В фанерную стенку каптерки постучали кулаком - это командир роты связи вызывал старшину.
- Товарищ майор, старший прапорщик Савченко по вашему приказанию...
- Сколько раз я тебе говорил, Савченко, - покривился ротный, - ты уже не в пехоте, брось, ты б еще от двери строевым заебошил! Садись, разговор есть.
Старшина молча сел, держа фуражку на коленях.
- В общем, так, у тебя, старшина, образовалась проблема, - сообщил ротный и замолчал, ожидая, что старшина спросит, что это за проблема, но старшина промолчал. Ротный вздохнул и, не дождавшись вопроса, продолжил:
- Точнее, проблема не только у тебя, но и у меня тоже, вообще, у всех нас, но больше всех - у тебя. К нам в роту перевели одного бойчилу. Сволочь законченная, дисбат по нему рыдает в три ручья: неуставняк, пьянки, неподчинение - полный комплект. Но отчетность себе портить никому неохота, возиться с прокурорскими - тоже, вот и сплавили его на нас. Служить ему еще полгода. От меня и других офицеров особой помощи не жди: сам, знаешь, комиссия ГИМО, исследовательские учения и все такое, так что основная нагрузка на тебе. Главное, чтобы он нам перед проверкой не принес предпосылку. Кстати, парень откуда-то с Кавказа. Возьми его в оборот, но каждый чих документируй, ибо личность известная. По-своему. В тяжелых случаях - ко мне, сор из избы не выносить. Понял?
- Так точно.
- Тогда сейчас иди за ним, он на КПП сидит, отведешь его в санчасть, столовую - как обычно. Вопросы?
- Товарищ майор, а специальность у него какая? В какую его группу?
- Да нет у него нахрен никакой специальности! Где койка свободная есть, туда и определяй. Кстати, в караул его не ставить! Все, иди.
«Проблема» сидела в комнате для свиданий при КПП и лузгала семечки, сплевывая шелуху в кулак. Увидев старшину, боец понял, что пришли за ним и встал. Они быстро осмотрели друг друга, и друг другу не понравились. Старшина был высоким и сухощавым, почти худым. Очень смуглый, черноволосый, со сросшимися в линию густыми бровями и тонкими в линию губами. Савченко за глаза дразнили «Мумией», но связываться с ним боялись, так как вскоре после появления Савченко в батальоне самому веселому и находчивому из числа прапорщиков пришлось прибегать к услугам стоматолога-протезиста.
Солдат был невысок ростом, сутулился и по дембельской моде ходил вразвалку, демонстративно шаркая сапогами по асфальту. Картину довершали ушитый до предела китель и фуражка, чудом держащаяся на затылке.
День прошел в обычной канцелярской суете, казарма, как обычно, пустовала - солдаты работали на аэродроме, а на вечерней поверке Савченко решил представить роте новичка. Поверку старшина всегда проводил сам, и до отбоя из казармы не уходил.
Нового солдата записали в список вечерней поверки последним.
- Рядовой Дадашев! - прочитал старшина.
Молчание. Савченко видел, что новый солдат стоит во второй шеренге, прислонившись к стене и засунув руки в карманы.
- Рядовой Дадашев! - повторил старшина, не повышая голоса.
- Ну, здесь я... - лениво донеслось из второй шеренги.
- Рядовой Дадашев, ко мне! - приказал старшина.
Помедлив секунду, Дадашев оттолкнул солдата, стоящего в первой шеренге, и вразвалку вышел из строя.
- Звали, тащ прапорщик? - спросил он.
Савченко, почти не замахиваясь, коротко и резко, сопровождая движение руки всем корпусом, ударил его в солнечное сплетение.
Не ожидавший удара солдат упал и поехал по паркету к первой шеренге строя роты.
Рота молчала.
- Ты что, с-сука?! - прохрипел Дадашев, одной рукой опираясь о пол, а другой вытирая слюну.
- Не прапорщик, а старший прапорщик, - спокойно пояснил Савченко, - не «ты», а «вы», и по прибытию положено докладывать. Встать!
- Да я тебя сейчас... - злобно процедил Дадашев и стал подниматься с пола, не отрывая глаз от лица старшины. Как только он встал на ноги, Савченко сделал обманное движение, и когда Дадашев заслонился от правой, ударил левой. Дадашев опять упал.
