К вопросу о некоторых парадоксах в пространственно-временном континууме “дмб” в свете теории Эйнштейна-Подольского-Розена.

На 18-тилетие родители подарили мне наручные часы. Квадратные такие... Блестящие... Точно такие, какие можно увидеть на руке Андрея Миронова в фильме “Бриллиантовая рука” в сцене на палубе “Михаила Светлова”. Это там, где он поёт “...там живут несчастные люди-дикари...”
Той осенью меня рановато было брать в армию. А вот весной 19..-го пришла повестка из военкомата...
Ума у меня хватило только на то, чтобы не брать с собой новые часы. А взял я с собой часы, которые нашёл летом на пляже, плавая с маской вдоль берега.
Часы, конечно, не шли, но дед снял с них заднюю крышку и поместил на сутки в рюмку с водкой. А может и самогонкой...
Самогонка была очищенная и крепкая. По крайней мере, налитая в стальную ложку, эта самогонка охотно горела синим пламенем, будучи подожжена от спички.
В любом случае, после этой процедуры часы просушили, и они начали более-менее точно отсчитывать время. Часы были самые простецкие - светлый круглый корпус, чёрный циферблат.
Марку часов не помню. Вот эти-то часики я и взял с собой в армию.
Ещё в ШМАСе, в Вышнем Волочке, я их сменял на другие часы. Дело было так. Вдруг среди курсантов пошла мода: -Махнём не глядя!
Не глядя махались всякой ерундой - для смеха и со скуки. К примеру - сигарета на пуговицу. Во всех остальных случаях, конечно, смотрели на что махаемся.
Коля Сорокин, с которым мы были в хороших отношениях, предложил махнуться часами. У него они тоже были не новыми.
Корпус был жёлтого металла, циферблат белый. Но для меня было главное, что рядом с цифрами стояли точки, покрытые фосфором, и стрелки тоже были покрыты фосфором.
Кто ночью просыпался в тёмной казарме, или стоял во мраке на посту, знает, как важно знать, который час.
На моих-то часах с чёрным циферблатом приходилось искать хоть какой-то блик света, чтобы рассмотреть внапряжку положение стрелок. Несмотря на то, что найденные часы напоминали мне о некоторых моментах прежней гражданской жизни, я охотно махнулся часами с приятелем.
Интересно, что и я, и он, сохранили эти часы до “дмб”. Потом, на гражданке, я их конечно больше не носил, потому что уж больно они были затёрты. Они долго лежали у меня в ящике письменного стола, пока куда-то не подевались.
А жаль. Кроме того, что они показывали время...
Вот представьте - ночь, темно... Кубрик в казарме, там, либо в карауле... А ты отворачиваешь рукав, и смотришь на горящий нежно-зеленым цветом венчик точек и чёрточек.
Греет. Греет то, что мы привыкли называть душой, за неимением других объяснений этому феномену.
Почему я начал вспоминать о часах?
Потому что часы имели прямое отношение (как измерительный прибор) к тем парадоксам Времени, которые наблюдались в армии.
Время в армии резко замедляет свой ход относительно хода времени гражданки. На гражданке два года пролетают незаметно. В армии два года длятся значительно дольше. Даже если у тебя есть в армии интересная и нужная для Родины работа.
Помню, как я ненавидел строевую песню со словами: ... Через две, Через две зимы... Через две, Через две весны... Отслужу как надо, И вернусь...
Ненавидел я эту песню за обман. Это только в песне там быстро проходят времена года. Ненавидел я эту песню за напоминание о том, сколь долго мне самому ещё осталось служить. Да и никакой плачущей по мне девчонки в природе не имелось...

Во время службы для учета прошедшего времени применялось несколько способов.
Первый способ был похож на ритуальное убийство времени. В маленьком карманном календарике швейной иголкой протыкались дни.
Некоторые из нас в нетерпении протыкали наступающий день с утра. Некоторые же пронзали почти прожитый день перед отбоем. Лично я старался протыкать только уже безвозвратно прожитый день, на утро следующего.
Кто бы знал, как тяжело было удержаться от желания проткнуть наступающий день! Но, проделав такой фокус пару раз, я испытал нешуточные страдания.
Ведь от того что я проткнул наступающий день иголкой в календаре, этот день не закончился. Мне только предстояло его прожить! И это чувство было мучительным. С тех пор я убивал только прошедшее время, морально получая небольшое, но удовольствие.
Второй способ заключался в том, что на запасе длины поясного ремня (того запаса, что подвернут внутрь) из кожзаменителя, по прошествии каждого месяца вырезался треугольный зубец. Этот способ не заменял протыкание иглой чисел в календаре, а только логичным образом дополнял первый способ. Причем моральное удовлетворение от вырезания зубца было раз в тридцать сильнее, чем от протыкания календаря.
Но! Но как же было невыносимо тяжело видеть внушительный ряд зубцов на ремне кого-нибудь из замкомвзводов, и сравнивать с несколькими зубцами на своём ремне!
Третий способ. Все знают, что на поясном ремне положен, так называемый тренчик, в который и заправляется запас длины ремня.
Так вот... Тот, кто прослужил один год в армии вешал себе на пояс ещё один тренчик - чтобы все видели, что имеют дело с “фазаном”. Но для этого надо было прослужить 365дней (12 месяцев, 52 недели)... А впереди - ещё такой же океан времени до “дмб”... Но всё равно - приятно было до чрезвычайности. Особенно по-первости, пока не привыкнешь к двум тренчикам на поясе.
Субъективное ощущение - время в армии тянется гораздо дольше, чем на гражданке. Это ощущается как в течение каждого дня, так и в течение каждого месяца. А уж времена года растягиваются на целые эпохи.
И всегда (каждый день) оставшегося до “дмб” времени слишком много, независимо от того, сколько ты уже успел отслужить.
Причем время, отводимое на сон, пролетает мгновенно. Не успеваешь уронить голову на подушку, только глянешь в темноте на зеленоватый венчик точек на циферблате часов (это чтобы испытать наслаждение от мысли, что восемь часов тебя никто не будет кантовать), а уже раздается крик дневального: “Рота! Подъём! Выходи строиться!”
Такое же “сжатие” времени происходит во время принятия пищи. В ШМАСе (до того как научились правильно есть) многие не успевали доесть-допить. Так и вскакивали из-за стола, дожёвывая на ходу то, что из пищи успели засунуть в рот.
“Растяжение” времени сверх обычного медленного его течения, отмечалось во всех нарядах и караулах.
Минимальные значения скорости течения времени отмечались в карауле в зимнее время года.
Вот стоишь-стоишь, бывалыча, на посту. Замерз как собака. Жрать хочется необыкновенно. Уже передумал всё об устройстве мироздания и перевспоминал все достоинства всех знакомых девушек, а смены всё нет и нет.
Смотришь на часы - до смены сорок минут. Начинаешь ходить по посту, стараясь не думать ни о чём. Ходишь час, ходишь два... Опять смотришь на часы - до смены тридцать семь минут. Опять ходишь час... Опять смотришь на часы - прошло две минуты...
Всё! Больше не смотрю на часы!
Встал спиной к ветру, а лицом в сторону, откуда смена придёт. С тоской смотрю в ночную тьму.
Я теперь никогда не уйду с этого поста. Я стою на этом посту с момента образования Вселенной. Я не смотрю на часы, потому что они врут. Наконец, через парочку миллионов лет, появляется разводящей с зябко скорчившимся в своей шинельке моим сменщиком.
Сбрасываю с плеч тулуп, и отдаю его смене. Теперь его черед отстоять миллиард лет на посту. Для меня время резко ускоряется. Чуть не бегом спешим в теплую караулку. Всего через какие-то четыре часа мне опять заступать на пост!
Но все эти замедления времени на постах и в нарядах - совершеннейшие пустяки по сравнению с почти полной остановкой времени после Приказа. Всё! Абзац! Аллес капут!
Время остановилось, а мы, дембеля, как древние мухи в мутном янтаре, застыли во времени. Причём так же медленны и тягучи наши мысли.
Ты уже не здесь, в армии, но ты ещё и не там, на гражданке. Тебя вычеркнули из списков здесь, но и не внесли в списки там. Ты - отработанный материал.
Офицерам от тебя никакого толка. Сослуживцы других призывов ждут только одного - когда же ты свалишь на “дмб”. Когда ты освободишь место под солнцем для них самих?
И время для них тоже останавливает своё движение. Но не так как у нас...
Нам становится всё хуже и хуже... Среди нас появляются экземпляры, для которых их субъективное время начинает идти вспять.
Только мощным усилием воли, вспоминая спасительную мантру: “Дембель неизбежен как Мировая Революция!” в очередной раз (Который уж за этот день?) достаю из нагрудного кармана гимнастёрки три маленьких карманных календарика.
Один из них полностью исколот иголкой и более всего похож на тёрку для овощей. Остальные два похожи на тёрку только наполовину. Я, с чувством не до конца выполненного долга, рассматриваю эти карты войны со временем.
Так, так... Посмотрим... Вот призвали меня 15-го мая, во вторник... Вот первый мой Новый Год в Бузачах, в карауле с понедельника на вторник... Вот второй мой Новый Год, уже здесь, со вторника на среду, в роте проведенный...
А вот когда меня домой отпустят? В мае-то месяце? Дембель в маю - всё по бую... Как же мне дожить-то до тебя, дембель?
Осторожно прячу календари в карман. Смотрю на часы. Время остановилось.
Вспоминаю, как год назад я рассматривал нашего “старика” на Тройке.
Замедленные движения. Взгляд на тебя и насквозь. Взгляд вдаль. Взгляд поверх головы.
Все земные дела уже выполнены: парадка перешита и подготовлена к “дмб”; каблуки ботинок надставлены, обточены и подкованы; офицерскую рубашку раздобыл; все “отличные” значки собраны и готовы тесниться на груди; чемодан куплен; новое полотенце и туалетные принадлежности лежат в чемодане; пара самолётов из плекса выточена... Молодые прибыли... Чего им ещё от меня надо? Почему не отпускают домой?
Чьи это мысли? “Старика” с Тройки? Или мои?
А, действительно, почему не отпускают меня домой?
Но ответов на эти вопросы не имеется. Не я первый. Не я последний.

