То, что началась Мировая война, в тихой эстляндской Гапсале 26 августа 1914 года почти не чувствовалось. Вахтенный радист береговой станции Балтфлота Линёв сидел у передатчика и лениво листал одной рукой "Ниву" за прошлый месяц. В который раз попавшаяся на глаза реклама коньяка одесского завода Шустова вызвала глухое раздражение - "ну сколько можно долбить голову... Надо же меру знать - призывы употреблять неслись буквально отовсюду: с крыш трамваев, со стен домов, со страниц газет и журналов. Такое впечатление, что в России осталась одна проблема - выбор коньяка! Слава богу, что радио недоступно рекламе!" - раздражено размышлял Линёв, второй рукой плавно крутя ручку настройки приёмника, и слушая чистый от всякого дурацкого коньяка эфир.
В эти же самые минуты маленький, похожий на японца в очках радист крейсера "Магдебург" Клопски, стирал пыль со свинцового (чтобы обязательно утонули, случись что) переплёта сигнальной книги и шифровальных таблиц флота. Внезапно раздался чудовищный удар и жуткий - даже не скрежет, а звук рвущегося металла - на всех 15 узлах "Магдебург" вылетел на камни острова Оксхлоьм (Осмуссаар).
Загремел телефон, выслушав его, Клопски бросился к передатчику, схватил тяжеленную свинцовую книгу таблиц и начал лихорадочно листая страницы выбивать начальные группы цифр.
Линёв, не спеша, листая "Ниву" добрался до частоты "Магдебурга" - и что это!!?? В неурочный час крейсер начал как-то рвано, кусками передачу шифром. В радиокомнату ворвался сменщик и заорал - "наблюдатели с маяка... радировали... Магдебург... камни... глуши!.." Линёв отбросил журнал, вывернул до предела ручку реостата, и быстро начал отбивать первое, что пришло в голову на частоте крейсера. В голову пришла эта, черт бы её побрал, реклама. И с мощнейшей Гапсальской радиостанции в эфир понеслось - "Не пейте сырой воды, господа! Пейте шустовский коньяк!", "Наилучший шустовский коньяк... что за коньяк... и плащ, и стрела, и лукавый коньяк...".
- Вот ведь черт, ничего больше в голову не приходит. Ну и ладно...
В это же время радист кайзеровской эскадры, обнаружив на волне "Магдебурга" безумного русского, выдающего бредни о (как понял немного знавший русский язык радист) коньяке размышлял - "Это ж надо - нажраться на боевом посту! Русские дикари, алкоголики!"
В эти же часы, вздымая буруны, к Оксхольму неслись на всех парах крейсера "Богатырь" и "Паллада", также получившие радиограмму с маяка. Наутро 27 числа командир Магдебурга зашел в радиорубку и устало произнес
- Прекращайте, Клопски, нас никто не слышит. Эвакуируйтесь на берег. За книги отвечаете головой!
- Есть! - маленький Клопски сверкнул пенсне и начал запихивать свинцовые книги под бушлат.
Пять минутами позже ему уже махали со шлюпки у борта - "Прыгай, прыгай!"
И он прыгнул. С двадцатью килограммами свинца за пазухой. Прямо на дно...
А ещё через десять минут "Паллада", вылетев из-за мыса, не снижая хода, влепила главным калибром прямо в корму "Магдебурга". Тут же прогремел страшный взрыв в носовой части. Еще через полчаса командир, два офицера и 57 человек команды сдались, а еще через сутки водолаз с "Богатыря" набрел на труп Клопски, продолжавшего сверкать очками в луче фонаря водолаза.
Переданные англичанам данные из книги Клопски через три с половиной месяца погубили у Фолклендов дальневосточную крейсерскую эскадру адмирала Шпее - "Шарнхорст" и "Гнейзенау" были выманены ложной радиограммой под чудовищные орудия "Инвинсибла" и "Инфлексибла".
Линёв получил в подарок от командующего целый ящик - как оказалось - неплохого коньяка, и честно в течении месяца радировал свои впечатления от него безнадежно трезвым наблюдателям маяка на Оксхольме. А они комментировали его комментарии...
Корпус "Магдебурга" сегодня находится в 150 кабельтовых к востоку от острова, а корабельный паровой котел осенние штормы недавно прибили к берегу Осмуссаара.

