За оказанную местным жителям помощь в поисках упавшей в реку местной девчушки (бревна мостика размыло и под ней они разъехались), чей труп мы нашли с вертолета, нам привалило - пришел местный аксакал и сказал, что семья покойной просит принять в знак признательности трех баранов из их стада. Вот только за баранами надо идти на верхнее пастбище. Идти?! Бля, это ж с десяток часов ходу в один конец налегке, а с баранами обратно - это ж вообче невообразимо! Из нас чабаны как из прапорщика Г. балерина.
На площадке рядом стоит вертушка. Им, кстати, тоже баранина полагается, они ж в доле. Меня (как самого тактичного, способного говорить почти без мата) и прапорщика Г. (как самого солидного; 120 кг, из коих ни капли жира) отрядили для переговоров в летунами. Приблизились, вошли в контакт, быстро наметили точки соприкосновения. Начали издалека: дескать, не надоело ли вам, господа, хавать говядину тушеную и минтая в масле от щедрот каптерских нам доставленных в невообразимых количествах? как бы вы, господа, отнеслись к свежей баранине в виде плова или шашлыка?
Эти слова волшебным образом подействовали на суровых тружеников неба, из неизвестных загашников была извлечена интригующе булькающая фляжка, странным образом напоминающая мне ту, мою, которая была объявлена пропавшей без бести неделю назад (вот тут даже царапина характерная сбоку; та, правда, была пустая).
И вот после того, как прапорщик Г. довольно крякнул, от чего на склоне напротив произошел небольшой обвал сыпухи, и занюхал прокопченым рукавом, мы перешли к сути. Действительно, для этой вашей птички до дальнего пастбища - лопастью подать. Прилетели, загрузили, привезли, а дальше мы уж сами. У нас занете, какие специалисты есть! Уж так они все приготовят - пальцы пооткусываете! А вас, господа, как самых дорогих гостей - к столу, в первый ряд, когда все-все уже будет готово!
Да, авитаминоз сказывается... У меня - на красноречии, видимо. Как бы не лишку перебрал, вон даже прапорщик Г. слюной захлебывается и смотрит так, будто готов меня заместо того барана... М-да. Воодушевление масс достигло того предела, когда вместо горных вершин покрытых снегом чудятся горы пропитанного жиром риса с вкраплениями истекающих соком кусков сочной свежей баранины. Открывшиеся перспективы кажутся военлетам настолько заманчивыми, что они готовы отдать за нее последнее, то бишь, присовокупить к пиршеству свои запасы спирта из НЗ. А уж о том, чтобы слетать за, так сказать, сырьем... Да если эта хренотень не заведется, они к ней педали приделают и так полетят!
Прапорщик Г. вызвался показать местонахождение высокогорного пастбища, лихо впрыгнул в люк вертушки, отчего ее ощутимо качнуло. Запущены турбины, я отбежал, вслед мне воздушный поток бросает мелкий мусор, турбина ревет, поднимает аппарат на метр-полтора, после чего он производит резкий поворот и едва не касаясь брюхом камней резко, по-афгански, уходит, почти сваливается с площадки.
Мировые мужики эти вертолетчики, вот только к их кульбитам я все никак не привыкну. Воздушная акробатика, блин.
По расчетам, лету им с полчаса, на погрузку еще минут десять. Та-ак, надо кого-то озадачить приготовлениями к встрече, так сказать. Что-то бойцы почувствовали в моем взгляде, отчего все вдруг оказались очень занятыми. Э, ребята, такой большой крючок как я - и чтобы никого не зацепил?! Жрать, значит, все в одну шеренгу, а дров принести или воды - дырка на камуфле мешает?
Через полчаса котел вымыт до блеска, дров запасено на неделю вперед, возле фляжек с "горючим", что стынут в ручье, выставлен усиленный дозор.
А вот и борт подваливает. Лихач, однако. Черт, да этот Карлсон-переросток посдувает нас всех нахрен! Эк он хряпнулся, с размаху!
Бля, неужели засада!? Может тот хрен бородатый специально навел?
Стоп! Что это такое с экипажем? Почему пилоты лезут матерясь наружу через боковые окна? А это что за хрен вывалился из люка и кубарем скатился к реке? Да что ж такое, контузило из всех нахрен, что-ли? Бл#$@#$@$#@$#@$#@$#@$#@$#@$!!!!!!!!!!! Абанамат!
