ФИГУРИСТ

Весело курсанту Владимиру Степному. Нудное занятие по автомобильной подготовке повернулось совсем не тем боком, какой ожидался. Подполковник автомобилист в начале занятия опросил всех курсантов, кто ранее до поступления в училище обзавелся водительскими правами. Вовочка оказался на недосягаемой высоте.
Помимо того, что правильно ответил на все поставленные вопросы, еще и имел категории B, C, D. Как он умудрился получить их при получении среднего образования в не менее средней школе, история умалчивает. Лишь курсант Ворошилов знает как, потому что Вовочка из зимнего отпуска привез ему точно такие же права за ничтожно малую сумму.
Преподаватель с заговорщицким видом вывел Степного в коридор.
- Сейчас будет бить!!! - ахнул Ворошилов. В его мозгу пронеслись сцены, как окровавленный Степной, сползая по стене и брызжа кровавыми соплями, выдает сокровенную тайну получения столь чудесных водительских прав.
Однако дело обстояло намного проще и банальнее. Преподавателю понадобился человек для того, чтобы перегнать его машину с училищной стоянки на станцию СТО, для этого ему абсолютно не пришлось бить кого-либо ногами. Степной, выслушав полученную задачу, задавил радостную лыбу, получил в руки доверенность, пытаясь сохранять невозмутимое лицо, ринулся прочь из учебного корпуса.
И вот он идет и радуется всеми фибрами курсантской души выпавшей на его долю удаче. На улице морозец и солнышко, которое отражает свои лучи на расчудесных хромовых "глаженых" сапогах. Командирская сумка опущена по самое "нехочу" на манер летчицкого планшета, шапка "домиком" натянута на уши, надвинута на брови, а взгляд устремлен мимо корпуса огневой подготовки и плаца на здание клуба и "чипок" на первом этаже. Во всем молодом организме курсанта сразу возникла резкая необходимость съесть некоторое количество плюшек и запить все это пакетом молока, иначе поставленная задача может сорваться из-за "истощения сил". Самый верный и быстрейший способ достижения дверей "чипка", это вынырнуть на плац возле трибуны и припустить со всех ног, сделав "озабоченно-озадаченное" лицо". Однако на территории училища глухо и пусто, не видно ни одной живой души, а это признак того, что САМ НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА!!! где-то бродит неподалеку со стаей верных полковников.
Вова поразмыслил, и решив не рисковать, отправился по длинной дороге, пролегавшей возле корпуса огневой подготовки. Однако в радужное настроение вкрался некий дискомфорт. Не далее как вчера Вова снял стершиеся подковки с точёных каблуков своих "фирменных" хромовых сапог, поэтому безбожно скользил по заледеневшему асфальту .
Выйдя на прямое направление вдоль корпуса, Вовочка призадумался, как бы быстрее миновать опасный участок, открытый всем начальственным взорам. И тут он обнаружил блистающую всей зеркальной гладью довольно неплохую ледяную дорожку, оставленную после нерадивой уборки курсантами второй роты. Дорожка так и звала промчаться с "ветерком". Степной, долго не думая, отошел подальше, набрал расстояние для разбега и с похабным криком, набрав приличную скорость разбега, прыгнул на ледяную дорожку.
Ветер засвистел в ушах, щеки обожгло морозом, командирская сумка, трепыхаясь на ветру, хлестала по ляжкам. Вова, пытаясь удержать равновесие, начал растопыривать руки и перемещать центр тяжести с одной ноги на другую, в результате чего начало крутить вокруг своей оси. Дорожка немного шла под уклон, и скорость катастрофически начала нарастать. Из-за недобросовестной уборки территории недавно выпавший свежий снежок превратился в снежную пыль и двумя белыми искристыми веерами брызнул в стороны. За спиной курсанта Степного закрутился небольшой ураганчик. В этот момент Вовочка представлял воистину сказочно-феерическое зрелище...
Скорость нарастала с пугающей быстротой. Двухстворочная парадная дверь огневого корпуса распахнулась от мощного толчка. Первое, что увидел и опознал Владимир, были красивые красные лампасы, генеральскую шинель, огромную папаху и несколько папах поменьше и менее представительных.
...
Начальственный рык сотрясал стены учебного корпуса огневой подготовки. Начальники кафедр и преподаватели бледнели, свита генерала все записывала в блокнотики.
- А территория возле корпуса??? - рычал генерал, - вам что, трудно высказать командиру второй роты за эту гребаную уборку? Самим лень проконтролировать???
Возмущенный до глубины своей генеральской души начальник училища направился к выходу. Дверь услужливо как бы сама собой распахнулась. Все вышли на крыльцо.
Начальник открыл рот и замер в немом восторге. На бешенной скорости километров под семьдесят вдоль корпуса несся курсант. Огромные снежные веера вылетали у него из-под ног, сзади клубился маленький снежный ураганчик. Командирская сумка уже просто летела за курсантом, удерживаемая лишь тонким ремешком. Зрелище было воистину фантастическое и ослепительно красивое. Курсант напоминал быстроходный глиссер, мчащийся по морской глади, только еще поворачивался вокруг своей оси, ловко балансируя руками.
- Ё,- только и смог произнести начальник. Курсант, не снижая скорости, прекратил вращение, сдвинул ноги вместе, сверкнул начищенным неуставным сапогом и ловко кинул руку к головному убору, не забыв при этом повернуть в сторону начальства голову и поедать генерала глазами. Полковники и генерал рефлекторно кинули ладони в кожаных лайковых перчатках к папахам. Курсант просвистел мимо группы старших офицеров за какие-то доли секунды, миновал учебный корпус, красиво вписался в поворот, подняв кучу снежных брызг, скрылся из глаз...
- Твою мать!!! - рявкнул генерал,- ко мне его!!!
Полковники резко стартовали с места, столкнулись лбами, вылетели на ледяную дорожку, поскользнувшись, упали один на другого, и резко набирая скорость, скрылись из глаз.
- Никому ничего поручить нельзя,- вздохнул генерал, достал из кармана пачку "Мальборо", услужливый адъютант поднес зажигалку.
Полковников на приличной скорости швырнуло в сугроб возле стены корпуса, стена сотряслась от глухого удара мощных тел в полковничьих шинелях. С крыши скатилась снежная "колыбаха" и плюхнулась на каракуль папах.
Два полковника злобно выругались, вылезли из сугроба, не спеша отряхнулись и обозрели окрестности. Курсанта-фигуриста в окрестностях не наблюдалось. Мимо на цыпочках попытался проскочить какой-то перепуганный дневальный, однако был пойман и за неимением лучшего доставлен к начальнику училища...
...
Из сугроба, где валялись доблестные полковники, сначала показалась голова в скособоченной шапке, вся залепленная снегом. Голова осмотрелась и произнесла:
- Мляяя...
Потом курсант Степной появился весь. Фирменные глаженые сапоги были безнадежно помяты и забиты снежными комьями. Ремешок планшета порвался, сам Вова с ног до головы был облеплен снегом.
- Ни фига себе, попал,- произнес печальный Вова.
Кое-как отряхнувшись, он тихонько посеменил в сторону казармы.

