MAXEZ утверждает: "Механика вообще сложно заставить чисто по-люксовски вдохновляться светом лунной дорожки на спокойном зеркале Атлантики, но выводы, предлагаемые им, убеждают в том, что флотская реальность, какой бы она ни была - это тоже жизнь. Такая, как есть.»
Трудно с ним спорить...

MECHANIC’s HANDS
Греческий Пиррей, портовый пригород Афин. Где-то там, в далекой стране Советов, борясь с собственным народом, власти проводят антиалкогольную компанию. А здесь, под безоблачным небом Эллады, у перпендикулярных друг другу причалов стоят военные корабли. Громада ракетного крейсера слегка подавляет несколько устаревший силуэт эсминца-хозяина.
Возле советского корабля толпы когда-то эмигрировавших из Союза греческих граждан и членов ККЕ - местной компартии.
Возле греческого корабля картина неэстетичная, но много говорящая - плавучая емкость с открытым верхом, наполовину заполненная промазученной ветошью и слитыми при уборке трюмов нефтепродуктами. Готовясь к показу, не успели убрать, но на изумрудной глади бухты нет разводов от ГСМ.
Другое удивляло советских моряков - количество автомобилей, стоящих у греческого эсминца. Неужели они принадлежат членам экипажа? На сход прямо от причала на собственных колесах? Красота!
- Живут же люди,- глядя на разъезжающихся по домам греческих моряков, вздохнул комдив движения, - капитализм, блин...
- Это тебе не попутный катер на родимом 12-м причале ловить, - согласился с Дзю электрический комдив.
- Или лезть через обмазанную солидолом стену «Голландии»*, пытаясь успеть на городской катер,- вспомнил комдив живучести свой недавний штурм «Великой китайской стены», закончившийся измазанными и разорванными колючей проволокой штанами, - интересно, а эти придурки-капразы, заставляющие курсантов заниматься такими художествами, когда-нибудь спешили на сход, служили на «железяках»?
О чем еще говорить старым друзьям под греческим небом?...
***
- Мужики, делать-то что будем? - задаются вопросом разгоряченные теплым приемом офицеры, прибывшие с эсминца, - завтра ведь греки с ответным визитом придут. Они нам в своей кают-компании - стол «а-ля фуршет» с осьминогами да фисташками, метаксой пятизвездочной и пивом любым. Сиртаки опять же. А мы им что? Стыдно-то как! Что пить-то будем? Кофе «по-варшавски»? Под него не только сиртаки, гопака не спляшешь.
Сбросились по шилу. Никто не поскупился, количество внушало. Помощник по снабжению, старый козел, выдал яблочный с мякотью сок. «Нет,- говорит,- другого». Придурок, ему бы только уши морякам надкусывать, да недопитую водку после пресс-конференции из рюмок по бутылкам разливать.
Но каша из топора не только в сказках бывает. Пятьдесят спирта на пятьдесят сока. Бр-р-р, неужели это ядовито-зеленое пойло можно пить? Короткая дегустация - нам вообще-то можно, а им?
Закуска... не кальмары с орешками, но чего-то найдем. Первое будет по-флотски, второе тоже. Свеклы, капусты и макарон хватает...
***
Единоверцы оказались воспитанными и понятливыми. Пили на равных. Кислых рож не корчили. Жилы на лбу, как у отдельных соотечественников, не вздувались. На языке туманного Альбиона говорили бегло, без словаря. Что такое сухой закон, знали. Не одобряли:
- Not OK... Koza Nostra... mafia, - в отличие от наших Секретарей «Однажды в Америке» смотрели.
- Май нейм из Александр, - подошел Дзю к самому угрюмому греку, - ай эм ... микэник,- выдавил он, напрягая память, - вот из е нейм? - все, закончился словарный запас.
- Nicolas. I’m mechanic toо.
...Спирта много, значит и языковым препонам конец.
- Николай, а скажи-ка ты мне, почему я сразу понял, что ты тоже механик?
- I don’t know... Drink?
- Дринк!
- Вот у нас раньше, - занюхав хлебом, начал вспоминать Дзю,- механики носили эмблемы-молотки на погонах,- условно обозначенные кресты на плечах красноречиво подчеркивали сказанное, - а у вас, есть какие-то отличия?
- Alexander, - греческий офицер отложил в сторону вилку с надкусанным огурцом,- why are you saying this nonsense? What other external differences do we, mechanics need, except these hands?** - и показал свои, развернутые кверху ладони.
- Да, глупость сморозил, - комдив поднес свои руки к рукам грека и в сердцах констатировал,- какие к черту нужны еще молотки! Масел масла, узнает издалека!

* Бывшее высшее военно-морское инженерное училище, стоявшее на берегу бухты Голландия города Севастополя.
** Александр, зачем ты такие глупости говоришь, какие еще нам, механикам, нужны внешние отличия, кроме этих вот рук...