...Вот наступит май месяц,
Мы уедем домой.
И с платформы широкой
Вам помашем рукой...

Я помню, как долго тянулись эти дни. Сначала в апреле, а потом и в мае. Зацвели и сгорели под яростным солнцем степные тюльпаны.
Ничего не хочется. Даже аппетит пропал. Но красивые жесты - отдавать свою долю утреннего масла (20 граммов) самому молодому в отделении, сменяются у нас озлоблением - молодые ещё, стариковскую пайку лопать!
Когда... Когда? Когда!? Когда...

Все мысли об этом. Среди нас пошли разговоры о первой партии...
Понятно, это не про меня, но всё же...
Кто? Кто? Вот они - фамилии счастливцев! Ребята! Мы за вами! Следом... Может быть...
Вечером нас построят у мотовоза. Лицом к нам встанут уезжающие. В отутюженных парадках. С чемоданами в руках. С ошалелыми от счастья глазами. Замполит и командир поблагодарят их за службу. Отъезжающие гаркнут: “Служим Советскому Союзу!” и полезут в мотовоз. Мимо поплывут вагоны, и знакомые лица за стёклами окон... Мы машем руками отъезжающим... Они - нам...
Но мы остаёмся... Мы остаёмся... Мы остаёмся... Пока остаёмся... Ещё немного... Ещё чуть-чуть... Ведь дембель неизбежен, не правда ли?

Я смотрю на часы. Стрелки остановились. Я поднимаю голову. Солнце застыло в небесах. Теперь оно будет очень долго опускаться к горизонту.

Бортжурнал N 57-22-10
Часть первая СОЮЗ
16 новых историй

Утешение борттехника

После отпуска начались попытки растащить группу кандидатов в «афганцы» по частям. Приходили разнарядки - послать на замену одного человека в Кундуз, двоих в Кандагар, одного в Мазари-Шариф... Однажды инженер эскадрильи сказал борттехнику Т.:
- Сдавай борт, пойдешь по замене в Газни.
Борттехник Т. начал процедуру сдачи. Он бегал по стоянке, клеймил недостающий инструмент, заполнял формуляры. Когда все было закончено, пришел, как это часто бывает в армии, отбой. Борттехник Т. снова принял свой борт. Через несколько дней инженер сказал ему:
- Сдавай борт, пойдешь по замене в Джелалабад.
Борттехник Т. снова забегал по стоянке. Глядя на его медленный бег, борттехник Ф. мрачно недоумевал, зачем отрывать Видаса от подготовленной группы, когда можно послать такого одиночку, как лейтенант Ф., объяснив его неподготовленность нехваткой людей и спешкой.
Но перед второй сдачей борттехник Т. еще успел принять участие в плановых полетах. В программу входил быстрый спуск с 4000 метров, который применялся в Афганистане для сведения к минимуму риска быть пораженным ПЗРК при заходе на посадку. Вертолет падает со скоростью 20 метров в секунду, кружась по спирали, как сухой лист.
Вот в этом падении первый кандидат на войну борттехник Т. неожиданно повел себя странно. Он замычал, схватился за голову, обтянутую шлемофоном, застучал по плечу командира, замахал ему, - стой, стой!
На земле он скажет, что ему в мозг вдруг воткнули ножик. Его тут же послали в Благовещенск на ВЛК, там поместили в барокамеру и быстро спустили с шести тысяч.
- Вот сюда как будто раскаленные спицы воткнули, - говорил потом лейтенант Т., втыкая себе в брови свои твердые ногти.
У борттехника Т. нашли искривление носовой перегородки. Его гайморовым пазухам был противопоказан такой быстрый перепад давления, и лейтенанта списали на землю.
Борттехник Ф. воспрял духом. Искривление носовой перегородки было у него со школы после удара клюшкой по переносице. Если бы он был сейчас в этой группе, его постигла бы участь лейтенанта Т. - не только не пошел на войну, но и дослуживать будет на земле. Теперь борттехник Ф. понял милосердие провидения, которое в тот март наслало снег на перевалы.
- Не печалься, - сказал он, обнимая за плечи лейтенанта Т. - Вместе перезимуем...