взято отсюда автор Горец -02 http://artofwar.ru/z/zagorcew_a_w/text_0420.shtml

Как на мысе Эримо

«Как на мысе Эримо
«Нептун» нашли потерянный,
«Супер Сейбр» замоченный
Рядом с ним лежал...»

Старая песня. Слова матросские, музыка «шахтерская»...
Она примерно из тех времен, когда американцы выбрасывали свой десант в Корее, когда в мясорубке рубили друг друга, не размышляя над государственной принадлежностью. Рубили мы, рубили нас.
Дядя Боря мой тоже был там, летал на торпедоносцах A-20J «Бостон» с нашей базы Тучензы в Китае.
- Да, букварь, мы на Тучензы и Пуландянь базировались. 36-й минно-торпедный Краснознаменный авиаполк ВВС ТОФ. Я на «Бостоне» командиром корабля был. Как сейчас помню. Полвека прошло, а помню: три человека экипажа: я, штурман и стрелок-радист; два движка «Райт-Циклон» по 1850 л.с.; винты «Гамильтон Стандарт»; дальность 4000 км при полной заправке; под крыльями две парогазовые торпеды. Идешь 220 миль в час на 20 метрах над водой и бросаешь их за 400-500 метров от цели. А Косте Карнаеву не повезло... Завалили Костю. Американцы к Корее подошли, чтобы десант высаживать. Авианосец их прикрывал. Вот и послали Карнаева на разведку под эскортом двух наших «Кобр». Нашел он ордер, сфотографировал и доложил на землю. Но янки двенадцать «Мустангов» подняли, истребителей наших оттеснили - четверка на Костю навалилась. Сбили. Карнаева и стрелка не нашли, а тело штурмана Машковцева американцы подняли и нашим передали.
Морозные были времена - холоднее заморозков 80-х годов, случившихся в мое время. Но песня актуальной осталась.

