...Их было тридцать шесть. Ровно тридцать шесть. Не сорок, не сто и не три тысячи. Тридцать шесть тусклых круглых приплюснутых банок. Консервы "Кильки в томатном соусе". Такие одинокие и беззащитные в углу совершенно пустого склада НЗ. Зампотыл ремонтного батальона майор Костерюк бездумно пошевилил банки носком сапога и ошеломленно посмотрел на начальника склада прапорщика Нечайкина. Нечайкин безмятежно улыбался и крутил в руках сигарету, не решаясь закурить в присутсвии некурящего офицера. Судя по его лицу, прапорщика совершенно не заботило, куда делись почти три тысячи банок "Завтрака туриста", "Каши рисовой с говядиной" и разной прочей "Скумбрии". И совершенно не заботила прапорщика очердная "внезапная" комиссия, ожидаемая с проверкой тылового хозяйства завтра. Майор хрипло откашлялся и свистящим шепотом закричал:
- Товарищщщ прррапорррщщщщик, где???... Почему?!...
Нечайкин с обидой сказал:
- Так вы ведь сами разрешили немножко взять на свадьбу брату.
- Немножко? Триста банок тушенки тебе было мало??? Под суд пойдешь, гад, тюлень ленивый!
Нечайкин демонстративно закурил, выпустил струю дыма в майора и язвительно спросил:
- Один пойду, что ли? Приемник-то у меня есть, не выбросил я его...
Майор Костерюк чуть не завыл от досады. Не напишешь же рапорт, что подчиненный загнал казенные консервы, а прибылью поделился всего процентов с десяти... В те времена еще не был распространен термин "отмывание денег", поэтому прапорщик Нечайкин купил у майора Костерюка неработающий радиоприемник "Океан" за 250 (двести пятьдесят) рублей из радиолюбительского интереса. Не придраться. Кто ж знал тогда, что этот гад Нечайкин не триста банок загнал, а... Э, да что там. Сейчас надо придумать, как увернуться от комиссии. Месть можно отложить пока. Нечайкин затоптал окурок и сказал:
- Да не переживайте, товарищ майор. Спишем, не впервой...
- Три тысячи банок? Как???
- Ну... Солдаты утащили?
Костерюк выматерился. За такое раком поставят еще круче. Прапорщик продолжал генерировать идеи:
- Мыши съели? Нет, не пойдет, банки изгрызенные остались бы... Пожар? Ураган? Наводнение?
Нечайкин и Костерюк вышли из склада под весеннее солнышко. Мимо с натужным ревом ехал БРЭМ (тягач на основе танка), ведомый молодым неопытным механиком-водителем. Проезжая момо склада НЗ, тягач зацепил пожарную лестницу, ведущую на крышу одноэтажного склада. Лестница со скрипом свернулась в штопор. Прапорщик Нечайкин едва отскочил в сторону и покрыл молодого солдата сложным четырехэтажным ругательством. Майора Костерюка осенило и он бросился под гусеницы тягача:
- Стой!!! Дело есть! В отпуск хочешь? Значит, так: надо въехать в склад НЗ, в этот угол...
Пять минут спустя изумленный рембат наблюдал, как под руководством зампотыла тягач крушит здание склада. Склад НЗ, шедевр архитектурного гения дембельского аккорда прошлогодних бездельников, сложенный толщиной в один кирпич, сопротивлялся недолго. И БРЭМ гордо застыл на постаменте из битого кирпича. Левая гусеница была окровавлена томатным соусом, из-под трака торчали раздавленные хвосты погибших килек. Костерюк успокаивал зампотеха майора Тросика, который так и не смог понять, что происходит. Успокоился зампотех только после стакана водки, поднесенного зампотылом.
А потом прибыла комиссия из трех офицеров, майора и двух старших лейтенантов. Комиссия шарила по батальону, пугая рембатовских офицеров своими ботинками вместо привычных сапог. Комиссия даже не взглянула на обелиск на месте склада НЗ, а сразу устремилась на склад ГСМ. Дело в том, что в рембате бензин списывался не на километраж, а на моточасы. А к лебедкам у летучек хронометры не привязаны. Может, работала та летучка кран-стрелой 5 часов, а может, слили с нее бензинчик в канистру и ага... Майор Костерюк безгранично доверял начальнику склада ГСМ прапорщику Романюте. В отличие от Нечайкина, Романюта делился с зампотылом по-честному.