Сашка, он такой - он победитель. Женщины по - нему сохнут жутко, сразу, и просто автоматически. Мужики сами по себе, с необъяснимым удовольствием,- подчиняются и ловят каждое его слово, как собачки. Собаки слушаются и не кусают, дают пощупать, проверить, погладить и вытворить с ними такое, за что обычному человеку прощения никакого нет, и рвут за это беспощадно. Даже кошки дают себя погладить, безропотно подпуская к себе. А дети, в диком восторге и с радостными воплями встречают, бегут навстречу, прыгают и вешаются на Сашкину больную спину. А он терпит и млеет от удовольствия и снисходительно садится на землю под тяжестью молодых и крепких организмов, вцепившихся в него в ожидании подарков от любимого дяди Саши.
А я, Сашкина правая или левая рука, а в основном, я заместитель его больной спины, с тремя смещёнными позвонками, и личный водитель, если надо, заодно компьютерная неотложка, техник и любимая Сашкина заморочка, если ему нечего делать и надо что-то отремонтировать. А ломать электронику это мой талант, такой же безграничный, как и умение вдохнуть жизнь в любую кучу компьютерного хлама. А могу и просто, двуногому козлу в морду дать, если кто-то, по незнанию или наглости посмеет на моего Сашку покатить бочку, накрошить батон и не дай боже - угрожать.
А позвонки Сашка срывал уже дважды и оба раза на горной дороге. В первый раз это случилось на серпантине в горах Таджикистана, возле Душанбе, ещё в СССР. Грузовик спускался вниз, только что, перебравшись через перевал. Он перевернулся на повороте по вине встречной машины. Но никому, пока, до этого не было дела. Все успели выскочить и отбежать в сторону, паникуя, вопя и махая руками. А водителя придавило, зажало ногу и плечо. Перевёрнутый грузовик медленно сползал на спуске прямо в пропасть, жутко и обычно, скрежеща покорёженным железом и окутанный пылью неизбежности. Он волочил в кабине живого водителя, собираясь пролететь вниз не менее километра. Только Сашка не сдавался. Он вцепился и приподнял, зажатую весом машины дверь, и вырвал, в самый последний момент, полуживое тело водителя из-под сползающей в пропасть груды железа. По запарке, сначала, он ничего не почувствовал. Но в больнице ему пришлось лежать на месяц дольше спасённого водителя. А водило, даже и не поблагодарил толком своего спасителя.
- Знал бы, не спасал бы, - поклялся и сделал вывод Саша, ковыляя с перекошенными от боли плечами и лицом к машине, на которой его забирали из больницы жена и родственники. В синагоге, куда привёл его отец, после выписки так не считали. И на Хануку Саша почётно зажигал каждый день свечу, смущённо улыбаясь и подшучивая над своей былой немощью.
Во второй раз, Санёк вынужден был снова забыть свою клятву в горах Чехии. Света, его жена, мама сыновей близнецов, устала от вечной его загруженности, лахаца и болезней и предъявила ультиматум.
- Значит так, - дорогой. В Израиле,- мы отдыхать не будем! Даже не мечтай! Чтоб тебя на работу вызвали - нетушки. Поедем туда, откуда до твоей работы не менее четырёх часов на самолёте, а не на машине. И мне надо на Европу посмотреть, развеяться. Вон в Чехии сезон, на билеты скидки. И не надо так радостно корчить лицо в приступе притворного восторга. Для твоего же блага и пиво там хорошее,- подсластила она свою новость.
Прекрасные, сказочные горные ландшафты Чехии, Словакии и Моравии, разбавленные лесным обилием деревьев и зеркалами озёр, пролетали в окнах туристического автобуса, завораживая и проглатывая мегабайты дигитальных фотоаппаратов и видеокамер. Саша в душе скучал по работе, волновался за ситуацию с клиентами и качество электроники, втихаря от жены, он прозванивал мне и давал ценные указания, держа, как говорят руку на пульсе и контролируя ситуацию.
-Мишка, осталось немного, и я приеду - держись, - подбадривал он меня,- запивая тоску по работе и кипучей деятельности чешским пивом. Все шло хорошо. Сашка моментально завоевал уважение мужчин и сердца женщин всей туристической группы своей деятельной натурой, не терпящей тривиальности обыденных будней и поступками достойными и изобретательными. Он стал лидером группы и здесь, как всегда, как привык, как и жил - открыто и легко побеждая любые препятствия. С Володькой, они затаривались пивом, и в автобусе царил звон стукающихся бутылочек. Соревнование изысканных и весёлых тостов взрывало обыденную речь гида радостным хохотом. Путешествие радовало и увлекало, до тех пор, пока их туристический автобус не наполнился запахом горелого пластика и отголосками криков зажатых автомобильным железом людей.
На горной, мирной, чешской дороге стоял и горел, врезавшийся в ограждение микроавтобус-такси, а по нашему - монитка. Внутри метались в панике ещё живые люди. Дверь от удара заклинило. В монитке были женщины, которых везли на работу на какой-то местный заводик. На руле лежала разбитая и беспомощная голова водителя. На горной дороге кроме их автобуса в это утро никого не было. Дорога, окружённая волшебными пейзажами, замерла в пустоте, как зрительские трибуны в ожидании будущих событий
- Стой, стой, - заорал Алекс водителю, выбрасывая себя в проход из удобного кресла и совершенно забыв, что рулевой по-русски почти не понимает. Водитель автобуса остановил его перед горящей мониткой, молящей о помощи руками и беззвучными лицами на стёклах, но дверь не открывал - сука.
-Дверь!!! Дверь открой! - недоуменно упёрся в препятствие Алекс. За ним, отбиваясь от женских рук и возражений , отталкиваясь руками в узком проходе от спинок кресел уже выстраивалась маленькая армия спасателей. Наши мужики не привыкли ждать милостей, а уж с Сашкой - хоть в ад за жаренным.
-Нельзя, нельзя помогать,- завопил гид по-русски,- надо вызвать помощь и ждать! Тут так принято!- схватил он рукой легкомысленную рубашку Алекса за плечо, собрав в складки не только материю, но и кресло, когда отлетел отброшенный в сторону мускулистой рукой.
- А ну - оупэн вэ доор!- рявкнул Алекс, прихватывая, с мясом крепления, огнетушитель у входа. Водила струхнул и нажал на кнопку. Дверь пшикнула, открываясь. Сзади Алекса, в проходе, уже матерились, выдирая по примеру Сашки огнетушители и молотки из зажимов, вооружались бутылками с водой и куртками наши «израильтяне». В суматохе с верхней полки слетела сумка с пивом. С удивлённым звоном разбились бутылочки, вывалившись в проход обиженными стёклами и пенящейся влагой.
Из горящей, уже вовсю монитки неслись страшные крики, дым, огонь начинал вырываться наружу, пожирая всё внутри.
-Андрей! Володя! Дверь в салон! - на бегу орал Алекс оглядываясь. - Я - к водиле! Не откроется - бей стёкла! Тащи баб подальше, сейчас рванёт! Виталик - со мной, не отставай - пиво остывает,- пытался шутить он, обжигая руки о раскалённую ручку водительской двери. Потом одной рукой сорвал водителя с кресла в руки Володьки.
- Тащи его к нашим! Подальше!- Сашка уже влезал в жаркое нутро с огнетушителем, срывая ограничители и открывая кран для огнетушащей смеси. Мужики, с другой стороны, используя самый действенный русский адреналин - матюги, обжигая себя, срывали заклинившую дверь ударами огнетушителей бесполезных пока снаружи.
-Стойте! Там опасно! Мы за вас отвечаем! Верните их назад! Это работа спасателей!- бесполезно надрывался гид, пытаясь удержать вываливающихся из автобуса на помощь своим мужчинам женщин.
- Да пошёл ты! Урод европейский, - смели его с дороги женщины,- Импотент ходячий! - добавила Света, ища глазами фигуру мужа среди мужчин, суетящихся возле автобуса.
В сорванные двери рванул почуявший свежий кислород огонь. В ответ ударили три огнетушителя, игнорируя жар горящих передних колёс, били внутрь салона.
-Тащи их через окна, а то не успеем,- Алекс махнул пустым огнетушителем, разбивая первое от водителя окно, провел по его краям баллоном, очищая от торчащих осколков. Салон дымил сильно, но пока не горел.
-Принимай снаружи!- подхватил он на ощупь чьё-то тяжёлое тело, заорав от боли в обожжённых кистях рук и спине, и подав пострадавшую лицом вперёд в руки снаружи. Оттащили к своему автобусу десять женщин, двоих шатающихся довели. Двенадцать мест и водитель, автоматически отметила половина мужчин- всё, сделали. Почти все парни прошли через водительское кресло монитки-мерседеса в алие Израиля.
И попадали прямо на асфальт. Грязные, мокрые, в прожженной одежде и с гудящим и дрожащими от перенапряга мышцами. Женщины хлопотали. Водитель автобуса достал все аптечки и искал ещё что-нибудь. Гид звонил по мобильному телефону, торопя и вызывая помощь. Огонь, тем временем, добрался до бензобака.
Сашка ушёл от монитки последним, и стоял к ней ближе всех возле автобуса и тяжело дышал, опёршись одной рукой на его автобусный бок, другой держался за свою спину у основания. Света, вся в слезах, улыбалась, не забывая осматривать бестолкового мужа, и тщательно критикуя его опрометчивые действия. В этот момент и рванул бак с топливом. Он окатил всех горячей волной взрыва, подбросил, вздыбив, останки немецкого микроавтобуса и начал спокойно гореть на развалинах Мерседеса. Сашка успел рукой отодвинуть Свету и спрятать её за своей грудью, находясь спиной к взрыву. Спина не выдержала, он пополз по боку автобуса на плечи Светы - ноги отказались держать спину, Света позвала на помощь.
-Ребята помогите, Саше плохо!- группа не сговариваясь, вместе с гидом и водителем, окружила и подхватила на руки Алекса, который порывался сам встать на ноги, но не мог.
- А ну лежать,- придавил голос Володьки,- взяли мужики, дружно и в автобус его.
- Здесь рядом больница, поехали, - закивал гид, и что-то быстро стал объяснять водителю. Подъехавшие спасатели, полиция, пожарники и скорая помощь копошились среди спасенных живых и дымящихся развалин сгоревшей монитки.
- Вовчик, ты что натворил? А где пиво холодное?- показывал на осколки и остатки жидкости на полу автобуса оживший Алекс,- руки помыть и то не чем! Водило, давай на заправку, заодно и закусим, чем чехи пошлют, - закончил Алекс, отбиваясь от возмущённой неуёмностью мужа, но счастливой Светы.
В автобусе стоял, прыгал и рвался наружу шум и гвалт переживания спаянного ситуацией, и Сашкой, коллектива, уже не равнодушных друг к другу людей. А водитель и гид в автобусе о чем-то думали, каждый о своём, с уважением и гордостью поглядывая на этих непонятных русских израильтян.
- Какие вы молодцы, простите меня, - заговорил гид в автобусе с Алексом,- ваша храбрость и самоотверженность достойна награды, я всем расскажу о вашем подвиге. Если все израильтяне, такие как Вы, то ваша страна ...
- Стоп, мужик, держи пиво, у нас тут ещё моя заначка осталась, - приостановил высокопарные излияния гида Алекс, - Давай выпьем, а то, что-то сушит после этого фейерверка. А насчёт храбрости, так это тебе в Россию надо - самые храбрые там остались, так если что - заезжай у нас там снега на всех хватит. Ну, за здоровье - Лэхаим!
- А вообще, вот так вы до Гитлера всю Европу и довели, - подъитожил Сашка,- Ждали, когда спасатели и скорая помощь приедет. За вами глаз да глаз нужен, совсем дикие какие-то!? И что мы сюда поехали? У нас может и архитектура похуже, и деревьев меньше, зато люди ещё не перевелись на земле Израильской - Лэхаим! - закончил он, обнимая гида за плечи и чокаясь с ним бутылочкой превосходного чешского пива.
И, слава богу, что Россия делает для этого всё, что возможно и даже больше, подумал я, слушая Алекса. Нам тогда никакие арабы не страшны, мы ведь всё привыкли делать сами, не надеясь на чудо, бога и дьявола.
А пиво у них хорошее, Сашка не забыл и мне привёз попробовать.