- Как на мысе Эримо «Хокай» нашли потерянный и «Томкэт» замоченный... пеленг на «Орион»?!... рядом с ним лежал... на рубеже ПЛО в радиусе 60 миль от точки шээээ дээээ... янки долго плакали, ххх... Худобердыев, какие излучения с «Ориона»... руками лапали...
- Арестыс, тащ...
- ...а корабль разведческий мимо проплывал! - Виталя лежал грудью на прокладчике, аккуратно вычерчивая обстановку на карте. До высунутого языка... Он все делал аккуратно - матросов воспитывал тоже. Для антуража Виталя применял иезуитскую вежливость и капучино. Допустим, матрос Девочкин решил постареть, посадив вместо себя молодого на боевой пост. Тогда наш педантично-аккуратный герой снимал трубку телефона и вкрадчиво говорил:
- Товарищ матрозер, зайдите ко мне в каюту на капучино.
«Матрозер» входил, буркнув обычное «Шушения» и буро облокачивался плечом о рундук, цедя:
- Звали, тащ?
- Вы садитесь, Иван Семенович, - ласково шуршал бархатным голосом Виталя.
Матрос садился и сразу начинал чувствовать неловкость: отчасти потому, что не знал, что такое «капучино», а больше потому, что сосед Виталика по каюте, Юрик - старший лейтенант и страстный любитель охотничьих ножей, сидел рядом за столом и возил клинком по точильному камню. В принципе, Иван Семенович понимал, что его от этого зверского ножа надежно защищают органы (политические и особые), но спонтанно начинал ерзать. А Виталик молчал, занятый приготовлением капучино: он брал ложку советского кофе, насыпал его в чашку, припудривал двумя ложками сахара, наливал несколько граммов воды и начинал взбивать эту кашицу до появления пены. Вам же знаком этот метод? Только вот взбивал Виталя пенку полчаса и молчал, приветливо улыбаясь «матрозеру»! А Юрик сбоку точил нож...
Это для выпускника поселковой школы ДОСААФ то же самое, что посмотреть фильм Феллини - пытка. Поэтому матрос неожиданно начинал говорить, объяснять и каяться. Именно в этот момент мучитель, наконец, наливал в чашку кипяток, отпивал глоток и говорил:
- А теперь я тебя фачить буду! Короче, рано проросший бамбук, ты - ложная ветвь в генеалогии человечества! От такого, как ты, дают побеги только дубы! Но, даже достигнув половозрелости, ты так и останешься желудем!
И так далее еще полчаса, чтобы закончиться слезами покаяния и радости. А чего ж не радоваться? Ушел Иван Семенович почти целый, хоть и фачили целый час. Прежний начальник был хуже: решал все быстро, но больно. Он когда-то чемпионом Владивостока по боксу был.
- Товарищ капитан-лейтенант! Есть, цепанули! «Хокай» эрэлэской лижет! Пеленг точно по курсу!
Это значило многое: кросс-кантри сквозь толчею серых волн курсом норд-ист подходит к концу, «Рэнджер», как и Алеуты, где-то рядом. Он так надоел нам за весь переход от Гавайев в ЗЧТО и далее: через Японское море, мимо Курил и Камчатки до пятидесятого градуса северной широты, оставаясь это время молчащей серой «подсадной уткой», изображавшей «оранжевую силу», то есть - советский авианосец, угрожающий американскому флоту. Он пришел к Оаху в первые дни июня на учение «Римпак» (Тихоокеанское кольцо), бросив свое авиакрыло навстречу палубникам «Констеллейшена», истребителям F-15 и 16 с Хикэма и штурмовикам морской пехоты с Канеохе, которые «отчаянно» защищали Перл Харбор от внешней «агрессии» под общим управлением Объединенного Центра обороны Гавайских островов, имевшим неожиданно-фашистский позывной «Вервольф». А потом, объединившись с авианосной группой «Констеллейшена» и ударной линкора «Нью Джерси», «Серый орел» (позывной «Рэнджера») лихо рванул в Японское море, превратив его в гудящий турбинами «Томэтов», «Хорнетов» и «Интрудеров» и воющий винтами Ту-95 и Ил-38 рой, опасно кочующий от Корейского пролива до Хоккайдо на грани настоящей горячей войны. И лишь она, эта последняя грань, не позволила «Нью Джерси» осуществить реальный, хоть и «зеркальный», пуск ПКР «Томагавк» в сторону Владивостока. Никогда ранее, со времен Второй Мировой войны, американский флот не концентрировал такой мощный военно-морской кулак в западной части Тихого океана; никогда ранее, со времен Карибского кризиса, не пахло так сильно и безысходно тухлым запахом войны. Все, что мы могли сделать в этой мясорубке - постоянно сообщать координаты авианосцев, линкора, крейсеров и их эскорта, время запуска очередного боевого авиационного патруля F-14, направляющегося в сторону Приморья, где его перехватывали Миг-23 и вели условный, но головокружительный бой всего в двадцати милях от острова Русский. И когда прошло оповещение о закрытии огромного района в акватории Японского моря для проведения «опасных ракетных пусков», представляющего собой полосу, соединяющую Владивосток и северную часть Хонсю, все замерли в ожидании: самолеты сидели на своих авиабазах и авианосцах, небо впервые было голубым, а не черным от волн бомбардировщиков и мошек вертящихся вокруг них истребителей, и лишь линкор «Нью Джерси» нервно циркулировал в точке пуска. Это была кульминация: выстрел «Томагавком», и мир превращается в ад... Горит Владивосток, небо расцвечено факелами падающих самолетов, догорают остовы кораблей, в Хиросиме бьет набат колокол...
Страшного не произошло: линкор тогда не получил приказ о пуске и ушел вместе с авианосцами на север - повторить провокацию у Камчатки.
