А история очень простая. Во время учебы в военном училище был у нас выездной караул N3 - за городом, охрана машин и складов на тактическом поле (кстати, недалеко от поселка, где родился Эдик Лимонов). Вот в этом карауле не было центральной канализации, а туалет был теплый, внутри караулки. Ест-нно, была яма недалеко от помещения, труба, которая вела из караулки к этой яме. В яме жили крысы. Через дырку рядом с трубой легко приходили в караулку. Бегали, сволочи, будили курсантов, жрали все. Пробовали, конечно, травить их, заливать дырку бетоном с проволокой насеченной и стеклом - крысы съедали и отраву и бетон со стеклом за 1,5 - 2 суток. Даже стреляли в крыс с крыльца (очень классно, между прочим, на крыльце ставишь стул и, сидя на втором, спокойно выцеливаешь крысу - днем никого не было, место в общем-то глухое).
Курсант один предложил страшный способ борьбы с крысами - поставить капкан - такая трубочка из жести, с двух сторон напаиваются рыболовные крючки остриями внутрь, крыса идет через дырку, пролазит внутрь и застревает. А назад не может вылезти, так как не пускают крючки. А вперед - мешают тоже крючки. И бедная крыса кричит, все остальные пугаются и больше этим путем никто не ходит. Ну, вот. Поставили такую страшную ловушку (готовились заранее, скручивали трубку, искали крючки, припаивали). Заступили в караул. Засунули ловушку в крысиную дыру, правда, дыра оказалась немного больше, чем мы меряли - то ли крысам понравился бетон со стеклом, то ли бегали они часто и растоптали дырку - не знаю. Случилось все ночью, почти так, как мы предполагали - крыса пришла в караулку через дырку, просунулась через ловушку с крючками, застряла в ней, начала дергаться... и пролезла через дырку, одев на себя ловушку - передние лапы и морда с одной стороны, задние лапы и хвост с другой. При этом крыса не пострадала, бегала исправно. Назвали ее быстро и одновременоо -"БэТР". Потому как при движении крыса издавала страшные скрежещуи и позвякивающие звуки. Определить приход ее было очень просто - раздавалось деликатное постукивание по бетонному полу. При падении (прыжке) с обшивки на стене крыса издавала "БАМ", при побеге из кухни слышалось ВЗЗЗЗЗЗ. Произошла необъяснимая вещь - крысу полюбили и стали подкармливать. Судьба ее окончательно неизвестна - может, просто сдохла от обжорства, может, застряла где-нибудь. Но после этого каждый раз, видя крысу, мои однокурсники говорили - "БэТР пришел / сидит", а видя БТР, мне лично представлялось худенькое тельце с острой мордочкой и хвостиком и консервной броней. Один раз я неудачно -(не рассказав эту историю)- сравнил за столом однополчан - пехотинцев, едущих в БТРе, с крысами в консервной банке. Дико обиделись. Потом, конечно, объяснились, что я имел ввиду. Ведь БТР-даже 80 - не что иное, как банка из-под консервов. А если по ней стрельнуть чем-нибудь тяжелым или наехать на фугас - получится раздавленный завтрак туриста. Грустно, цинично. Но это так.

(Еще один вариант бессмертного сюжета. Похоже, пороховые ускорители ставили на мотоциклы в КАЖДОМ авиационном полку... - КБ).

Рассказал товарищ... Далее от его, первого лица..

Служил я тогда в Житомире и Бердичеве, рядом стояла истребительная авиачасть и был в той части один прапор из БАО (батальон аэродромного обслуживания), сильно, видать, тосковавший по синему-синему небу и потому пытавшийся возместить это в наземных условиях. В основном выражалось это в том, что ездил он по городу на мотокроссовой Яве с двиглом 750 кубов, которую раскочегаривал по иным дорогам километров до двухсот.

И вот однажды попался этому прапору бесхозный скелет какой-то мотоциклетки попроще, типа там, ИЖа или Восхода - не суть важно, важно только, что не было на том скелете ни движка, ни бензобака, зато была сидушка, исправный руль, спидометр и крутящиеся колеса. И решил тот прапор пойти на этом скелете на рекорд скоростей по ВПП, предназначенной вообще-то для истребителей, но потому имевшая отличную гладкую поверхность на протяжении аж двух километров. А в качестве двигла придумал прапор вот что. На складах с незапамятных времен лежали стартовые пороховые ускорители для МиГ-21, которые, будучи подвешенными к нему сзади под крылья, придавали ему соответствующее ускорение для взлета с полной нагрузкой и работали вместе со штатным турбореактивным движком, также имевшемся на борту в количестве аж 1 (адын) штука.

Вздумано - сделано. Берет прапор один из этих УСТП с тягой, если память не изменяет, адын тонна, прикручивает его на сидушку, сверху взгромоздячивается сам, отталкиваясь ногами, выкатывает всю постройку в начало пустой ВПП. Встал. Надел шлем (глухой, кстати). Перекрестился. Растолкал аппарат до скорости прямолинейного качения и замкнул запал пороховика...