Правда, оказалось, что начальник склада ГСМ был знаком только с арифметикой, а не с высшей математикой. Он просто разделил израсходованный бензин на число работающих летучек и успокоился. Комиссия же потряслась факту, что пять машин в течение недели работали по 36 часов в сутки и потянула за ниточку. Ниточка, обвившись вокруг зампотыловой шеи, пунктиром пробежалась через штаб танковой дивизии и ушла на такой верх уже таким толстым канатом, что напуганная комиссия быстро исчезла и проверки прекратились.
Из рембата тихо исчезло несколько человек: прапорщика Нечайкина отправили поднимать Нечерноземье и он оттуда прислал в рембат письмо с фотографией, где Нечайкин почему-то был запечатлен с автоматом в одной руке и флагом в другой. Начальник склада ГСМ исчез совсем бесследно. А вот зампотыл через два месяца появился в батальоне, одетый в костюм-тройку и с дипломатом в руке. Он гордо прошел через КПП и устремился в кабинет комбата. Правда, вышел Костерюк оттуда очень быстро и побежал назад к КПП, прикрывая рукой лицо. Еше через две минуты из штаба вышел сержант-помдеж. В руке он держал бутылку коньяка, которую торжественно разбил об бордюр перед комбатовским окном. Комбат, высунувшись из окна, прокричал в сторону КПП:
- Еще раз этого му... чудака кто пропустит, на губу до дембеля загоню!!!
Зампотыл развил в себе природные таланты. В начале 1990-ых он, говорят, стал преуспевающим маклером на местной бирже.
Братан
Мы добирались с друзьями из пригорода. Автобусов не было, жара стояла страшная. Ловить попутку было бесполезно. Три здоровых парня плюс инвалид в коляске — кто ж нас возьмет.
Неожиданное везение — армейский автобус. Выбора не было — надо пытаться сесть. Парни подхватывают меня и коляску на руки, пытаются спорить с водителем. Водитель твердит что-то про “не положено” и “устав”.
И тут из глубины автобуса с криком “брата-а-н!” бросается к шоферу военный. Он отчаянно пьян и зол. Они недолго спорят, и мы едем.
Солдатики-новобранцы уступают нам место. Я неудобно полулежу на узком сиденье, мне больно. Подходит “братан”. Он еле стоит на ногах, китель расстегнут, под кителем — матросская тельняшка.
— Ты из Афгана?
— Нет.
— Это не важно. До Афгана я не знал, что такое инвалиды. А потом друзья стали приходить без ног, без рук, слепые. Многие не выдерживали, ломались. А ты как?
— Да нормально все: жена, работа.
— Ты держись, живи.
Мы доезжаем до города. Меня выносят. Он что-то кричит через стекло.
Я все помню. Помню твою тельняшку, твои безумные глаза.
Я помню тебя, братан.
Я держусь.
Офицер в доме престарелых
В дом престарелых привезли новенького. Крупный мужчина без ног сидел на низенькой тележке. Уверенно огляделся и медленно въехал в помещение. Сориентировался сразу, без подсказки. Не спеша объехал весь наш трехэтажный дом, помещение за помещением. Начал со столовой. Было время обеда. Посмотрел, чем кормят, невесело усмехнулся, есть не стал. Поднялся на лифте на третий этаж — этаж смертников, отделение для доходяг. Без паники и суеты заглядывал в каждую комнату, не зажимал брезгливо нос, не отворачивался от правды. Увидел беспомощных стариков, неподвижно лежащих на кроватях, услышал стоны и крики. К вечеру вернулся в отведенную ему комнату, лег на кровать.