А сейчас они были уже у Алеут, и мы вот-вот увидим их.
- Тащ, еще два «Хокая»! Привязки по излучению нет. Микрофонщики докладывают, что один из них работает под «Новембер Лима»!
Через минуту командный пост был забит офицерами, склонившимися над картой и бланками радиоперехвата. Все понимали, что случилось неординарное событие - сейчас мы, впервые после Второй Мировой войны, увидим сразу три авианосца вместе. Туман расступился и перед нами предстал горизонт - серый от силуэтов трех флэттопов, линкора и кораблей охранения.
- «Карл Винсон», «Констеллейшн», «Рэнджер», «Нью Джерси», «Лонг Бич»... под сорок вымпелов, тащ! - прохрипел сигнальщик, отводя глаза от бинокуляра.- Гляньте, и «Кроммелин» там, который за нами и танкером у Мексики шпионил!
Это был финал ежегодного круговорота, когда одно учение ВМС США перетекало в другое: «Rimpac» переходил в «Surge», который становился началом «Fleetex», плавно перетекающим в американо-канадское учение «Marcot» - и так круглый год, включая Pacex, ASWEX, Team Spirit и десяток других.
- Так, сейчас эта шобла будет превращаться в авианосное ударное соединение, кормой чувствую! - сказал Виталик, натягивая кальку на карту онемевшего штурмана, которому предстояло вести прокладку каждого из пятидесяти американских кораблей. - Приятной вахты, Костик!
Следующие четыре часа голос штурмана не затихал:
- Волга, пеленг на эсминец «Файф», товсь...ноль!
- 50 градусов, 30 кабельтовых.
- Добро! Пеленг на «Кашинг», товсь...ноль!
Через полчаса после встречи авианосцы, наконец, ожили и начали бурный радиообмен, оставаясь пока под автономным управлением и сажая авиацию после встречного боя с «русским авианосцем», изображаемым «Рэнджером». Чуть позже авианосные группы решились создать авианосное ударное соединение под единым командованием. Но просуществовало оно всего час - до того момента, когда над палубами зависла карусель ничего не понимающих самолетов, отчаянно пытающихся выяснить, кого слушать и кому подчиняться; когда связисты на кораблях отключили каналы ЗАС и перешли на привычную открытую в КВ и УКВ. На этом, вместе с учением Fleetex, история ОУС завершилась: «Карл Винсон» побежал в Берингово море - красить свой нос в синий цвет, остальные авианосцы и линкор - к проливу Хуан-де-Фука, на учения «Marcot», чтобы получить «кровавую баню» над островом Ванкувер от эскадрильи канадских CF-18, разбивших десятку «Хорнетов» с «Констеллейшена» в пух и прах во встречном тренировочном бою.
Когда кавалькада монстров и их эскорта втянулась в Хуан де Фука, чтобы найти покой в Сиэтле и погулять в Ванкувере на выставке «Экспо-86», жизнь диспетчера судоходства превратилась в ад. Он так и не смог объяснить воякам, что канал имеет разделение на американскую и канадскую стороны, и движение в каждой - двустороннее, а не «я - американский авианосец, требую выскочить на мель, но дать мне дорогу».
«Азия» же, наконец, выключила двигатели и уютно закачалась на волне, хихикая над происходящей склокой в канадско-американской «глотке» и отдыхая от марафона по большому кольцу. Это была славная неделя, посвященная издевательству над американскими патрульными самолетами «Орион», пытавшимися найти советскую подводную лодку под килем «Чарли». Их бесцельное фланирование в режиме бакланов над акваторией так надоело нам, что мы решили им помочь, выкинув за борт три симпатичных буя, очень похожих в воде на перископы. А уж если самолет пролетал прямо над нашей приманкой, нахождение подводной лодки в точке становилось бесспорным.
Ох, как мы об этом пожалели...
Через час над головой носились три сумасшедших Р-3С, через два - из де Фука выскочил отряд из четырех фрегатов, выкинул за корму БГАС и начал чесать район, через три - эфир взорвался. АУГ «Констеллейшена», «Рэнджера» и КУГ «Нью Джерси» решили одновременно вылезти из Хуан де Фука, как Вини Пух из норы кролика, одновременно передавив все на своем пути, как слоны, испуганные криком Тарзана. Тарзаном кричал все тот же диспетчер «Ванкувер контрол»:
- Американский авианосец, вы движетесь по канадской полосе!
На что последовал вопль от тайваньского танкера:
- Церт подбери, пурямо нас нос военны корабур пурывет!
- «Кориан стар», говорит Ванкувер, называйте его «военно-морская единица под номером один!
- Нет, Ванкуверу контрору, это не военно-моруская единиса, а подуводный родка поду перископом!
- Кориан стар, срочно отворачивайте и ложитесь в дрейф!
- Не могу! Мой корабур - 250 метуров дуриной. Пуросите подуводную родку отвернуть!
Первой из горла залива неожиданно выскочила бывшая ПЛАРБ «Этен Ален», переделанная в Сиэттле под носителя боевых пловцов, и понеслась на юг в надводном положении на скорости 18 узлов, всем своим видом призывая бежать за ней. Но нам хватило догадливости понять, что это - «подсадная утка», но сделали скачок, сфотографировали ее и вернулись на место, чувствуя себя африканским охотником в стаде слонов: мимо проносились авианосцы, крейсера, эсминцы, фрегаты и суда снабжения, как товарные поезда. А позади них, хоть и погрузившись, следовала она, военно-морская единица под номером один - ПЛАРБ «Огайо», выход которой на боевую службу так «умело и скрытно» прикрывала вся эта банда...

