Мы верим твердо в героев спорта!

«Спортивно-массовая работа в воинской части включает массовый спорт и подготовку сборных команд по военно-прикладным видам спорта... Основными видами спортивно-массовой работы являются: учебно-тренировочные занятия по видам спорта, военно-спортивные и спортивные соревнования, смотры спортивно-массовой работы, спортивные праздники...» (Наставление по физической подготовке для ВС СССР).
Спорт в военных училищах ВС СССР культивировался, как элитные сорта пшеницы в передовых совхозах. Всех смотров-конкурсов, эстафет, кроссов, чемпионатов (училищных, гарнизонных, окружных, "Вооружёнки") сейчас и не вспомнить. Но некоторые из них всплывают в памяти, как будто это было вчера. Может быть, это был твой исторический бешеный финиш за пределами мыслимых и немыслимых возможностей, с грохотом сапог соперников за спиной, со сведенными судорогой ногами, когда входишь в заключительный поворот кроссовой дорожки, ориентируясь не глазами (в них уже только чернота), а только по крикам болельщиков-однокашников, и за финишной чертой тебя ловят перед самой землей, оттаскивают в сторону, держат на руках, набрасывают шинель. А когда оживут ноги, перестанешь хрипеть, как загнанный конь, уйдет темнота из глаз - тебя залапают, затискают и поздравят, и отец-командир пожмет лапу с уважением.
А может быть, ты по распоряжению начальника училища в строю батальона в 20-градусный мороз ушел на стадион "Рубин", чтобы диким ором и боем двенадцати барабанов (собранных на этот вечер из всех рот училища под честное слово) поддержать училищную хоккейную команду в финальном матче.
Или на училищном первенстве по боксу возле ринга стерег в группе поддержки каждое движение каратиста Сашки из твоего взвода, чтобы вовремя хором заорать "Нееет!!!!", если вдруг он в горячке, пропустив от боксера-разрядника пару хуков, занесет ногу для "маваши-гири-джодан".
А иногда можно улыбнуться, вспомнив предания старины глубокой, например, некоторые "нюансы" подготовки ротной команды к первенству училища по вольной борьбе.
На третьем курсе, за пару месяцев до соревнований командир роты вспоминает про КМСа-«вольника» курсанта Серегу Левченко (в «миру» - Лёва), назначает его капитаном команды, ответственным за ее формирование и подготовку, наделяет временными безграничными полномочиями и ставит задачу: побольше призовых мест и повыше общекомандное место в училищном зачете. Лёва проводит разведку по другим ротам и ревизию по нашей. В других ротах нужно вычислить профессиональных или почти профессиональных борцов и их весовые категории, дабы решить, в каких категориях выставляться, а в какие нефига соваться, ибо там признанные фавориты призовые места поделят без нас. Ревизия внутренних резервов выявляет десяток - полтора курсантов, готовых защищать интересы роты на ковре (вольников, классиков, дзюдоистов или просто крепышей). Еще хорошо бы «загнать» одного из них в самую легкую категорию, а одного - в самую тяжелую (сколько там кг - не помню), ибо в этих категориях народу в училище мало и шансы на призовое место гораздо выше. С тяжеловесом вопрос решается просто: сержант Паша Вальцов к бою готов, только его утяжелить надо. Маленько, на пудик. С «легкачом» сложнее. Салимбек Махамбетов (Бек) упирается рогом: «Буду бороться в своей категории!!!». «Бек, ну давай мы тебя похудеем до 48 кг, там всего три человека будет, при любом раскладе - верняк, призовое место». Бек непреклонен (он и так маленький и сухой, ему сбросить 5 кг непросто): «Фиг вам, и так в прошлом году чуть не сдох с этими похуданиями». В процесс уговаривания, убеждения и обещания включаются все, в том числе взводный и ротный, и через несколько дней Бек с обреченностью камикадзе соглашается.
Вся команда усиленно тренируется по утрам и вечерам в спортзале, а Паша с Беком помимо этого еще корректируют вес. Паша огражден от лишних физических нагрузок, для его откорма добывается всякое доппитание, взвод делится маслом на завтраке и ужине и т.п. А для худеющего Бека столовая становится пыточной камерой - видит око, да зуб неймет. А еще из него соки выжимают в буквальном смысле этого слова: сон в сушилке, бег в бушлате, парилка в городской бане и т.п. Лёва помогает обоим, и не только морально: выцыганил на кафедре у инструктора-водолаза тяжеленные резиноглетовые стельки для водолазных бот и вечерами кроит из них вкладыши в борцовки и что-то типа памперса (Пашу утяжелять).
Все ближе и ближе день взвешивания. Лёва как сторожевой барбос, следит, чтобы хронически голодный, жаждущий и шатаемый ветром Бек не сорвался и не съел-выпил чего лишнего. У Паши щеки видно сзади, заметно подросли пузо и «противовес» с тыльной стороны. Воскресным утром ротные команды в соответствии с установленным графиком выдвигаются в спортзал для взгромождения на весы. Лёва экипирует в «рыцарские доспехи» Пашу, который тоже страдает, ибо со вчерашнего дня его не пускают в туалет (нечего нагулянный вес разбазаривать). Ассистенты метнулись в «чепок», притащили кучу всяких вкусностей и накрывают в раздевалке стол. Лёва открывает трехлитровую банку сока: «Давай, Паша, тебе 2 кг не хватает». Лучше бы Пашу убили... Хорошо, что реклама сока «Деточка, ты же лопнешь! - А ты налей и отойди!» появилась лет на 20 позже. Взвешивание проходит точно по сценарию, выстраданному Лёвой со товарищи. После команды «Разойдись!» все освобождают проход к дверям, чтобы не быть затоптанными легкачом и тяжеловесом. Один несется в раздевалку к накрытому столу и начинает пиршество, а второй гремит свинцовыми копытами в конец коридора к заветной двери с известной надписью. Как мало нужно человеку для счастья!
Смех - смехом, но на тех соревнования наша рота заняла второе место в училище в общекомандном зачете. В том числе благодаря первому месту Бека и третьему месту Паши в своих категориях.