- Не «ты», а «вы», - вновь пояснил Савченко, - и надо докладывать: «товарищ старший прапорщик, по вашему приказанию прибыл». Еще раз. Встать!
- Убью! - с ненавистью прохрипел Дадашев и стал опять подниматься. На этот раз Савченко провел серию, короткую и жестокую. Дадашев больше не пытался встать.
- Рота, отбой! - скомандовал Савченко. - Ты и ты - этого в каптерку.
Солдаты приволокли Дадашева и усадили его на стул так, чтобы он не упал.
- Запомни, щенок, - сказал Савченко, - этот разговор с тобой первый и последний. Мне пох, где и как ты служил до того, как пришел в эту часть, мне пох, кто твои родители и есть ли у тебя лапа в верхних штабах. Пох, понял? Здесь ты будешь служить, как положено. Как служат все. Независимо от призыва. Если увижу, что шлангуешь, буду бить. Как сегодня.
- Убью... - упрямо пробормотал Дадашев.
- Не угадал. Скорее уж я тебя. Опыт имеется, душар, вроде тебя, и... и других, через меня прошло достаточно. Так что не надейся.
- Посадят!
- И это сильно вряд ли. Но если посадят, ты об этом уж точно не узнаешь. Всё. Отбой был, тридцать секунд - ты в койке.
Дадашев оказался парнем сообразительным и борзеть в открытую поостерегся, правда, полученную работу выполнял спустя рукава.
Подошло время стрельб. Дадашев на огневом выпустил все пули в молоко и зло швырнул автомат на брезент, пробурчав, что из такого говна и стрелять-то невозможно.
- Прекратить стрельбу! - командовал Савченко. Он поднял автомат Дадашева, отомкнул магазин и подозвал начальника пункта боепитания: - Набей полный!
Приказания старшины в роте исполнялись бегом. Зарядив автомат, Савченко встал на одно колено и выпустил короткую пристрелочную очередь. Подумав секунду, он чуть повел стволом автомата и открыл огонь скупыми, злыми очередями. От щита полетели щепки. Расстреляв магазин, старшина аккуратно положил дымящийся автомат и сказал Дадашеву:
- Видел, чмошник? Если у джигита руки растут из жопы, то оружие в этом не виновато. А ну, еще раз. Спусковой крючок не тянуть, выстрела не ожидать, стрелять на выдохе.
***
Прошло полгода. Приказ ротного Савченко выполнил - серьезных залетов у Дадашева не было, правда, один раз старшина засек его с водочным запахом, и, дождавшись, когда боец протрезвеет, провел с ним в каптерке разъяснительную работу. В другой раз Дадашев достал где-то анаши и накурился до бесчувствия, и после беседы со старшиной три дня ходил, держась за стены.
Уже получив обходной, Дадашев зашел к старшине.
- До свидания, товарищ старший прапорщик, «прощайте» не говорю. Мы еще увидимся.
Савченко промолчал. С этого дня он стал держать в ящике стола кусок дюрита, один конец которого был обмотан изолентой.
Пришел новый призыв, прогремела комиссия, закончились учения. О Дадашеве и его угрозе стали забывать, но однажды в каптерке у Савченко затрещал полевой телефон. Звонил старшина соседней роты, с которой рота Савченко делила казарму, и который был, что называется, «в курсе».
- Слышь, Савченко, это Полухин, я сегодня помдежа тяну, у меня на КПП твой сидит, к тебе просится, я не пустил...
- Кто «мой»?
- Душман твой, как его, Дадашев что ли...
- Пропусти.
- Слушай, он с «дипломатом», «дипломат» по виду тяжелый, хрен знает, что в нем, и морда у него такая... Может, ну его? А я сейчас ментов спроворю, они разберутся.
- Нет, пусть идет. Но чтобы один по гарнизону не шлялся, скажи, чтобы патруль его ко мне отвел.
- Ну, смотри...
Савченко едва успел достать из ящика дюрит и положить его на стол под правую руку, накрыв газетой, как в каптерку ввалился ротный.
- Мне Полухин позвонил, это правда, к тебе Дадашев идет?
- Так точно, товарищ майор, идет.
- Давай я с тобой побуду.
