Май 1986 года. Суббота, предвкушаю короткий рабочий день и холодное пиво после.
Личный состав роты занимается техникой в парке, только ушли дембеля и молодое пополнение получило машины в свои шкодливые ручки. В здании проходной автопарка сидим втроем: я - лейтенант-двухгодичник, комвзвода прапорщик Буслик и сержант Тарасов - командир отделения.
Вдруг вижу, как фуражка на Буслике поднимается над головой, а сам он беззвучно показывает рукой за окно. Оборачиваюсь и вижу: ЗИЛ-131 с тяжеленной спецустановкой несется по плацу парка со скоростью не менее 70 км\час и не снижая скорости врубается в бетонный забор. Тормозной путь "0"! Выбивает дыру и уходит во внутренний двор части, пересекает дорожку, ведущую в столовую, рвет два ряда колючей проволоки и останавливается лишь с помощью склада НЗ. Морда машины - в хлам, валит пар и парализованный от страха часовой стоит с автоматом наперевес.
"Стой! Стрелять буду!" Ну как положено по уставу. Подбегаем, открываем кабину, за рулем, вцепившись мертвой хваткой, сидит белый как мел, несмотря на природную смуглость, киргиз Абдылдаев. Единственное, что он может произнести - это фраза в режиме нон-стоп:
- Я нажаль, а он поехаль! :..
Короткое, но весьма энергичное следствие, проведенное Бусликом и Тарасовым, выяснило, что рядовому Абдылдаеву показалось, что у его машины сильно скрипят тормоза и он очень аккуратно и старательно снял каждое из шести колес и смазал (!) внутреннюю сторону солидолом (и ведь не поленился же), а затем решил проверить. Разогнал машину и :::.. 'Я нажаль, а он поехаль! '
Прошла неделя, Абдылдаева в наказание перевел в слесаря. Часть получила пару новых машин. По старой армейской традиции новую технику прячут в склады НЗ, а старую с хранения снимают. Для постановки машины на хранение ее необходимо "законсервировать", т.е. тщательно промазать солидолом основные шарниры.
Поручаю эту операцию Абдылдаеву и молдаванину Мише Бэбэлэу. За усердный труд обещаю вывести роту, в ближайшее воскресенье, в кино.

Начальник склада НЗ выдал бойцам полную двухсотлитровую бочку с солидолом. Проходит часа три. Вдруг в дежурке автопарка появляется ряд. Бэбэлэу со словами:
- Товарищ лейтенант! Солидола кончилась!
- Как кончилась? Там же огромная бочка!
- Бочка пустой! Мы мазали, мазали и бочка пустой.
Бегу смотреть. Картина сюрреалистическая. Вся машина УРАЛ-4320, абсолютно вся, включая стекла, доски кузова и даже дерматиновое сидение водителя покрыты тонким, аккуратным слоем солидола! И все это за каких-то несчастных три часа! Не хватило только на колеса заднего моста и задний же, борт кузова, а бочка на двести литров была пуста.
Все воскресенье весь второй взвод, жутко матерясь (это вместо кина!) отмывал УРАЛа авиационным керосином. А уже потом, в казарме, сержант Тарасов доходчиво объяснял молодежи правила обращения со смазочными веществами.
Вот так и появляются на свет "страшные" истории о бесчинстве командиров и издевательствах дедов.

(http://www.anekdot.ru/an/an0207/o020720.html#3)

Cрочники, наверное помнят, что на сто дней до приказа дедушки в последний раз до конца службы брились наголо. Традиции такие бывали, разные.
А в части, где происходило действие, ретивый начальник штаба решил сломать эту традицию. И пообещал: "Увижу хоть одного бритоголового, уволю в последнюю очередь."
Стали тогда дедушки горевать и думать. Как же традицию соблюсти, и нач.штаба из равновесия не вывести? А то вроде как бы в разряд дембелей
перейти не смогут.
И, естественно, решение было найдено. Скинулись бравые воины и отправили
гонца в ближайшую парикмахерскую за перекисью водорода.
На следуюший день на утреннем построении нач.штаба увидел сильно
возросшее количество блондинов.
Брызгая слюной и заново перечитывая Устав Сов.Армии, в котором, к его
глубокому сожалению, ничего не было сказано о том, что личному составу нельзя обесцвечиваться, он приказал: "Всем дембелям побриться наголо.
Увижу хоть одного блондина, уволю в последнюю очередь."
Вот вроде и все, но среди торопящихся домой было три натуральных
блондина...