ГАРНИЗОННЫЕ ИСТОРИИ

ПРО ЧИСТУЮ И НЕЖНУЮ ЛЮБОВЬ или ПОЛИТОТДЕЛ НА СТРАЖЕ МОРАЛЬНОГО ОБЛИКА СОВЕТСКИХ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ.
(на самом деле грустная история)

Было это в славном городке Высоке Мито. Если кому интересно, когда, скажу так - в середине семидесятых.
Служил я тогда, в управлении 48 Краснознознаменной. Был молод, холост, нагл и самоуверен. Не могу сказать, что блистал красотой, но говорят, что симпатичности лишен не был.
Вырос я в нормальном московском дворе и до армии прошёл все уличные «университеты» того времени. Т.е. за плечами было регулярное посещение разных модных в то время молодёжных московских тусовок, типа «Метлы», «Лиры», «Ангары», «Лабиринта», «Жигулей» и пр. Много читал, так что язык был подвешен и правила подхода-отхода знал и умел. Но в то же время с женщинами был робок и несмел, хотя мозги запудривал на раз, если уж подойти решался.
Как и все холостяки жил, я в Мито, в общаге. Большое серое здание рядом со штабом. В первом этаже общаги располагалась столовая для холостяков и прочих беспризорных военно и т.п. служащих. Там же питались и ребята из интерната.
Вот там то я впервые и увидел. Кого? В силу моей сексуальной наклонности - конкретный лесбиян по жизни, не подумайте чего плохого, а просто постарайтесь представить. Молоденькая (десятый класс, значит лет шестнадцать-семнадцать), роста чуть выше среднего, длинные тёмные волосы, немного смуглая кожа, огромные чёрные, нет, не глаза - глазищи. Постоянно - неловкая застенчивая улыбка. Непременно в туго обтягивающих - такие нельзя одеть, в таких надо родиться - джинсах (это при том, что тогда стренчей не было), легкомысленной рубашечке или блузочке типа топика (при размере груди около третьего), обязательно на высоких каблучках. Девушка размера 44, так что пропорции и формы округлостей - впуклостей - выпуклостей представьте сами. Я до этого опускаться не буду. Ибо здесь речь не о сексе, а о чувствах молодого человека, имеющего в то время, смею надеяться, некие моральные принципы. Звали это чудо, скажем так, нет, не будем говорить, назовём МЕЧТА. И была она дочерью (это всё впоследствии выяснилось) какого-то работника посольства. Какого? Да какая в принципе разница. Если училась в нашем интернате, значит определённо дружественной и братской страны или нашего в Чехословакии.
Я немного потерял голову, т.е. потерял конкретно. Влюбился, одним словом, как мальчишка. Хотя именно таковым тогда я и являлся. Было-то мне тогда чуток больше двадцати. Вот.
На обед я приходил всегда в числе первых и, стоя на крылечке, тоскливо потягивал пиво и покуривал, не сводя глаз с крыльца интерната. Ждал, пока появится она, моя мечта, чтобы насладиться видением. Подойти-то стеснялся.
И вот однажды стою, жду. Появляется солнышко. Не идёт, а просто плывёт девочка. И эта улыбка, сводящая с ума и вызывающая томление в чреслах. А я стою за колонной ... и глаз с неё не свожу. Стесняюсь себе потихоньку. На крылечке я, конечно, не один был. Стояли там, кроме прочих, трое парней из 265 полка. Они жили в одной комнате и были все одинаковые - в том смысле, что как из одной, пардон, задницы вылезшие, потому что другим местом таких уродов родить мама не могла. Нет, правда. Всегда какие-то мятые, немытые ... вообщем непонятно кто. И вот один из них - лейтенант, между прочим, когда мой нежный идеал поднималась по лестнице. Вид-то был, ребята ... Сверху - вниз, а вырез блузочки ... а в вырезе всё такое упругое, смуглое, подрагивающее при каждом цоке каблучков ...Ой !!! Ну, стой спокойно, смотри и наслаждайся. Нет, этот гамадрил немытый, эта злобная карикатура на офицера, эдак развязно и через губу, не вынимая из своей вонючей пасти обмусоленный окурок Гуцулки:
- Лапк, дай за сиську подержаться !
