не раз! Но потом!
- Да, Ка-700 ухи переел! Серега! Он же в слове рапорт три ошибки делает! Как он это написал?
- Бумага все стерпит. А то, что написал... Так ночью ответственным твой любимый замполитр был. Видать спросонья, да с перепугу и сочиняли.
- Твою ж маму...
- Ладно не кипишуй, разобрались уже. Ковбоя можешь забрать, а Ахмету трое суток ШИЗО уже нарисовали.
- За что?
- За халатное отношение к обязанностям дневального! Маратыч! А ты хочешь, что б я в рапорте указал, что отдел кадров зоны и ГУИНа башнокрылого на должность начальника отряда посадили? Они то свои выговора быстро почистят, а мне очередного майора точно запорят... Политика, сам понимаешь.
- Да в жопе я видел политику вашу...
- Ты в этом месте уже служишь! Топай в отряд марамой! Калитку чини! Ка-700 не трогай, и на его зеках не отыгрывайся...
- Ладно, удачи...
Следующий день. Утро. Кабинет замполитра. Пишу объяснительную.
«Я, начальник отряда номер семь, никаких мер воспитательного характера к старшине отряда номер восемь и к так называемому «смотрящему» отряда номер восемь не предпринимал, вымогательством «общака» не занимался. Факты и выводы, указанные в рапорте начальника отряда номер восемь считаю преждевременными и неверными»
- Товарищ лейтенант! Вы себе что возомнили? Вы на службе в исправительном учреждении, а не в воровской малине!
- Так точно товарищ полковник!
- Не перебивайте!!! Как вам не стыдно! Вы, офицер! Вламываетесь в отряд! При начальнике отряда вызываете злостного нарушителя режима отбывания наказания, и требуете «грев с общака»!!!
- Товарищ полковник! Я же указал в объяснении, что лейтенант Захаров (Ка-700) неверно меня понял! Он же на отряде всего месяц, еще многого не знает, и поэтому добросовестно заблуждается. Вы же знаете, он на фене не ботает, вот и ошибся.
- Так научитесь нормально разговаривать! Как положено! И впредь не допускайте
- Слушаюсь! Разрешите идти!
- Идите! И кстати, могли б и помочь молодому сотруднику!
- Молодой? Так он старше меня в два раза!
- Выполняйте!
- Есть!
Свесив голову, пошел в отряд, Ведь предупреждал меня Серега, не лезь в чужой отряд! Не ну так то по делу все правильно. В промзоне потребовали блок «Примы» за дверь, у старшины естественно не оказалось, а смотрящий отряда добровольно помог, куда ему деваться. Ну, а Ка-700 видимо решил, что чем больше рапортов он на всех напишет, тем лучше. Чувствуются заботливая рука замполитра. Теперь блин я еще и помогать ему должен! Кстати о помощи...

Кадр второй.