Газовая атака! Нет, бля, бактериологическая!! Ну что за вонь!!!
Тело выпавшее из раскрытого люка грянулось о землю вызвав нечто подобное земному толчку в 3 балла по Рихтеру. Молча поднялось и вытянув передник конечности перед собой наощупь двинулось в мою сторону. Судя по габаритам, весьма напоминает прапорщика Г., но тот был в новеньком камуфляже, а этот в какой-то робе, грязнее чем у дизелиста-срочника на базе, который спит возле своего агрегата (и ест, кстати, тоже - в столовую его не пускают, а мыться ему влом).
И амбре от него, не то чтобы с ног валит, а так, живо напоминает учебные занятия с хлорпикрином.
И все-таки это Г. Только он мог воспроизвести подобную тираду, споткнувшись о камень. Василий Кузьмич, да кто это вас ТАК? Да, знаю, бойцы у нас ленятся, бывает. Но не надо обобщать, не все из них бараны, некоторые вполне даже... Что? А вы не про ЭТИХ баранов!... Довезли? НЕ НАДО ко мне приближаться, с вас капает! Что, говорите, надо? Зачем вам мой пистолет? у вас есть свой. Как потеряли?! Кого? Знаете, их обычно принято резать. Ножом. Не надо душить, можно просто прирезать. Так вы что, их ЖИВЫМИ везли?!!!
Выделяю двух бойцов для сопровождения прапорщика к реке, где он сможет смыть эту субстанцию с лица, а то он глаза разлепить не может. Предупредил, чтобы отвели ниже по течению от того места где мы берем воду. Осторожно заглядываю в вертолет. Картина маслом: все поверхности покрыты слоем самипонимаетечего. В дальнем конце привязаны три существа, отдаленно напоминающие овец. Они предпринимаю слабые попытки подняться, но копыта скользят в том. что покрыло пол салона и разъезжаются. Апп! Все, больше задерживать воздух в легких я не могу, отбегаю на безопасное расстояние. По громкому мату можно определить местонахождение летного состава.
Не стань я свидетелем, ни за что бы не поверил, что в трех хилых бараньих телах может содержаться достаточное количество экскриментов для покрытия достаточно равномерным слоем всего салона вертолета Ми-8. При том сила и скорость (чуть не написал "у дульного среза"), с которой эта субстанция вылетала, были таковы, что сбили с ног бортмеха и бравого прапорщика Г., а также помешали последнему расстрелять гнусных тварей прямо на месте, так сказать, преступления. Он, получив прямым попаданием говна в лоб, выронил и потерял свой ПМ, который мы после нашли с некоторым трудом.
А вы чего хотели? Непуганых мирных зверюг затащили в грохочущий трясучий амбар, привязали, и стали давить их перегрузками. Да у меня бойцы блевали от такого, а тут...
Наши бойцы сообща в течение двух дней промывали вертолетное чрево. Было даже высказана здравая мысль, что для упрощения процесса надо бы посадить вертушку прямо в речку и там оставить. Вода все вымоет, эвон какие валуны волочит. Но экипаж наотрез отказался, упоминая наших близких и дальних родственников и мотивируя тем, что от этого запаха их так колбасит, что они с большой долей вероятности взлетев разобьются вусмерть. Потому в расчистке авгиев участия они не принимали, сидели и хмуро наблюдали за суетой и строили предположения о том, какой мучительной должна быть смерть ЭТИХ БАРАНОВ, изобретая все более изуверские способы.
А до шашлыков дело дошло только на третий день. Но это - отдельная история.
P.S. Очень жаль, что у нас не было с собой противогазов!

Лошадь в обмороке

Эпиграф : 'Как упоительны в России вечера'

С деревянной ступеньки глинобитной казармы далеко вперед просматривался участок каменистой земли, плавно переходящий в чудесный закат, состоящий из нескольких полосок алой зари и купола звездного неба над головой. От разбросанных в закатном сумраке домиков заставы доносился стрекот цикад. Светящиеся окошки и жужжание клубного кинопроектора, с доносившимся громким хохотом бойцов, делали настроение хорошим и совсем домашним, несмотря на удаленность родного дома на две тысячи километров.