Хорошая комната на втором этаже. С одним соседом. На двери красивая табличка с надписью “Здесь живет ветеран Великой Отечественной войны”. Нормальные условия для жизни. Можно три раза в день посещать столовую, есть то, что дают, по вечерам вместе со всеми смотреть телевизор. Положенная часть пенсии с лихвой покроет нехитрые потребности пожилого человека — сигареты, чай, печенье. Если захочется, никто и ничто не помешает покупать водку и пить ее на пару с соседом, вспоминать прошлое, рассказывать друг другу о том, какими они были раньше, как воевали и побеждали, всегда побеждали. Можно до тех пор, пока остаются силы в руках дотолкать свою тележку до туалета, пока рука держит ложку, пока хватит жизни ежедневно бороться за право считать себя человеком.
В тот вечер водки у них не было. Сосед попался добродушный. Уже смирившийся с казенной жизнью, тихий старичок весь вечер и половину ночи слушал рассказ новенького. Безногий четким командирским голосом подробно описывал всю свою жизнь. Но о чем бы ни начинал он рассказывать, все сводилось к одному — на войне он был офицером дальней разведки.
Офицеры дальней разведки. Проверенные, смелые бойцы, лучшие из лучших, самые-самые. Элита. Через минные заграждения пробирались они на вражескую территорию, уходили в глубокий тыл. Возвращались не все; те, кто возвращался, шел в тыл врага снова и снова. На войне как на войне. Они не бегали от смерти, ходили на задания, делали что прикажут. Смерть не самое худшее, что может случиться с человеком. Боялись плена — позора, унижения, беспомощности. Пленных и раненых в дальней разведке не было. По инструкции человек, замедляющий передвижение группы, должен был застрелиться. Правильная инструкция. Смерть одного лучше смерти всех. Один убивал себя, остальные шли дальше — выполнять задание, бить врага. Мстить за свою страну, за погибших друзей, за того, кто добровольно ушел из жизни ради общего дела. Если ранение было настолько тяжелым, что солдат не мог застрелиться сам, рядом всегда был друг, вынужденный помочь. Настоящий друг, не трепло, не собутыльник или просто сосед по подъезду. Тот, кто не предаст, поделится последним куском хлеба, предпоследней пулей.
Офицер все рассказывал и рассказывал. Про то, как подорвался на мине. Как просил друга: “Застрели”. Несчастный случай произошел недалеко от границы, друг дотащил его до своих, десяток километров — не глубокий тыл. Как боялся всю жизнь быть в тягость, работал в артели, шил мягкие игрушки. Женился, вырастил детей. Дети хорошие, только не нужен им уже безногий старик.
А под утро офицер перепилил себе горло перочинным ножиком. Долго пилил. Маленький тупой ножик. И ничего не услышал сквозь чуткий старческий сон его сосед-бедолага. Ни звука, ни стона.
Умер офицер дальней разведки. Умер правильно, по Уставу. Только не было рядом друга, настоящего друга, который выкурил бы с ним последнюю сигарету, дал пистолет и отошел тактично в сторону, чтобы не мешать. Не было друга рядом, не было. Жаль.
Несколько слов об авторе.
На Ленинских горах парижская испанка встречает венесуэльского студента, герильеро из Каракаса, бежавшего от хунты за океан — в страну идеалов. Свадьба на восемнадцатом этаже сталинской высотки. Беременность без надлежащего контроля. Через десять дней после родов один близнец умирает, другому ставят жуткий диагноз — ДЦП. Детский церебральный паралич. Этот мальчик, в крови которого Андалусия, откуда дед, смешалась со Страной Басков, откуда бабушка, а все это вместе с индейцами и латиноамериканскими китайцами — “чинос”, из кремлевских больниц был отвезен в село Карташево под Волховом, где провел четыре года, затем в вышеупомянутый ленинградский НИИ, оттуда в Брянскую область, в город Трубчевск, затем в Пензенскую область, в рабочий поселок электролампового завода под названием Нижний Ломов и, наконец, в Новочеркасск. Здесь он закончил два колледжа — английский и юридический. Женился, родил дочь-красавицу. Заработал на компьютер. В 2000 году киногруппа провезла его маршрутом Новочеркасск — Москва — Мадрид — Париж - Прага. Здесь Рубен нашел свою маму и выбрал остаться с ней. К сюжету проявили интерес масс-медиа — и в России, и в Испании.