(внук Солженицына, сын Новодворской...)
В мутных дебрях перестройки под лучом ее же прожектора на земле башкирской как то вырос Ильич... Не в смысле тот, который, а в смысле кличка такая у него была. Производная кстати от его фамилии - Ильин. К сожалению достоверно неизвестно, что там случилось в его семейном поколении, но, судя по его рассказам, прадеда расстреляли в ЧК, бабушку снасильничали в НКВД, папа пострадал в КГБ как матерый диссидент, а вот Ильич.... С Ильичем было тяжелее, немного не вовремя он родился. Нет когда он у Белого дома золото партии для демократии искал, тогда конечно да... Но вот потом.. Потом демократы успокоились, в ЛДПР он не пошел, а Лимонов его не принял, и погряз правдолюбец в быту семейном. Характер он имел крайне нудный. Жена его, поняв, что ореол «Борца за правое дело» на тарелку не намажешь, стала намекать ему на то, что хватит газетками шуршать и телевизор смотреть, пора и семью кормить, понимания не нашла. Ни на одной работе, его не держали больше недели, ибо сперва он умудрялся своими докладными сначала веселить руководство и злить сотрудников, а потом над другими его письмами смеялись в налоговой и прокуратуре, хотя директора только нервно вздрагивали. Он закидал все суды исками по трудовым спорам, и бухгалтера тихо сходили с ума, пытаясь точно рассчитать копеечные компенсации за неиспользованный отпуск при трудовом стаже в три дня.
Кончилось все банально, не вовремя придя домой, и застав жену с соседом в положении «Зюганов на пятом съезде сексуальных меньшинств», Ильича что то озарило и...
Ну, короче там, где нормальный человек получает штраф или условняк за бытовой мордобой, Ильич, поочередно заколебав дознавателя, следователя, прокурора, адвоката и судью жалобами и кляузами загремел по полной. В зоне он сперва морально расцвел (как же в ГУЛАГе оказался, семейные традиции типа), потом морально поник (ни фига это не ГУЛАГ). Был физически наказан, и узнал, что стучать на зэков западло, был дисциплинарно поимет, так как узнал, что писать жалобы президенту он, конечно, право имеет, но вот дальше...
Короче, в описываемые времена Ильич, вел жизнь полузатворника, ни с кем не общался, и тщательно хранил общие тетради в которых мелким аккуратным почерком писал «Мемуары демократа в застенке». Я пару раз во время обысков читал эти опусы и невольно поражался белочке и чудо-орешкам в его голове. Пример:
«надцатое мая.
Тревожное весеннее солнце через наглухо заваренный намордник испуганно протянуло лучик света в стылую камеру. Пробив смрад немытых тел, застарелых портянок и туберкулезного сипения робкое тепло коснулось моей груди. Зачарованный этим хрупким чудом природы, я вновь осознал как почетно и гордо носить высокое звание Человека!!! Рывком, оторвавшись от железных нар, я спрыгнул на бетонный пол, и, не взирая на иней на полу, босиком целеустремленно прошел к окну и открыл створки нараспашку, позволяя новому весеннему дню птичьими трелями ворваться в мокрый склеп. Не обращая внимания на жалкие крики феэсбешных прихвостней и шипение энкаведешных стукачей я взял полотенце и прошел к умывальнику! Я Человек! Я чист душой и помыслами!!!
(дальше по тексту без разрыва - прим.а.)
начальнику отряда N 7
заявление.
Начальник! Стопудово только правду пишу! Могу руку в огонь положить. Сегодня в отряде утром в меня опять шлемкой (металлическая тарелка) кинули. Шлемку кидали (список из двенадцати фамилий и кличек). Потом когда я в туалет пошел, мне специально спички намочили, что б я прикурить не смог, и сигареты не дали. Но я то знаю, что у них сигареты есть (список из нацати фамилий и кличек). А спички мне Петров намочил, я знаю у него на тумбочке банка с водой стояла, и Иванов мог, потому что около аквариума спит, а Сидоров когда чай пил улыбался подозрительно. Начальник! Они враги все! Наказать их надо!!!
Начальник! Стопудово только правду пишу! Могу руку в огонь положить.
Подпись.
Дальше шла жалоба хозяину на меня, так как я не наказал никого за шлемку и спички.
Потом прокурору на хозяина, за то, что он меня не уволил.
После письмо президенту Путину про прокурора, хозяина, меня и (список из нацати фамилий и кличек) с обязательной припиской в конце:
Начальник! Стопудово только правду пишу! Могу руку в огонь положить. Демократия в опасности!!!»
Подобной писаниной был образцово заполнен каждый день, единственное, что было неизменным, так это то что ни одна жалоба никуда не отправлялась, а только оставалась в тетради вечным укором, как свидетельство моей халатности и преступного бездействия.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Гуманитарий или злобный Цербер?
Много нынче говорят о гуманизации армии.
Вот маленькая история в тему.
Зимой 95-96 в доблестный 308-ой батальон пришел очередной лейтенант-двухгодичник, кстати сказать, гуманитарий самой высокой пробы. Закончил физмат в пединституте, после проработал в школе три с половиной года, из них два с половиной в должности завуча. Человек не пил, не курил, не матерился, разговаривал весьма вежливо со всеми - в общем и ВУЗ и педагогический опыт впрок пошли.
Дали ему квартиру на одной лестничной площадке со мной. Возвращаясь со службы, пригласил его чайку попить, у человека же в квартире кроме спортивной сумки и солдатской кровати ничего не было, а вновь прибывших всегда ненавязчиво опекали, было такое понятие, войскового товарищества.
За чашкой чая лейтенант начал делиться впечатлениями от первого дня службы..
- Ээ, Кола, здэс лейтенанты неправильно все делают! Так нельзя! Лейтенант говорит, эй, солдат, сволич, казол, пачму яма не выкопаль? Лейтенант берет солдат, бьёт морду солдат! Как так можно? Это же дети! Вчера он училься у меня в школе, сегодня он в армии служит. Надо так делать, подойти, сказать, дорогой мой товарищ Костяев! Ти же хороший человек, иди, пожальста, викопай яму! И солдат подумает, вай какой хароший камандыр, не бьёт, не ругается, нельзя его подводить! Пойдет и викопает яма!