Шли мы в Гремиху...

Полярная ночь. Шторм. Снежный заряд.
Зажмуренные накрепко глаза.
Колючие льдинки пытаются пролезть в любую щель, в этом их маленький смысл жизни.
Порывом ветра сигарету забивает в рот.
Нет, так не пойдет. Отворачиваюсь. Вроде, лучше. Кто ж тебя придумал, Север. Мерзкие ледяные пальчики начинают залезать под альпак. Нет, ну его нафиг. Бросаю сигарету. Полярная ночь глотает её жадным ртом...
Мы топаем в Гремиху.
Ну, не сами, конечно, ножками... Мы с Вадиком сидим в каютке где-то ниже ватерлинии. Да и пофиг, что иллюминаторов нет, все равно смотреть не на что.
Чай пьем. Да не простой, а по-капитански. С шилом.
Прикомандированы мы. Пока работы нет. Потом будет, когда дойдем. А сейчас балдеем, философствуем.
А философствуем мы на тему жрачки. Голодно было. Ни выпить, ни закусить. Карточная система набирала обороты. Талоны на спиртное на вес золота. Друг другу на день рождения дарили. А под это дело и продукты с прилавков куда-то поисчезали. Засада, короче.
И тут как в тему - старпом в каюту. «Пьёте?»
«Ну. Присоединяйся»
«А хотите на берег сходить? Мы по пути продукты должны на точку доставить. Им бедолагам уже месяц ничего закинуть не могут. Шторма. Вот нас попросили».
А чего бы, думаем, не сходить? Все развлечение.
Шторм немного поутих, но все равно болтает. Кое-как выбрались на берег. Топаем след в след, не видно ни хрена. Помогаем продукты тащить. Обсуждаем, как нас сейчас сёмгой угощать начнут на радостях, они всегда угощают, смотреть на нее не могут.
Им бы хлеба.
А нам бы семги.
Дошли наконец.
Барак покосившийся. Заходим, радостно потирая руки - а вот и мы!
Полумрак. Тусклый свет лампочки. За пустым столом двое. Две обросшие, совсем нерадостные рожи.
«Кхм!» «Здрасьте, - мол, - мы вам тут продукты принесли...»
Молчат.
Почему-то понимаем, что семги не будет.
Одна голова поворачивается в нашу сторону. В глазах какая-то нечеловеческая тусклость.
И так равнодушно - нам:
«А мы два дня назад последнюю собаку съели...»
Аккуратно ставим продукты, и тихонько так спиной, к выходу. «Очприятно было познакомиться. Не провожайте...»
Уф. На свежем воздухе. «Могли ведь и сожрать...». «Запросто...»
А Россию топтала перестройка...
Ну да хрен с ней.