Дню пограничника посвящается


28 мая 199.. года, гражданский пирс. Парадная тройка, кортики и плеск знамени части на ветру. Белые, сиреневые, розовые, зеленые- такие летние и милые сердцу облака женских нарядов, детские вихры, и глаза, глаза, глаза, блеск и ожидание театрального действа, верхнее предвосторженное дыхание, сладкий озноб в солнечном сплетении и приглушенный шум людского моря, сводимый ровным уверенным ветром и плеском волн в совершенно неповторимую прелюдию Праздника...
Начальник штаба крутит в руке непривычно маленькую радиостанцию японской фирмы 'Алинко', одолженную у рыбаков для уверенного руководства силами и средствами парада.
- Вот это нажимать?
- Да, вот здесь корабли, здесь катера, вот здесь - подрывники, это - общий циркуляр...
- Точно сработает?
- Убежден...
- Ты когда-нибудь военным будешь, 'люкс' хренов? Ну смотри, лейтенант...Ты меня знаешь...
- Есть смотреть, Сергей Андреевич!
- В строй, в строй...

Эх, была-не была...Поехали!

Четырнадцать плавсредств бригады выгнали в залив, четырнадцать стройно напряженных, подкрашенных и принаряженных ходовых кораблей и катеров. Остальные, трепеша флагами расчвечивания, зыркают радужными переливами стекол ходовых на узкий межостровной пролив, откуда должны появиться главные действующие лица грандиозного спектакля - празднования Дня Пограничника. Единственного дня в году, когда все 24 бригады Морских частей Погранвойск КГБ СССР, гнездящиеся по периметру таких разных берегов огромной страны, проводят свои собственные, отдельно взятые Морские Парады, по уровню зрелищности и изобретательности решительно отпускающие покурить 'дни вэмээф' в больших приморских городах.
Говорят, этот порядок ввел Резниченко. Вы не знаете, кто такой Резниченко? О-о, началось...
ух ты, я потом расскажу, кто такой Резниченко. А пока по узкому фарватеру летят три 'грифа'. Представляете себе стандартный, набивший оскомину натужным романтизмом канал в Венеции? Так вот, судоходный фарватер на Выборг шире только в полтора раза. По нему летят три катера - не один за другим, а строем пеленга: каждый чуть сзади и левее. Кажется, что второй и третий катера сидят по мачты в белых зефирах бурунов. Сейчас 'грифаки' пройдут (пройдут? пролетят, пронесутся, просвистят и прогрохочут тепловозными дизелями на 30 узлах) мимо пирса, и зеленая волна, взметнув дебаркадер и накрыв его белой шапкой пены, рухнет в толпу - восторженный визг и топот, цоканье каблучков. Эти трое командиров, что ведут катера, при этом слегка поседеют и промокнут насквозь прохладным потом летчика-испытателя, этих троих очень долго выбирали. А сами катера перед парадом прошли докование и по винтику отрегулировали рулевой привод и управление машинами: сорокатонный полуглиссер должен слушаться руля, как болид 'формулы-1', иначе костей не соберешь, ни своих, ни гражданских...
Мы - всегда показываем задержание. Это сравнительно просто в открытом море, где есть место для право-лево на борт и плюс-минус три корпуса от точки прицеливания. На фарватере для этого есть несколько десятков метров воды. Вот и все отличие. Скорость та же, и корабль, производящий предупредительную стрельбу, тот же - 50-метровый 'светляк' в 400 тонн весом. Он...будет стрелять. Баковое орудие, 76-мм, снаряд спокойно пробивает навылет стандартную хрущевскую пятиэтажку. От точки выстрела до толпы на берегу - 100 метров. От точки прицеливания до той же толпы - около 40. Ну, нормальные мы люди?
Конечно, нормальные - выстрел холостой.
На острове напротив, метрах в 70-ти, за реденьким частоколом старых деревянных свай, где когда-то был пирс, прячась под маскировочной сетью, сидит подрывник с машинкой и такой же 'алинкой', примотанной к голове. Нет, не арабский террорист - этих он ест на завтрак. Старший офицер отделения охраны границы капитан 3 ранга Коновалов В.К. Витька у нас универсальный солдат - он может командовать любым кораблем бригады, стрелять из любого оружия, у него черный, красный, желтый и зеленый пояса, у него диплом военного переводчика с финского и японского, он высаживался на браконьеров с вертолета, просто прыгая с десяти метров на скрученные потоком воздуха рыбачьи спины, он, в конце концов, за 'вистовую' ночь после получки однажды оставил без денег кают-компании трех кораблей. Он пьет и курит, не пьянеет и уходит хорошим стайерским шагом от половины собак местного отделения погранконтроля. Морской Карацупа, Гениальный Сыщик и оперативник от Бога. Рядом жмется в ряску страхующий боец из роты обеспечения.