Хорошо вот так вернувшись из наряда, почистив оружие и сходив в баню, сидеть на ступеньках, вдыхать вечерний прохладный воздух и думать не о местных каменистых дорогах, а о единственной дороге, ведущей к концу длинного трехлетнего пограничного пути из Туркмении в родной город.
От размышлений отвлекли испуганные глаза и враз севший голос коновода:
- Товарищ старший сержант, Орлик заболел.
Тут нужно сказать, что по штату наша застава относилась к высокогорью и имела несколько лошадей. И должность моя - командир отделения кавалеристов предусматривала не только вольтижировку и рубку лозы, но и ответственность за лошадей, числящихся в моем отделении.
Как вы думаете, можно простить коневоду, не понимающему прекрасное, прерванные мысли о доме? Ни в жизнь! А что делать? Служба.
В конюшне было темновато, керосиновая лампа едва освещала стойло Орлика.
- Вот видите, товарищ сержант, лежит, не встает даже, боками только водит! - чуть не плача, причитает солдат.
Я коснулся теплого лошадиного бока.
- Уфффффффф, - вздохнул Орлик и обернулся к нам, моргнув крупным, карим, доверчивым глазом.
Растерянно походили вокруг лежавшего коня. Посмотрели в зубы.
- Не знаю, - я растерянно почесал затылок. - Слушай, поставь ему градусник, проверь температуру, потом вызови фельдшера. Если что-то не так, тогда буди. После наряда спать хочу, сил нет.
Спал я крепко, и снились мне летние городские улицы, девушки в воздушных платьях и, конечно, мама.
Вырванный из сна толчками в бок, долго ругался, никак не мог прийти в себя.
- Товарищ сержант, товарищ сержант! Орлик…
- Что с ним? - Я рывком сел на кровати.
Округлившиеся глаза коневода светились фарфоровыми тарелками в темноте:
- Товарищ сержант! Я пришел, а градусника нет.
- А чего орёшь? Ну, выпал, наверное.
-Нет, товарищ сержант, его совсем нет, ни в стойле, нигде. Я сено руками перебрал. Все комочки навоза просмотрел. Нет его.
- Господи, ты хочешь сказать?! - от догадки я окончательно просыпаюсь.
- Товарищ сержант, он в него ушел. Там же стекло и ртуть, если…
Полураздетые, растолкав фельдшера, прибежали в конюшню втроем. Фельдшер-ефрейтор, мой одногодок, долго не мог поверить в случившееся:
- Слушай, Валентин, да не мог он того…вовнутрь провалиться!
Коновод опять затянул свою песню
- Товарищ ефрейтор, я поставил, вышел на пару минут, вернулся, а его нет.
Фельдшер пошел к выходу.
- Эй, ты куда? - остановил его я.
- Да дело, Валя, такое - клизму ему будем ставить.
Через полчаса напряженное красное лицо фельдшера стало злым.
- Идиот, орал он на коновода, не стой у его филейной части! Не отмоешься потом! Накачал воды - отскочил. Все, повели на выгул.
Прогулялись с конём в поводу. Осмотрели продукты жизнедеятельности. Нет ничего.
- Значит так, - предложил фельдшер. - Сейчас промывание желудка будем делать. Ты, боец, давай на кухню, парь зерно, чтобы стенки желудка, если есть осколки, не повредило.
Промыли желудок, поставили клизму, через зонд закачали распаренную, растертую пшеницу.
- Ничего? - спросил я у фельдшера, ковыряющего палкой в лужах.
- Ничего.
Через два часа снова вывели коня. Я смотрел на его дрожащие ноги и думал, что со мной будет, если он сдохнет?
Орлик повернул к нам вымученную безропотную морду и тихо, вроде как шёпотом, попытался проигогогать.
- Вот, скотина бессловесная, а смотри, как все переносит! - задумчиво произнёс фельдшер. - Ну, давай еще клизму!
Завели Орлика в стойло, закачали воды. Конь встать уже не смог. Из его глаз, отрываясь друг от друга, скатились крупные чистые слезы. Жеребец вытянул красивую шею, положил ее на соломенную подстилку и оскалился крупными желтыми зубами. Фельдшер встал:
- Все, ребята. Последнее средство - достать через анус.
Я стоял, смотрел на него, одевающего длинную, по локоть, перчатку и думал о так хорошо начавшемся с заката вечере.
