Какой танец самый лучший в мире? Их много есть, и все они прекрасны. Каждый хорош по-своему. Разные они бывают, ритмичные, порывистые, плавные, энергичные. Некоторые сопровождаются песнями или гортанными выкриками. Все они несут заряд эмоций и тут же их разряжают. Где все это можно встретить одновременно? Каждый может ответить на этот вопрос по-своему. И будет прав. Я этот танец увидел в операционной. На втором курсе нас, совсем еще желторотых, привели в операционную, посмотреть. Просто посмотреть. До сих пор помню это ощущение - восторг и желание быть таким же. Уверенным, плавным и порывистым, веселым и озабоченным, вертеться в таком ритме, вести свою партию свободно и непринужденно. Прошло время, все свое время и возможности я посвятил до сих пор неугасающему желанию. И вот я в операционной. Уже на полных правах врача. Кто мне может помешать? Из сладких грез меня вырывает грозный окрик: «Руки за спину?!». Чи-иво?! А ты кто такая?! Такая подошла и говорит уже более спокойно:
- Руки за спину! Халат снять в предбаннике. В оперблоке только в костюме. Новенький? Чеши быстрее.
Блин, что за дела? Но лучше не спорить. Снял халат, заложил руки за спину, иду. Вхожу в операционную. Первое что поразило это тишина. Следующее впечатление - никому нет до тебя никакого дела. На столе пациент. Вокруг сосредоточенно возится нестезиологическая бригада. Сейчас их время. Хирурги жмутся по углам и стараются не мешать. Руки за спину, так как задеть что-нибудь равносильно убийству. Тебя тут же и похоронят. А они шаманят:
- Молодец-молодец! Почувствовал, как дыхательный центр уснул?
- Интубация!
- Ну все, теперь яремку быстро, пусть ребята обрабатываются. Ставьте дугу!
Это уже мне. Ставлю дугу, через которое перебрасывается белье. Это барьер, который отделяет нас от анестезиологов. Теперь пришло наше время. Поле обрабатывается, накрывается уже помытым врачом. Один уже готов, я только начинаю. После этого нельзя делать резких движений - можешь расстерилизоваться. Руки на уровень лица, локти вперед. Двери открываются задом. Плавный поворот. Разрешите? Все сторонятся, можно сказать шарахаются как от прокаженного. Ни дай Бог задеть! Примета плохая. Ну, начали. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
- Кожный разрез, можно - не понятно, утверждение или вопрос. Звучит как приказ.
- Да, пожалуйста!
- Скальпель!
Теперь мы ведущая пара. Аккомпанементом служит деловитое пофыркивание наркозного аппарата, позвякивание монитора, повякивание коагулятора.
- Стернотомия! Включите отсос! - в какофонию добавляется шипение отсоса.
- Салфетку в руку, пинцет!
- Коагуляия! Стоп... Пожалуйста.
- Вскрыт перикард, Шить аорту!
Пока мы там танцуем, Паша прикатил АИК. Аппарат искусственного кровообращения. В просторечии - гравицапа.
- Паша, мы .готовы отдать магистрали!
- Давайте...
- Возьмите аотру... Вена, пожалуйста... Возьмите отсосы, красный - левый.
- Начато нагнетание, посмотрите петлю....
- У нас чисто!
- Петля готова, пережата!
- Канюлирована аорта! Паша, мы разъединяем петлю?
- Петля готова, пережата!
- Содинена аортальная магистраль.
- Канюлирована верхняя полая вена... Нижняя канюлирвана ... Начинайте перфузию!
Теперь в круговорот ворвался Паша со своей гравицапой. Теперь он главный.
- Начал нагнетание!... Перфузия литр... перфузия два литра... перфузия три литра... полный объем!
- Начинайте охлаждение!
- Начал охлаждение, температура 35.5.
- Фибрилляция! Зажим на аорту! Пережата аорта! Пережаты полые вены! Левый максимально! Подавайте кардиоплегию!
Все! Теперь основной этап. Тишина становится звенящей. Только слышны обрывки фраз из-за дуги. Хирурги не говорят. Они бросают отрывистые и очень тихие команды. Большинство говорится жестами. Теперь они работают как один организм. Быстро, понимая друг друга с полжеста, с полвзгляда. Они знают свою работу. Они любят ее. Щелканье зажимов, звон инструментов. Расчетливые и точные, в то же время плавные, но быстрые движения! Быстрый взгляд на монитор, на анестезиолога - Все в порядке? - внятный кивок - Да, все нормально! Побежали дальше!
- Корнарные активнее!
- Есть! Увеличил.
И опять деловитая возня над сердцем. В такие минуты поле зрения сужается до этого освещенного тремя лампами круга. Больше ничего нет в мире. Только этот круг. И сумасшедший ритм.
- Какая темпертура?
- 28.8 в центре!
- Шов аорты, грейте больного!
- Начато согревание.
Все, теперь в танец вступают все, кто в операционной.
- Внимание! Снимается зажим с аорты! ... Снят зажим!
- Появилась активность сердца! Хорошая фибрилляция. Какая температура?
- 35.5!
- Готовьте дефибрилляцию!
- Мы готовы!
- Стол влево!
- Пошел стол влево! - ж-ж-ж-ж- зажужжал электропривод, наклоняя стол.
- От стола!
- Есть!
- Разряд!
- Есть! Разряд!
Тихо-тихо - бум! Есть! Сердце вздрогнуло, просыпаясь, подумало и неуверенно качнулось. Получилось! Следующее движение уже более уверенное. И вот оно уже совсем проснулось и ритмично заработало, разминаясь перед окончательным выздоровлением. У всех отлегло на сердце, по операционной прокатился общий облегченный вздох. Они победили!