Далее уже со слов очевидцев сего чуда - скелет мацацикла превратился в точку едва ли не на глазах, причем по мере разгорания пороховика и его выхода в рабочую тягу ускорение резко росло и где-то метров через 500 мацацикл просто из-под прапора выпрыгнул - пороховик вошел в рабочий режим тяги и дал резкое ускорение, что при общей массе конструкции всего в пару сотен кг. дало перегрузку в несколько "же". Кусок покатился по полосе и слава Богу, остался жив, хотя поломало его изрядно. По словам прапора, за мгновение до выпрыгивания спидометр прочно лег на ограничитель, т.е. скоростя была уже за 120. Самодельный же его болид класса Формула-000 перодолжил почти прямолинейное движение, за несколько секунд проскочил все оставшиеся 1,5 км. ВПП и впоролся в бетонный забор аэродрома. Где и рванул остатками пороха. Дыра, говорят, была во всю секцию...

Тропа войны

- Значит, так: придешь от начпрода - бегом в каптерку! Чика знает, сколько чего взять. Попалишься по дороге перед шакалами*, возьмут нашу пайку - в расположение можешь не возвращаться. Понял, самчара**? - наглая морда последнего из моих дембелей лоснилась от пота и послеобеденного стакана самогона, вызывая в сознании только одну мысль: "Когда ж ты, падла, уже уберешься домой?".
На следующее утро меня отправляли в "местную командировку", как у нас полуофициально прозвали нерегулярную ротацию охранников дивизионного ЗКП*** в лесу, километрах в 12 от части.
Идя на смену, отправляемый по традиции волочил на себе запас продовольствия сухпаем на себя и "того парня" из расчета на месяц (консервы, тушенка, сахар, хлеб, чай). Хорошо, хоть вода на ЗКП была своя, колодезная.
Само собой, наметанный глаз старых солдат не мог упустить такой шикарной возможности пополнить свой неуставной рацион из фондов ЗКП, и каждый посыльный строго напутствовался ими на предмет сдачи "дани" в каптерку. Справедливости ради, нужно отметить, размер ее был относительно стабильным и небольшим: все старики в свое время на ЗКП бывали и знали, что в трехстах метрах от него находится село и ферма, где солдатиков всегда подкармливают. Так что, с голоду не подохнут.
Нужно ли говорить, что подобным же образом свои "потребительские продуктовые корзинки" частенько пополняли и офицеры с прапорщиками?
На утро, обвешанный спереди и сзади двумя увесистыми вещмешками каждый килограмм под 25 и с двумя пустыми пищевыми бачками (для хознужд ЗКП), я двинулся в путь.
Вовсе не швейковский анабасис начался.
Вначале асфальтовая, затем бетонная дорога от задних ворот части плавно перетекла в песчаную, а после и вовсе превратилась в раздолбанную тяжелой техникой военную тропу, виляющую между пучковатой растительностью.
Жаркое летнее солнце старалось выжечь глаза, стекающий из-под кепки пот старался ему в этом помочь всеми силами.
Прекрасная погода и ощущение вольности, пьянящее свежим воздухом после гнусных ароматов казармы и ее некоторых обитателей сделали свое дело: вспомнив старые армейские наставления Швейка, душа попросила песни для облегчения пути.
Тело во все горло ответило ей в том смысле, что "Их есть у меня!" и понеслись над украинским полем разудалые песни про три дубка, связистов и какие-то загадочные "надолбы и выдолбы", якобы не страшные бравому солдату, решительно прущему на них с выпученными от усердия глазами.
Рощица, освежившая усталого бойца своей благодатной тенью, незаметно выросла на пути и порадовала гомоном птичьих голосов с до боли знакомым внезапным свистом, переходящим в угрожающее шепелявленье.
Память живенько воскресила и подала воображению на блюдечке многократно виденные в кино про войну и немцев впечатляющие батальные сцены с разрывами снарядов.
Глаза, обратившись в сторону, указанную слухом, подтвердили окружающую действительность в самом что ни на есть неприглядном виде: вокруг меня, метрах в десяти, грациозно проплывали на излете неслабого калибра (и веса, надо полагать) болванки, выпущенные из танковых стволов.
Почему-то вспомнилась мама.
Тем временем, тело, натасканное до спонтанного автоматизма на отработку рефлекса "вспышка слева - летишь мордой вниз ногами к ней" уже выполняло подсознательные команды.
Короткие перебежки с дороги на казавшуюся безопасной лужайку закончились в уставной для описываемой ситуации позе, со стороны смахивавшей на гамбургер, т.к. два мешка оказались снизу и сверху меня.
Вот радостно прошелестела еще одна болванка над головой.
Подумалось: "Хорошо хоть боевыми осколочными не стреляли". "А вот фиг тебе!" - ответил летящий предмет, наглядно демонстрируя свою боевую мощь, шлепаясь в идиллическое озерцо с наклонившейся к нему молоденькой березкой.
"Йоп!!!" - сказал я себе. "П-ш-ш-ш-ш!!!" - сказало озерцо, отозвавшись на шлепок и возмущенно выпуская над собой белый столб брызг, пара и каких-то ошметков.
По-киношному забросанный всем этим хламом, я протер глаза и оценил обстановку: пейзаж неуловимо изменился. Чего-то в нем не хватало. И этим чем-то оказались озерцо с березкой и летающие туши болванок.
Артобстрел закончился, и в наступившей тишине, вторя первым робким голосам птиц, в голове ясно прозвучала мысль: "Так вот ты какая, военная дорога!". И, вдогонку за ней, вторая: "Если бы меня тут накрыло, то медали я не получил бы за это даже посмертно".
И действительно, за что? За глупость командиров, заславших меня сюда в неурочное время? А Дарвиновских премий в армии не дают. Жалеть ли об этом?