- Ты, - сказал фельдшер коневоду, - держи его за голову.
Коневод поплелся в голову Орлика. Фельдшер выдохнул:
- Давай, Валя, свети.
Я подошел к столбу и, снимая фонарь, поднял глаза на табличку с кличкой лошади и окаменел.
- Ты чего, Валя? Давай свети! - начал сердиться фельдшер. - Сколько ждать тут!
У меня шевелились губы, перечитывая надпись на табличке. Буквы складывались в слово, дрожали и расплывались, но, тем не менее, надпись в Орлика не складывалась. Даже отдаленно Рассвет Орликом быть не мог.
Я сорвал чуть выше висящую уздечку и медленно пошел к коневоду.
Фельдшер подскочил:
- Вы что, надо мной издеваетесь?
Я взревел:
- Идиот! Дебил! Это же Рассвет! Где ты Орлика увидел?
Коневод метнулся к выходу. Я мчался за ним, вкладывая в удары уздечкой всю душу, злость и ощущение безвозвратно потерянного прекрасного вечера.
Сорвав злость еще с уздечкой в руках, вернулся в конюшню, где около лежащего Рассвета застыл фельдшер.
- Ты чего, Валя? - недоуменно произнес он.
- Это не Орлик. Это - Рассвет! - сквозь хохот попытался объяснить я.
- Мы что, не того коня мучили? - переспросил фельдшер.
- Не того, конечно не того!
- А где тот?
Я подошел с фонарем к соседнему стойлу. Там мирно спал Орлик, и у него из-под хвоста виднелась стеклянная трубочка термометра.

В самом начале осени 1914 года на станции Ролвенден, что в графстве Кент остановился воинский эшелон. Несколько солдат вышли на перрон размять ноги и покурить. По перрону прогуливался, наслаждаясь последними лучами теплого солнца джентльмен, служивший портье в местной гостинице. Теплая погода, сопение паровоза, вооружённые люди в новенькой форме, - достаточно необычное развлечение небольшой сонной станции настроило джентльмена на дружелюбное настроение. Остановившись около одного из солдат в ответ на просьбу прикурить, портье щёлкнул зажигалкой и задал извечный в такой ситуации вопрос - 'Откуда, служивый?'. Шон Браун, призванный двумя неделями назад, выпустил клуб дыма и не выпуская сигарету из зубов прошепелявил (на 'отвальной' в пабе 'Лысый попугай' те же две недели назад придурок Иан выбил ему правый верхний резец. - 'Вернусь, всю челюсть разворочу мерзавцу!) - 'Россшеа' - Ross-Shire, родное графство рядового Брауна. Портье озадаченно оглядел солдата - 'Рашша? Русский!!?? Откуда здесь?? В форме, и их полный эшелон - дивизия, не меньше! Надо поспешить, рассказать новость метрдотелю - то-то он удивится!'. Молча, совершенно ошарашенный он развернулся, и быстро зашагал к отелю.
Уже на следующий день по городу пополз слух, что русские войска, переброшенные морем в Англию, перевозятся по железной дороге на юг для дальнейшей высадки во Франции. Слух этот распространился по всей стране в считанные дни.

Премьер - министр Г.Ансвит внимательно выслушал начальника разведки. - Но послушайте, адмирал, в парламент поступил запрос от депутатов, я же не могу врать! Ладно, что нибудь придумаем…
Днем позже, переждав громкий ропот народных избранников, Аснвит медленно и многозначительно заметил, что давать информацию по данному вопросу не в интересах нации…

Грохотала мясорубка на Марне, стекла немецкого штаба дребезжали на разные тона, а генерал фон Клук, командующий германскими войсками на западном фронте перечитывал третий раз телеграмму - приказ срочно перебросить две дивизии на север, к морскому побережью.
'Идиоты! Какая еще русская дивизия у меня в тылу! 'Им из Берлина виднее', видите ли! Идиоты! У них, понимаете ли, агенты в Лондоне и Архангельске! Точнейшая развединформация! Идиоты!'
- Телеграфиста ко мне!
Все было напрасно. Через трое суток просьб, мольб и ругани фон Клука две дивизии, благодаря небеса, оставили вшивые, залитые водой по колена окопы Западного - черт бы его побрал - Фронта и отправились укреплять побережье, населенное прекрасными, добрыми молочницами.