- Внимание, - шипит голос НШ на всех ходовых участвующих в параде кораблей и катеров, в ушах оцепления и в голове Витьки-подрывника, - напоминаю, залп по команде 'Плюс'!
- Есть, есть, есть, есть- - разносит эфир.

Ну, вот. Ну, сейчас...Второй Универсальный Солдат, флагманский 'мускул', начальник физподготовки бригады, изображающий нарушителя границы на надувном 'зодиаке' с подвесным мотором, подлетает точке 'Т': заложенному в неприметно плавающем топляке заряду, удерживаемому на месте сложной системой якорей-кошек на толстых лесках и проводами к подрывной машинке, или как там она правильно называется...
- Плюууус!!! - взрывается в эфире мегатонный приказ НШ

Выстрела нет. Нет выстрела - нет взрыва, это ж коню понятно. Коню понятно, а вот НШ - совсем нет. Он с резкого разворота впивается взглядом в меня, и мне плохо, и я начинаю понимать, что такое благородная ярость и почему от нее не спрячешься. Но я точно знаю, что связь работает, я уверен, я (Естьтакточно!) абсолютно уверен в том, что и корабль, и Витька ПОЛУЧИЛИ ПРИКАЗ!

- ПЛЮЮУУУСС!!! - вспышка сверхновой не способна на бОльший эффект.

И тишина.
Как там правильно начинать плакать? Рыдать? 'Хлюп'?

Но шоу - оно, как известно, маст гоу он, в любых условиях обстановки.

Поэтому тут как будто доброе наследие Герберта Уэллса сработало над нашей, отдельно взятой пограничной сценой. Время, мягко и цепко схваченное дисковыми тормозами острейшего желания НШ 'Ну же!!! Ну же, кто-нибудь!!!!' послушно останавливается, корабли застывают в своей бешенной гонке, даже облака подвисают на месте и заинтересованно оборачивают взор на наше действо, а из-за частокола старых деревянных свай, что на островке напротив, взмывает в воздух невиданное диво в развевающихся лохмотьях маскировочной сети. С упорством и решимостью камикадзе диво, отталкиваясь от всего попало потрясающим числом конечностей, перелетает частокол свай, наклоняет нос и в крутом пике рушится прямо на пролетающий мимо задравший нос 'зодиак' с недоумевающим начфизом. Музыкальная фраза душераздирающего, как и положено в таких случаях, воя отвесно пикирующего физического объекта отчетливо делится на 'врешь', 'не возьмешь', 'твою' и 'мать'.

Бух! - раздается в мертвой тишине Вселенной, когда летающее диво, 'зодиак', начфиз и подвесной мотор сливаются в единое целое.

БУММ!! - звучит тут же выстрел бакового орудия ПСКРа.

БААХ!!! - лопается подводный взрывпакет и в условленном месте, но теперь уже точно под брюхом 'зодиака' вырастает белый столб воды.
Хррр, - проворачиваются шестеренки застывшего времени, и оно запускается по-новой, в свой привычный безостановочный бег и тут, как и следовало ожидать, в весенний воздух с ревом взлетает масса предметов туалета.
Толпа в экстазе.
НШ в глубоком ступоре.
Витька с начфизом Корнеечем, путаясь, бьются насмерть в путах масксети под перевернутым 'зодиаком'. С подлетевшего 'грифака' в воду прыгают бойцы в спасательных жилетах.
Цель достигнута.
Потому что все подумали, что так надо.
Вот она - сила спонтанного экспромта!
На корабле, оказывается, вышла из строя система подачи боезапаса - обычная болезнь артиллерийской установки АК-176. Флагманский артиллерист, находившийся на борту, лично произвел выстрел после ручной перезарядки (что строжайше запрещено!), но на это ушли драгоценные секунды. И пока они шли, Витька 'Конь', наш Печальный Рыцарь Границы, неведомо как подбросив себя в воздух, пролетел, семеня всеми членами организма по пикам торчащих из воды свай, -дцать метров и, точно шлепнувшись на 'зодиак', жестко заломал начфиза и крутанул лодку на обратный курс. Ну, а потом, естественно, Бум-Бах, все сработало и 'зодиак', вздыбившись, накрыл их сверху...