Громко так, противно. И сразу га-га-га !!! Ну, я и ... короче въехал я этому поручику в е... , т.к. лицом его харю назвать трудно. Проглотил он окурок вместе с зубом. Конечно, он не остался безучастным. И хотя я успел несколько отклониться, но задел он меня по носу. Нос у меня слабый по жизни. В результате - у него фингал и разбиты губы, у меня кровь из носа и саднит скула. Мы ж не по разу взмахнули, пока нас растащили. Стоим по углам, раны зализываем.
Мечта моя прошла уже в столовую. Я платком каким-то утираюсь, этот тоже. Конечно за кордонами ребят, нас разделивших, обмениваемся мнениями - кто из нас кто. И вдруг солнышко моё яркое выходит обратно и подходит ... ко мне, протягивает со своей застенчивой улыбкой мне свой платочек, смочила его, умница. Я прямо чуть не заплакал, ей Богу. Слёзы то навернулись точно.
Вообщем суть да дело, но вечером мы с моей Мечтой отправились на прогулку. А была это ранняя осень. Вторая половина сентября. Тепло, тихо, одним словом идиллия. И стали эти прогулки повторяться достаточно часто. Так как я служил в управлении, то рабочий день был весьма упорядочен, и проблем особых не было со временем по вечерам. Да ещё и все мои ребята в отделе мне сочувствовали. Даже шеф относился лояльно. И вот что самое интересное - не возникало у меня тогда желания проявлять какие-то всякие разные там действия выходящие за рамки платонических отношений. Максимум - за ручку держались, честное слово, не вру. Можете не верить, но так было.
Мы с ней гуляли, в кино ходили. Один раз даже на озеро купаться пошли. Купаться не стали, но позагорали. Сами понимаете, спину я себе сжёг. Когда девушка в купальнике предстала, я ... чуть было не ослеп. Но ..., повторюсь. Это было светлое чувство, хотя и тяжелая физическая пытка.
Я, почему об этом так подробно. Потому что дальше начинается, ёлка зелёная, колючая, политотдельская грязища, пошлятина и мерзость.
Долго эта идиллия продолжаться, без вмешательства руководящей и направляющей на великие дела и свершения воли и силы, не могла. Мы же ни от кого не прятались. Даже, более того, вели себя, по тем временам и в тех условиях даже вызывающе, хотя ничего такого не делали. Просто дружили девочка и мальчик. Ну и радовались бы, ревнители морали. Так нет, радоваться за других - это ж не партийный подход.
Прихожу однажды я на службу, шеф мрачнее тучи. Задаёт мне вопрос в лоб. Что у меня, мол, с этой девочкой и т.д. Этот разговор происходит при ребятах. Я обомлел сразу-то, что там мекнул, но даже и не пойму - ведь ещё вчера он добродушно подтрунивал, и все было чудесно. Встрял старпом - капитан, и очень хороший мужик. Настоящий старший друг, даже брат, я бы сказал. Вы мол, чего, тащ полковник - не похмелившись. Мы же все в курсе. У человека любовь, а вы тут .... знает о чём. Мы офицеры или где? Какого ... ? Он правильный был чувак, хотя и строгий. Шеф фуражкой об стол - в смысле, ёж небритый этому аисту в глотку, мне чего больше всех надо. Нас с тобой ... пусть будет Фурманов (это наш начПО) вызывает. Пошли, чтоб ему до конца жизни Ильич на броневике снился с Чапаевым в обнимку .....
Пошли, а куда денешься. От этих не спрячешься.
Что было в политотделе - Вы понимаете. Я хоть и объяснять пытался, и говорить чего-то, и шеф тоже не молчал, но начПО был непреклонен. Вердикт был следующий. Ещё один сигнал и 24 часа - в Союз. Родины-то я не боялся, но это ж значило, что Мечту я больше не увижу никогда. А это мне тогда было ...... хуже и горше наказания не придумаешь. Короче поставили мне условие, что сегодня вечером я должен встретиться с ней в последний раз, объясниться и ... одним словом прекратить все отношения, а не то раз-два и в тюрьму. И было это сказано безо всяких шуток. Я думаю, что было ему (начПО), в принципе, всё это барабану, но вдруг до начальства политического докатится. Ему ж тогда аллес капут.
Пришли мы от начПО. Рассказал я ребятам. Старпом говорит, а касторки им, сукам политодельским, в горло. Договорились мы так, Никаких свиданий на територрии гарнизона и лучше ваще в Мито. Воскресенье твое. С ноля часов и до шести утра понедельника. А в будни - не выёживайся, должен быть примером в соблюдении дисциплины и правил пребывания.