Жернов, Жернов... Самый прикольный штурман у вас был, говоришь... Жернов... Нет, Макс, Жернова не знаю. Но зато помню бывшего Жирина (кажется именно так, ну, может быть, Жирнов, Жиров, Жирков - не помню точно). Бывшего - потому что он фамилию свою сменил на Сокин - не нравилась ему, титить, фамилия, напоминала, видимо, она ему что-то, не самое вкусное, может быть. Как перевелся к нам - так сразу и фамилию долой, а может быть, и в процессе перевода по дороге, чтоб, значит, не мешала она на новом-то месте обрастать и чувствовать настоящее.
Так, я в 91 пришёл - а он только-только получил каплея. Нет, Макс, точно не тот, про которого ты говоришь. По годам не сходится.
Но наш тоже прикольный малый - КБЧ-1 Саша Сокин. Вот его как-то Щербаков, незабвенный, будучи командиром, бил "Атласом морей и окиянов" по головушке шершавой, бил и приговаривал что-то ласковое, что-то душевное даже, вроде: "Пошёл на фуй, сука, с ГКП!!!", или вроде "Долболом, блядь! Куда, бля, на камни, корабль завёл?". А может быть, ничего не говорил, ну просто дыхание кончилось, горло слиплось и перехватило, один только выдох рубящий "Хех!" - и глухой удар. Вот, не поверишь, всё догонял сочащегося - и бил, догонял - и бил. И даже на трапе вдогонку.
Саша перевёлся к нам с Балтики, выпускник Бакинской "дурки" (чем стрррррашно гордился - последний выпуск, всё-таки!) - невысокий, тонкожилый, щупленький, со скептическим прищуром глаз и папиросой в углу рта... Курил всегда какую-то дрянь вонючую - "Беломор" непонятного происхождения, отчего в каюту заходили с некоторой опаской - вдруг чего горит. Нет, конечно, и мы баловались "Беломором", а механики даже, скинувшись с получки, посылали самого молодого через всю страну в Питер за куревом: "Слышь, молодой, ты там смотри, особо не балуй, много не пей, веди себя пристойно. С самолёта на такси до фабрики, там затариваешься коробкой "мухомора" - и сразу же на обратный рейс. Чтобы завтра к вечеру был здесь, понял "карась"?". Но ту дрянь, которую курил штурман, не курили даже матросы, они просто боялись "стрелять" папироски, раз попробовав эту отраву. А как-то Саша зашёл в кают-компанию с трубкой в зубах. Быллля, вот это был хохот - в трубку Саша вместо ароматного импортного табачка забил всё тот же горлодёр, даже на расстоянии вызывающий спазмы желудка!
Мда, Саша, Саша... Все, кстати, его так и звали: Саша Сокин. И даже матросы. Которых он, будучи дежурным по кораблю, заставлял отрабатывать организацию БЗЖ - чаще после отбоя, ещё чаще по субботам (и это после положенной по распорядку дня тренировки в ночь с пятницы на субботу!), и которые, охреневшие от обилия вводных, через какое-то непродолжительное время просто забивали болт на все эти подъёмы, прыжки и ужимки субботние, просто потому что хотели спать, как суки, и ещё потому, что не любили Сашу Сокина, командира БЧ-1, ("долболома, блядь", как было с сильного расстройства подмечено командиром корабля), который будил их, спящих сладко нагишом, посредством всевозможных приспособлений, пожарных стволов с забортной мартовской водой, к примеру, или, по причине невозможности нахождения по субботам пожарных стволов и рукавов на штатных местах, просто водой из обреза.
В ночь с субботы на воскресенье, к концу первого часа, вся бригадная ДВС, которой по уставу положено бдить, подтягивалась потихоньку к нашему борту - чтобы не пропустить чего-нибудь нового, необычного и неожиданного, значит. Сашу послушать приходили, мля, что не понятно? Он же командовал, он же вводные такие вворачивал, что, казалось, будто все флоты США, Японии и Китая вместе взятые, покушались на нелёгкую судьбу нашего ПСКРа. Его вводные, по количеству взрывчатых веществ, попавших в наше утлатое восемнадцатилетнее корыто, потрясали воображение. И Саша никогда не повторялся, всякий раз наш корвет поражался новым видом боеприпасов.