Зима 1987 - зима 2012 г.г.

Перепечатываю с разрешения мужа.

- Здравствуйте, Александр, это говорит Керен из армии.- Здравствуйте,
Александр, это говорит Керен из армии.
- Добрый вечер, Керен из армии, чем обязан?
- В Ваших личных данных ваша жена Мариана записана под Вашей фамилией, а
в компьютере она всплывает под другой. Почему?
- Потому что она мне теперь не жена. Мы развелись и она вышла замуж
второй раз. Теперь у неё фамилия нового мужа.
- Так, хорошо, значит я пишу "разведён".
- Нет, не разведён. Я тоже женат, у меня новая семья.
- Почему?
- Не знаю, это жизнь, люди разводятся, женятся, замуж выходят.
- Но я не могу изменить с "женат" на "женат", надо сначала написать
"разведён".
- А вам и не надо ничего менять в графе "личное состояние", измените
только имя супруги и её номер паспорта, программа это позволит (меняет
данные и вписывает Ленку и её номер паспорта под мою диктовку)
- А откуда Вы знаете, что программа это позволит?
- Я её сам написал.
- ???
- Когда я служил срочную, базы данных только входили. И я написал
программу, которой все пользуются до сих пор.
- А как я могу знать, что Лена Ваша жена?
- Позвоните ей, спросите, могу дать номер телефона.
- Нет, пошлите мне копию паспорта по факсу, там должно быть записано.
(Посылаю ей копию паспорта)

Через 15 минут...