Тренировка по входу из торпедного аппарата. Столько лет прошло с первого раза... но помню спиртом промытый загубник и амбре мичмана, проверяющего закрутку... и эта длинная труба, по которой ползешь, "беременный" идашкой, сбивая колени... удары медным кольцом на запястье... раз... два... самочувствие хорошее.
Пускаем воду!... удары - ответы.
Горит маленький плафончик над головой, судорожно дышишь в аппарат, тяжело, воздуха не хватает - давишь панику.
Водица поступает... она все ближе, инстинктивно пытаешься быть выше ее,
ботики впереди лежащего сваливаются тебе на голову... (приятно) водичкой бросило его.
Держишь нервы... ждешь...
Под ногами тушка заколотила "sos"... душистый мичман открыл заднюю крышку ТА... и три сосиски вымыло...
Весело отдышались... опять по новой, как со скакунами... делаем, пока не получится.
Опять ползем... дышим... боимся...
Вода помогает выбраться... Высовываешься, одной рукой держимся, другой нащупываешь линь.
Потом проще - подстегнул карабин и по мусингам-мусингам, как в фильме.
И всего-то метров семь.
И солнышко... и руки приняли... и готов идти еще раз.
Страх прошел.
Потом, обучая своих бойцов, ломаешь их страх.
И не преодолевание... просто как факт.

Я иду по дозорке,
Шагом меряю горки...

Отбор бойцов в мангруппу, а по полной - в отдельную мотоманёвренную группу особого назначения Среднеазиатского пограничного округа КГБ СССР, был весёлым и желаемым развлечением для командиров других пограничных подразделений округа. И всегда потом практически перерастал в легенду. Потому, как забирали туда самых отъявленных башибузуков, с которыми в обычном подразделении командиры сладить, просто были не в состоянии. Вот так туда Сашка и попал. Предварительно натворив и рассмешив не только своих сотоварищей по заставе, но и всю дежурную часть округа, и штабную братию своего отряда.
Ишака притащили на заставу после разгона очередного каравана с дровами, заготовленных и порубленных на нашей территории. Ушастый переносчик тяжестей был маленький и не шёл ни в какое сравнение с рослыми лошадьми заставы. Имел большие наресниченные глаза и не вызывал никаких подозрений связанных с его характером, в отличие от неугомонного темперамента Сашки.
-Савельев - наряд по конюшне, с двадцати до двадцати - получил Сашка применение своему быстродействию на боевом расчёте, уже на второй день после прибытия на линейную заставу. Пограничные сутки на заставе начинаются с двадцати вечера дня проходящего и длятся до двадцати вечера дня начинающегося. Чтоб нормальный враг сдурел от необычности предложения, от которого не то, что отказаться, а и опровергнуть,
чисто по-людски, сложно и трудно. Ишак обретался на конюшне.
-Застава в ружье! Заслон и тревожная группа на выезд! Сработка! Второй правый!- заорал во всю глотку дежурный на следующее утро, поднимая на ноги личный состав и открывая настежь зарешёченную дверь в оружейную комнату. Через тридцать секунд, на ходу застегиваясь, матерясь на ещё не пойманных нарушителей заслон и тревожка, разобрав тревожные мешки и опустошив пирамиды, скатились от заставы вниз к конюшне. Седлая лошадей, строились, проверяясь, готовые к рывку на линию границы. Офицеры на бегу застегивали портупеи. Разогнав лошадей рысью до галопа, вся кавалькада нырнула через открытые ворота системы за КСП и разделилась на две неравные части. Одна часть, большая - понеслась перекрывать заслоном вероятный прорыв к линии границы. Вторая, малая часть, во главе с начальником заставы, помчалась эскортируемая овчаркой, к месту сработки системы. Чтобы оттуда начать поиск и загнать супостата посягнувшего на святые рубежи в клещи и изловить.
Конюшня, да и застава вмиг опустела. Сашке было скучно. Ослик уминал государственное сено, помахивая хвостом в стойле. Санёк решил покататься, да и сфотаться для дембельского альбома на пленённом, иностранном средстве передвижения. Пока толпа не вернётся с тревожки.
- А ну отрабатывай наш харч, - заявил он ушастому копытному, нахлобучивая на него затянутое "донельзя" конское оголовье и засовывая трензеля между зубов иностранца. Ишак вытерпел экзекуцию молча.
-Ну, поехали,- заявил Александр с апломбом Гагарина улетающего в космос, и тюкнул ишачину в бока пятками пограничных полусапожек, предварительно взгромоздившись на него без седла. Маломерный конь покладисто пошёл мелкими шажками, вынося храброго пограничника из тени конюшни на свет солнечного дня. Сие событие незамедлительно отметил звонком часовой по заставе, доложив дежурному.
- Слышь, Жека! Там Савельев на ишаке к заставе едет. Тащи фотик, сфоткаешься для альбома, заодно обвешайся чем-нибудь - приколемся!- сообщил он новость.
Санёк отфоткался, но не заметил, что ишаку ношение на себе бравого погранца - удовольствия доставляет мало. Не замечая недовольства копытного, Шурик заехал в заставской коридор, проехался на ослике по всем спальным кубрикам, почеломкался с новым часовым и связистом.
- Ты б ещё в канцелярию начальника на нём заехал, - подначил Сашку дежурный. Лучше бы он промолчал. Санёк с криком и гоготом заехал в святая святых заставы - кабинет начальника. И вот тут ишак проявил характер и свою легендарную и ослиную упёртость. Стоит посреди кабинета - и, ни с места... А тут тревожка отзвонилась, что шакал пролез через систему. Шеф дал отбой. И все, кто выезжал - спешат на заставу, чтобы доспать и досмотреть незаконченные из-за пролаза шакала сны.
Иаааааарррраа,- заревел ишак в ответ на понукания и ругань дежурного, Сашки и связиста кинувшегося им на помощь. В пылу борьбы, за выдворение иностранца из секретной комнаты, подлый супостат опорожнил свой набитый за ночь желудок прямо посреди канцелярии, унавозив и завоняв священную келью. Так их там и застала прибывшая с линейки тревожная группа. Сашка, увёртываясь от тумаков офицера, умчался на конюшню. Поддетый хромовым сапогом ишак сам рванул, проявив и прыть, и интеллект, из кабинета, разбрасывая копытами навоз на зелённую обивку стола и повсюду.
-Навечно дневальным по конюшне! Чтоб носа своего на заставе не показывал! Гавнюк!- Орал шеф в гневе, сотрясая здоровенными кулаками и хватаясь за кобуру с макаркой, как сердечник за сердце, - Обоих удавлю, если увижу! - пообещал он в ярости, так и не изловив Сашку, который являлся чемпионом учебного центра по кроссу на длинные и средние дистанции. О случившемся внедрении осла в канцелярию узнали постепенно все заставы комендатуры, а потом отряд и округ.
-Ну что ж ты так обосрался в кабинете-то, капитан?- Елозил начальника мордой по телефону комендант участка.
-Как же ты границу можешь охранять грамотно, если у себя в кабинете порядок поддерживать не можешь, - добавлял оперативный дежурный по отряду, намыливая шею начальнику заставы во время доклада о происшествиях.
- Что у вас там за бардак!- обличали начальника отряда окружные штабники на совещаниях.- Какие-то бестолочи управляют заставой! Вы же госграницу охраняете! - находили они недостатки руководства.