Пришли в Гремиху. Планы высочайшего командования в очередной раз поменялись, и стало ясно, что работы пока не будет. Позже. Ну, позже так позже. Скучно только.
«Может, в город сходим?»
«Ну, давай»
Вылезли на причал. Вдвоем. Больше придурков нет. Полярная ночь. Пурга. Идешь под углом в шестьдесят градусов к земле. Не зря эту Гремиху называют «Край летающих собак». Вылезли кое-как на причал, потопали.
Тишина на улицах Гремихи. Ни души. Побродили. Замёрзли на фиг.
Мужика встретили, тащит картину огромную. Как он с ней на таком ветру... Увидел нас - устремился:
«Мужики! Купите картину! За пузырь отдам!»
Картина действительно классная. Но водки не было. Попрощались.
«Все, Вадик, - говорю, - надоела эта прогулка, пошли обратно, ни хрена замечательного в этот вечер не произойдет!»
«Да ну! Давай ещё побродим, может какую теплую компанию встретим».
«Ну, броди» - говорю, и потопал на пароход.
Еле дошёл, ветер опять в лицо, шинель парусит. Издевательство сплошное.
Оба-на!
А кораблик-то наш, ГИСу, ветром оттянуло от причала, и застыл он на напряженных канатах.
Команда в основном гражданская, только капитан, старпом и штурман - военные, ну и дисциплинка соответствующая... Сходни, конечно, никто не поставил, да и действительно - зачем? Все свои дома сидят, шило пьют, или подушку давят, только всякие прикомандированные шарахаются.
Закричал я пронзительно в ночи: «ВАХТА!». Подождал. Крикнул ещё раз...
Короче, орал пока не охрип. Глухо.
Мля, думаю, что делать?
Допрыгнуть - нереально. Звать бесполезно. Да и замерз я уже нешуточно.
Схватился за канат, былинный русский богатырь, тащу.
Шинель, зараза, неудобная. Кто их шьет? Вредители, ей богу! Руку не поднять, полы в ногах путаются. Если бы враги знали, что военного в шинели любой ребенок обидеть может, давно бы нас завоевали.
Тащу, значит, в организме всё трещит, потеет и пукает, но жить-то хочется, потому тащу.
Ага! Борт пошел! Прикоснулся в середине своего изогнутого тела к причалу.
Бросаю канат и бегом к месту соприкосновения. Ноги скользят на льду. МАТЬ! Падаю со всего размаха, плашмя военно-морским лицом, и еду.
Лежу, одинокий такой, засыпаемый снегом, замерзший, никому не нужный...
«Это просто праздник какой-то» - думаю. Наблюдаю, как борт резво уходит на прежнее место. Встаю, чертыхаясь, и снова ковыляю к канату. Подтянул - бегу.
Блин, не успеваю ни фига! Ветер сильный отжимной, пока я себя любимого в ортопедической шинели, доставляю к месту посадки, расстояние до борта становится метра полтора. Прыгать неудобно, у причала бортик сантиметров 50, да и борт корабля повыше, стремно, короче. Так и бегаю - залезу на бортик, постою, вздохну и обратно.
Шизофрения какая-то.
«УБЛЮДКИ! - ору, - МАНДАФЛЯТСКИЕЗВЕЗДАПРОВЁБИНЫ! ОФИЦЕР ГИБНЕТ!»
Похрен всем.
Опять бегу, ноги заплетаются от усталости, падаю. Шепчу в холодный причал: «Суки... какие же вы суки...»
Раз на пятый я уже осатанел, хрень всякая в голову лезет: «пофиг все, ща прыгну, повисну на руках, а там будь что будет, если не сорвусь, примерзну этакой черной сосулькой, утром отковыряют».
Ба! Гляжу Вадюша идет. «Ах ты сволочь, - думаю, - гуляем, значит? Ну ладно».
«О! А ты чего ещё не на корабле?»
«Да так... воздухом дышу.. ты, Вадюша потяни канатик, а то видишь, как отошел...»
Вадик без задней мысли тянет, я успешно залезаю на корабль и делаю ручкой.
«Эээ... - до Вадика доходит, - а я как?...»
«Тут, - говорю, - главное скорость, потянул, набрал ускорение и прыгнул. Давай, развлекайся, а то замёрз поди, путешественник хренов».
Спускаюсь в нутро, распахиваю дверь каморки вахтенного - дрыхнет, паскуда!
Зажимаю ему нос. «Спишь, гинекологическое недоразумение?! А там офицеры пачками тонут! Жопу в горсть - бегом наверх!»
Я жеж не зверь какой...
А Вадик всё равно пару раз успел сбегать...

Слава чешскому пиву!
(всякое совпадение с реальными событиями и лицами является случайностью..)



Утро 18 августа 1996 года. Владикавказ. В плановый полет в Чечню готовиться пара Ми-8МТ из N-ской отдельной вертолетной эскадрильи ВВ МВД РФ. Полет то плановый, но вот груз сегодня предусмотрен «нештатный». Ведь завтра - День Авиации, профессиональный праздник всех тружеников воздушного пространства. И нельзя позволить, чтобы товарищи, выполняющие реальные боевые задачи в небе Республики Ичкерия, постоянно рискующие своей жизнью, не смогли достойно справить свой праздник.
Поэтому, пара «Ми - восьмых», вместо ставших уже привычными утренних полетов для эвакуации «трехсотых» и «двухсотых», и доставки продуктов, боеприпасов загружены нестандартным грузом.
Несколько десятков пятилитровых «бочонков» настоящего пельзенского пива, закуска к нему, купленные вскладчину, а также посылки от родных для пилотов и техников, служащих на базе «аэропорт Северный» - вот их сегодняшняя полезная нагрузка.
Экипажи находятся в приподнятом настроении. Не каждый же день тебе выпадает жребий выступить в роли доброго Деда Мороза, раздающего подарки детишкам. Тем более, в реальной, боевой обстановке, когда эти «детишки» заросли бородами и от жаркого чеченского солнца стали в отдельных частях тела напоминать негров.
Маршрут давно изучен и отработан, Инструктаж слушается вполуха. Конечно, ведь экипажи «ходят» этим маршрутом самое меньшее - каждый день в течении всего лета. Вроде бы, каждая кочка и кустик по маршруту уже знакома..
Кроме «полезной груза» в этот день ведомому Ми-8 пришлось принять и несколько пассажиров. Тройка полковников из Москвы решили совершить краткосрочный «вояж за боевыми наградами» в Чечню. Чтобы со стороны все выглядело достоверно, необходимо хоть на один день, но навестить таки мятежную республику. «Арбатские полководцы» посовещались и решили вместе лететь на ведомом вертолете. Так, по их мнению, - было меньше шансов подвергнуться обстрелу с земли. К тому же, ведомый Ми-8 менее загружен. Ведь его задача - прикрывать в случае необходимости ведущего. На втором году войны опыт экипажами уже наработан, тактика полетов тоже, вроде бы, разработана для совершенства. Ведь жить хочется всем. Оба экипажа за последние месяцы налетали побольше часов в боевой обстановке, чем иные в мирное время года за три-четыре. Летный день иногда длился по 10-12 часов. Вертушки начинали летать с рассветом, а садились часто уже затемно. Иногда в небе над еще приземляющимися машинами, как кометы, пролетали снаряды тяжелой артиллерии, проводящей беспокоящие удары по горным и лесным массивам.