Иногда Саша уставал самостоятельно руководить спасением корабля от одновременного взрыва носового артиллерийского погреба, попадания в машинное отделение сразу двух ПКР "Гарпун" и подрыва на донной мине, оставшейся со времён войны. Он вытирал со лба пот, передавал тангетку дежурному по низам, а сам, расслабившись, уходил на мостик общаться со звёздами, перекуривать пожары, взрывы, затопления отсеков и всемирный потоп в отдельно взятом подразделении. Иногда, чаще всего в ночь с субботы на воскресенье, звёзды действовали на Сашу успокаивающе. Какие-то команды отдавались, какие-то доклады докладывались, где-то бегали матросы и что-то там тушили-заделывали-подпирали-переспускали... "Всё, хватит на сегодня - низовой, играй отбой. Ну, ещё пару затяжек и можно в люлю падать. Так, а что у нас тут... с дверью... раскуроченной... где свет в каюте... что тут на палубе - ой, бля!!! копчик отбил - разлито... говно какое-то... почему коечка в чём-то липком... в чем-то противном даже... что тут за херня, вообще!.. так, где у меня фонарик... Низовой!!! Сука!!! Уроды!!! Сгною!!! Я вас... я вам...суки подлые... У-у-у, суки!!!"
Низовой командиру так и объяснял на утро:
- Тащ командир! Да он, то есть капитан-лейтенант Сокин, сам приказал ликвидировать очаг условного возгорания в районе третьего кубрика. А пока мы тушили кубрик, огонь условно перекинулся к нему в каюту - по кабель-трассам, тащ камдир, вот и пришлось дверь в каюту раздвижным упором выдавливать. Вы же сами, тащ камдир, учили нас прогнозировать обстановку! А мы, когда дверь открыли, на ГКП доложили о новом очаге - а как же, и тащ капнант приказал тушить подручными средствами.
- Ну, и как, ироды - потушили... условно? Мстители, блин, неуловимые!
- Так точно, тащ камдир. То есть никак нет - огнетушители закончились, а тут и отбой тревоге сыграли. Мы ещё хотели генератор пены прикатить - но не успели. Мы ж не знали, тащ камдир... мы же докладывали... на ГКП...
Другой раз, на подъёме флага дело было. Уже старпом всех поимел персонально и вместе взятых, уже сигнальщики по фалам разбежались - появляется на щкафуте, шатаясь и прихрамывая на правую ногу, наш Саша. А мы уже волноваться стали - понедельник вовсю, а о штурмане ни слуху, ни духу. Весь в пыли, фуражка подмышкой, брючина порвана, без каблуков и с отвалившейся подошвой на правом ботинке. Молча отряхнул фуражку, молча встал в строй на своё место рядом с замом, только кивком головы дал всем понять, что всё, мол, в полном порядке, а старпому персонально шепнул: "Поезд догонял".
Потом, конечно был разговор с командиром и трудное объяснение по поводу. Выяснилось, что, возвращаясь с выходных, Саша слегка опоздал на последнюю электричку: "Я бегу за ней - метров пятьдесят оставалось, фуражкой машу, ору ей, трахоме, всякое непотребное, стой, мол, сука, стой!- а она не слышит. - Кто не слышит, Саша? Липиздричка? - Да, нет же, бля, при чём тут поезд? В последнем вагоне в кабине машиниста тётка в форме сидела. Во-о-от с такой грудью...Могла бы и тормознуть, коза...". Все безуспешные попытки догнать негодную привели Сашу к единственной пришедшей в голову мысли: нужно идти в город по шпалам, если не хочешь заблудиться и окончательно опоздать к подъёму флага. Один хрен, денег ни на автобус, ни на такси не было, да и не ездят они ночью.
Вот так, где по шпалам, где по насыпи, спотыкаясь и падая, потеряв каблуки и разбив ботинки о камни, натерев мозоли на ногах, порвав брючину, Саша пришёл на корабль. Шел ровно девять часов. "Успел. Молодец, Саша." - говорили потом командиры и штабные, специально приходя на корабль пожать Саше руку. Ну, а мы просто выставили штурману пузырь шила.