После такого счастья общения с вышестоящими РУКОводителями, начальник заставы с особым удовольствием вписывал фамилию Савельева напротив обозначения наряда по конюшне в книге учёта боевых расчётов. И по три раза в день посылал старшину заставы проверять несение службы нарядом. При попытке лично проверить несение службы рядовым Савельевым, что происходило после каждой новой взбучки от отрядного и комендатурского руководства, командир находил напротив своего лица - только ухоженные конские задницы с хвостами, аккуратно повернутые к проходу, по которому он двигался в поиске проштрафившегося воина.

После недельного пребывания дневальным Санёк стал на конюшне своим парнем в доску. Лошади, не глядя на то, что у Шурика отсутствовали первичные и вторичные конские физические признаки, воспринимали его как своего парня в табуне и ценный обслуживающий персонал. Сашка носа не казал в помещение заставы, если там находился начальник подразделения. Удобно устроившись в тёмной глубине стойла, напротив окошка, Санёк терпеливо ждал, когда начальник уйдёт в свой дом офицерского состава.


Цель - отловить и хотя бы отлупить слегонца Сашку, зажав в угол конюшни, с каждым разом превращалась в мечту командира, которая отдалялась по мере увеличения количества нарядов добросовестно отъишаченных Александром на виду у всего личного состава. Когда на боевом расчете очередь доходила до зачитки двух фамилий дневальных, то Шеф, зачитывал первую вслух. Слышал, как из строя отвечали последней буквой алфавита, а потом выносил приговор.
-...И как обычно,- делал паузу, - этот ишачий наездник - Савельев, - и совсем, вроде неслышно понизив голос, прибавлял лично для себя,- говнюк...
- Застава хмыкала, более чем дюжиной присутствующих лиц, опустив глаза, и мгновенно вспоминая ослиное происшествие, и его последствия, как для кабинета, так и для служебного роста шефа. Начальник же, тут же поднимался в своих глазах думая, что это его сатирическая ирония юмора вызывает здоровое поднятие уровня настроения у подчинённых. И довольный, После боевого расчёта - шеф сваливал домой, а на заставу поднимался со стороны конюшни виновник торжества и принимал незлобивые поздравления от сослуживцев связанные с продолжением изучения навозных наук.

И если командир, вспоминая Сашку, просветлённо матерился и лицо его наливалось кровью, то Народ, Сашку жалел, посмеивался над ним, подшучивал и ...помогал.

Мишка - паук откопал где-то в каптёрке системщиков моток телефонного кабеля. Под предлогом проверки линии связи, ведущей на вышку к часовому, бросил провода на крышу конского жилища и подсоединил параллельно к этому же ответвлению. Затем установил скрытую розетку связи в загородке дневальных и вручил земляку микротелефонную трубку в чехле. Теперь Сашка мог напрямую соединяться с часовым по заставе и комнатой дежурного связиста, а те в свою очередь, ставили его в известность обо всех угрожающих передвижениях нашего главнокомандующего.

Повар оставлял пайку и ждал, пока начальник заставы испарится на обед домой, чтобы Сашка мог в гордом одиночестве, как офицер - пообедать в столовой. В свою очередь, лошадь повара буквально лоснилась вымытой шкурой и откормленными боками, а стремена и трензеля сверкали, как упаковка священного Грааля. В КОНЦЕ первой НЕДЕЛИ Шурику даже стало нравиться, а усилиями повара все часовые по заставе приняли к выполнению доклад о возможности вторжения на конюшню шефа как священную обязанность. При этом бадья недвусмысленно намекал на полное игнорирование объекта с хмырем, если часовой не будет нести службу бдительно. Поэтому шефа отслеживали даже по звуку и силуэту.


Февраль - март 1980 год.
Боевая операция «Горы-80» на западном Памире.
Дислоцированные на территории Афганистана Сводные боевые отряды погранвойск КГБ СССР, с целью обеспечения безопасности госграницы Советского Союза провели боевую операцию «Горы-80» по очистке Северного Бадахшана от банд Абдул Вахоба. Были освобождены 43 населенных пункта, захвачено большое количество мятежников, в том числе 9 руководителей так называемого «Дарвазского фронта», а также много оружия и боеприпасов иностранного производства, документации, раскрывающей замыслы оппозиции и ее связи с Пакистаном.

Отдельная Мотоманёвренная группа Краснознаменного Среднеазиатского Пограничного Округа КГБ СССР занималась боевой подготовкой по особому плану. Группу курировал особый отдел контрразведки. Занятия проводили инструктора без погон и знаков различия, с жёсткими и колючими глазами на лицах.
- Я вас буду учить убивать и делать из вас хотя бы полу профессиональных убийц, - представился один из преподавателей по огневой подготовке, пока воины - пограничники размеренно отжимались в упоре лёжа. Стандартный норматив их сумасшедшей учебки в двести раз, а потом за КГБ, погранвойска и за папу с мамой и т.д. Занятия так и проводились: половина времени, отжимаясь, приседая или просто бродя по кругу с боевым товарищем за плечами вместо вещмешка, это в лучшем случае, а то ведь и бег крокодилом можно получить, а у особо рьяного - полуприсядь с грузом. Учили по засекреченной методике. Считалось, что закрепленный, путём попутной тренировки материал, усваивается лучше, ассоциируясь с мышечно-интеллектуальной нагрузкой. А если материал не усвоишь, то ночью будешь не спать, а зубрить, слушая гранит материала с наушниками в ушах и с бдительным сержантом-дежурным по точке, сидящем на тебе сверху вместо табуретки и руководящим с тебя, дорогого - нарядом по МГ. Вот тебе и мотивация. А ещё хуже провалиться на занятиях по практическому применению навыков.

Выписка из оперативной сводки КСАПО:
В декабре южнее Зульфагара в районе стыка трех границ государств (СССР, Иран, ДРА) проводилась крупная операция мотомангрупп погранвойск вместе с афганскими пограничниками. В этом районе при активном участии спецслужб Ирана было подготовлено несколько формирований мятежников общей численностью более 500 человек. Связь с ними и обеспечение всем необходимым осуществлялись через иранские жандармские посты, расположенные недалеко от афгано-иранской границы. Вылазки отсюда мятежников к Герату принимали угрожающий характер. Операция продолжалась более недели и закончилась ликвидацией основных бандформирований (части удалось скрыться в Иране), очисткой района и выставлением афганской погранкомендатуры.


Тогда, в последний раз, ночью, один из бойцов не попал с первых трёх коротких очередей, - по ночным мишеням на стрельбище. Вся МГ, вместе с офицерами!!!, проползла пятьсот метров по-пластунски до фанерок изображавших врага под огнём над головами, его, командирского автомата. А затем, по команде командира, завалила фигуры в рукопашном бою... Само собой дисциплина и боевая готовность в группе была на высоте. Группу побаивались и не зря. Работники стрельбища, когда приезжала на стрельбы группа, сами, без команды надевали на себя бронежилеты и каски, перетянув для надёжности шею в жару ремнём от противогаза. Так и ходили по мишенному полю и сидели на вышках, пока группа не испарялась, расстреляв и покорёжив всю имитацию стрельбища беспощадным огнём, рассыпавшись в ночи, страшной в непредсказуемости, походной колонной.


Август 1980 год.
Операция по деблокированию окруженного в Гульхане мотострелкового батальона 40-й армии.

В Гульхане боевики, заняв господствующие высоты, блокировали мотострелковый батальон 40-й армии и подвергли его обстрелу. На помощь пришли пограничники. Мотоманевренная группа Восточного пограничного округа, разделившись на группы захвата и совершив дерзкий маневр, одновременной атакой на нескольких направлениях сбила душманов с занимаемых ими высот и освободила окруженных. Боевыми действиями групп захвата руководил лично начальник пограничных войск КГБ СССР генерал армии В.А. Матросов.