Но ведь сегодня Особенный День! К черту все правила. Можно, наконец, немного и расслабиться.
Обложенный бревнами вагончик, где ночуют экипажи вертушек, которых ночь застала на аэродроме, украшен красочной вывеской - «Чечен Айрлайнс». Иногда, к ним в гости заглядывают шутники с вопросами типа - «А когда ближайший рейс на Грозный?», «Ребята, а вы стюардесс наконец привезете?...»
Действительно, в последнее время пилоты работают буквально «по расписанию». С утра и до 11.00 - 12.00 развоз убитых и раненных из Чечни в госпиталя Моздока, Грозного, Буденновска. Каждый вертолет принимает до 8 носилок и человека 3-4 «ходячих» и сопровождающих.
После таких вылетов экипажи не могут видеть и есть мясо, и зачастую отказываются от положенного обеда.
А во второй половине дня - обратно с подкреплением, боеприпасами и продовольствием...
Когда проходит очередная «зачистка», или сбивают кого-то, добавляются вылеты на высадку десантов, огневую поддержку и эвакуацию пострадавших прямо с поля боя. Иногда, за день приходится совершать до семи боевых вылетов. В любом из них есть вероятность быть сбитым. Сколько же можно быть постоянно «на взводе»? Каждый день видеть залитые кровью носилки и покалеченных солдат, иногда выковыривать из блистера и бронепояса застрявшие автоматные пули, выпущенные меткими чеченскими детишками из папиных автоматов с предельного расстояния...
К Черту правила! Сегодня - особенный день. Наш день. День Авиации! Ведь мы - Короли Неба! Отдельные вертолеты и самолеты, прилетающие по ночам «из ниоткуда» и сбрасывающие контейнеры с грузом над горными районами - не в счет. Ведь на самом деле их не существует. Иначе бы их перехватывала и сбивала наша ПВО, их бы видели операторы самолетов ДРЛО и наземных станций слежения. Но они их - не видят, или - не замечают... Если бы иностранный нарушитель появился в российском воздушном пространстве, над зоной боевых действий - вот был бы скандал на весь мир. Его бы любой ценой сбили или посадили, и на весь мир предъявили бы доказательства иностранной военной помощи боевикам о которой постоянно говорит Президент . Но что-то не опускаются на парашютах грузины, азербайджанцы и тем более, американцы. Значит, в чеченском небе сейчас только мы - Россияне! Конечно, иногда по ночам сухопутным войскам кажется, что НЕЧТО гудит в небе и садится около аулов и в горных массивах. Но это могут быть разве что инопланетяне-невидимки... Если это было бы правдой, тогда возникает вопрос - почему нохчи стреляют из автоматов Калашникова а не неких «лазерганов» ;-)

Опасность может исходить только с земли. Но сегодня и там она - маловероятна.

Позади кровавая «июльская баня», когда на земле остались догорать обломки почти десятка вертолетов Федералов и один штурмовик СУ-25. Такого больше не повториться. Боевики - сломлены, передвигаются только по ночам и мечтают лишь об одном -как бы побыстрее перебраться в Панкийское ущелье в Грузии. По крайней мере, именно так заявляют наши, российские, самые правдивые и объективные СМИ. И, самое главное, за последние почти две недели не было потерь в воздухе. Скорее всего, запасы «стрел» и «игл» у боевиков уже иссякли. А вероятность того, что тебя собьют огнем пехотного оружия - не велика... так, скорее обшивку подпортят. В худшем случае, ранят кого-то на борту.

Вертолеты взлетели со своих площадок почти одновременно. Ведомый, даже немного раньше, и пошли по давно знакомому маршруту. Строй нарушился. Первым теперь шел ведомый борт «сто семьдесят семь», а перегруженный «сто семьдесят пятый», следовал прямо за ним.