- Это снова Керен, Ваша Лена тоже в компьютере значится под другой
фамилией.
- Под своей фамилией. Она сохранила свою фамилию.
- Почему?
- Понимаете, Керен, моя жена поэтесса. Знаете. что такое поэтесса?
- Знаю, это как Мая Бускила.
- Мая Бускила певица, а поэтесса это как Бялик, Шлёнский, Лея Гольдберг.
Так вот, у моей жены тысячи читателей, которые знают её под её фамилией.
А моя фамилия им ничего не говорит. Поэтому она сохранила свою фамилию.
Понимаете?
- А как это записать?
- Запишите "Викман" в графе "фамилия", программа это примет.
- А откуда Вы знаете, что она это примет? ... а, да, вы программист.
- Упаси Вс-вышний. Я не программист, никогда не был им и не буду. В
армии меня посадили на гауптвахту. И от скуки я вызвался помочь
командирам. Они как раз маялись с новой программой. Я написал им лучшую,
чтобы не маялись. И потом всюду программы заменили на мою.
- А за что Вас посадили на гауптвахту?
- За то, что написал по-арабски стишок о сексуальных предпочениях
Арафата и вывесил его на блок-посту.
- А какие у него сексуальные предпочтения?
- Он был пассивным гомосексуалистом.
- А если вы тоже пишете стихи, почему ваша жена не может взять Вашу
фамилию?
- Потому что я такой же поэт, какой программист, а Лена- поэтесса
милостью Божьей.
- Хорошо, Вы можете мне прислать свидетельство о браке, где значится
дата свадьбы.
(звоню Ленке, она факсует свидетельство)

Проходит полчаса...

- Алло, Александр, это опять Керен.
- !!!
- У Вас с Леной дети есть?
- Да, есть. Дочка Рут.
- Когда родилась Рут?
- Я отправил Вам паспорт с развёрнутым вкладышем, там записана и Рут с
номером паспорта и датой рождения.
- Хорошо, спасибо!

Ещё через десять минут...

- Это Наама, командир Керен.
- Здравствуйте, Наама, а что с Керен?
- С Керен всё в порядке, но мы тут опять запутались. По документам
получается, что Рут родилась за год до вашей с Леной свадьбы.
- Ну и...
- Почему? В документах какая-то ошибка. Должно быть наоборот.
- Да нет там никакой ошибки. Как есть, так и записано. И я знаю, что
должно быть наоборот. Но ведь люди грешны, Наама. Раввин Эльяшив
говорит, что женщине с мужчиной нельзя сидеть рядом в автобусе и
находиться на одном концерте. Раввин Эпштейн требует, чтобы женщины
одевали паранджу. Иначе, говорит, происходят всякие неприятности, от
которых рождаются дети. Когда я увидел Лену, она была без паранджи. И
родилась Рут.
- Почему?
- Что почему?
- Ну, если женщина только без паранджи, дети ещё не рождаются.
- Наама, скажите это раввину Эпштейну. Понимаете, так получилось, за
девять месяцев до рождения Рут... В общем, нам ничего не мешало. Ни
паранджа, ни другие предметы гардероба.
- Но Вы же религиозный человек?
- Я? Религиозный? Почему?
- В поселении живёте, раввинов цитируете, Арафата не любите.
- А Вы любите Арафата, Наама?
- Нет, но я же живу не в Хевроне.
- А где Вы живёте?
- В Тель Авиве.
- В смысле, в незаконном поселении, построенном на месте арабской
деревни Шейх Мунис? Вы слышали про Шейх Мунис, Наама? Здесь, у нас в
Кирьят Арбе- Хевроне, 30 процентов светских.
- Ну и зачем вы там живёте?
- А зачем Вы живёте в Тель Авиве? Зачем люди вообще где-то живут?
- Значит, Вы светский. Как у Вас всё запутано получается?
- Да, Наама, всё получается запутано. Люди сходятся, расходятся, снова
женятся, рожают детей. И живут долго и счастливо.
- С кем?
- Что с кем?
- С кем живут долго и счастливо?
- Со своими жёнами. У Вас есть друг, Наама?
- Я рассталась с подругой. У меня тоже всё запутано.
- Распутаетесь. Новую подругу найдёте.
- Где найти такую, чтобы жить долго и счастливо?
- Не знаю, Наама, не знаю.
- Но вы же где-то находите? Как женщину хорошую найти?
Из всех вопросов, заданных мне в этот вечер, последний застал меня
врасплох. Я не знаю, где найти хорошую женщину для другой хорошей
женщины в погонах. Я многого в этой жизни не знаю. И поэтому я не сват,
не программист, не поэт и не раввин. Я всего лишь я, как это не
прискорбно.