-Ладно, Бейбола, ты попробуй, может у тебя получится, так мы батальоном скинемся, памятник тебе бронзовый на плацу поставим! - прервал я излияния израненной педагогической души.
Ну и начал пробовать Бейбола. Да вот незадача, командира батареи, старого капитана - афганца в командировку отправили, остался один в батарее. Хоть и солдат-то в батарее всего пяток было, да получать лейтенант начал люлей по взрослому.
- Иванов, Шабанов, Сергеев, идите, пожальста в парк, снег на стоянке почистите, а ми с Петровым и Мухаметшиным пушки на склад РАВ чистить.
Пушки-то почистили, приходит на стоянку - там пара лопат в снег воткнута, даже подобия работы нет! А солдатики уже в селе праздничный косяк за командировку ротного раскуривают!
Вечером на совещании соответственно лейтенант люлей получает, после давай их увещевать - все дурака включают, мол снега много, лопата сломалась, втроем чинить пошли, за починку пришлось бушлат отдать.
И так каждый день. Задачи не выполняются, имущество тает на глазах, воины через день то пьяные, то накуренные.
А солдатики в бате в то время были один другого краше! Половина с судимостями, кто-то на малолетке отсидел, по фене ботали лучше, чем по русски говорили. По имени или фамилии никто друг к другу не обращался, только по «погонялам». Секс, Пан, Перегар, Чип и протчая.
Но Бейбола не сдавался! Пытался сеять разумное, доброе, вечное! Недели две...
Очередной вечер трудного дня, стою, курю на входе в казарму, наблюдаю Бейболу.
С перегаром, сигаретой в зубах и дубиной в руке несется в казарму:
-Гиде этот йобан Костяев, пидараз, казиол! Убью гада!
После перерождения все у Бейболы начало получаться. И территорию убирают, и имущество постепенно вернулось. И как артиллерист на хорошем счету был, считал быстрей калькулятора.
Приходит время увольнятся, снова советуется со мной.
- Слушай, Кола, как я снова в школу приду? Дети баловаться будут, а я их матом покрою! Нет, не буду в школу возвращаться! Может контракт подписать?
Подписал. После замены на Запад комбатра получил батарею, затем стал НШ ореадна, затем дивизион получил. На исправление ему частенько земляков подкидывали.
Вот, недавно в свете реформ подполковником уволился.