- Спасибо, товарищ майор, не надо, - угрюмо ответил Савченко, - это мои дела. Я разберусь.
- Как знаешь, смотри сам, - уже в дверях пожал плечами ротный, - если что, я у себя, буду прислушиваться.
Минут через десять в дверь просунулась физиономия патрульного:
- Трщстрпрщик, к вам посетитель.
- Пусть зайдет.
Боец посторонился и в каптерку вошел Дадашев. Он был в новеньком костюме цвета мокрого асфальта с электрической искрой и при галстуке, расцветка которого вызывала головокружение, и в лакированных черных туфлях. Костюм Дадашев носить не умел, поэтому костюм жил своей жизнью, а его хозяин, как рак-отшельник в раковине - своей. Своим внешним видом Дадашев явно гордился.
- Здравствуй, Дадашев, - сказал Савченко, - садись. Чего приехал, соскучился?
- Соскучился, - неожиданно мирно ответил Дадашев. - Не поверите, товарищ старший прапорщик, две недели не мог привыкнуть, что не в казарме. Каждую ночь снилась.
- Отвыкнешь, - махнул рукой Савченко и вновь спросил: - Родители как?
- Мать плакала, а так нормально все. А отец дал мне месяц отдохнуть, а потом велел к вам ехать. Вот я и приехал...
Дадашев поднял с пола «дипломат», положил на колени и щелкнул замками. Савченко незаметно отодвинул стул и положил руку на дюрит.
Дадашев вытащил из «дипломата» бутылку коньяка и поставил ее на стол, за ней последовали еще три.
- Отец велел в институт поступать, сказал, поступишь - машину подарю. Я к вам, товарищ старший прапорщик, мне бы характеристику от части...
Все знают, как велика роль бумаги в Военно-Морском флоте, да и не только во флоте, а вообще во всех Вооруженных Силах. Рапорта, служебные записки, аттестации, всевозможные журналы и многое, многое еще.
На бумаге пишут, на бумаге раскладывают закуску, с бумагой, наконец, ходят туда, куда царь пешком ходил.
Но это все использование бумаги по назначению, так сказать, утилитарно. А вот пара историй о том, как можно использовать бумагу творчески и с большой пользой для обороноспособности нашей Родины.
История первая.
Дай Бог памяти, в каком году не помню, наш Пароход был назначен стрелять ракетами на Приз Главкома ВМФ. Я в это время был уже законченный командир БЧ-2 (ракетной боевой части) и в звании был уже майорском. Тертый уже офицер, тертый.
Как всегда, дикая суета перед выходом, устранение замечаний и все такое прочее. Проверять приехали не только с флота, но и из Москвы.
Материальная часть у меня была в порядке, за исключением одной мелочи. По сути, она на боеспособность ракетного комплекса не влияла, но являлась неисправностью, ничего не поделаешь.
Эта штучка называлась счетчик моточасов - круглый циферблат, внутри под стеклом валик с циферками, по идее этот приборчик должен был считать, сколько проработал автопилот ракеты при ее проверках на лодке. Никто никогда не фиксировал эти показания, да и без надобности. А так как прибор сломан и толку от него чуть, я его просто вытащил из пульта и вместо счетчика образовалась дырка.
Вот эту дырку и заметил проверяющий из Москвы. Москвичи - они очченно глазастые, особенно которые проверяющие.
- Командир БЧ-2! Почему здесь дырка?!
- Виноват.
И жру начальство глазами. Хотя за месяц до этой проверки лично ездил в Техупр и пытался выбить этот долбаный счетчик. Не получилось, объяснили мне умные люди, что на лодке четыре пульта предстартовой подготовки, и приборов изготовили в городе Арсеньев, что на Дальнем Востоке, ровно столько, сколько надо для данного Парохода. И запаса нет и не предвидится.
Я ответил, что все понятно, и попросил чиркнуть мне на заявке, что, мол, нет прибора и не предвидится.
Попытался я объяснить проверяющему про дырку, но не тут-то было. Он, естественно, вошел в инспекционный раж. Побагровел, покрылся испариной.
Не стал я с ним спорить, а просто сунул в эту дырку заявку с резюме чиновника из Техупра.
- Что это!?
- А это вместо счетчика моточасов мне в Техупре дали, сказали, что будет работать еще лучше, чем настоящий.