Вечером я Мечте мой нежной все объяснил. Оказалось, что всё это пошло из интерната. То-ли воспитательнице девушку вложили, то-ли она сама увидела, но испугавшись зело, мало ли чего, радости моей тоже вливание сделала. А та её просто послала, вместо того, чтобы снивелировать ситуацию. Ей-то радости моей, что, максимум от мамы схлопочет, да и то, как показало время, было нереально, ибо мам её была человеком абсолютно нормальным и достаточно лояльным. Подумали мы с ней и решили, что лучше всего будет сделать так, как придумал старпом.
И началось. Я в воскресенье с первым автобусом, это где-то часа в четыре уматывал в Прагу - три с лишним часа в один конец. Радость моя меня встречала. Весь день мы с ней шатались по Праге, вечером я уезжал на рейсовом автобусе, она на посольской машине. Вместе-то нам было нельзя. Настал тогда аллес капут моим мечтам о покупке ковров и люстр. Зарплаты хватало только на любовь и кое-что на одежду. Надо ж было выглядеть.
Но все проходит, да. Родители Мечты заинтересовались - где дочка по воскресеньям пропадает, какие, ё моё, музеи. Девка приходит домой с распухшими губами и несколько, мягко выражаясь, перевозбуждённая. Ну, Мечта моя всё маме и рассказала. Короче при очередном моментальном контакте в Мито, т.к. мы всё же урывали у жизни сладкие моменты, я был предупреждён, что в следующий приезд должен соответствовать предстоящему знакомству с родителями. Я - то сначала стреманулся. А потом подумал - куда деваться. Во-первых, контакт с родителями, дело нужное. Если все пройдёт хорошо, то имел я в ввиду политотдел вместе с его руководящей и направляющей. Мне её мама с папой разрешили с дочкой встречаться. Во-вторых, зима началась. И хоть в Чехии она, как Вы помните, мягкая, но всё одно зима.
Короче предстал я перед предками. И видимо понравился. Мы могли целый день сидеть у неё в комнате, причём иногда из комнаты оной раздавались весьма недвусмысленные шорохи, но ни разу никто не подумал поинтересоваться, а что там происходит. Очень умные и тактичные люди. Папа даже настоял, чтобы я вечером с девочкой на машине возвращался в Мито, но мы с ней больше любили на автобусе. Во первых дольше, во-вторых без соглядатаев типа водителя или ещё хуже мамы или папы. Добирали вообщем недобранное за день. Даже в Мито опять стали, и гулять и в кино ходить. Это после того, как папа однажды сам приезжал в интернат, дочку навестить, и поговорил заодно с воспитательницей, объяснил, что ничего зазорного в нашей, кхе-кхе, дружбе не видит. А дружба была уже очень крепкая и, я бы сказал даже ......, но обойдётесь без подробностей.
Тут, правда, особист меня попытал - каким образом я с папой познакомился и тыр-пыр, но потом отстал. Он у нас не вредный был, по крайней мере, в этом вопросе.
Потом была весна, у Мечты экзамены, выпускной. Меня не позвали. Нет, она предлагала пойти, но я отказался - чего гусей то дразнить. Официального то приглашения от администрации не было. Были даже слёзы, но договорились. И вообще этот роман были на редкость (для меня) бесконфликтный и почти без ссор и выяснений отношений. Просто идиллия.
Было бурное расставание. Три дня (шеф отпустил, учитывая обстоятельства) в Праге мы вообще друг от друга не отлеплялись.
Поехала радость моя учиться дальше, конечно в МГУ. Предполагалось для того, чтобы мы с ней видеться могли.
Были письма, поначалу частые и нежные. Потом пореже - учеба, мол, всё время отнимает.
И вот приехал я в отпуск. В конце года. Не виделись мы с ней около полугода. Полетел я к ней в общагу ...
Вообщем, ребята, всё банально. Новая компания, новые друзья. Свободные нравы. Ну, встретились, ну поговорили. Верите, нет, но это была единственная в Москве и последняя вообщем-то встреча.
Вот так!
А я ведь, по большому счёту, погонами и дальнейшей судьбой рисковал. Подойди начальство принципиальнее и ...... Уборщиком в общественный туалет не устроился бы.
Вот такая история.