...Глаза слипались. Руки отваливались. Но, тем не менее, работа приближалась к концу. Двухсуточный аккорд заканчивался...
Каждые полгода в учебном полку начиналась одна и та же карусель - составлялись батальонные Учебные Планы. День за днем и час за часом в отдельных клеточках этого Плана расписывалось место и время занятий для каждого взвода, тема, звание и фамилия проводящего обучение. Батальонный писарь согласовывал каждую клеточку с общим полковым графиком нарядов на кухню и в караул, сверял с календарем, чтобы не пропустить какой-либо выходной или праздничный день, отпуск кого-нибудь из офицеров... Кипа черновиков росла и распухала. За два дня до Присяги комбат бросил клич: "Кто умеет красиво писать приглашается на непыльную работенку".
Отборочный конкурс выделил восемь "счастливцев", которые на двое суток были избавлены от уборки территории, шагистики и прочих повседневных прелестей, ласково названных в Уставе "тяготами армейской службы". Правда, при этом они были избавлены и от отбоев с сопутствующим сном - времени оставалось мало, а объем писанины был слишком большим.
Каждый из писарей-каллиграфов получил набор плакатных перьев, по банке туши и листу ватмана самого большого формата. Все данные с пачки черновиков надо было внести в соответствующие клеточки, выделяя размером и начертанием шрифта особо важные моменты. За качественное выполнение работы этим счастливцам было обещано при распределении в войска после окончания учебного курса подумать о возможности продолжения службы здесь же, в полку, уже в роли сержантов-инструкторов.
Двое суток без перерывов каждый из "счастливцев" корпел над своим листом. Перед рассветом работа была закончена все восемь листов были склеены между собой и гигантское полотнище было закреплено на стене в кабинете комбата и задернуто занавесочками. Волоча ноги, писари спустились в спальное помещение и, попадав на койки, отрубились.
Долго спать не пришлось. Через полтора часа все восьмеро стояли в шеренгу в кабинете комбата и красными от недосыпа глазами всматривались в свое произведение. Комбат метался перед строем и ОРАЛ!!! Таким злым его еще никогда не видели:
Идиоты! Скоты! Мерзавцы! Кто ЭТО сделал?!! - приблизительно так звучало его выступление в переводе на человеческий язык. Увидев, что его не понимают, комбат схватил указку и начал тыкать ею в самую верхнюю строку, где двенадцатисантиметровыми буквами значилось УЧЕБНЫЙ ПЛАН ТРЕТЬЕГО БАТАЛЬОНА ТАКОГО-РАСТАКОГО ПОЛКА. Эта гордая надпись тянулась через четыре листа ватмана и смотрелась очень красиво. Но судя по всему именно она вызывала гнев комбата. Только минут через десять до писарей дошло! В первом слове была пропущена буква Ч...
Поскольку конкретного виновника так и не нашли, все восьмеро через полгода поехали в войска, "на лопату".
Заканчивал я службу на БАМе. Но это уже совсем другая история...

Рассказываю от лица знакомого - Бурцева (вместе в строяке были, давно правда).
В армии я был комсоргом. Однажды подходит ко мне сын диких горных аулов - Гоги (чего-то там)швили и говорит, что потерял комсомольский билет, чё делать? Ну я ему говорю, что пиши, мол, заявление - такому-то от такого-то, в связи с тем-то тем-то, прошу выдать комсомольский билет ну и т.д. Ну вобщем объяснил все и мы разбежались.
В течение дня регулярно застаю Гоги в разных местах - красный, чего-то шипит под нос и пишет на листке бумаги.
К вечеру подходит ко мне и протягивает лист. На нем крупными, печатными, корявыми буквами:
ЗАЯВЛЭНЬЕ
БРЦЕВ! ДАВАЙ БИЛЭТ!