Его пилот, капитан И., потягивал холодное пиво из банки и уверенно держал машину на курсе. Настроение приподнятое, видимость замечательная. Как говориться -«миллион на миллион».
Высота 100 метров, скорость по приборам - 180 км/час. Вид из блистера - почти как у Порше, несущемся по гладкому немецкому автобану...
Прямо впереди был виден «сто семьдесят седьмой», оторвавшийся к этому моменту почти на километр. Пилотов обеих вертушек не сильно волновало это отставание. По плану полета, дистанция между ними должна была составлять 400 метров. Ну поменялись в воздухе местами, ничего страшного. Сядут-то все равно вместе, никто и не узнает. На такой высоте сплошного радиолокационного поля нет(рельеф не позволяет) , да и диспетчера весьма «либерально» относятся к воздушному хулиганству. То, что в мирное время считалось таковым, на втором году боевых действий стало нормой. Да и обеднела некогда великая Держава. Не по зубам ей больше такие расходы. Уже и в Москву не только Руст, а при желании целый полк таких Рустов нагрянуть может.
Экипажи летали вместе уже не первый раз и понимали друг-друга с полуслова. Радиообмен в эфире - минимальный. У нохчей тоже уши в эфире торчат. И весьма «усидчивые».

Под вертолетом проносился типичный пейзаж предгорной Чечни. Пологие холмы, местами небольшие рощицы, которые пилоты старались огибать стороной. На оперативной карте этот район был помечен как «потенциально опасный». Уже неподалеку окраина Грозного - район ТЭЦ. Вот там постоянно наблюдалась активность боевиков.
А здесь - людей не видно. Пустые дороги. Нетронутая трава на холмах.
Только в одном месте, прямо по курсу, стоял одинокий гражданский КАМАЗ-самосвал с накрытым брезентом кузовом. Несколько чеченцев возились около его заднего моста. Похоже, что пытались устранить какую-то, только им ведомую, неисправность. Услышав гул подлетавшего вертолета, они прекратили работать и наблюдали за его приближением.
«Сто семьдесят седьмой» пронесся прямо над головами чеченцев.
На всякий случай, борттехник «сто семьдесят пятого», летевшего следом, держал КАМАЗ на прицеле своего пулемета. Но ничего враждебного не произошло, мирные жители просто помахали руками пилотам. Приветственные или ругательные были эти жесты, на такой скорости понять было невозможно.
Полминуты, и уже «сто семьдесят пятый» над головами нохчей. Техник уже снял его с прицела, а бортовые стрелки-спецназовцы не видят его со своих позиций. КАМАЗ находиться в «мертвой зоне».

В это время с его кузова сдергивают брезент, под которым прятался еще один «мирный житель». В его руках - заряженный противотанковый гранатомет. Вместо оптического прицела он оснащен «чеченским зенитным прицелом», выполненным из трех штырьков. Миг, и фурча кумулятивная граната из РПГ-7 полетела вслед вертолету.

И попала...

Граната прошила легкие створки десантного отсека вертолета и взорвалась примерно посредине его - аккурат среди бочонков с пивом. Именно они приняли на себя основную энергию взрыва и большую часть осколков. Были пробиты внутренние топливные баки, но возгорания разлившегося топлива, слава Богу, не произошло. Хвостовой стрелок погиб прямо на посту, не успев даже предупредить экипаж о нападении и открыть огонь по КАМАЗу. Бортового стрелка взрывной волной выбросило в проем люка. Были перебиты гидроприводы системы управления и топливопроводы. Резервный аккумулятор давления позволил некоторое время еще сохранять управление погибающей машиной.
И пилот сполна использовал эту отпущенную ему минуту.

Когда произошел взрыв, вертолет находился примерно в 80 метрах над верхушкой невысокого холма. Большая часть взрывной волны и осколков, как уже упоминалось, были поглощены необычным грузом. Переборка между кабиной и десантным отсеком, к счастью, задержала оставшиеся. Только техник, сидевший в носу около своего пулемета, получил контузию спины. Пилоты сохранили контроль над падающим вертолетом и смогли «почти мягко» усадить его на обратном склоне этого же холма.
Посадка вышла жестокой. С большой вертикальной и горизонтальной скоростью. От удара о землю шасси вертолета подломилось, и около двадцати метров он по инерции прополз по склону холма на брюхе. Самого страшного, правда, не произошло - двигатели не сорвались с моторамы. Если бы это случилось, экипаж был бы расплющен их массой.
Когда, наконец, стало ясно, что они уже на земле, экипаж выбрался наружу через открытые боковые блистеры. Правак вытащил контуженного техника, который с трудом мог двигаться и не совсем понимал - что произошло и как быть дальше. Проход из кабины в десантный отсек был завален обломками и повалившемися коробками и ящиками. Оттуда тянуло дымом - видимо, внутри начинался пожар.
Через оседавшую вокруг пыль уже был виден КАМАЗ с «мирными жителями», спешившими к месту катастрофы и радостно размахивающих оружием.