Майор - командир группы не жалел никого, ни своих людей, ни тем более чужих. Даже спал на крыше с автоматом в обнимку, положив рядом нож и две круглых, рубчатых зелёных лимонки (граната Ф-1 - оборонительная, разлёт осколков до 200 метров) и одну, такую же зелёную, карманную РГД-5(разлёт осколков до 35метров), так для тренировки, чтоб не расслабляться.
Группа являлась практически отрезанной, по возможности, от остального пограничного и гражданского мира, как положено на границе, четырьмя активными заборами, контрольно-следовой полосой и проверочным валиком с кучей ловушек и малозаметных препятствий. Ночью охраняли сами себя, дураков желающих проверять МГ отшили быстро, и так жестоко, что другие только злобно косились на мелькающие иногда снаружи истёртые и выгоревшие камуфляжи бойцов группы. И жила группа за этими заборами по своим законам и наставлениям.

5 июля 1980 год.
Нападение душманов на пограничный наряд Тахта-Базарского погранотряда на территории СССР.
Банда мятежников, переправившись через реку Мургаб, выследила и атаковала пограничный наряд 9-ой погранзаставы Тахта-Базарского пограничного отряда. При отражении нападения был смертельно ранен один из пограничников.
С помощью подоспевшего резерва банда была разгромлена и отброшена обратно в Афганистан, 4 душманов были убиты

Лишь иногда ни с того, ни с сего - занятия прекращались. Открывались оружейные комнаты боевого оружия, пристрелянного и лелеемого, аки иконы в церкви. Учебно-боевое оружие, с которым бойцы не расставались, не менее лелеемое, но весящее в два раза больше, благодаря свинцовым насадкам, сдавалось и замещало боевое в пирамидах и ящиках. Оружие чистилось и проверялось, затем быстро и без суеты все возможные карманы и ёмкости набивались боеприпасами, гранатами, подствольными, гранатомётными, дымовыми шашками и другими средствами для перевода человеческих, но чуждых родине организмов в мир потусторонний и посему менее СССРу враждебный. Получались средства связи и сигнализации. Последними прибегали штатные фельдшера, в угоду маскировке не с красными, а с зелёными, пограничными крестами на сумках. Затем группа исчезала из поля зрения наблюдателя, если такой самоубийца появится, почти на сутки в учебных корпусах. А после этого прилетали вертолёты и весь состав исчезал от суток, до трёх из места расположения. Но всё чаще и чаще группу поднимали по тревоге и спешно, почти без подготовки, швыряли куда-то в темноту ночи или кажущуюся безмятежность жаркого, среднеазиатского дня.

Апрель 1981 год. Из оперативной сводки Ксапо.
Боевая операция «Мургаб» в провинции Бадгиз.
Операция началась без подготовки и проводилась с целью найти и спасти двух бойцов пропавшего 28 марта 1981 года на территории СССР пограничного наряда, а также с целью разгрома банды думшанов, которая, как полагало командование пограничников, и совершила нападение. В конечном итоге удалось установить картину нападения душманов на пограничный наряд, зверского убийства обоих пограничников (тела их нашли) и примерно наказать бандитов. При этом было ликвидировано несколько бандгрупп, уничтожено около 200 мятежников, более 100 задержано, изъято свыше 300 единиц стрелкового оружия, боеприпасы и документы нескольких мятежных формирований. Пограничники потеряли двоих человек.

Возвращались, как правило, с пересохшими и потрескавшимися губами, исхудалые, загорелые, грязные, злые, в исцарапанной горами и рваной одежде. Иногда в бинтах, реже приносили с собой и сдавали в санчасть раненого. И никогда не привозили убитых. Или их просто не могли там убить, или сдавали своих мёртвых где-то там, на выходе из боевого прикосновения. Никому, ничего никогда не рассказывали. Но слухи, обрывки фраз, неизбежные контакты, рассказы лётчиков проливали свет на то, чем они занимались в приграничной полосе КСАПО и Афганистана, чаще всего, в районе золотого треугольника наркоты...

Май 1981 год.
Боевая операция напротив участка Московского погранотряда
Командованием пограничников была получена информация о появлении крупного формирования мятежников в районе кишлака Чахи-Аб (напротив участка Московского погранотряда). Поднятые по тревоге подразделения отряда - две мотомангруппы на БМП и БТР совместно с афганским подразделением и ополченцами в сжатые сроки блокировали этот район. Мятежники оказали упорное сопротивление, но применение боевых вертолетов и бронетехники решило исход этой операции - бандформирование было полностью ликвидировано при незначительных потерях среди афганских военнослужащих. У советских пограничников потерь не было.


Группу берегли. Не швыряли, не глядя, в случае чего, затыкая дырки. Не тот уровень, только с личного разрешения командующего КСАПО и по согласованию с начальником особого отдела. Операции тщательно готовились агентурно - оперативными и иными методами. Группе, в таком случае оставалось скрытно выйти на рубеж, замаскироваться и ждать условного сигнала. Либо самим, посадив наблюдателей на господствующие высоты, выбирать наиболее удачный момент для вступления в огневое прикосновение с теми, кто пытался пройти или проехать мимо. А мимо, исключительно шли вооруженные караваны, бандгруппы на марше, или непонятные до поры и замаскированные, диверсионные группы.

Сашка.

Первую неделю Сашка нёс службу по конюшне вместе с дежурным, который стоял тогда в наряде по заставе. Через неделю Дежурного убрали на фланги. Сашке не хватало автомата, дозорки, системы с контрольным валиком. Всё сильнее задевали за живое не злобливые подначки остальных пограничников, заступающих на службу с оружием. Народ не упускал случая пошутить, и конечной шуткой был вырезанный кем-то номер Сашкиного автомата на ручке от лопаты обитавшейся на конюшне. Пока Санька не было, к лопате приладили старый автоматный ремень. Александр обиделся , но вида не показал. После третьей недели совсем затосковал Сашка по границе.

А тут снова сработка утром. Как тогда, и снова тревожка и заслон выпрыгивают на границу. И дежурный по заставе прощен и несёт службу в повязке на рукаве. Даже связист из той же смены. Наваждение какое-то. И подначивает его сам дежурный по заставе.

- Ну что Санёк слабо тебе снова на ишаке покататься? - ухмыляется дежурный. А ишак вот он, никуда не делся, на конюшне сено государево жрёт. Хрумкает.... так аппетитно и душевно. И всё у всех на местах, только вот Сашка не на своём месте .
- Да запросто, дальше конюшни не пошлют, больше лопаты не дадут! - вдруг заколодило Александра. И он, грубо прихватив ишака надел на него оголовье. Сел сверху на спину животине и выехал из конюшни прямо на крыльцо где сидел, покуривая, дежурный.

- Нет, не слабо Витёк! А тебе не слабо?- с каждым шажком ишачка лицо дежурного по заставе уменьшалось в улыбке, съёживаясь в предвкушении повторного кошмара. А Сашка, сметая дежурного, уже влетел на обалдевшем от ударов пятками в бока ишаке в помещение заставы. И зацокал по взлётке ударами маленьких копытец ослик. И замаячила призывно дверь в канцелярию. И совсем знакомо, прозвучал вопль связиста о возвращении тревожки и заслона. Затопали, в хромовых сапогах, ноги начальника заставы приближаясь.

Только Сашке это было уже всё равно, он снова стал тем Сашкой, который не боится делать поступки и нести за них ответственность, доказывая всем и, прежде всего себе, что я человек мыслящий и нельзя вот так окунать темперамент и характер, надолго лишая возможности активной деятельности и делать его изгоем.

Воплей было не меньше чем в прошлый раз. Ишака выкинули из конюшни на границу. А Сашку выкинули с заставы в отрядовский стройбат - инженерно-сапёрную роту, лишив его реального звания пограничника, казалось навсегда.

Скучна жизнь в инженерно - саперной роте отряда. Криозотные столбы, построения, развод на работы, непонятные стройки, ночные пьянки, самоволки. Рутина, болото, топь вязкая и мерзкая. Левые доходы. Разборки. Короче тыл во всей его красе. А негоже лилиям прясть, а ищущему применения пограничнику стройкой заниматься. И боженька таки есть на земле, понял это Санька, когда весь стройбат построили не щадя никого на горячем среднеазиатском солнце, вытягивая всех без разбора из всевозможных нычек и уютных каптёрок. В первый раз, громадина пограничного преддверия дисбата увидела всего себя на плацу, поражаясь количеству, а больше качеству своего «военного» организма.