Далекий 197х год. Мой отец, тогда еще курсант, в числе прочих «залетчиков» стоит в строю на плацу Пермского ВАТУ. Пред строем стоит комэска, которого направили провести строевую подготовку в виду того, что все строевики, как назло кто в отпуске, кто заболел, кто в наряде. Моросит мерзкий холодный дождик и дует пронзительный ветер. По лицу комэски видно, что вся эта строевая ему ни в одно место не впилась, что он предпочел бы, как его более везучие сослуживцы, посидеть сейчас за рюмкой чая и что в гробу он видеть весь строевой отдел, но служба есть служба...
- Ну что, товарищи курсанты, не хотим нормально служить, будем учиться хотя бы ходить. Вольно! Разойдись! В колонну по четыре становись!
Курсанты с явно читаемой на лицах мыслью, что они строевой отдел хотели бы увидеть в еще более интересном месте выполнили команду.
- Шагом марш!
Строй послушно затопал. И тут перед комэской возникла проблема. Курсанты уже подходили к концу плаца, а у него начисто вылетела из головы команда, которую нужно подать для поворота грохочущей подошвами ботинок коробки. «Как же их повернуть-то? Направо?.. Нет - это на месте поворачивать... Бля, плац уже заканчивается...» И тут лицо комэски просветлело и на весь плац прогремело:
- Эскадрилья, правый разворот!!!
Команду поняли все...

А нечистым трубочистам...
(Навеяло рассказом Рембата).

1981 год, Северная Карелия, гарнизон Новый Софпорог, 909 военно-строительный отряд.