Позднее английский военный историк Б. Лиддел Гарт написал 'Англия должна поставить памятник неизвестному слуге, который пустил слух о русских'.

БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-5 или "любишь кататься…"

Как здорово после дальнего похода наконец-то пройтись по твердой земле! Вдвойне здорово, если это "чужая" заокеанская земля, на которую и не думал когда-нибудь ступить (разве что в кошмарно-патриотичном сне во главе десантного отряда). И втройне здорово, если на этом "чужом берегу" тебя встречают как дорогого гостя, всячески развлекают и угощают.
Так примерно рассуждали два крейсерских "групмана"-старших лейтенанта Антон и Василий, неторопливо бредя с "офицерского фуршета" (см. БЫЛЬ-4), устроенного гостеприимными хозяевами в честь прибытия "с дружественным визитом" в Галифакс (Канада) отряда российских боевых кораблей Северного Флота.
Даже поверхностное знакомство с прелестями буржуазной демократии, значительно усиленное гекалитрами уничтоженных на фуршете коктейлей, привело к полнейшему забвению как воинской дисциплины, так и строевой выучки. Российские офицеры, прибывшие на борт канадского штабного корабля в монолитном строю, на обратной дороге разбились на маленькие группки "по-интересам" и растянулись чуть ли не по всей немалой территории военно-морской базы. В самом арьергарде и брели наши герои. А идти до места стоянки крейсера было, признаться, не близко.
-Все же плохо ехать - лучше, чем хорошо идти, - была сообща сформулирована старая народная мудрость. И взоры двух офицеров обратились на приближающуюся сзади большую черную машину, судя по всему, следующую в том же направлении. Кто из друзей "тормознул тачку" впоследствии так и осталось невыясненным. Однако машина была остановлена, и после недолгих переговоров с вежливой пожилой парой автовладельцев на языке жестов, оказавшемся значительно действеннее школьного английского, старлеи уже переводили дух на уютном заднем сидении.
- Классные стариканы, надо бы им чего-нибудь на память подарить. У меня вроде значок какой-то завалялся, - начал копаться в карманах Антон.
Но друг не отвечал. Его взгляд был прикован к большой табличке на "торпеде", где среди множества непонятных слов по мозгам с силой ударило такое знакомое "Admiral…"
"Не может быть! Бред! Перегрелся!" - зажмурившись, с надеждой подумал Василий. Но когда открыл глаза, убедился, что табличка никуда не исчезла. Более того, другое слово на табличке - "Shief", стойко ассоциировалось с грозным "Начальник".
- Глянь! Я эту старушенцию в "Ударники коммунистического труда" посвятил! - веселился Антон, реквизировавший на сувениры дедушкины запасы.
- Придурок, это ж адмирал! - сдавленно прошипел Василий.
- Ну ты загнешь… - растерянно протянул Антон и поперхнулся. Порыв ветра развернул вымпелок, украшающий бампер автомобиля, и на полотне помимо кленовых листьев гордо засияли две большие звезды.
- Спасибо! Сенкью. Мы дальше сами! Уи гоу он боат… сами… ногами! - наперебой затараторили друзья.
- On moment, - улыбнулся через плечо водитель.
- And thanks to present, - добавила, поглаживая значок, его спутница.
И правда, останавливаться было поздно. За окном автомобиля уже блестел шаровый борт крейсера. А на палубе… Вахтенные не зря ели свой хлеб. Дежурный навытяжку стоял у трапа, по шкафуту спешил старпом, а с юта уже поднимались матросы почетного караула.
Приятели вывалились из машины и помчались вверх по трапу.
- Куда прете? Адмирала пропустите! - сквозь зубы прорычал подоспевший старпом. - И какая нелегкая его без предупреждения принесла? Ни командира, ни нашего командующего…
- Тащ капитан 2 ранга, да это…, он…, в общем…, нас подвез… по пути… - сконфуженно пробормотал Антон.
В подтверждение его слов автомобиль на причале развернулся и помчал канадского адмирала к новым боевым подвигам.
Почетный караул на шкафуте уже выстроился для торжественной встречи.
- КАТАТЬСЯ ЛЮБИМ-М-М???!!! ПОПУТЧИКИ! - выдохнул старпом.