взято с http://solokha.livejournal.com/580200.html

КОНЦЫ В ВОДУ

- Да х/йня это всё, Саня!
Это Викторыч кричит. Точнее, говорит.
Вы не знаете, кто это? Не может быть! Рассказывал уже о нём. Помню, было.
И вновь не без удовольствия делаю это.
А говорит он это лейтенанту Алексееву.
Викторыч - дежурный. Саня - помдеж.
На календаре весна, и за более чем полгода службы после училища Саня показал себя нормальным мужиком, поэтому старый подполковник к нему не презрительно: «лейтенант», а по-человечески. По-свойски.
- Ща я скажу, чего делать надо!
Его обычно слушали. И как начальника. И вообще.
Ну как же его не слушать?
«Расстрелять» в заглубленном хранилище оборзевших матросов-дембелей, пустив очередь у них над головами? Легко!
Вырвать из рук стрелка ВОХР карабин и выстрелить по колёсам отдыхающим из Хабаровска, нарочито домогавшимся вопросами, как проехать на пляж, и слишком близко подъехавших к охраняемому объекту? Без проблем!
"Поторопить", стоя дежурным, медленно встающих по побудке дембелей выстрелом в потолок казармы из табельного ПМ? Вообще не вопрос!
И кулаки такие немаленькие у него при этом. В довесок.
Так что к словам его у нас прислушивались. Ещё как. Всерьёз.
А за словом в карман он никогда не лез.
- Ну-ка, давай, два рожка разряжай, аккуратно - не рассыпь! Вот так вот, в ящичек!
А проблема не то что бы очень серьезная, но есть - после сегодняшних стрельб с ВОХРами и срочниками осталось ни много, ни мало две пачки патронов. Лишних.
Остались бы 7,62 для СКС - проблем бы не было. Край-то охотничий. А тут 5,45 - «Т». Куда их теперь?
- А теперь снаряжай этими грёбаными трассерами. Давай-давай. Я знаю, чё говорю. Учись, салага!)))
После чего коротко инструктирует подчинённого о предстоящем действе.
Рядом со штабом, в тридцати метрах - ручей. Их много с сопок в залив впадает.
Лейтенант с АК-74 в руках занимает позицию на мостике таким образом, что пули должны лететь в сопку, а выбрасываемые гильзы - падать в снег, лежащий на корке льда, чтобы, когда таять начало, утонуть в ручье.
Чтобы, значит, концы в воду.
Подполковник с сигаретой в зубах руководит со второго этажа, высунувшись, насколько это было возможно, из окна собственного кабинета.
- Только короткими, Саня, слышь! А то в деревне народ напугаем. Давай по малой!
Саня начал «давать». Стрелять он любил. Кто ж не любит. Хоть даже если и так - в темноте и в никуда.
Всё как учили. Короткие очереди по два-четыре выстрела. Одни трассеры! Ночью, в темноте! Красота!
Один магазин кончился. Саня меняет его. Пока меняет, зарождается мысль: а не дать ли в конце длинную? А чего? Ну что Викторыч сделает? Разве что поматерится. Привыкать что ли?
В это время появляется кочегар. Вышел покурить на свежий воздух. Шумно там в котельной и пыльно. А дверь из кочегарки аккурат под окном, из которого Викторыч торчит.
На улице темень. Только звёзды с месяцем светят. Да ещё немного света из оставленной им открытой двери.
Выстрелы. Ничего понять не может. Откуда? Всматривается в темноту. Или показалось ему? Не показалось! Точно - выстрелы! Рядом. Да трассерами! Чегой-то?!
Глаз выколи темнота, щурится кочегар, пытаясь разглядеть, чего как. Даже на цыпочки привстал от любопытства.
И тут громогласно откуда-то с небес:
- О, Саня, смотри! Вот ещё один!
Двое суток после этого его выковырять из котельной не могли.