Ха-ха, я пока тебе это рассказывал, вспомнил, как Саша увольнялся. Он от нас ушёл к тому времени на повышение, штурманом, а заодно связистом и эртээсовцем на списываемый "линкор" наш, ну, ты знаешь. Там офицеров-то почти не было, так, молодняк один. Как он дела принимал - хрен разберёт, вот только при первой же проверке флагманские выявили нехватку туевой хучи драгосодержащих приборов, плат, ламп и прочей годами возимой бесполезной дряни из ЗИПов. По самым скромным подсчётам, нехватка потянула килограмм на двадцать одного серебра. И вой бы с ним, с ЗИПом (флагманские так и сказали "Вой с ним, что мы не спишем железо что-ли?"), но тут наклёвывалась окружная комиссия, и дело запахло подсудным. Саша завертелся, засуетился. Уж как именно - то ли с помощью шила, которое он обменивал на краску-"слоновку", в свою очередь, обмененную в малярных мастерских местного ремзавода на корабельную печенку, то ли звёзды и в самом деле благоволят знающим астронавигацию - без понятия. Вот только комиссия никаких недостатков не нашла (кроме нехватки тринадцати кожаных регланов, которые были пропиты ещё лет пять назад, а всё последующее время при сдаче дел помощниками передавались друг другу в виде дорогого приложения к должности.)
Проводив комиссию, Саша решил, что ему хватит служить. И уволился. К хорькам едучим. Без денег, практически, потому что деньги начфин высчитал за тринадцать регланов и более сотни простыней, которые комиссия также не нашла при проверке.
После увольнения Саша решил больше не тревожить судьбу в морях, и устроился помощником на портовый буксир, которых у нас десятки по заливу шныряют. Этот буксир как-то раз подошёл к нашей заводи, и хорошо поставленным капитанским басом через мегафон спросил: "Это не у вас служил Саша Сокин?" Мы дружно закачали головой, "У нас, мол, у нас, где ж ему ещё служить-то?", на что буксир вдруг заорал: "Так какого ХУЯ вы его не переделали!!! В нормального человека!!! Он же потопит нас когда-нибудь!!!"
Самое интересное, что на Сашу невозможно было обижаться. У него со всеми офицерами бригады были хорошие ровные отношения. И пусть некоторые недоброжелатели говорили, что, мол, на дурочка обижаться - нет! Мы не из таких! Это был хороший товарищ и хороший офицер. Просто Саше катастрофически не везло.
Саша Сокин, командир БЧ-1 нашего пограничного корвета, с зажатой в углу рта вонючей папиросой, хитро прищурившийся человек, всю ночь догоняющий поезд... Таким я его и запомнил.
А Жернов... Нет, не припомню такой фамилии...
В одной из моих первых историй, опубликованных на этом замечательном сайте в прошлом месяце, была история про героического часового Генку Мутника.
Продолжу рассказ про данного неординарного война.
Генка за время службы зарекомендовал себя замечательным, компанейским парнем, душой компании. Эти качества его, вне всякого сомнения, красили. Приятно служить с такими ребятами.
Но! Была у Генки еще одна характерная черта. Он был неисправимым залетчиком. Приключения на свою нижнюю часть спины он находил там, где среднестатистический человек не может обнаружить их по определению. Талантлив он в этом деле был, прямо виртуоз. Залеты он собирал с завидным постоянством. Через короткий промежуток времени, услышав про очередной залет, мы, не дожидаясь окончания его описания, знали, что это проделки Мутника.
Особенно у Генки не заладились отношения с автомобильной техникой, коей на вверенных нам постах плодилось в достатке. Нет, автомобили он любил беззаветной, странной любовью, а вот они его ...... . Стоит отметить, что водительский стаж Мутника исчислялся всего двумя-тремя поездками на старом соседском «москвиче» до армии. Но жажда приключений и неспокойный характер, вкупе с наличием вредной уверенности, что ему и море по колено сделали свое дело.
Авто-приключения началась с того, что наш герой, стоя на посту, от скуки, решил себя поразвлечь управлением ЗИЛа техпомощи, нерасчетливо оставленным технарями не далеко от стоянки аэропланов. Генка забрался в кабину, как-то ухитрился завести двигатель и начал движение. Как я уже говорил, Гена был человеком общительным, отзывчивым и компанейским. Он не мог себе позволить развлекаться в одиночестве, тем паче, что на соседнем посту стоял его друган, такой же любитель приключений Леха Булей. Вот и начали они совместное патрулирование обоих постов с комфортом, радуясь своей смекалке и подвернувшейся удачи в виде «бесхозного» автомобиля.