Я уже откосил от каторги водителя самосвала и слинял на относительно спокойную работу помвальщика в лесозаготовительной бригаде. Не падайте со стула читатели, пусть вас не поражает это заявление - работа на лесоповале легче, чем водителем самосвала. Кто служил там, где я, тот поймёт. На втором году службы самосвалисты старались попасть на "людовозки" - машины для перевозки людей, или на хозяйственные машины. Но поскольку вакансий на этих местах на всех не хватало, то те, кому не повезло, уходили на лесоповал или на другие, столь же "завидные" места. На самосвалах работали только первогодки.
Так вот, я уже месяц работал на лесоповале и забыл, что такое чинить МАЗ ночь напролёт, а потом утром ехать в карьер, что такое замерзать в лесу три дня в занесённом пургой МАЗе. Почти по Высоцкому, только не так всё хорошо кончилось, ушедший пешком напарник замёрз на дороге и его тело обглодали волки. Когда-нибудь расскажу об этом. Я уже забыл, как работать за рулём по семнадцать часов в день, набирать воду в ведро голыми руками из проруби в сорокаградусный мороз. Края проруби обледенели и ведро в него не влезало. Вобщем, я уже на месяц наслаждался простым физическим трудом, без всяческих заморочек. Ночью тебя лес валить не заставят. Да и разогревать-заводить-ремонтировать ничего не надо. Вся моя техника - простая деревянная палка с железным двузубым наконечником - вилка помвальщика. Конечно, болели руки и спина, зато голова не болела. Да и всё время с людьми, с бригадой, случись что - не придётся одному в лесу замерзать.
И вот через месяц этой спокойной жизни меня вызвал приехавший к нам в лес главмеханик комбината, майор, и приказал ехать в Софпорог вместе со своим брошенным МАЗом, на которого так и не нашли водителя. МАЗ должны будут тащить на жёсткой сцепке, а в Софпороге я должен буду заменить на нём коробку передач и вообще привести его в рабочее состояние. Кому потом передать МАЗ механик не сказал, но как я понял, никому - опять меня на него посадят. Ну уж дудки, думаю.
К рассказу не относится, но через месяц я буду откапывать обгоревшие останки этого майора и другого офицера, мастера лесоучастка, из развалин пожарища, и отгонять собак от них. Было такое несчастье, сгорели оба.
Но хватит о грустном, я о другом рассказать хотел.
Итак, попал я в отряд, в Софпорог. Познакомился-сошёлся с ребятами, служившими в автоколонне, нашлись и земляки с Крыма, знакомые ещё по карантину. В числе гаражников был моторист Женя, с Западной Украины. Или, если правильно - с Захiдной Украйни, з Львiвщини. А если ещё точнее - это был Моторист. Именно так, с большой буквы. Это был, что называется Моторист от бога. Не знаю, есть ли бог, но то, что есть Мотористы божьей милостью - сам убедился, и именно такой был в Софпороге. На моторы, которые он перебирал, никогда не было нареканий. Любае моторы, хоть МАЗовские, хоть ЗИЛовские или ГАЗовские. И даже офицеры отряда чинили у него свои потрёпанные "Москвичи" и "Жигули". Словом - настоящий Мастер. Кроме того, он был очень акуратен и чистоплотен. И даже моторы, им отремонтированнные, были такие же чистые, даже хотелось помыть руки, перед тем как прикасаться к ним.
Разбирая дизеля и промывая их солярой, Моторист умудрялся оставаться относительно чистым. А когда надо было идти вечером с работы в казарму, он тщательно мыл руки машииным маслом, потом водой с кауситком и мылом, доставал из своего сейфа чистое п/ш и становился в строй рядом с грязной гаражной братией. Аккуратный, подтянутый, с белоснежным подворотничком, чисто выбритый и спрыснутый одеколоном. Все поглядывали на него с уважением и трепетом, как на святого, ведь все знали - что работает он как зверь. Старшина всегда ставил его нам в пример.
И вот как-то раз гаражники строем возвращались в гарнизон. А навстречу - командир отряда, полковник. Полковник был не чурался пообщаться с личным составом, дать им краткое командирское напутствие.
После обязательных в этом гарнизоне комад "Смирно! Равнение на..." (блин, ну как в армии, чес-слово, у нас в лесу ничего такого не было!), полковник довольно крякнул и начал командирскую речь:
- Здорово, воины! Вижу - с работы идёте, устали. Ну что ж, теперь можно и отдохнуть, заслужили. Молодцы, честно трудились на благо Родины, спасибо вам от всего сердца...
И тут его взгляд упал на чистого, благоухающего хорошим одеколоном, Моториста. Лицо полковника налилось кровью, как у бычка-однолетка:
- Бездельник! Да ты сегодня и не прикасался к работе, даже руки белые. Дармоед! Да я бы таких на месте расстреливал! Пять суток ареста!
Моторист пробовал возразить:
- Товарищ полковник, да я сегодня...
- Десять суток ареста!!!
После этого моторист ходил самым грязным и зачуханным, старшина постоянно склонял его за это. Мылся теперь моторист только раз в неделю, во время субботней бани. И х/б у него было самое грязное. И отремонтированные им моторы уже не такие чистые. Но работали по-прежнему безотказно.