-Я майор Усоев Михаил Аркадьевич, КОМАНДИР мотоманёвренной группы особого назначения, - представился офицер, после долгих попыток местных командиров навести тишину, и порядок в строю стройбатовцев. Майор был в выгоревшей на солнце афганке, с закатанными не по уставу рукавами. Загорелый, крепкий, невысокого роста он выглядел инопланетянином на плацу, где выстроился строительный батальон.
- Товарищи пограничники, - вдруг обозвал он стройбатовцев, забытым и редко применяемым по отношению к ним словом.
-У меня появились вакансии в группе, и я ищу добровольцев. Если есть желание понюхать пороха и повоевать, сменить этот мирок на настоящее военное дело, то это ваш последний шанс. Предупреждаю! МЫ, будем убивать людей. И нас, конечно, будут убивать тоже, на то и война. Время на раздумья тридцать секунд. - А потом скомандовал, так, как будто и не сомневался - будут романтики боя, которым обрыдли лопата, лом, кайло и мотыга, ковыряние в пыли и вонь креозота.

-Добровольцы - десять шагов вперёд...Шагом...Марш! - и конечно вышли. Вышли не все, и не сразу, и не как в кино, но вышли. Отбили, вспоминая строевой шаг, десять шагов и сомкнулись в единую шеренгу лицом к майору.
- Да пошли вы все - крысы тыловые,- Кто-то догнал, выбегая и отталкивая руки, удерживающие его в строю.

Вышли из строя, не так уж и много. Человек двадцать, из почти трёхсот солдат и сержантов. А для Майора, оставшиеся в строю солдаты уже не существовали.
- Военные билеты сдать лейтенанту,- откуда-то из-за спины майора вынырнул, невидимый доселе и так же одетый, летёха с хмурым и серьёзным лицом.
- У вас есть время подумать до того, как вернётся офицер с вашими документами из штаба. Думать будете здесь на плацу, вместе со мной. Вопросы есть? Заявления? Предложения? Просьбы? Жалобы? Завещания?

- Есть, - вылез нетерпеливый Сашка, - Разрешите свою лопату завещать командиру стройбата, а то переживаем за его душевное спокойствие, вы ж у него лучших из худших забираете. А так хоть какое ему утешение оттого, что покидаем его теплое местечко.

- Фамилия? - тут же нашёлся майор.
- Рядовой Савельев Александр,- совсем очумел Сашка от такого внимания.
- Назначаю Старшим группы новобранцев, до прибытия на базу, - подытожил офицер. А сейчас, список группы составь. Придёт лейтенант и шагом марш за вещевым обеспечением и сухпайком на двое суток...

Вот так собирали народ в ОММГ, снимать с застав пограничников - было строго запрещено. А у нас ведь плохих солдат не бывает, подход нужен, умение разговорить, и ключ отыскать к его сердцу.

Первый бой запомнился подготовкой. Особенно психологической. Всех, получивших оружие и боеприпасы. Одетых. Завели в спортзал и запустили кино. То самое, документальное, которое американские солдаты во Вьетнаме снимали. Только нам, в программе телевидения, сюжет обрывали, когда бравый джи-ай подносил нож к голове связанного и беспомощного человека. А тут, продолжали показывать, что было далее.
Как режут беззащитным головы, отрезают уши, вырезают глаза, снимают заживо кожу и поджигают, обмазав напалмом. Убивают, поставив на колени выстрелом в затылок людей, как животных на скотобойне - рядами. Добивают со смехом, позами, рисовкой под крутого рейнджера, отведя в сторону лицо, чтоб не запачкаться. К окончанию сеанса Сашка почувствовал неуёмное желание убивать, рвать руками живую плоть тех - в американских мундирах не жалея, а с удовольствием! Душить, крошить кости прикладом, выбивать кадык магазином, и резать, резать этих уродов в человеческом облике, давить беспощадно и без сантиментов. Он бы любого сейчас уничтожил, лишь бы утолить жажду мщение за просмотр того, что творили вероятные противники. Маты в спортзале, и угрозы, выкрики - возвестили командиров о том, что цель психобработки достигнута. В спортзале сидели люди, которые желали убить противника любым путём больше, чем даже жить в этот момент. А убивать их научили добротно, качественно и профессионально.

Их посадили в вертолёты и выбросили в сумерках за тридцать километров от места предполагаемой засады. К месту надо было выйти ночью с проводником, волоча на себе три боекомплекта.
Пешком, ночью, по горкам растянулась молчаливая колонна пограничников. По приходу на место замаскировались. Весь день отдыхали, забившись в щели и под козырьки скал и укрывшись специально принесёнными с собой маскировочными плащ накидками. Ночью командиры развели боевые группы по выбранным позициям и приказали скрытно и без шума оборудовать место для засады. Обозначили сектора обстрела и наблюдения, порядок ведения огня. Внизу в треугольнике классической засады, по дну дефиле извилась довольно широкая для безлюдной горной местности тропа-дорога. С двух сторон стиснутая пологими склонами, дорога упиралась в подъём вертикально и перпендикулярно преграждавшего её течение горного кряжа. И поворачивала, обходя скалистые стены. Утро наступило для залёгших пограничников слишком быстро. Но командир, оглядев склоны, своих бойцов не заметил. Батя, удовлетворённый увиденным результатом доложил коротко куратору в отряд о готовности. Получил добро и перешёл в режим радиомолчания.

- Всем замереть и наблюдать, - прокатилась немая пальцевая команда по цепям боевого порядка.

Первыми откликнулись на ориентировочно поставленную задачу выдвинутые вперёд наблюдатели. Согласно агентурным данным, по этой дороге, утром должен был пройти отряд моджахедов, полностью сформированный и подготовленный в Иране за американские деньги.
Доклад наблюдателей вверг командира ОММГ в короткий ступор.

- Вижу змейку! - лаконично докладывал боевой разведдозор, - Идут в колонну по три! Триста фигур! Все вооружены! Стрелковое оружие М-16, М -60! ПКМ, РПГ и вьючный караван тридцать мулов!- но не это удивило и заставило на секунду задуматься майора, а последние слова разведчика, сказанные по УКВ-связи,- Эти духи - это американцы. Америкосы идут! Приём! - вот это да! Вот это номер. Майор вмиг прикинул, что бойцы проверенные, трезвые, травку не пробуют по убеждениям. Отдохнули. В своём уме вообще. А пиндосы тогда откуда блин? Приказа мочить пиндосов не было. Сказали, что будут обычные духи, много, хорошо вооружённые, экипированные, но не американцы же.

- Поясни! - потребовал командир. Доклад озадачивал не количеством и качеством духов, а их национальной принадлежностью.

- Противник одет в форму солдат американской армии. Личный состав имеет соответствующие значки, нашивки, шевроны и знаки различия. Ботинки, головные уборы, тактические ремни, фляги и амуниция каждого боевика, соответствуют экипировке бойца 81 воздушно-десантной дивизии армии США,- чётко, как в учебном классе доложил по запасной частоте скрытый маскировкой и дальностью нахождения от основного состава дозор. - Да, точно как в кино, что перед выходом грузили на психушке! Они все побриты не позже чем вчера вечером!- убедил последней фразой командира невидимый отсюда сержант и перешёл на следующую фиксированную частоту.

Батя решил сам поглядеть. Скрываясь за горкой, скинув тяжёлые причандалы, бегом побежал по тыловому пологому скату. За ним как хвост и тень прошелестел связист с радиостанцией. Добрался до самого дальнего пограничника, который ближе всех был расположен к приближающейся колонне. Одел самодельные антибликовые фильтры на двадцатипятикратный, трофейный бинокль и медленно, медленно высунулся из-за прикрывавшего огневую точку камня, накрывшись плащпалаткой.

По дороге пёрли. Именно - нагло пёрли, в разнузданной колонне по три, пренебрегая боковыми и передовыми разведдозорами, солдаты американской армии. И даже жевали жвачку, точно, как во вьетнамском кино про войну. Пока, удалённые приближением бинокля, воины аллаха давали возможность майору сообразить, - что делать? Начинать третью мировую войну без санкции руководства или хотя бы Министра Обороны командиру ОММГ хотелось мало. А посему вышел на связь с куратором из отряда.

- Я шестой! Приём! - понеслось по закодированной и засекреченной УКВ-связи запрос- требование ответа.
Шестой! Я пятый! Приём! - отозвалась в динамике щекофона, подтверждая вертикаль подчинения.
- Я шестой! Имею триста духов на марше в соответствии с ориентировкой. Идущие по дороге одеты в форму американской армии. Предполагаю форму 81-ой воздушно - десантной дивизии, армии США. Боевики выбриты. Вооружены штатным оружием соответствующего воинского подразделения вооруженных сил США. Экипировка и амуниция соответствует. Прошу подтверждения на уничтожение колонны предполагаемого противника. Время до предполагаемого огневого контакта 30-40 минут. Перехожу на вторую запасную частоту по улитке. Прием!