Халява, как это известно, не бывает вечной. А уж про закон подлости так и вообще речи нет, он срабатывает в самый не подходящий момент. А этот самый моментец и подкрался. Да еще где подкрался, в самой дальней точке их владений.
Заслуженное, старое сердце железного коня издало кашляющие звуки, ЗИЛок задергался в конвульсиях и заглох. Все, мля, приехали!!!! Восторг бойцов, как рукой сняло. Короткий тест показал полное отсутствие бензина. Наши горе-водилы, в процессе увлекательной поездки и не думали смотреть на приборы. Проблема была не шутейной. Стоящий по среди рулежки обездвиженный грузовик, сулил много замечательный событий в не далеком будущем бойцов. Каких именно они себя отчетливо представляли во всех красках. Опыт, знаете ли, у обоих уже имелся.
Достать бензин было технически не реально. До точки возврата метров 300-500, а то и более. Вес грузовика, мягко говоря, не мал. Решить самостоятельно, созданную собственными умелыми ручонками проблему нет, ну никакой возможности.
Время смены неукротимо приближалось, а вместе со сменой приближался момент обнаружения лишней части в пейзаже аэродрома. Проблема!!!
Оставалось одно. Бойцы со скоростью хорошего бегуна, обскакали весь аэродром. (кто был на аэродромах, знает, расстояния там не маленькие). На каждом из постов они падали в ноги своим друзьям часовым, умоляя о помощи. Призыв у нас был сплоченный, и отказа в предоставлении помощи они не встретили ни у кого. Бойцы дружно, подбадривая себя обсуждением идей, что они сделают с инициаторами процесса по окончании мероприятия, дотолкали таки мертвую технику до места. Разбежаться по постам успели только перед самой сменой.
Утром технари долго удивлялись, отчего это их боевой конь не подает признаков жизни. Да и стоит как-то не так, как стоял ранее. А следов то, следов, сколько вокруг. Отчего бы это? Начали, было терзать начкара и нехорошо коситься на Генку. Но, не пойман не вор. Машина запаркована не на посту, так что извините. До правды в тот раз докопаться им не удалось. Генку же ротный от души вздрючил, так, на всякий случай. На том и успокоились.
Главный герой после этого случая испугано затих и затаился, всячески изображая примерного воина.
Но не долго длилась спокойная жизнь командования роты. Спокойствие расслабляет, не правда ли? Скучать и спокойно тащить службу???!!! Вот уж хренушки!!!!
Как-то поставили этого перца охранять пост, составляющей которого был гараж (в виде навеса) с автомобилями.
Придя его менять со сменой, сержант долго не мог понять, чего из привычного ему взору не хватает на посту. Чуя не ладное, разводящий не поленился и начал детальный осмотр поста. Та-а-ак!!! Авто - вроде в порядке, прицепы - в порядке, пожарный щит - в порядке, строение гаража - вроде в порядке, груда битого кирпича - в по... . Стоять!!!! Че за фигня!!! А битый кирпич то откуда???!!!! Гена, ершь твое медь, что это???!!!!!
Смущенный Мутник доложил, что его наконец-то отпустило с того раза, а тут паразиты-провокаторы машины - его слабость, на ночь не запирают, не опечатывают, да еще и заводится легко, (что, в общем то не характерно) ну и ... .
Решил Генка от скуки повышать свое водительское мастерство. Осваивал он самый сложный этап, заезд задом в гараж. Тренировка проходила на загляденье. Ррраз туда, ррраз обратно. Освоились заезжать на маленькой скорости? Прибавим!!!! Ррраз туда, ррраз обратно. Красота!!! А еще быстрее??? Легко!!! Ррраз!!! Опаньки!!! Заехал, блин!!! Да как!!!! Колонны как не бывало. Солдат в шоке. Докатался!!!