Проверяющие долго изучали эту писульку и без слов удалились из поста и потом с корабля.
Через день с Дальнего Востока прилетела группа гражданских спецов с завода и привезла этот счетчик, а еще привезли много шила и красной рыбы с красной же икрой.
История вторая
На нашей подводной лодке для погрузки ракет применялись так называемые погрузочные рамы. На раму ставилась ракета, закреплялась, и потом раму вместе с ракетой ставили на шаровые опоры, стыковали с направляющими контейнера и грузили, опускали в контейнер. Не буду углублятся в технические детали этого процесса, дело не в них.
А в том, что на носовой оконечности по обоим бортам имелись лючки под съемные шаровые опоры, это для того, когда надо грузить ракеты в носовые контейнера.
Сам лючок под опору не очень большой, но над ним есть еще один в форме треугольника и площадью под один метр квадратный. При установке съемных опор матросик, высунувшись в этот лючок, направляет опору в специальные пазы.
Наш Пароход, впрочем, и как все остальные этого проекта, плохо управлялся на малых ходах и по базе нас толкали буксиры.
Для того чтобы повернуть, буксир упирался в носовую надстройку и толкал, что есть мочи. И во время одной из перешвартовок оторвал к чертовой матери этот лючок.
Все бы ничего, но нас назначили на смотрины выпускников Генерального штаба «Кумжа».
А тут - на тебе, подводная лодка с дыркой в носу. Некрасиво.
Это же не «Жигули», сделать такой люк целая проблема, металл миллиметров шесть-восемь толщиной, покрыт специальным пластиком и имеет сферический профиль по всему размеру.
А кто виноват, что нет лючка? Правильно, командир БЧ-2. Кому делать, опять правильно - командиру БЧ-2.
Командир отдает приказ, старпом визжит, механик самоустранился.
«Кумжа» через три дня.
Вспомнил занятия по рукоделию в детском саду. Были такие по производству из папье-маше зайчиков и кисок. Принимаю решение сделать лючок из газет и клея.
Надо сказать, получилось отлично. Покрасили в черный цвет, подогнали по размеру дыры, и все стало замечательно.
Замечу при этом, что лучшим материалом оказалась газета «ПРАВДА».
Почти месяц продержался бумажный лючок, потом пошли в море, и его, конечно, сорвало, потом в доке сделали, конечно, из металла, но это потом.
Наверное, много можно привести примеров прикладного использования бумаги, но в моей практике было только вот эти два.
На площадке Б. экипаж восьмёрки ожидал пассажиров, каких-то начальников мотострелкового полка, прибывших с инспекцией в отдалённое подразделение. Правда, у старлея Л. было подозрение, что эта инспекция, не что иное, как застольные посиделки. Но это мало кого волновало. Была задача с утра доставить группу офицеров, доставили, сейчас вот прилетели забрать обратно. «Инспекция» затягивалась, похоже, догадка старлея Л. верна.
Привычный к ожиданиям, экипаж восьмого с комфортом расположился в тени своей машины, к ним подошёл и экипаж двадцать четвёртого, то есть старлей Л. и капитан А. А как ещё скоротать время, как не за разговорами? Но беседа не клеилась, трудно найти общую тему тем, кому осталось месяц до замены и тем, кто месяц всего прослужил. Вдобавок было невыносимо жарко, даже не верилось, что там далеко за «кривым озером», в гарнизоне, откуда приехал старлей, уже снег, морозы.
Изредка, экипаж восьмёрки, обменивался фразами о замене, чеках, афошках, бакшише. Все это было для старлея ещё таким непонятным, вернее, преждевременным, получку здесь он ещё не получал. Потому он молча сидел в тени, сожалея лишь о том, что не догадался захватить с собой книгу. Его командир, капитан А., сидел в салоне восьмёрки на откидном сидении около проёма двери и откровенно клевал носом. Вчера он до половины ночи гонял в бильярд и сейчас его почти разморило на жаре.
Так прошло минут сорок. Старлей Л. замечтался и не заметил, как к ним подошли. Это был кто-то из местного начальства.
- Командир, сколько попутчиков взять можешь? - спросил он командира восьмёрки.
- А кого везти? - ответил тот вопросом на вопрос.
- Местных активистов.
У командира испортилось настроение. Ему не понравилась эта новость, опять бараньим жиром салон провоняют.