Вечер на рейде "Кильдин-западный"
(байки на полубаке)


Когда корабль стоит у стенки, то есть - у пирса, жизнь у него почти сухопутная. Он подключен к береговой электросети, он подключен к пресному водопроводу, продукты и особенно хлеб подвозят ежедневно с берега, топливные баки тоже неполные, идет плановая профилактика механизмов - и вообще не жизнь , а малина.
Это, конечно, не значит, что корабль полуразвален и не может выйти в море. Но каждому кораблю всегда предписывается некоторая готовность - двухчасовая, шестичасовая, суточная, это время, за которое его можно подготовить к выходу.
Я не знаю, какая готовность была у "Стройного". Как я уже говорил, он ждал капремонта ходовой части и потому использовался практически для зенитного прикрытия главной базы - система ПВО у кораблей этого класса была чрезвычайно сильной.
Поэтому ночной приказ выйти в море был для командира абсолютной неожиданностью.Как выяснилось потом, в штабе стало известно, что утром неожиданно прилетит Главком Военно-морского флота СССР Горшков, и командование решило на всякий случай убрать с его глаз последний боевой корабль - остальные уже давно были в Атлантике на учениях "Океан".
Далеко нас, конечно, не послали. На рассвете корабль бросил якорь около западной оконечности острова Кильдин.
Корабль был полон матросов и боезапасов, но пуст продуктами и пресной водой.
Первым делом отключили пресную воду от умывальников и подали туда забортную воду Баренцева моря.
Хлеба и продуктов хватило на два дня, потом начпрод порылся по сусекам и обнаружил несколько мешков муки, а замполит, оторвав от собственного сердца поллитра казенного спирта, сгонял на катере на остров к рыбакам и привез пару мешков мороженой рыбы.
Еще два дня команду кормили совершенно несолеными булками собственной выпечки и рыбой во всех видах.
Командир бомбил штаб радиограммами и устроил экипажу учения по отражению условной диверсионной атаки аквалангистов.
По всему кораблю суматошно носились матросы с автоматами ( что очень большая редкость), и делали вид, что стреляют в воду.
Мы (студенты) как неприкаянные болтались между ними и вдруг налетели на замполита. У того было хорошее настроение, видимо, два мешка рыбы стоили рыбакам несколько меньше поллитра.
"Товарищ капитан третьего ранга! - сказал один из нас, - Чего они в воду палят? Аквалангиста пулей не возьмешь. Гранаты нужны."
"Гранаты. - без всякого выражения сказал замполит, - Гранаты... Будут вам гранаты."
И ушел.
"Гранаты! - сказал другой, - По шхерам, ребята. Сейчас он на нас старпома натравит, и опять причал драить..."
Это было мудро. Хотя причала поблизости и не было. Мы двинулись в носовой кубрик, где у нас было оборудовано замечательное спальное место, о котором не знали даже некоторые обитатели кубрика, а не то что офицеры.
Но только мы, как заправские моряки, ссыпались по трапу вниз, как трансляция рявкнула: "Студентам собраться на юте!" - и мы пошли на корму.
Замполит был уже там. Полы его шинели странным образом почти волочились по палубе.
"Ну что, храбрецы? - сказал он, - Гранаты, значит. Ну вот вам гранаты."
Он сунул руки в карманы шинели, для чего ему пришлось полуприсесть, и достал оттуда по гранате. Потом еще, и еще.
Органатив таким образом всю нашу компанию, он провел довольно длинный инструктаж, из которого я могу без ущерба для нравственности привести только следующие его слова: "Держать в кулаке и не выпускать! По команде выдернуть кольцо и бросить гранату в воду! Не обязательно - далеко, но обязательно - в воду!"
Последний тезис он повторил многократно, всячески варьируя и расцвечивая.
После этого он открыл какой-то лючок и достал оттуда микрофон.
"Центральный! Третий к отражению атаки готов!" Динамик пробурчал что-то неразборчивое.
"Центральный!! Третий к отражению атаки готов!!" Динамик ответил громче, но так же невнятно.
"Центральный!!! Третий к отражению атаки готов!!!" Еще через пару докладов о готовности нам стало казаться, что до мостика проще докричаться без микрофона.
"Не понять ни... " - наконец сообразил замполит. Он забрал у нас гранаты, рассовал по карманам и сказал: "Идите в кубрик и ждите команды. Гранаты..."

Но команды больше не было. Видимо, с диверсантами справились и без нас...

(http://letopis.kulichki.net/1999/june99/nom83.htm)