Бортжурнал N 57-22-10
Часть вторая
АФГАНИСТАН

Чистые руки конструктора

За свой недолгий борттехнический век лейтенант Ф. два раза участвовал в замене двигателей вертолета. Это и в самом деле похоже на пересадку сердца, - рискнул предположить автор, не будучи кардиохирургом. Рассказ про устройство турбовального двигателя - песня отдельная и восторженная, мы споем ее как-нибудь в другой раз, а сейчас идет просто замена старых движков на новые.
На земле открываются два больших деревянных ящика, стенки снимаются, и два красавца стоят на опорах, сверкая на солнце чистой краской и чистым металлом - две иерихонские трубы, оплетенные изящно гнутыми трубками. Теперь со всех горловин нужно снять пластмассовые заглушки, подготовить два сердца к стыковке с телом машины. И не забыть, вскрыв один пакетик с гигроскопическими шариками, в который раз убедиться, что они намертво липнут к языку...
А наверху открываются капоты, сливается масло, вынимаются фильтры, расконтриваются все гайки (одно движение - захват губками пассатижей скрученной проволоки, поворот на разрыв - и вытяжка из отверстий), соединяющие вены, артерии и сосуды двигателя с одноименными коммуникациями вертолета.
Лежа в ребристой люльке открытого капота, запустив руку по плечо под двигатель и нашаривая очередную гайку, техник-тэчист кряхтит:
- В руки бы насрать тому, кто конструировал это. Вон у американов - места полно, техники в белых рубашках, все на хомутиках - чик, и отцепил, чик, и готово! - только «лиру» за рым - и майна помалу!
- А ты где это их вертолеты видел? - спрашивает борттехник Ф.
- Да рассказывали люди. Видели уж... Говорят, у них и лопасти нашим не чета, не какой-то там сотовый наполнитель из фольги, а специальный пластик, ничем не перешибешь, крепче стали, но легкий как пенопласт! Да ты знаешь, что они во Вьетнаме садились прямо в бамбуковые заросли? Винт выкашивает вокруг себя площадку в свой диаметр и вертолет спокойно опускается! А ты говоришь...
- А фюзеляж? - спрашивает борттехник Ф.
- Что фюзеляж? - не понимает техник.
- Ну, прежде чем несущий винт до бамбука доберется, получается, сначала фюзеляж этот бамбук ломает, на него садится?
- Да хер с ним, с бамбуком этим, чего привязался, - с досадой говорит техник. Он поднимает голову, на щеке отпечаток сетчатой оплетки шланга. - Ты лучше с той стороны попробуй, не достаю. В руки бы тому насрать...

Подвиг Ильича

Однажды у прапорщика Кисы с опечатанного борта пропал шмекерский груз. Все розыскные мероприятие ничего не дали. Об этом была история в первом Бортжурнале, но она была оборвана на самом интересном месте.
В один из вечеров, когда крайняя комната модуля мирно смотрела плохопоказывающий телевизор, где-то в другом конце модуля, в районе умывальной комнаты раздались крики, потом дикие крики, потом по коридору пробежал многоног, достиг дверей комнаты, несколько раз ударился о стенки, распался на две части, половина побежала по коридору обратно, а вторая половина, взревев голосом Кисы: «Не уйдешь, гад!» - два раза оглушительно грохнула чем-то железным по стене. Запахло порохом. Когда борттехники вышли из комнаты, Кису уже скрутили. Он был пьян и рычал. Старший лейтенант по кличке Ильич, прозванный так за ленинскую прическу, был бледен. Начальник того самого караула, в дежурство которого пропал груз Кисы, он только что чуть не погиб два раза. Сначала пьяный Киса бросился на него с трофейной духовской саблей и разрубил надвое тень Ильича и табуретку, на которой только что сидел Ильич. Саблю изъяли, воспользовавшись заминкой Кисы, который, как Шурале когтями, застрял своим холодным оружием в деревянной расселине. Обезоруженный, он выскочил за Ильичом, они немного поборолись, поиграли в коридоре в догонялки, и вот тут, утомившись, Киса достал из кармана пистолет и выстрелил в спину убегающему Ильичу. Неверная рука его увела ствол в сторону. Прошив фанерные стенки, две пули прошли наискосок по комнатам, оставив много дырок и никого странным образом не задев. Еще несколько дней главным занятием жильцов этих комнат было выяснение, кто где стоял, сидел, лежал в момент выстрелов, - был нарисован план модуля с комнатами и кроватями, где красным пунктиром прочертили траектории пуль, а синим нарисовали окружности, символизирующие головы стоящих, и овалы, изображающие лежащих на втором ярусе. На плане были написаны фамилии и проставлены те сантиметры, на которые пули прошли от виска («к-н Титов лежащий - 5 см»), а у кого-то, по реконструкции момента, и между ног, которые он свесил с кровати, собираясь спрыгнуть..
- Я до сих пор холодею, представляя, как я спрыгиваю на долю секунды раньше! - повторял на всех углах счастливец.
Прапорщика Кису разжаловали и отправили на родину, в Конотоп. Говорили, что у него был дядя - генерал железнодорожных войск, который и пристроил племянника. Следы его так и затерялись на железных путях перестройки.
А у Ильича в тот день появилась первая седина.
- К такой седине, - улыбался майор Божко, - пойдет медаль «За отвагу». Надо представление писать, заслужил, однако.