Здесь следует отметить, что существовала практика при неполной загрузке вертолёта перевозить афганцев, повышать тем самым лояльность местного населения. Но здесь была своя специфика.
- Двух человек могу взять, - хмуро ответил командир вертолёта, хотя в вертолёте было не менее десяти свободных мест.
Вот в этом и состояла специфика подобных перевозок. Когда неопытный командир вертолёта называл реальное число свободных мест, к примеру, десять, то через некоторое время он обалдело наблюдал, как к его вертолёту шло действительно десять мужчин, но при этом каждый вёл с собой две, а то и четыре жены, вдобавок ещё и с детьми, багажом. Тут и ми шестому не поднять. Объяснить афганцам, что вертолёту без разницы, мужчина, или женщина, невозможно. Они твердо убеждены, что женщина не человек и нагрузить вертолёт не может.
- Да один всего будет, - сказал начальник и заторопился в сторону КПП. Через некоторое время он подкатил на уазике. Привёз пассажиров. На этот раз у афганца было всего только две жены и никаких детей с багажом. Даже странно.
Оставив женщин перед вертолётом, мужчины укатили в расположение части, ну и фиг с ними, внимание старлея привлекли эти две особы застывшие, как по команде смирно.
- Да, вот это дрессировка, - завистливо подумал старлей Л., - наши бабы мужиков своих скорее так поставят.
- Жаль, в парандже, - он продолжал рассматривать афганских женщин, - хотя, вроде, фигуристые.
Но не только старлеево внимание привлекли афганки.
- А я бы сейчас с ними пошёл бы, - с какой-то голодной тоской в голосе нарушил молчание правак с восьмёрки.
- Да ты что, обалдел? - ответил ему командир.
- А что, отмочить в керосине, попарить в бане, - поддержал правака борттехник.
- Ну, у вас бортачей, керосин - универсальное средство, - пробормотал оказавшийся в меньшинстве командир.
Тем не менее, общая тема для разговора появилась. Даже клевавший носом капитан А. оживился и с интересом наблюдал за происходящим.
- А восточные женщины темпераментные, - внёс свой вклад в разговор старлей Л.
- Откуда ты знаешь? - скептически спросил капитан А.
- Я не знаю? - старлея Л. задели за живое, он даже привстал.
Далее последовал довольно длинный монолог старлея, привести который здесь нет возможности, поскольку он на десять процентов состоял из традиций воспитания женщин Востока, а в остальном, пардон, техники половых отношений.
Честно говоря, старлей не был уж таким профессионалом, и большая часть его рассказа была почерпнута из самиздатовской перепечатки Кама Сутры, которую старлею удалось достать с немалым трудом. Но это уже детали, главное то, что остальные слушали старлея, раскрыв рты. Даже, как показалось старлею Л., афганские женщины. Хотя, откуда им знать русский язык?
Наконец, старлей выговорился и удовлетворённо замолчал. Как он утёр всем нос! Воцарилась пауза, все осмысливали услышанное.
- Командир, а можно в вертолёт зайти? А то жарко на солнце, - эта фраза была произнесена на русском языке без всякого акцента, приятным женским голосом.
Сомнений никаких не было, это сказала одна из афганских женщин, вот, она даже сделала шаг вперёд.
- Конечно, - только и смог сказать командир восьмёрки.
Подхватив свои не по-афгански лёгкие сумки, женщины весело засеменили в вертолёт, не обращая внимания на те изваяния, в которые превратились пилоты. Спустя секунду, оттуда выскочил красный как рак капитан А.
Едва оказавшись в вертолёте, обе женщины буквально сорвали с себя паранджу. Под ними оказались две совсем молоденькие брюнетки. Макияж, выгодно подчёркивал красоту каждой. Вопреки опасениям пилотов, кабина наполнилась ароматом духов.
- Хоть здесь это покрывало снять, - сказала одна из красавиц, запихивая паранджу в сумку.
- Да, а где наш самый смелый? - стрельнула глазами вторая, - он так красиво рассказывал. Пусть идёт к нам.
Ага, сейчас, старлея Л. уже не было и рядом с восьмёркой. У него внезапно появилось срочное дело в кабине своего двадцать четвёртого.
А через минуту поступила команда на вылет.
