Мистика с петлицами на шинели

1986-й, октябрь, Ленинград, воскресенье. Я - первокурсник военного училища, и сегодня второе увольнение в моей жизни. На дворе резко похолодало. Командование приняло решение увольнять курсантов в шинелях.
Первокурсникам новенькие шинели выдали пару дней назад. Чтобы не растерять фурнитуру, я сразу же ночью оборудовал шинель, хотя дедлайн - строевой смотр был назначен на утро понедельника.
В числе других счастливчиков, стою на общеучилищном построении увольняемых. Заветные увольнительные записки выдаются на плацу каждому отдельно лично дежурным по училищу. Перед этим священнодействием он неторопливо обходит строй, сурово заглядывая отеческим взглядом в глаза курсантов.
Из настороженного перешептывания старшекурсников выяснилось, что заступивший дежурным по училищу полковник С., начальник кафедры тактической подготовки, не совсем дружен со здравым смыслом. За нечеткий доклад он запросто может порвать увольнительную и курсанта-выпускника.
К первокурсникам полковник С. питает особое благоговение, с офицерской линейкой в руках и сноровкой мастера-закройщика мужской одежды вымеряя до миллиметра предписанное Уставом расстояние от шеврона до погона.
Я стою в середине строя, и чем ближе оказывается ко мне дежурный по училищу, тем больше мои глаза расширяются от страха. Уже с десяток первокурсников отправились вместо увольнения зубрить уставы, чистить ботинки или перешивать висящие "на соплях" пуговицы.
Офицерская линейка в руках полковника кажется мне безумным инструментом убийств в руках чудака-монстра из боевика "Техасская резня бензопилой". В двух шагах от меня дежурный по училищу прикладывает линейку к петлицам курсанта. Я скашиваю глаза на воротник моей шинели и вижу, что на них петлиц нет.
Я забыл пришить на шинель петлицы!
Как и положено, вначале увольняемые, в том числе и я, были выстроены в расположении роты. Вначале замкомвзод проверил внешний вид, затем - старшина. Мы выложили в фуражки документы, расчески, чистые носовые платки. Показали две иголки и нитки в фуражках. Задрали по команде левую штанину, демонстрируя наличие уставных носков зеленого цвета. Затем нас еще раз придирчиво осмотрел дежурный офицер. Никто не заметил, что на моей шинели нет петлиц.
Зверюга-садист полковник С. остановился напротив меня. Командным голосом на весь плац, где легко умещаются строевые "коробки" из пяти тысяч военнослужащих, потребовал доложить, чем я собираюсь заняться в часы поощрительного отдыха, любезно предоставленные мне Родиной и командованием.
- Иду в Русский музей! - Прописклявил я.
Как и всем, дежурный по училищу измерил на моей шинели расстояние от погона до шеврона, и отправился вершить казни над другими увольняемыми.
Затем раздалась команда: "Смирно!", дождавшись очереди, я строевым шагом подошел к полковнику С., получил увольнительную и вернулся в строй.
Звучная команда: "Направо!", и увольняемые двинулись навстречу ветру свободы. Я отправился в расположение роты пришивать несчастные петлицы. Они, как ожидалось, лежали все это жуткое время в кармане шинели.

Спустя полгода мы, первокурсники, на вводном занятии по предмету "Тактическая подготовка" услышали легендарные слова от начкафедры полковника С.:
- Товарищи курсанты! Я - по пояс деревянный, шуток - не понимаю.
Еще через пару месяцев наш курс посетил с дружественными визитами Баку и Ереван. После них нам полюбились занятия-выезды по тактике и инженерная подготовка. Принцессами нашего удовлетворения стали регулярные посещения стрельбища.
Апофеозом моих отношений с кафедрой тактики стали командно-штабные учения на выпускном курсе, когда мне выпала честь передислоцировать собственным ходом общевойсковую мотострелковую дивизию из-под славного города Липецка к границе небольшого европейского государства Федеративная республика Германия и развернуть ее в боевой порядок. Моя роль комдива закончилась бесславно: дивизия намертво застряла в болотах.