- Ты тоже виноват, - бубнил НШ весь следующий года, - не хер было буржуйской технике доверяться...
Ладно. Лейтенант виноват просто потому, что он - лейтенант.
А Витьке я восторженно выкатил фанфурик. В качестве авторского гонорара за постановку и исполнение сальто-мортале воспарив. Он, как истинно скромный герой нашего времени, потребовал еще - для начфиза. За здоровенный синяк на левой скуле, совпадающий по форме с изделием известной японской фирмы 'Алинко'.

Дню пограничника посвящается (рассказ друга)
Заранее извиняюсь за стиль и объем, история рассчитана на литр под закусь. За достоверность случившегося также не поручусь. Все фамилии изменены.

Начали, как водится, загодя. Накануне. За ночь восемь часов сна таки набрали, но на пятерых. Утром кто-то из пятерки заикнулся о работе, но на него посмотрели с таким молчаливым презрением, что он сразу сник и снова взялся за пущенную по кругу банку с рассолом. Умывались-брились в три приема, по двое в ванной. Один, следовательно, сделал это два раза, но по опухшим лицам невозможно определить, кто. Так, построились. Вкруг стола. Морщась от воспоминаний о вчерашнем начали вытаскивать заныканые вчера мятые бумажки. Самым запасливым, как всегда, оказался бывший сержант Манохин. А самым 'пустым' - бывший рядовой Синицын. Решение созрело само собой: за пивом был отряжен именно он. Попытки последнего отмазаться тем, что половину вчерашней выпивки покупали на его кровные была пресечена в корне замечанием, что про кровные - это он хорошо вспомнил и, поскольку он работает в налоговой, то это не его, а именно наши кровные, случайно попавшие в его карман. Да и внешний вид у него поприличнее, и в костюме карманов больше, больше пива сможет унести. А бывший сержант Манохин напомнил, что и демобилизовался он последним из пятерых.
Такова селява, как выразился все тот же Манохин.
От судьбы, как водится, не уйдешь. И Синица не ушел. То есть за пивом он, конечно, поплелся, но вернуться с оным ему не выпало. Отряд не сразу заметил потерю бойца, занятый глубокомысленным созерцанием сиротливо лежащих в банке огурцов и поглощенный воспоминаниями, уносящих всех присутствующих в самые разные, но равно удаленные от города Н. закоулки своей Родины. Ибо все присутствующие отличались и возрастом, и призывом, и местом прохождения службы. Объединяло их только 2 обстоятельства: 1) все служили в ПВ, 2) жили в одном дворе.
Вообще-то, эти два обстоятельства объединяли их гораздо сильнее, нежели мешали такие мелочи, как то, что Петровичу - уже без малого полтинник, а Синице - 24; что капитан запаса Полтавец руками водит в одной пусть небольшой, но строительной организации, а хозяин квартиры, в которой они сидят, ефрейтор запаса Ишмуратов, уже отчаялся закончить ремонт в своей однокомнатной; Манохин же вообще являлся уникальной личностью - отслужив, поступил в университет, закончил, начал писать кандидатскую, женился, начал подрабатывать на рынке на прокорм семьи, увлекся, в результате чего лишился работы, жены, кандидатской и квартиры, а ныне проживает в том же доме, но уже в дворницкой, работая, соответственно, дворником.
Ремонт, постигший квартиру ефрейтора запаса, длящийся уже более года приобрел некий перманентный характер. Вот и сейчас все сидели за столом, - один на табурете, один на составленных друг на друга банках с краской и двое - на стремянке, лежащей одним концом на подоконнике, другим на стопке кирпича. Вот такая мизансцена, характеры героев описаны выше. Конец первого акта.
Из под сваленных в угол рулонов обоев пробилась трель телефона. Про его существование как-то позабыл даже хозяин. Звонил Синица. По сотовому. Из милиции. Его замели утром. Это было утро 28 мая.
Выручать сотоварища пошли все. Идти пришлось недалеко, но Петрович сказал, что в его возрасте вредны даже такие походы, особенно с похмелья. Все молча ему посочувствовали.
Пришли. Надо сказать, что День пограничника отмечали и в милиции тоже. Навроде того, как социалистические праздники отмечались на границе. То бишь усилением нарядов и т.п. Соответственно, в наличие в дежурной части оказался лишь седеющий капитан, задроченный начальственными нагоняями по телефону, да сержант при АКСУ у вертушки. Первую попытку войти в контакт, предпринятую Полтавцом, капитан просто проигнорировал, увлеченно записывая какую-то лабуду в журнал. Петрович пытался добыть крохи информации из наличествующего сержанта, что тоже не удалось в силу объективных причин - тот заступил после пленения их товарища и того не видел. На этом не остановились, Полтавец и Ишмуратов попеременно продолжили попытки вовлечения в разговор капитана, Петрович разводил сержанта. За сим времяпрепровождением никто не заметил, куда запропастился Манохин. Зато выяснилось, что товарища Синицу взяли 'просто так', в связи с несоответствием количества носимого пива количеству имеющихся налицо потребителей оного (Синицын, в кол-ве 1 чел.), ну и за зеленую фуражку 'до кучи'. Ну что ж, хоть не зря полтора часа проторчали…