Спустя полчаса, восьмёрка выгружала своих пассажиров на перроне аэродрома Ф., прямо к трапу красавца як сорок, а двадцать четвёртый, не останавливаясь, порулил на свою стоянку.
Когда взлетал самолёт, старлей Л. только задумчиво посмотрел ему вслед.
18 февраля 1978 года.
На "Минске" впервые поднят Военно-Морской Флаг, и под грохот оркестров тысячи людей провожают заказ 102, выходящий из на ходовые и государственные испытания. Куча буксиров отводит крейсер от стенки Большого ковша завода и начинает медленно вести по Бугско-Днепровскому лиманскому каналу в Чёрное море.
Ширина углублённого фарватера - около ста метров при длине крейсера - 274. Плещущиеся, вроде как бескрайние воды лимана пытаются обмануть осуществляющего проводку капитана завода Николая Александровича Деркача, бывшего китобоя. Он, как и военные, присутствующие в ходовой с правом совещательного голоса, понимает, что приличный порыв ветра в гигантский парус настройки поставит такр на вечную стоянку здесь и сейчас. Под килём иногда 1-1,5 метра. Невозможно представить более трудные метео- и гидронавигационные условия. Я, вахтенный офицер, как сейчас вижу, как Николай Александрович полулежит на флагманском кресле, застеленном военно-морским тулупом, и тихим голосом отдаёт редкие команды на руль, машины и буксиры. Никакой беготни с крыла на крыло ходового, никакого повышения голоса, а уж тем паче мата, повторной подачи или отмены команд. И пронзает мысль, что стоять рядом с Софи Лорен или брать у неё автограф - херня эдакая!
Обстановка на ходовом напряжённая по причине сложности проводимой операции. Количество лишних людей превышает любые нормы приличия. Заводчане по привычке решают на ходовом свои производственные проблемы, пытаются даже регулировать приборы, используемые в настоящее время в целях обеспечения навигации. Особенно шустрые успевают подавать команды по трансляции без ведома вахтенного офицера. Эти команды, озвучиваемые, как на железнодорожном вокзале, по два раза, особенно ощутимо бьют по самолюбию офицеров, знакомым с "Командными словами". Всем понятно, что этот бардак через несколько суток сам собой прекратится, всё притрётся, и система управления переходного периода заработает в оптимальном режиме.
Однако эмоции берут верх, и хочется, чтобы эти содом и гоморра закончились немедленно - раз и навсегда. Командир отдаёт приказание выставить у входа в ходовую рубку нештатный вахтенный офицерский пост, которому предстоит отфильтровывать посторонних людей, пытающихся продолжать управлять своими участками работ только с главного командного пункта.
Я уже не помню, кому принадлежала гениальная идея доверить этот архиважный пост офицерам медицинской службы. Лейтенанты со змеем на красном просвете замучились объяснять огромному количеству разъярённых людей, что они лишние в ходовой рубке. Злые дяди, не стесняясь в выражениях, доказывали, что лишние в ходовой как раз те, которые их - самых главных - сейчас туда не пускают.
Разрешилась эта ситуация, как и положено, фарсом. Однажды отдыхавший в каюте Председатель Государственной комиссии по приёмке крейсера контр-адмирал Левашов не смог вынести очередного надругательства над военно-морскими традициями. Его наповал сразила команда, прозвучавшая по боевой трансляции:
- Малярша Сiроштан! Шо вы делаете? Вы вже в течение получаса отсутствуете в назначенном месте, ёнть! Устим Акимыч волнуются!
Суровый и желчный адмирал нервно набирает номер 510 на телефонном аппарате и потрясает линию нескончаемой речью с выражениями, не вполне соответствующими его статусу. Нескончаемая речь закончилась вопросом:
- ... ! ... ! Кто стоит вахтенным офицером на этом ... ! ...долбанном авианосце!!! ... !
С трудом удерживающий в дрожащих руках раскалённую телефонную трубку рассыльный ответил на этот вопрос в силу своего матросского понимания системы управления крейсером:
- Вахтенным офицером стоит лейтенант медицинской службы Песьяков, та-а-щ!
- Тогда всё понятно!... Спасибо!.. Какие тогда ещё могут быть вопросы?!!! ... !!! ...мать!!!