Прошло немного времени, и в стоящий и уже дымящийся вертолет полетели пули. Нохчи заметили, что экипаж остался цел.
В ответ, командир разрядил в сторону КАМАЗа обойму из своего ПМ. Автоматы остались в кабине в укладке. Также, как и разгрузки с боекомплектом , которые занимали привычные места на спинках пилотских кресел. Пришлось возвращаться под огнем боевиков к горящей машине за оружием.
Отступать было особенно некуда. Только метрах в 200 левее была лесопосадка, которая могла бы служить хоть каким то укрытием.. Плен для пилотов у боевиков не предусмотрен, так что оставалось только одно - подороже продать свои жизни.
И начался 200 метровый марш-бросок по пластунски. Один из пилотов тащил контуженного техника, а другой прикрывал его огнем. Когда силы иссякали, они менялись ролями. Уставший отдыхал, стреляя по боевикам и перекатываясь от кочки к кочке, от кустика к кустику...


Радиосвязь при взрыве мгновенно сдохла, и «сто семьдесят пятый» не успел сообщить о нападении. Ни ведомый, ушедший к этому времени на несколько километров вперед, ни самолет-ретранслятор ИЛ-14, висевший на высоте 5000 метров над Чечней не могли восстановить контакт с уже упавшим вертолетом. Одновременно, его отметка пропала с экранов радаров наземных службы и самолета ДРЛО (дальнего радиолокационного обнаружения) А-50, патрулировавшего район. Операторам стало ясно, что произошло непоправимое. «Сто семьдесят пятый», скорее всего, сбит. И закрутились, смазанные кровью боевых потерь, колеса АСС (аварийно-спасательной службы).

У вертолетчиков действует принцип «своих в беде не бросать. Никогда!». Редко когда остаются живые члены экипажа в упавшей вертушке. А если так повезет, то ждать пощады экипажу на недружественной земле нельзя. Уж очень не любят их «объекты воздушных атак».

Поэтому, ведомый Ми-8, уже подошедший к тому времени к аэропорту «Северный», немедленно развернулся на обратный курс. Дым пожара вокруг «сто семьдесят пятого», был виден с большого расстояния. Неожиданно атаковал радостных горцев, уже позировавших около догорающего Ми-8.. КамАЗ, .»Нива» и Жигули, на которых прикатили довольные сделанной работой «зенитчики» и их родственники задымились около обломков вертолета.
После того, как закончились НУРы в подвеске , «сто семьдесят седьмой» приземлился, и экипаж вступил в наземный бой с боевиками. Пилот, штурман, техник и два стрелка из того же отряда спецназа «Рысь», откуда были стрелки на «сто семьдесят пятом» из пулеметов и автоматов открыли огонь по уцелевшим боевикам, прикрывая отход экипажа «сто семьдесят пятого».
«Господа полковники» на борту никак не ожидали такого «динамичного развития событий». Это явно не входило в их планы двухдневной командировки за боевыми наградами. Поэтому весь бой они провели, как и положено профессиональным руководителям - улегшись на пол салона, откуда они и давали ценные указания спецназовцам, отсекавшим огнем наступавших чеченцев. Правда, из за лупящих длинными очередями ПК, стрелки их не слышали. Возможно, именно поэтому, боевики еще пытались сопротивляться, а не бежали без оглядки к родным горам. Ни один из полковников не вытащил даже пистолета.

Через 15 минут после падения вертолета к месту боя подошли, поднятые по тревоге, пара «крокодилов» и пара МИ-8 с десантом. Те, кто видели, что такое удар пары штурмовых вертолетов «с подхода по пятачку» меня поймут. Огонь ведется по всему, что движется и попадает в прицел. В радиусе 500 метров не остается ничего живого. Несколько десятков сотни ракет С-8 (а боевая часть каждой которой весит почти 10 кг) выпущенных за минуту, изменяют ландшафт буквально до неузнаваемости.
После того, как пара отстрелялась, она делает горку с разворотом и с высоты 500м внимательно ищет «признаки жизнедеятельности уцелевшего противника» поблизости. Если таковые наблюдаются, то следует атака ведомого. Ведущий наблюдает и в случае необходимости ее повторяет. В это время по периметру «отработанного» пятачка уже отстреливаются Ми-8 и высаживают десант.

А у пилота и штурмана сбитого Ми-8, сумевших все таки доползти до спасительной лесопосадки, закончились боеприпасы. Они оставили только по гранате, чтобы не попасть живыми в плен.