Чомболо

А вы чомболовали хоть когда-нибудь на открытых картах?
...
...Когда откуда ни возьмись, вдруг, проносится слух - через стены, дворы, кварталы - - «Золотая» карты открыла!!!
И все, что может двигаться, лихорадочно загружается в свои четырехколесные средства передвижения, запихивая туда, кажется, даже слегка повизгивающих от нетерпения - или может быть страха - «а вдруг не возьмут» - родственников и знакомых. И несется стихийно возникающая кавалькада к подножию Сапуна, на виноградные карты «Золотой балки».
Подбирать не собранный рабочими виноград. Чомболовать.
Откуда взялось это словечко, откуда принес его бриз - может, от бухты Чомболо, бухты Символов, что лежит совсем неподалеку... А может быть, еще откуда прилетело в эти жаркие и пропитанные пылью и ароматом миндаля и каштана дни...
И заполнятся карты голосами и смехом и разговорами...
И наполняются багажники и кабины, и все, что только можно наполнить - и кисловатым «Рислингом» и крупным ароматным «Кардиналом» и терпким «Алиготе»... Вечер-два чомболовки - и вина на всю зиму.
А потом, дома, в самом большом тазу, ногами, непременно ногами - давится все собранное, и брызжет сок, и все вокруг становится липким и приторно-сладким.
И заливается вместе с мездрой для терпкости получившееся в заранее приготовленные пятнадцатилитровые бутыли из-под аккумуляторной кислоты.
И если нет у тебя таких бутылей, и не чомболуешь ты и не делаешь вина - наверное, ты не настоящий горожанин... Да только у кого же на флоте нет этих бутылей, сколько их списывалось и списывается по сю пору, я надеюсь...
И не то, что ты не можешь купить бутылку-другую настоящего крымского вина из подвалов Массандры, Сурожа, или Магарача... Можешь, конечно.
Но тот, кто один раз попробовал сам сделать вино, прожить с ним всю его короткую жизнь - всего двадцать один день, и осветлить его, и разлить потом в специально опять же приготовленные, промытые и прокаленные бутылки из-под шампанского, которые собирал по всем знакомым весь год - ты никогда уже не захочешь пить вино, сделанное чужими руками, если можешь сделать его сам.
И красота, и радость, и солнце и ласковый ветер, запрятанные в бутылки, живут и радуются вместе с тобой.
Ага...
...
И вот в такой-то вот вечерок, когда ты старший на борту, и к концу увольнение, вдруг затаскивают на борт тебе почти натурально «бездыханное» тело, докладАя при этом, что, мол, прибыли из увольнения без замечаний. Все. Включая тело, которое и говорить и стоять, тем более, уже не может, и мычит что-то с великим трудом...
И затаскивается тело в лазарет, и уснувший за поздним временем уже и поднятый срочно фельдшер, так кстати оказавшийся на борту, слегка ошалев, почти в крик докладывает, что пульс нитевидный, пятьдесят, кожные покровы синюшные и холодные, и срочно необходимо...
И вкалывают телу камфару, чтоб толкнуть уже почти останавливающийся мотор, и промывают желудок, и другое и третье...
И вытащенное из теплых коек отделение виновника торжества мрачно делит ночь на «вахту у тела», уже слегка пришедшего в сознание, чтобы не случилось какой беды, пока тот отсыпается...
И утром, «по свежачку», тело изымается из койки и возносится - хотя трудно назвать вознесением тяжелое пересчитывание трясущимися с дикого «бодуна» ногами ступенек трапа от кубрика до каюты командира.
И скор разбор и суров вердикт - но!
Остается выяснить - где, что, сколько... Работай, старпом.
И оказывается - то самое, солнце из бутылки. Только - на курином помете настоянное.
И всего - в ста метрах от трапа, в одном из тихих и тенистых Бартеньевских двориков, заросших тем же рислингом.
И отсылается на место команда мичманов во главе с боцманом, и устраивается хозяину маленький дебош с ненормативным объяснением всей глубины его неправоты, пагубной сущности и неправомерности подобных поступков и ранее и в дальнейшем...
И как знак осознания и просветления, подлинного раскаяния и обещания не допускать, и предложением мировой - доставляется на борт пара трехлитровых банок свежего, только сбродившего и набравшего вкус вина. Нормального вина...
Ведь без помета - нормальное вино было.
Как любое Крымское.
Терпкое и кисловатое, как сам Южный берег, с запахом морской соли и йода, пыли и прогретых скал...

Чего зря на судьбу клеветать, все хорошо: не попал за снежные перевалы, попал хорошо, почти заграница, целая ГДР вокруг за колючкой, и служба
непыльная, связь таки...

И длилось наше непыльное бытие почти год, пока не дали нам нового ротного, и зачем? - Старый старлей был неплох. О предстоящих марш-бросках мы были извещены задолго, и на финише нас ждали фляги со сладким чаем, раз в 3 месяца это можно вынести...

Ну и что? Новое утро с новым ротным началось как обычно, за исключением запрета посещения сортира. "Форма одежды - голый торс. Выходи строиться!" На улице: "Побежали за мной!"
И полусонная масса побрела за новым лейтенантом все дальше и дальше... Проскочили КПП, где заспанный урюк 3-й роты и рот не успел закрыть, бежим... бежим... бежим..., наконец, нужная команда: "Оправиться!" и по территории ГДР потек новый ручей. Оправились - и вперед... В первое утро такой пробежки 3 км продержались не все, мы побили рекорд беременной черепахи - 40 минут на 3 км и умерли... На финише никто не ждал со сладким чаем.
Бля, он нас на остальные 20 минут еще и на спортгородок завел, подтягиваться смогли только самые одаренные, остальные отжимались.
Весь день свяязисты были никакие - обороноспособность резко упала. На следующее утро мы уже охренели - этот лейтенант снова в кроссовках и снова история повторилась...

Через 3 месяца связная рота пробегала трешку во сне за 20 минут, и еще хватало времени на спортгородке и покурить, и перед молодыми выдрючиться в виде подьема с переворотом и солнышко покрутить.

Спасибо вам, наш командир, дай вам счастья до генерала дослужиться, и не забудьте, как вы меня штык-ножом в жопу тыкали, чтобы научить подьем-перевороту.