Подводник без "шила", что баня без мыла!В не столь отдаленные времена стояла наша лодка на капитальном ремонте. Жилось нам в те времена неплохо. Еще регулярно получали зарплату. Экипаж был дружный, «шило» на заводе водилось канистрами, а бдящее око жен отсутствовало. В общем, попили мы тогда вдоволь.
- Слыхали новость? Приказ по заводу вывесили, - сообщил нам как-то бригадир электриков. - Вся мужская половина коллектива завода в течение недели обязана пройти профилактический сеанс против алкоголизма у опытнейшего питерского целителя Яна Бергмана. Отказники будут поставлены на контроль, с периодическими проверками, и при обнаружении запашка - уволены в 24 часа.
Нужно ли говорить, что остаться в стороне от такого начинания наше командование никак не могло. Утром на построении командир объявил, что ему надоело видеть, как находящиеся в его подчинении военнослужащие каждый вечер срывают, будто чеку с гранаты, пробки с бутылок, и отдал приказ, чтобы экипаж в тот же день посетил целителя.
Деваться было некуда, да и многие действительно хотели избавиться от этой пагубной зависимости, тем более - бесплатно, а потому через пару часов мы дружно явились в апартаменты великого доктора.
Кому идти первому решил жребий. Карта выпала командиру БЧ-3, который бодро шагнул в кабинет.
Он появился минут через десять, бледный, натянуто улыбающийся, с леской завязанной узелком, торчащим из проколотого уха.
- Больно?- сочувственно вопрошал коллектив.
- И не почувствовал. Как комарик укусил, - бодро ответил новоявленный трезвенник.
Через некоторое время все включая матросов, были обработаны соответствующим образом. В заключении, наш спаситель провел инструктаж, вводная часть, кратенько, минут на 20, что-то насчет волшебной силы китайской медецины, и инервирования всего тела человека, а затем - сущность метода, заключающегося в том, что ответственный за алкоголь нерв в ушной раковине обезвреживается, мозг человека очищается до младенческого уровня, и в течение трех лет остается девственным. Побочный эффект - вот, что повергло нас в шок! В случае употребления алкоголя, возможен паралич. Или даже мучительная смерть, в зависимости от количества принятого «яда».
Уходили мы, унося в своих ушах залог жизненного успеха. «Обмыть бы это дело» - пробурчал акустик Федоренко, но все на него замахали руками:
-Что ты! Что ты! Даже и не тянет!
... Последующие дни на плавказарме стояла гнетущая тишина. Большинство тех, кто был свободен от вахты, вяло слонялись из кубрика в кубрик. Кто-то листал старую подшивку газет «На страже Заполярья», кто-то играл в шахматы, а штурман Игнатьев даже начал выпиливать лобзиком какую-то шкатулочку.
Но, несмотря на здоровый образ жизни в экипаже поселилось уныние. Стали возникать ссоры. Все искоса поглядывали друг на друга, не зная, как бороться со своей депрессией.
Первые странности мы заметили у акустика. С блестящими влажными глазами, он начал увлекаться в разговоре. А вскоре, когда кто-то уловил такой знакомый и ставший нереально далеким запа , он сознался:
- Что-то не взяла меня эта китайская медицина. Попивать начал, и как-то сразу на душе полегчало. Видно не попал мне этот гуру в нужную точку. А жаль... - вздохнул он, как-то не очень убедительно.
Он продержался четыре дня! Остальные - дольше, кто сколько смог. Оставался один я, боясь признаться самому себе в том, что меня удерживал страх, как бы не парализовало.
Это случилось через три недели. У Федоренко родился сын. Выпивка лилась рекой. Глядя на уже изрядно нарушивших заветы Бергмана сослуживцев, я не выдержал и заглотил одним махом стограммовую стопку водки. Сердце бешено стучало в груди. Я ждал паралича. Пот градом катился по лбу, дрожали руки, а внутри, что-то пекло и распространяя по всему телу огонь, а потом... смерть отступила, стало хорошо и приятно, и я попросил еще!
С этого момента мы продолжали жить по-человечески, как раньше, не прячась, весело и дружно, доказав, что сущность нашего народа не дано изменит никому: ни политикам, ни начальству, ни даже целителю чудотворцу.