Второе пришествие в Николаев с личным составом свершилось на поезде. Две пересадки: в Ленинграде и Киеве. На каждой остановке встречающие состав сердобольные родственники в неуёмном желании гибели своего чада под колёсами или на железнодорожной насыпи всеми способами пытаются всучить известный напиток в разнообразной таре. Вплоть до трёхлитровых банок, закамуфлированных под компот. Звон битого стекла о рельсы, запашище сивухи, ненависть в глазах...
Довезли всех. Жертв среди гражданского населения в поезде также удалось избежать.
Да ладно об этом... Через подобное испытания прошли многие на той и другой стороне. Мне пришлось с обеих сторон. Стыд за первую поездку на практику до сих пор со мной. И не проходит...
Разрозненными, никак не связанными между собой эпизодами, попытаюсь настроить свои чувства на николаевскую волну.
С чем ассоциируется то время, кроме молодости и "Минска"?
Солнце, пляжи, пирожки и газ-вода на ЧСЗ, Радяньська, ресторан "Южный", свадьбы и, конечно, пиво.
Николаевское пиво - разговор особый. Снимаешь крышку с трёхлитровой стеклянной банки, пьёшь и получаешь при первом вдохе такой удар в нос, что банка из рук может выпасть. Вкус, цвет - не повторённые до сего времени. А ещё, оно продавалось везде, на каждом шагу, не в пример другим городам и весям. А шёл, напоминаю, 1976 год. В семь утра перед проходными судостроительных заводов уже функционировали пивные бочки для снятия синдрома дрожащих рук у гегемона.
Каждый из нас имел свои любимые точки и даже маршруты. Пить пиво на одной точке считалось моветоном. Большой популярностью пользовались большой и малый круги Адуевского, зигзаг Кондратьева. Была ещё точка восклицательного знака, которой заканчивался, тот самый, большой круг Адуевского.
Пиво можно было свободно проносить через заводскую проходную. За пронос пол-литровой бутылки сухого можно было лишиться пропуска и иметь кучу неприятностей. А вот баул Вити Ярешко, в котором помещались четыре трёхлитровых стеклянных банки, можно было предъявлять, не волнуясь за будущее:
- Нет, отец не нарушаем! Ничего, кроме пива.
А что таким количеством такого напитка можно было небольшое стадо слонов уложить - вопрос не по адресу.
В пору всеобщего дефицита и ограничений на николаевском вокзале - невероятно! - янтарный напиток можно было купить после полуночи. Нынешнее поколение не увидит в этом ничего из ряда вон или героического. Но тогда! Звонок в каюту в два часа ночи: "Не спится, может по пивку сходим?", - обычная проза. На прилавке киоска его, конечно, нет. Даёшь рубль, не прося сдачи, и две бутылки "Жигулёвского" по тридцать семь копеек - твои.
Перед уходом в Севастополь на испытания "провожались" в "Нептуне". Как же без пива после ресторана в час ночи? Пошли на вокзал, взяли. Кто-то договаривается с водителем ЗиЛ-130, чтобы нас подвезли до общежития. Капитан, а машина была из военной комендатуры, непреклонен. Договаривающийся блефует: "Мужики, разрешили!" Человек двадцать офицеров и дам в вечерних платьях - в кузов, дамы с пивом - в кабину. Что делать капитану? Вместе с нами, горланящими морские песни, ехать через весь город в кузове. В общежитие доставили без замечаний, а могли бы и прямо на нары.
... А ещё Иван Иосифович Винник - ответственный сдатчик заказа 102, для меня и для многих - главный опорный сигнал того периода.
Небольного роста, сухощавый сорокавосьмилетний мужчина. Второй после Бога. Герой Социалистического Труда. Выпускник судостроительного техникума. Категорически отказался от получения диплома о высшем образовании. Оно у него и без этого было высочайшим.
Ежедневно прибывал на заказ в 06.30. Автобус, увозивший его и задержавшихся строителей, всегда подавали к 21.00. И всегда час, а то и два, он стоял у борта.
Навсегда остался в памяти небольшой, но очень характерный для понимания его личности эпизод.
После испытаний на "ревизии" на территории ЧСЗ меня, несущего на корабль два неподъемных чемодана из общежития, встретил Винник. Мы знали, что уходим на Дальний Восток, и кое-что из домашних вещей уже потихоньку перетаскивали на корабль. Он, как всегда, первым поздоровался (знал меня, как вахтенного офицера).