Помощь подоспела вовремя. Спецназовцы не только эвакуировали экипаж погибшего вертолета, собрали брошенное на поле боя оружие боевиков, но даже смогли найти часть документов и личных вещей пилотов «сто семьдесят пятого».
Они же нашли тело бортового стрелка. Скорее всего, силой взрыва его выбросило из падавшего вертолета. После удара об землю он скорее всего, был еще жив.
Нохчи нашли его. И успели «отвести душу». Со сломанным позвоночником, множественными переломами костей, исколотыми ножами руками и перерезанным горлом его тело было обнаружено в пятистах метрах от упавшего вертолета. А тело второго стрелка лежало прямо среди останков фюзеляжа.
Десантники сфотографировали обломки полностью сгоревшего к тому времени «сто семьдесят пятого». Особое внимание было уделено стоявшей вертикально целой лопасти несущего винта. Это - свидетельство того, что поврежденная машина села на вынужденную благодаря мастерству пилота. И причиной посадки была не его ошибка пилотирования, (например, задел за грунт или линию ЛЭП.) а «огневое воздействие противника». Если бы было иначе, все лопасти несущего винта были сломаны.

Вот так закончился День Авиации в окрестностях Баташ-Юрта.


«сто семьдесят пятый» это последний российский вертолет, сбитый в ходе в ходе боевых действий в Первую Чеченскую Войну.
После его гибели, в отдельной N-ской вертолетной эскадрилье ВВ МВД РФ остались исправными только две вертушки. Причем одна из них, буквально представляла из себя дуршлаг от пулевых и осколочных пробоин, полученных во время «пивного рейда».


А пельзенское пиво? Не смогли пилоты и техники нашей доблестной авиации его испить в свой профессиональный праздник. Но это - не беда. Россияне всегда славились своей неприхотливостью и находчивостью. Альтернативные источники были обнаружены прямо на месте. Нет «Пельзенского»? сойдет и «Дарьял»!. И они были выпиты! До дна!
Причем с еще большим удовлетворением. Т.к. почти все товарищи остались живы. А тем, кто погиб - вечная память, и их не вернуть....

Еще через неделю, «разбитые и сломленные» чеченские боевики захватили Грозный. Был подписан позорный для России Хасавюртский договор и боевые действия временно затихли - до августа 1999 года.

Но ребята из N-ской эскадрильи не видели своими глазами знаменитого «Ханкалинского драпа имени Лебедя».
«сто семьдесят седьмой» отправили на авиаремзавод латать пробоины в фюзеляже, а экипаж «сто семьдесят пятого» на следующий день уже были в Ростовском госпитале.
Именно там, из репортажа НТВ, они узнали, «что сегодня в окрестностях Грозного пропал очередной вертолет Федеральных Сил. Судьба экипажа - неизвестна...»
Там же, в той самой палате, после визита зампотыла эскадрильи из привзенного им на подпись «Акта о списании материальных средств» они узнали, что оказывается, с ними в Грозный летело и недолетело:
- обмундирования зимнего и летнего, полетного, полевого - 40 полных комплектов,
- пайков индивидуальных - 200 порций,
а также, боеприпасы, запчасти, две полных заправки топливом, радиостанции...


Экипажи «сто семьдесят пятого» и «сто семьдесят седьмого» наградили «Медалью Суворова», т.к. они участвовали в «наземных боевых действиях». Представляли всех, конечно же, к орденам. Но, т.к. заявка не была «подкреплена» соответствующим количеством ящиков коньяка и достойной закуски (таковой от южан кадровики в Министерстве считают только осетровый балык), то экипажи вертолетов сочли недостойными столь высоких наград... правильно, хватит им и медалей. А то за ордена боевые тогда еще льготы полагались. Так что, кадровые чиновники у нас вовсю радеют об интересах Государства, что бы не думали о них злопыхатели.
Три полковника из Центрального Аппарата, «за мужество и героизм, проявленные при спасении экипажа сбитого вертолета» получили Ордена Мужества.

Весь экипаж «сто семьдесят пятого» после выписки из госпиталя списали с летной работы. Его бывший командир, уже к тому времени майор И., во Второй Чеченской войне участвовал в качестве передового авиационного наводчика.
В 2000м году он уволился со службы, и сейчас продает мебель в своем родном городе.