Пусть говорят, что у “железа” нет души...

Прожившие свой век машины всегда вызывают у меня жалость. Ржавеющие, лишившиеся части своих агрегатов, брошенные умирать где-нибудь у забора автобазы или в дальнем углу воинской части, они ничего кроме жалости не заслуживают. Еще это очень напоминает мне предательство. Лучше уж почетная кремация в мартеновской печи, чем такая участь. Ведь умирают механизмы совсем как люди - в тот момент, когда они становятся никому не нужными. И не говорите мне, что у “железа” нет души...

Первым ощущением, которое я испытал при виде ее, была именно жалость. Грозная и красивая в прошлом боевая машина, сейчас она стояла возле бетонного забора, бессильно уронив ствол орудия на рыжий ребристый лист лобовой брони. Правая гусеница висела уродливыми обрывками. Из распахнутых дверей десанта тянуло запахом прошлогодних листьев. И... еще чем-то неуловимым, но немного пугающим. Тогда я не обратил на это внимания, лишь мимоходом пожалев умирающую военную технику.

Остановившись возле нее во второй раз, я закурил и уже более внимательно присмотрелся к ржавеющей у забора машине. Нет, тот странный запах не померещился мне. Он был едва ощутим, но от него по нервам проскакивал какой-то острый, пронзительный импульс. Я протянул руку и коснулся бронированного борта. А в следующее мгновение ураган ощущений и эмоций смел меня как пушинку. Сигарета вывалилась из пальцев, но я не заметил этого. Огонь. Повсюду огонь - больно обжигающий снаружи и разорвавшийся испепеляющим все клубком внутри. Страшные крики людей, этих слабых и уязвимых двуногих, которых нужно защитить во что бы то ни стало. Предсмертный хрип захлебнувшегося двигателя. Удушливая вонь горящей краски и острый запах растекающейся по броне солярки. Боль. Боль. Тьма.

Я отнял ладонь от стального корпуса БМП-1, и наваждение пропало. А воспоминания - пришли. Однажды мне уже доводилось испытывать нечто подобное. Было это на знаменитом “Невском пятачке”, где под открытым небом стоят танки времен Великой Отечественной. Погладив проломленный немецким снарядом высокий борт старинного, неуклюжего Т-26, я вдруг ощутил тогда тот же шквал эмоций, что и теперь. Впрочем, те машины не выглядели брошенными - они погибли как солдаты, в бою, после гибели своей став памятниками минувшей войне.

Говорят, что если бы машины могли говорить, они рассказали бы немало интересного. Увы, это всего лишь красивая фраза. Не все и не всегда можно выразить словами. Какие слова подобрать, чтобы передать эти ощущения, неведомой силой перенесенные сквозь без малого 70 лет? Где они хранятся, в каком кристаллическом слое броневой оболочки? Именно эти вопросы я задавал себе тогда, на “Невском”, и не находил на них ответа.

И вот теперь все повторилось почти один в один. Эта машина не просто отслужила отведенный заводом срок - ее убили. Убили предательски, из засады, заманив в бетонную тесноту городских кварталов. Но как она оказалась здесь, в забытом Богом военном городке, в нескольких тысячах верст от границы с мятежной республикой? Как попала сюда? Не схожу ли я с ума, приписывая мертвой машине способность разговаривать без слов? Но, вновь прикоснувшись к броне старой БМП, я понял, что ошибки нет. И когда пожилой прапорщик из автопарка военного городка, как-то странно посмотрев на меня, подтвердил, что та брошенная машина прибыла из Грозного, я уже не испытал никакого удивления. Не говорите мне, что у “железа” нет души...
(c)Proza.ru