*Шакал - командир от прапорщика и выше
** Самец, самчара (презр.) - военнослужащий, отслуживший полгода
*** ЗКП - Запасной командный пункт

Матерное

Мишука Налимов

Вот как писал о русском мате Виктор Конецкий (в будущую среду ему, кстати, исполнилось бы 75 лет):


...Давно размышляю о длинности нашего языка, о неизбежности сокращения сложных слов и оборотов. Слова уже делаются путами на ногах мыслей, приходят в противоречие с сегодняшними скоростями. И появляется необходимость в профессиональных кодах.

Послушайте звукозапись старых, военного времени радиопереговоров в танковом бою или схватке истребителей в воздухе. Здесь лишнее слово подобно смерти в прямом смысле. И непосвященному кажется, что беспрерывный мат в шлемофонах - лишние, рожденные волнением, напряжением, страхом слова. Но это не так. Матерная ругань для тренированного уха - тончайший код. От простой перестановки предлога до богатейших интонационных возможностей - все здесь используется для передачи информации. В информацию входит даже эмоциональное и психическое состояние того, кто ее передаст.

Я... не собираюсь смаковать сквернословие, оно омерзительно, если идет от распущенности. Но если пилоту не дали короткого кода, он выработает его сам, потому что от скорости передачи и приема информации зависит его жизнь. Матерная ругань коротка, хлестка, образна, эмоциональна и недоступна быстрой расшифровке противником.

Лекцию о пользе российского мата я подкрепил ссылкой на Пушкина, который "желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность" и говорил: "Не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали".

ШЕСТАЯ "А жив ли он вообще?"

С Митяем произошла, кстати, еще одна история. И тоже со сном на боевом посту. Но уже в ней я был прямым участником и свидетелем (и Константин тоже).
Как обычно, мы пришли на смену, но прапорщика, ответственного за телеграф, не было. После двухчасового сидения в "купе" (комнатки мы называли эти так, из-за дверей, как в купейных вагонах) решили собраться и попить чаю. Собрались все за исключением Митяя.Послали молодого бойца позвать его. Тот пришел и сказал, что Митяшин закрылся в "купе" и не отвечает. Спит - догадались мы. "Иди, постучи в дверь ногой - он и проснется." Но боец опять вернулся ни с чем. Посетовав, что послал такого бойца неумелого, я решил сам сходить и посмотреть, в чем дело. Подхожу к "купе" - действительно, дверь закрыта. Стучу, говорю:
- Митяй, вставай, пошли чай пить! - никакой реакции. Заглядываю в замочную скважину - Митяй лежит под двумя бушлатами и спит. Я стучу ногой со всей силы (вентиляция начала работать и создавать определенный шум) и ору:
- Митяй! Мать твою! Пошли чай пить! - ни одного движения.
После этого стою некоторое время в задумчивости. Надо сказать, что на каждом посту было еще два вида связи: телефон и "громкая". Иду на место прапорщика и пытаюсь "достать" Митяшина по телефону... Ничего. Пробую "громкую" - тот же результат. Ну не ломать же дверь! Прибегаю к следующей хитрости. В маленьких комнатках по шестнадцать телеграфных аппаратов. Если "отрубить" все направления на соединяющей аппаратуре, то все эти аппараты начинают выть, греметь, грохотать так, что в этой комнатке стоять невозможно, а не то что спать. Звоню ребятам, объясняю ситуацию. Они делают то, что я прошу. Шум стоит неимоверный! Я еще добавляю "громкую" и телефон. И что вы думаете? НИЧЕГО! Он продолжает спать. А может, он умер? Мы прекращаем этот шум и начинаем волноваться - жив ли он вообще? Выход только один - придется каким-то образом открывать дверь. Кто-то пронес отвертку, и мы стали ковыряться в замке. Через некоторое время нам удается зацепить замок, и он отщелкивается.
Дальше - внимание! Все происходит в течение нескольких секунд.
Дверь начинает открываться и издает соответствующий шум. Митяшин, который до этого лежал неподвижно, и которого не смог разбудить грохот, который смог бы поднять покойника, вскакивает на ноги и начинает судорожно запихивать бушлаты под стол (сейчас я думаю, что все это было на уровне животной реакции). Он даже не смотрит, кто стоит в дверях! Но когда он оборачивается (при этом пытаясь принять позу "смирно"), он видит пятерых солдат, чуть ли не катающихся по полу от смеха...