Это слово и стало на ближайшее время "коллективным" прозвищем двух друзей.

Отец мой был пограничником. Дома его я видел редко, служба беспокойная была. И каждодневным моим воспитанием занималась мама. Дома я постоянно пытался завести всякую живность, которой на юге в избытке. Мама мудро это терпела, за исключением мышеобразного и змееподобного. Этого она на дух не переносила и тут была непреклонна. Вот и жена сейчас не разрешает завести сыну симпатичную белую крысу, хоть 'у всех друзей в классе мамыразрешают'. Но тут уж, наверное, историческая традиция: Поймал я однажды в зарослях длиннющего желтопузика. Не знаю научного названия, в общем, это вроде ящерица без ног, а внешне - уж, а для тех,кто не понимает, так и вообще змея страшная. Существо безобидное и, ясно,полезное в природе. Мне он,желтопузик, казался ужасно красивым, что,наверное, истина.
Спрятал его за пазуху, и так пришел домой, где поинтересовался у мамы на предмет содержания. При этом я его даже не доставал, а просто сказал, что здесь вот у меня... ящерица... без ног, и можно, если она у нас..? Сейчас не помню, не было никакой бурной реакции. Мама просто побледнела и.., в общем, в доме мне его держать не разрешили. Я был малолетним эгоистом, и расставаться с желтопузиком не захотел. Позтому пошел в наш сарай, у всех в доме был свой сарай для угля, картошки и пр., и там начал сооружать клетку для бедной ящерицы.Сарай ведь не дом, тем более что все, что надо, я из него в дом таскаю.Пацаны нашего двора приняли в этом деятельное участие, что было,собственно, нормально для нашего возраста. Но желтопузик жить в темном и душном сарае не захотел, а кто захотел бы? И через день испарился. Мы его с пацанами поискали-поискали, но безрезультатно, а потом решили,что он нашел дорогу домой, и забыли. Да:, все это было так давно, что двери в квартиры были одинарные, и почтовые ящики на внутренней стороне двери каждой квартиры, так что снаружи была щель, куда заталкивались газеты, письма и вся прочая почта. Тут приехал отец, мама была вся светлая и счастливая, и вечером мы все вместе пошли в летний кинотеатр 'Ватан', и с удовольствием смеялись,смотря 'Фантомаса'. Я так вообще умирал. Вот такие веселые мы вышли из кино, дошли до дома, и зашли в квартиру. Закрыв входную дверь, потому что он вошел последним, отец тут же решил проверить наличие почты, что обычно делал я. Только он повернул задвижку нижней дверцы почтового ящика, она распахнулась, как створка переполненного бельем шкафа. Оттуда вывалилось что-то длинное и ужасное, тяжело ударилось об пол, и дико извиваясь поползло к ногам бати. Много повидавший боевой офицер прыгнул с места, как от гранаты, брошенной под ноги диверсантом. При этом он не забыл про самое ему дорогое, потому что я обнаружил себя в одной его руке, а маму в другой. Эвакуировав мирное население на кухню, он приступил к разведке местности и к возможному уничтожению противника. Но до меня уже дошло, в чем тут дело, и с криком: 'Папа, не бей ее, это не змея!', я бросился спасать желтопузика, забившегося под ящик для обуви.Это действительно был он. Пацаны нашли его все-таки во дворе в этот вечер и принесли, а дома никого не было, и они из самых добрых чувств(наверное, из добрых) оставили мне его как бандероль...Выслушав сжатую предысторию, отец мгновенно 'въехал' в ситуацию. Взяв у меня желтопузика, он погладил его указательным пальцем, любуясь гранеными чешуйками. Но, видимо, еще не совсем отошел от пережитой боевой тревоги, потому что, бережно держа ящерицу, вдруг пошел на кухню со словами: 'Люшенька, не бойся, зто не змея, смотри какой красивый!'...Вот этот визг мамы я и сейчас помню очень хорошо. Из кухни вылетел не менее перепуганный батя, который еще несколько минут назад не дрогнул перед неизвестной опасностью. Он отдал мне желтопузика с вздохом:'Знаешь, сына, они с мамой не уживутся':В тот же вечер я отнес его к ближайшему заросшему арыку и отпустил.Надеюсь, что дальше он прожил нормальную желтопузикову жизнь.