Находчивый, где не надо, Мутник и здесь решил проскочить. Как-то ухитрился затолкать машину (она почти не пострадала) на место и начал судорожные, бесперспективные попытки ликвидировать следы преступления. Мутник, находясь в состоянии паники, принялся таскать остатки колонны за грузовик. За этим бестолковым занятием его и застала смена.
Скрыть данный факт было не реально. На сей раз, скандал был не шутейный. Факт преступления на лицо. Желающие вздрючить Генку выстроились в длиннющую очередь. Каждый из очередников прилагал все усилия, дабы превзойти в процессе вздрючки виновника торжества, предыдущего товарища. Парень получил сильнейшее впечатление от всего происходящего. Кроме причитающегося за содеянное бонуса в виде отсидки на губе, Геннадий получил замечательную возможность освоить профессию каменщика. В чем изрядно преуспел, так как работу по восстановлению колонны переделывал не раз и не два. Бдительный, злопамятный и справедливый прапорщик лично контролировал качество, проводимых работ и не давал ему спуску.
К постам его не подпускали очень и очень долго, справедливо считая, что дешевле держать Генку на привязи у тумбочки, вечным дневальным. Оно спокойней и надежней, да и боец глазах все время. На тумбочке Генка и «состарился».
Часть снова зажила спокойной размеренной, боевой жизнью. А в авиации по-другому и не бывает.
Было это летом 85 года. Наш пехотный батальон проводил учебные
стрельбы. Я, как старшина срочной службы, должен был обеспечивать стрельбу сержантского состава. У нас в батальоне был один сержант (свинарь по совместительству, а по национальности даргинец). Так вот, этот даргинец никогда не чистил свой автомат, как и чем я его только не уговаривал. После месяца уговоров я понял, что свои руки дороже, и плюнул на него. Так вот, берет этот сержант автомат и ложится на огневой рубеж. Первая очередь - и пуля застревает в стволе. Чтобы выбить пулю, я заливаю в ствол масло и прислоняю автомат к стене операторской будки. После чего даю свой автомат и начинаем упражнение с начала. Не успел даргинец лечь на огневой рубеж, как слышу за спиной команду: "Прекратить занятие". Поворачиваюсь, и вижу, стоит начальник штаба полка. Он приехал посмотреть, как стреляет батальон. Нужно
отметить, что начальник штаба представлял собой образец советского офицера (195 см рост, форма сидела на нем лучше, чем рисуют на плакатах).
Кругом жуткая пыль (рядом танкодром), а он отутюжен, сапоги блестят.
И вот, подходит начальник штаба (НШ) к нам и спрашивает:
- Почему автомат бросили, что, раз скоро дембель, так и оружие можно
кидать, где попало?
Я: - Пуля в стволе застряла.
Надо сказать, что НШ все, обо что можно испачкаться, брал только двумя пальцами. Вот он берет так нежно за ствол автомат, прикладом вверх и пытается посмотреть в ствол (не вру ли я). А теперь представьте, что случилось. Все масло, которое было в стволе, а оно еще стало и грязным
от нагара, вытекает ему прямо в глаз, а далее на галстук, рубашку и брюки.
И вот стоит этот образец советского офицера, весь облитый маслом,и изображает из себя Кутузова, так как один глаз из-за масла ничего
не видит. Но лицезрели мы это зрелище совсем недолго, так как НШ быстро
пришел в себя, взял автомат за ствол обеими ручищами и нежно так спрашивает, а чей это автомат? Мне скоро домой и я, как Павлик Морозов, честно признаюсь, что автомат свинаря. Далее между свинарем и рассвирепевшим НШ состоялся следующий диалог, в ходе которого последний стоял с поднятым над головой автоматом.
НШ:
- Ты почему, нехороший человек, не чистил оружие?
Свинарь:
- Чыстил.
НШ:
- Не чистил!
Свинарь:
- Чыстил.
НШ:
- Не чистил!!!
....и так раз десять. После чего НШ как более образованный, а значит
и более хитрый, решил загнать свинаря в угол своим вопросом:
- А почему тогда пуля в стволе застряла, чурка ты нерусская?
Свинарь, задумавшись буквально на долю секунды, выдал ответ:
- Пуля толстый попался!!!