ПАРАДОКСЫ ВОЙНЫ

С рассвета пара занималась свободной охотой - прочесывали пустыню возле иранской границы к западу от Шинданда. Летали уже около двух часов, садясь по любому требованию старшего группы спецназа. Охота не складывалась - ни машин, ни верблюдов, ни явных духов. Попадались только черные, похожие на каракуртов пуштунские палатки ...
Во время очередной посадки, когда бойцы рассыпались по палаткам, борттехник посмотрел на топливомер и увидел - керосина оставалось только долететь до «точки».
- Командир, пора возвращаться, - сказал он, показывая на топливомер.
Командир высунулся в блистер, поманил пальцем стоящего недалеко бойца и крикнул ему:
- Зови всех, топливо на исходе!
Боец спокойно кивнул, повернулся лицом к палаткам, и позвал товарищей. Сделал он это предельно просто: поднял свой автомат и нажал на спуск. Очередь - с треть магазина! - ушла вертикально вверх - в небо, как искренне считал боец. Но поскольку он стоял возле командирского блистера, - прямо под вращающимися лопастями несущего винта - то и вся очередь - пуль десять! - на глазах у онемевшего экипажа ушла в лопасти!
Борттехник и командир схватились за головы от ужаса, заорали нечленораздельно. Они грозили бойцу кулаками, тыкали пальцами в небо, вертели ими у висков. Боец удивленно посмотрел на странных летчиков, пожал плечами и отошел на всякий случай подальше.
Пока летели домой, экипаж прислушивался к посвистыванию лопастей, присматривался к кромке винта - но все было штатно.
Прилетели, зарулили, выключились. Борттехник быстро затормозил винт, потом отпустил тормоз, и все трое поднялись наверх. Тщательный поочередный осмотр лопастей показал, что в них нет ни одной дырки!
- Наверное, у этого бойца на калаше установлен прерыватель Фоккера, - пошутил успокоенный (не надо менять лопасти!) борттехник.
- Хорошо, если так, - сказал командир. - А тебе не приходило в голову, ЧТО НАШ СПЕЦНАЗ ХОЛОСТЫМИ ВОЮЕТ?
(Всю глубину этой фразы борттехник Ф. не может осознать даже спустя двадцать лет).

Сказки триста десятой сопки
Сказка б/н 01

Заполярье. Зима. Полярная ночь, всего освещения звезды и снег искрится. Офицеры идут на аэродром. Недавно кончился буран, и все толпой топают по этакой траншее, прогрызенной в сугробах снегоочистителем. Морозец несильный бодрит, снег под унтами поскрипывает, ветра нет - лепота, одним словом.
И двигаются в числе прочих три старлея - ИАСовца, за жизнь беседуют, по мере поэтики души окружающей действительностью наслаждаются. И замечают, что в эту самую действительность нагло вторгается звук автомобильного мотора, и свет фар сзади.
Оглянулись - точно, надвигается на них чудо-агрегат типа «ГАЗ-66», и в ширину занимает он почти целиком всю «траншею», сантиметров по десять по бокам остается. В принципе, можно распластаться по стенке, да страшновато - вдруг на любимый мозоль наедет, или поскользнешься внезапно и все, привет. К тому же за рулем наверняка другое чудо наших вооруженных сил - военный водитель, а уж они по разрушительной силе с взрывчатыми веществами могут конкурировать. И вот, дружно решив не искушать судьбу понапрасну, прыжком молодой газели офицеры из траншеи, превратившейся в автостраду, перемещаются в сугробы - как, впрочем, и все, до кого машина добралась раньше.
А Слава Н-в неудачно как-то прыгнул. Не вышло из него газели, ни старой, ни, тем паче, молодой. То ли поскользнулся, то ли с координацией движений по случаю утреннего времени не ладно было... черт его знает. Вот только под удивленными взглядами присутствующих переходит он в горизонтальное положение, как раз под колеса, поперек дороги. И грузовик его, соответственно, давит.
Мост у «шестьдесят шестого» высокий, переехал легко. Водитель затормозил сразу, скорость вообще маленькая была, так что задний мост даже не добрался до тела.
Все в шоке натуральном, глаза на лоб и никакого мыслительного процесса в сером веществе головного мозга. Малость охренел от случившегося и боец срочной службы, водила этого монстра отечественного автомобилестроения. И он, в своем охреневшем состоянии, врубает задний ход, после чего «шестьдесят шестой» (а ведь движок у него как раз под кабиной, передний мост, если забыл кто) переезжает бренное тело старшего лейтенанта войск ПВО СССР Н-ва повторно.
С чувством выполненного долга водила глушит двигатель и сидит, сосредоточенно глядя куда-то в пространство, мелко вибрируя. Окружающие тоже никак из ступора выйти не могут. Немая сцена, в общем. Фиг ли тот гоголевский ревизор...
И в этом мертвом царстве безмолвным приведением, как Вий какой-нибудь, но довольно бодро для дважды задавленного Слава поднимается, недобро так на кабину поглядывая. Подошел он к шишиге, извлек оттуда полусвихнувшегося от пережитого водителя, ничего не видящего и не понимающего, и с воплем:
- Сука, один раз переехать тебе мало было?! - отправил незадачливого водилу в глубокий нокаут.
Отмерли все, отлегло от сердца, и если бы на душе действительно могли лежать камни, случился бы самый настоящий горный обвал.
Очиститель не весь снег снял, не до голой земли, осталась прослойка снега, да и ямка там, хоть и мелкая, очень кстати оказалась. Вот в нее лейтенанта и впрессовало машиной, не сломал себе даже ничего, легкие синяки и костяшки о водителя ссадил. Судьба...