Тут, откуда-то возник заговорщицки улыбающийся поддатый Манохин, подмигнул Петровичу, приложив руку к козырьку фуражки пригласил капитана в отставке на выход. На выходе, вне поля зрения дежурного, стояла толпа, при появлении Полтавца, попытавшаяся принять вид строя. Какого цвета на них были фуражки вы уже сами догадались. Где Манохин собрал всех за час с небольшим - загадка, но собрал не менее 50 человек. Со слов того же Манохина, все готовы ринуться на штурм и отбить бывшего рядового Синицына. Руководство штурмом возглавить должен Полтавец, как старший по званию.
Двойственности ситуации, в которой оказался Полтавец, вряд ли позавидует кто-нибудь из офицеров, нынешний и запаса. С одной стороны, человеку, лучшую часть жизни посвятившего охране покоя страны, предлагалось возглавить едва ли не бунт, с другой стороны - наше дело правое, а эти архаровцы запросто разнесут райотдел и без его участия, а накажут, как обычно, всех вообще, а уж нашу пятерку - однозначно. Почесав лысеющую голову бывший начальник заставы вспомнил старый как сама служба принцип: не знаешь, что делать с бойцом, - заставь его работать. Его взгляд случайно упал на бетонные фундаментные плиты, отделявшие автостоянку РОВД от дороги. Плиты как плиты, почти новые, по бокам торчат четыре стальных ушка. План выкристаллизовался почти мгновенно, исполнение было возложено на подчиненных.
Принесли ломы (из запасов дворника Манохина), отодрали плиты от грунта, просунули ломы в ушки и сообща приподняли. Первой плитой, перенесенной на руках, перегородили пожарный выход из РОВД. Второй - парадный. После чего быстренько отпилили стальные ушки нахрен (то есть заподлицо) принесенной запасливым Манохиным ножовкой.
День только начинался. Некоторые милиционеры пытались выйти/войти в/из РОВД. Но встречали при этом неожиданное препятствие в виде той самой плиты. Связались по рации с патрулем, тот прибыл, но сделать ничего не смог. Да и что он мог сделать с этой хреновиной, которую даже не ухватишь. Дверь в РОВД - из стали четверки. Первый этаж обрешечен, по традиции - намертво. Пожарный выход тоже перекрыт.
Посредством старшего патруля начальник РОВД связывается с присутствующими при этой суете погранцами, сидящими поодаль.
- Это вы сделали, мы видели, уберите немедленно!
- А вот хрен, эта … штука всегда здесь лежала, а мы просто мимо шли, присели передохнуть!
- Да я вас!…
- А хули ты сделаешь?! У тебя в КПЗ даже места для всех не найдется.
А надо сказать, что ряды погранцов за прошедшие полчаса выросли уже вдвое и продолжают прибывать новые.
РОВД вызвало на подмогу ОМОН. Те приехали, походили вокруг плиты, попинали ногами валяющиеся рядом отпиленные ушки, грустно посмотрели в сторону погранцов и заявили, что: а) связываться с погранцами не будут, ибо те не бузотерят, б) вызвали их совершенно напрасно, мы что-ли грузчики вам? в) в принципе, они могут эту еб..ю плиту взорвать нахрен, но начальство РОВД пусть само берет на себя ответственность за побитые стекла в квартале и пр. г) а не пошли бы вы… договариваться? Командир ОМОНА, как выяснилось, тоже срочную в ПВ оттарабанил.
Переговоры велись опять же через старшего патруля. РОВД капитулировало. На Синицына у них не было ничего, а связываться с погранцами 28 мая - себе дороже. Опять же начальство как на это посмотрит?
Синицу вывели из камеры, где он увлекательно проводил время в компании пары бомжей и алкаша, которого собственная жена сначала избила а потом сдала в ментовку, привели на второй этаж и через открытое окно спустили на руки ожидавших его собратьев по оружию. После чего Полтавец связался по телефону с родным строительным трестом, откуда через пятнадцать минут прибыл некий агрегат, помесь бульдозера с автопогрузчиком, который за пять минут вернул плиты в исходное состояние. Возникла только одна заминка - когда водитель агрегата уже прицеливался к плите, Синица вдруг подскочил к дверям РОВД с криком: 'Эй, там! Верните сотовый и ПИВО!!!'