В отпуске лейтенант как в зеркале русской фотографии

За отличное выполнение должностных обязанностей мне, лейтенанту-первогодку, выпала неслыханная по меркам Дальнего Востока честь: убыть в отпуск летом.
Заграницу в СССР-овские времена офицеров не выпускали, паспортов у них не было, и я с женой Диной довольствовался красотами черноморского побережья. Мы с ней из одного города и, возвращаясь с курорта, решили проведать наших родителей. Остановились у ее папы с мамой.
Суть да дело, брожу неприкаянный по их трехкомнатной квартире. За окном сорок градусов жары, мои одноклассники кто в местах не столь отдаленных, кто студентом подвизался в других городах, кто в жестоком запое или на игле; одноклассницы с детьми нянчатся - одни в подоле принесли, другие замуж выскочили... Ни водочки попить не с кем, ни возможности поприставать к былым возлюбленным.
Боевой товарищ, с которым я в ту пору был неразлучен, - фотоаппарат "Киев-19", - подсказал мне вдохновляющую идею.
Зарядив цветную слайдовую пленку, я полуобнажил супругу и устроил фотосет-ню. До появления в календаре Pirelli знаменитого снимка Патрика Демаршелье "Ева Герцигова с обнаженной грудью на кухне пробует спагетти" оставалось еще восемь лет.

Вечером развел химикаты, отыскал на антресолях фотобачок и ночью стал колдовать над пленкой. Как всегда бывает у великих художников, там пролил раствор, здесь капнуло... Через день я улетел к месту службы в Хабаровск, а жена еще некоторое время оставалась жить в доме своего детства.
Появившись в нашей комнате общежития к началу учебного года в мединституте, Динуля загадочно молчала.
По делам службы я улетел на Сахалин, вернулся, а женушка по-прежнему хранит таинственное безмолвие. Укатил в Приморье, но и после этой командировки супруга не проронила ни слова о том, что тревожит ее душу. Тында, где я провел две недели, поставила точку моей озабоченности: я вычеркнул мистическую проблему из своего to-do list, то есть забыл о ней.

Сдав зимнюю сессию и собираясь на побывку к родителям, Дина, наконец, поведала мне душещипательную историю о последствиях нашего с ней фотосета в стиле "ню" и моей проявке слайдов.
Во-первых, оказалось, что летом, ожидая в гости ненаглядную дочурку и ее мужа-лейтенанта, родители сделали масштабный ремонт в квартире. Во-вторых, потвердилось на практике, что зловредные свойства цветной проявитель в немыслимой палитре извращенного набора оттенков дарит окружающему миру не сразу, а спустя несколько суток. Если уж он попал на поверхность чего-либо, оттереть невозможно. Грязные бурые пятна обеспечены надолго, если не навсегда. Что "в-третьих", меня потрясло до глубины сознания.

В результате моих ночных бдений с фотобачком на кухне я умудрился уляпать, залить и забрызгать: весь новый гарнитур, холодильник и столешницу белого цвета, шторы нежно-лимонного цвета, подоконник, только что постеленный светло-кофейный линолеум и стены с обоями в бирюзовый рисунок. Грязные разводы предательски проступали и на потолке. На белую раковину без спазмов отвращения взглянуть было нельзя. Стал вызывать первобытный ужас нежно-голубой унитаз, куда я слил отработанные химрастворы. Еще я уронил ртутный градусник, он разбился, и капельки ртути раскатились по углам.

Сей беспорядок проступил уже после моего отъезда. Родную дочурку любящие родители безутешной вдовой не оставили бы, но от неприятных объяснений меня спасли расстояние в 7000 километров и шесть часов разницы во времени.
Тесть и теща надолго запомнили, как любимый зять на кухне проявлял цветные слайды!
Смывать вину перед родителями жены мне пришлось не кровью, но красной икрой и рыбой. Их я передал через Дину в знак примирения.

На следующий год мой отпуск не совпал со студенческими каникулами жены. Набравшись мужества и в гордом одиночестве я нанес визит вежливости тестю и теще. Меня радужно приняли, поблагодарили за рыбно-икорные гостинцы, что привезла им дочь. Ничто не напоминало о моем геройском подвиге фотолаборанта. Был заново сделан ремонт, куплены новая мебель и сантехника.

...Прошло время. Слайды именно с этого фотосета-ню позволили мне получить свой первый контракт фотографа-профессионала с известным во всем мире глянцевым журналом.