- Владимир, чего ты надрываешься? Трудно разве подойти ко мне и попросить машину? В общем, так: поговори со своими ребятами, назначишь время и сообщишь, а я распоряжусь подать машину к общежитию.
У меня чуть слезы не выступили. Командованию по фигу и офицеры и их несчастные семьи с их несчастными шмотками, а государственному человеку и до этого есть дело. Я рассказал об этом друзьям, но ни у кого даже мысли не возникло обращаться за этим к САМОМУ Виннику.
... В 1977 году до Николаева докатились сейсмоволны от землетрясения в Карпатах. Среди ночи зазвенела посуда в сервантах, закачались люстры. Паника. Эвакуация во двор...
Небольшое отступление...
Жена старшего техника БЧ-6 родилась и выросла в небогатой семье на севере Вологодской области. Холодное детство с замерзающими ногами на земляном полу родило мечту: первой покупкой во взрослой жизни станет палас. Он, как барьер, отделит завоёванное в тяжкой борьбе житейское благополучие от холодного прошлого.
Прошли годы. Став женой офицера и помотавшись по гарнизонам, наша героиня приобрела в Николаеве вожделенный палас и в ожидании будущей квартиры в пункте постоянного базирования хранила его в свёрнутом виде в углу за шкафом...
Покинувшие офицерское общежитие люди пребывали во взволнованном состоянии. Нештатная ситуция привела к помутнению серого вещества у мирного населения, что не могло не иметь забавных последствий.
Куда-то улетевшее сознание возвращалось к жене старшего техника медленно, небольшими порциями. Она видела вокруг себя множество мельтешащих в свете фонарей людей, чьи голоса сливались и воспринимались подобием лягушачьего хора на болоте. Испытывая лёгкую неловкость от того, что стоит среди десятков людей в ночной сорочке, она не могла поначалу определить причину физического дискомфорта, отягощённого странным гнетущим чувством нарастающей тревоги...
Тамара - так её звали - стояла посреди двора, обняв обеими руками драгоценный палас. Двое её детей в это время продолжали свой сон в комнате общежития.
... Лёша Блюдёнов, первый и недолгий начальник ракетного противолодочного комплекса "Вихрь", получил "в клюв", потому что взял пиво без очереди, а когда страждущий пролетариат стал возмущаться, сдул на них пену и сказал, как в популярном анекдоте: "Ну, чо вы, мужики, прямо с утра рас...шумелись!"
... А в целом, народ в Николаеве добрый. Как-то я был старшим машины, на которую никак не начинали грузить какой-то щебень. Мокрая шинелька не справляется с промозглым климатом, начинается "дубак".
- Лейтенант, шо ты мёрзнешь? Та залазь ты в кабину, - открыл дверь водитель. - "Калиманас" - буде...
- Буду! - ответил без разрешения мой организм, хотя ни он, ни я не знали, что это такое.
Гранёный стакан зелёной жидкости градусов шестидесяти с пикантным вкусом свежего огурца возбудил в организме волну приятного тепла и оптимизма.
- Держи ещё, - через минут пять снова протянул руку спаситель.
Я отказываюсь, вежливо благодаря, дабы не разорить благодетеля.
- Та брось ты, мне вчера на "Алых парусах" два ведра налили.
Оказалось, что "калиманас" - это натуральная огуречно-спиртовая вытяжка, из которой после добавления эфирных масел получается "Лосьон огуречный".
Так что, не с теми людьми Лёшу Блюдёнова судьба свела.
Однажды старпом в военном городке вывел его из строя и после долгих препирательств отправил домой сменить лаковые модельные туфли. Розовое от жары и пива потное Лёшино лицо освятило следующее построение через неделю.
- Где вы были? (... !!! ... мать...)
- Выполнял ваше приказание.
- ??? ... !!!
- Менял дома туфли. А дом у меня в Севастополе!..
Да что это я всё о порочном. Может сложиться впечатление, что культурная составляющая в нашей жизни отсутствовала. Присутствовала: девушка моего приятеля была актрисой кукольного театра...
А знаете, за что я особенно любил Николаев? Я почти год служил в пяти часах езды поездом от родительского дома.