C праздником, дорогие товарищи!

БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-6 или "Учиться никогда не поздно".
(Фамилии и имена изменены, любые другие совпадения - обязательны!)

Не сказать, чтобы старпом "паркетного" крейсера капитан 2 ранга Кулибин так уж любил учить других жизни. Но при случае и под настроение вполне был на это способен.
- Каюта - рубке дежурного! Оперативный сообщил - танкер на подходе! - прозвучал бодрый доклад дежурного по кораблю "штурманёнка" (командира электро-навигационной группы) старшего лейтенант Минорова.
- Готовьтесь к швартовке. Я сейчас подойду. - отреагировал старпом, ощутив ту самую тягу к поучительству.
"Блин, что мы, без него баржу не привяжем? - огорченно подумал Миноров,- собрал бы боцманят - да и все дела, а теперь придется образцово-показательные выступления устраивать."
- Шкафутовым левого борта на шкафут! Трюмной команде - по местам приёмки топлива! Дежурному боцману - на левый шкафут! - корабль наполнился гавканьем трансляции, топотом ботинок, лязганьем дверей.
К появлению старпома на шкафуте по линеечке была выстроена швартовая команда (пришлось еще каждого второго за спасжилетом и рукавицами гонять) и дежурный боцман с кранцами (этот сам сообразил, что старпом на борту - новенькие вытащил). У топливного приемного патрубка возилась пара трюмных (с ними воевать бесполезно - приемка еще не начиналась, а уже палуба соляркой уделана). Штурманёнок возглавлял это безобразие.
- Тащ капитан 2 ранга, танкер на траверзе в трех кабельтовых! Корабль к приемке топлива готов! - отрапортовал он.
- Вижу! - махнул рукой старпом, огорченный тем, что придраться вроде не к чему. - Вот смотри, штурман, учись, как корабли водить надо! На полном ходу прямо на нас идёт, а потом машиной и рулями отработает и бортом к нам станет!
Штурман посмотрел. За кормой танкера и впрямь белел внушительный бурун. Дистанция быстро сокращалась.
- Да ещё всё на глаз, без твоих приборов (старпом был ракетчиком и штурманию как науку явно недолюбливал)! Старая школа! - не унимался старпом.
- Тащ, вроде бы пора ему и повернуть, - намекнул Миноров.
- Что бы ты понимал! Старые капитаны свои суда от и до чувствуют! Когда надо, тогда и повернет! - нравоучительно помахал указательным пальцем перед носом штурманёнка старпом.
- Всем от борта! Тащ, держитесь! - не проникся старший лейтенант.
Через считанные секунды крейсер содрогнулся от удара. Почти не снижая скорости и даже не делая попыток лечь на циркуляцию, танкер въехал в борт корабля, обеспечив тому пятиметровую трещину в обшивке и прогнутый шпангоут.
- Мореходы #уевы! - очнулся от транса старпом - Штурман! Ты когда-нибудь таких мудаков видал? Судно водить не умеет, а туда же, в капитаны лезет!
Что добавить? Экипаж танкера оказался повально пьян. Крейсер ещё два года ходил с "нашлепкой" на борту и даже пересекал с ней Атлантический океан, пока в ходе заводского ремонта поврежденную часть корпуса не смогли заменить. А старпом больше не порывался учить штурманов водить корабли.