В отряде в комнате оперативной связи забурлило, как в жерле вулкана. Оперативный вызывал по ЗАСу округ.
- Американцы идут! - неслось со всех углов комнаты связи. Материализовался из ниоткуда особист и разведчик. Записанный на магнитофонную ленту доклад Майора передавали оперативному округа. В штабе КСАПО разразился малый ураган. Командующего поднимать из постели не пришлось. Он ночевал у себя в кабинете. После минутного раздумья потребовал связи с Москвой с оперативным дежурным штаба ПВ. Через минуту его соединили с командующим. Через три минуты командующего погранвойсками соединили с председателем КГБ СССР. Ключевая фраза: "В Афгане Американцы идут", - летела из одного высокопоставленного кабинета в ещё более высокопоставленный, пока не добралась до дежурного по ЦК КПСС секретаря с полномочиями члена Политбюро. Оперативная тройка из Председателя КГБ, Мсинистра обороны, Министра иностранных дел немедленно обсудила и доложила секретарю свои соображения. Соображение были выслушаны. Оперативная тройка возмущённая прямым вторжением американцев в зону непосредственно приближённую к границам СССР решила предложить и решить проблему просто: "Забуярить их нах...! Чтоб не наглели!" Что у них там, своей Южной Америки мало что ли? Совсем нюх потеряли!

Команда полетела по вертикали власти вниз. От оперативного дежурного КГБ к оперативному дежурному по "Потешным Войскам". -
Уделать американцев! - победно звучала команда, развязывая руки командующему ПВ.
- Буярьте американцев,- неслось по засекреченным и защищённым линиям связи из Москвы в Краснознамённый Среднеазиатский Пограничный Округ.
- Уярьте американцев! - влепилась в мозг оперативного руководителя операцией в отряде команда из округа.

- Шестой, Я пятый! Приём!? - пропела долгожданная фраза в щекофоне прижатом рукой к уху майора.
- Я шестой! Приём! - ответил командир ОММГ, ожидая приказа сверху. Ответственность щекотала сердце, выливаясь каплями пота на лице командира, в эту далеко не жаркую утреннюю рань восходящего солнца.
- Мочи их шестой! Не задумывайся! Бей американцев! Приём! - гора с плеч майора рассыпалась пылью на кроссовки с пришитыми на них лоскутами маскировочной ткани. Горные ботинки он снял ещё ночью, привязав их шнурками к брезентовой портупее пехотной облегчёнки, бегающего за ним повсюду связиста. На командире была его счастливая, выгоревшая на солнце афганка, на которой, даже не было майорских звездочек зелёного цвета. Вместо них на матёрчатых погончиках выделялись пятиконечные следы тёмной и не выгоревшей на солнце материи, которые лучше уставных знаков различия показывали личному составу, кто здесь командир и божественный начальник по переводу в мир иной любого обозначенного разведкой противника...

Четыре крокодила прикрывавшие высадку ОММГ в точке выброса начали форсированный прогрев движков ещё тогда, когда запрос об американцах пошёл с пыльной и затерянной в афганских горах сопки. Теперь оставалось только взлететь и, прячась в складках местности пронестись тридцать километров до засады пограничников, чтоб выпотрошить тяжело висящие конусы нурсов в вульгарно припёршихся в Афганистан американских выскочек.

Авианаводчики и пограничники группы выложили на горном склоне за своей спиной ярко-жёлтые полоски материи, обозначая свои позиции. Жёлтый почти оранжевый цвет видно гораздо дальше, чем любой другой. Место засады выбирали тщательно и вдумчиво. Солнце, поднимающееся за спиной у изготовившегося к бою заслона мангруппы, слепило глаза, приближающимся в составе колонны бандитам.

Даже если бы они и успели среагировать на приближающихся в притирку к земле вертолетов, то спрятаться от геликоптеров в узости дефиле им было негде. Дозорный немного ошибся, бандитов было на сотню больше. Сотня моджахедов отстала от основной колонны, натерев себе новыми американскими ботинками ноги. И ковыляла в километре - двух от основной колонны.

- Жук я шестой! Накат! Приём! - передал условную фразу через авианаводчика командир группы.
- Шестой! Я жук! Накат! Приём! - подтвердил командир четвёрки крокодилов, поднимая вертолёты огневой поддержки в воздух.

До дефиле пять минут лёта. Крокодилы сделали «свечку», над позициями группы и на мгновение замерли, опуская носы вниз перед пуском ракет и нащупывая сигарами фюзеляжей групповую цель на дороге. Страшное это дело, залп нурсами по идущей на марше колонне в американской военной форме.
Полосы трасс реактивных снарядов потянулись от штурмующих бандитов вертолётов к беспорядочно рассыпающимся в стороны рядам и шеренгам походной колонны. Воздух вздрагивал от разрывов и наполнялся пылью, осколками, кусками, ошмётками, каменной крошкой и криками поражённых и раненных бойцов за веру. Вертушки прошли двумя парами вдоль огрызающейся стрелковым огнём колонны, выпустив весь боезапас нурсов. Колонны больше не было. Вместо неё на том месте, где она была видима в последний раз, поднялось облако пыли и песка, клубами непроглядной взвеси закрывшее то, что происходило внутри.
- Огонь! - уже не прячась и не маскируясь, дал команду майор голосом и выпустил в небо над собой красную ракету.
Склоны, окружающие дорогу, с трёх сторон, сверху вниз сыпанули в облако и по теням, мечущимся внутри него очередями из автоматов и пулемётов бойцов, выстрелами гранатомётов и всплесков снайперок... Расстрельное добивание остатков бандгруппы вряд ли бы прекратилось до выявления полного отсутствия шевеления, если бы сотня боевиков невидимая за поворотом дороги не открыла беспорядочный, но отвлекающий огонь из двух пулемётов ДШК. Авианаводчики перенацелили пернатых и те завалили пулемёты, оставшимся в неприкосновении, огнём боезапаса ГШ-23.

Вертушки ушли в союз. Вместо них в помощь ОММГ поднялись ещё четыре вертушки, но подлётное время в тридцать минут, давало возможность пограничникам самостоятельно «разобраться» с оставшимися за сопкой боевиками.

Командир принял решение - наблюдать, отстреливать выявленные цели и ждать бронированные вертушки с полным боекомплектом. Людей своих майор берёг, как командир американской роты морской пехоты, действующий согласно боевому уставу своей армии в бою. Но только, если американец использовал всю свою боевую мощь приданных и поддерживающих сил и средств для нанесения максимального урона противнику потому, что обязан был первым подниматься в атаку, то у майора на этот счёт были свои, специальные, российские соображения.

Бандюки оставшиеся в живых поразили пограничников своей заботой о мёртвых и раненных. Несмотря на интенсивный обстрел, в неосевшем на землю дыму и пыли, моджахеды умудрились вынести всех живых. Мёртвые и целые трупы были разуты и их обувь аккуратно поставлена у ног погибших. Тела своих убитых воинов духи развернули в одном и том же направлении.

Когда авиаразведка доложилась, о том, что духи рассеяны и уходят, рассыпавшись мелкими группами, пограничники спустились вниз на осмотр и зачистку. Зачищать было нечего. Дорога была покрыта дымящимися тут и там останками, кусками разорванной плоти, камуфляжа, оружия и амуниции.

В мангруппе потерь не было. Только расцарапанные и сбитые о камень коленки и посечённые каменной крошкой руки и ноги. Прилетели транспортники. Бойцы заняли круговую оборону. Разведчики и особисты пытались выяснить происхождение «американской бандгруппы» в Афганистане. В конце концов, выяснили, что вся банда была оснащена напрямую американцами, минуя вороватых иранских чиновников в качестве посредников. Вот только быстро прекратила своё существование, так и не выдав заморским покровителям дивидендов от своей деятельности.

«Старики» не скрывали своего удовлетворения, вертушки лишили половины боевой работы , но и сохранили людей. Собрали оставшееся оружие, образцы формы и улетели домой на базу.
В Москву доложили о казусе, вызвав улыбки удовольствия у руководства войск и армии... А мангруппа снова упрямо готовилась к дальнейшим операциям по своему, отдельному плану. А дальше, дальше в круговерти беснующегося, как подранок, Афгана, был кишлак, при штурме которого Сашку контузило...