Миша вернулся из армии.
Служил в Германии, связист.
Сидим в лаборатории, он рассказывает про Берлин.
В шутку спрашиваю:
- А фашистов-то живьем видал?
Смеется.
- Я из-за этих придурков без увольнительной остался...
Потсдам. Вы произносите это слово вслух, прокатывая на языке каждый слог. О, это особый город.
Это слово вызывает вихрь проносящихся в сознании образов. Это четкие коробки батальонов, это место, где сухое и казенное "строевая подготовка" превращается в нечто, доводимое до состояния искусства. Этот город
служит одному богу - Марсу и святилище его - лучший в Европе плац.
Говорят, когда в Потсдам впервые после окончания Второй Мировой и Первой Холодной прибыли с "дружеским визитом" генералы НАТО, было им явлено шоу, равному которому не было в истории Бродвея - парадное прохождение квартирующих в Потсдаме совестких солдат. Кои посрамляли славных "Потсдамских великанов" прусского "короля-солдата" Фидриха-Вильгельма совершенством выправки и четкостью совершения эволюций.
И как утверждали потом очевидцы, стояли в глазах европейских генералов слезы от восторга и восхищения.
Но это к слову. А вот сама история, как Миша не попал в увольнение.
Пятеро связистов отдельного батальона связи ГСВГ стояли на сверкаюшем стеклом и чистотой пригородной платформе потсдамского вокзала в ожидании
местного аналога электрички, собираясь попасть в славный город Берлин. Увольнительная. Пять советских потомков столбовой технической
интеллигенции, в парадной форме, доведенной до совершества внешнего вида и соблюдения положений Устава.
"Стоял веселый месяц май, летели с юга птицы..." И вынесла же нелегкая на полупустую, чистенькую платформу кучку немецкой молоди, причисляющей себя
к последователям недоброй памяти Адольфа Шилькгрубера. Кучка была рылец семь-восемь, точно Миша не помнил, а считать их не удосужились. В полной "парадной" униформе приснопамятных "штурмовых отрядов" - черные штаны, заправленные в сапоги, коричневые рубашки, портупея через плечо и повязка с паучьей свастикой на рукаве.
Недобрая тишина повисла над платформой. Мирные немецкие бюргеры шарахнулись от молодчиков в разные стороны, но как можно дальше.
А те, в свою очередь, заметили стоящих на платформе советских солдат. Один из "наци", понадеявшись на численное превосходство, выкрикнул что-то оскорбительное. Этого было достаточно. Связисты даже не оценили, что именно вякнул этот откормленный ублюдок. И было все равно - сколько именно, этих сытых, самодовольных, физически развитых до половозрелости подонков, нацепивших на себя украденную у древних арийцев и вывернутую наизнанку свастику. Пять сверкающих начишенными бляхами ремней мгновенно были взяты в положение "на руку". Пять пар сиящих от ваксы сапог
подняли своих владельцев в воздух и едва касаясь подошвами платформы перенесли в мгновение ока к гогочущим молодчикам.
Дальнейшее могло послужить живым воплощением к картине "Избиение младенцев". Сложив пытающихся сучить ручонками и ножонками в пародии на приемы карате молодых идиотов в груду, "руссише зольдатен" принялись исполнять вокруг танец победителей, охаживая воющую кучу человеческой плоти бляхами. Праздник прекратили появившееся на сцене немецкие шуцманы. Вежливо оттеснив советских военнослужащих в сторону, они подогнали тюремный фургон и приступили к погрузке. Тех из "наци", кто пытался что-то доказывать, шуцманы молча били. Жестоко и профессионально. Грузили тоже без особой церемонности и деликатности. Связистам же было вежливо предложено проследовать в другой фургон такого же назначения, на котором их отвезли в советскую военную комендатуру.
После выяснения обстоятельств дела и краткой, но содержательной речи дежурного офицера, герои дня были возвращены в лоно части. Но уже, понятно, без увольнительной.
А Берлин Миша смотрел уже в другой раз...