Необходимая отмазка: рассказываю со слов очевидца. Посему на ошибки не ворчите. Да и подробностей не помню - ни названия корабля, на котором "дядя Юра" служил тогда, ни проекта, ни даже звания командира.

Генерал педальный.

На одном из типов советских ракетных судов в рубке стояло по два локатора. Один, рабочий, был всегда начищен, отлажен, смазан где надо... Второй, резервный команда вниманием обходила - кому он нужен, если всегда работатют на том, что по правому борту. В общем локатор по левому борту был всегда слегка запылён и смазан кое-как. А работали они вот как: нажимаешь на педаль - он тебе включается, и работай себе.
Так вот, приезжает как-то раз Маршал Гречко (именно с большой буквы, т.к. всего СССР) проверить боеготовность советских моряков. Со всей своей свитой грузится на флагман эскадры, про который собственно и рассказ, и идут они на полигон.
Пришли на полигон, стали стрелять. Флагман, естественно, стерляет первым. И вот пошла работа: кап-сколько-то-там-раз командует, начальник БЧ-5 (правильно номер?) у локатора по правому борту колдует... А к другому подошёл какой-то генерал из свиты. В локаторах он понимает мало, в стрельбах, похоже, ещё меньше, а уж в кораблях - полный ноль. Стоит, и от нечего делать на педаль жмёт. Нажмёт, отпустит. Нажмёт, отпустит. А локатор неухоженный. Не чищеный и не смазанный. Так что педаль скрипит препротивнейше. Работать мешает. Однако генералу пофиг, Гречко молчит, а командир... Да что командир? Что он, кап-сколько-то-там-раз может генералу из свиты Маршала приказать? Крепится. Но зло затаил.
Отсрелялись. Отлично отстрелялись - с первой ракеты накрыли цель. Но подойти проверить надо. Идут к цели. Генерал скрипит. Подходят. Командир корабля машинным телеграфом приказывает остановится. Цель (какой-то там списанный траулер) - покорёжен основательно, болтается в паре кабельтов. И тут командир таким слегка паникующим, слегка недовольным голосом вслух говорит:
- Кто нажал на тормоз?
Генерал застывает посреди очередного нажатия, смотрит в окно рубки - до разгромленной цели буквально рукой подать, корабль стоит.
- Мля, кто на тормоз нажал?!..
Генерал аккуратно отпускает педаль и бочком-бочком вылезает из рубки. Командир машинным телеграфом даёт малый, затем средний ход. Генерал прячется в каюту.

Так он до конца похода в каюте и просидел - шутка ли, выходишь ты, а тебе матросы улыбаются: как же, тот самый генерал, который на тормоз нажал...
А Маршал Гречко ещё раз доказал, что он Маршал с большой буквы. Когда поход закончился он так перед строем и обявил:
- Молодцы, моряки! Стерляете отменно... И улыбаетесь хорошо.
Оценил, значит, шутку.

Подрабатывал я однажды плотником в штабе строительной части, что в гарнизоне Белая. Сидим мы с утра с одним из бойцов, пусть будет Леха, возле нашего фронта работ, коим являлась строящаяся для товарищей офицеров баня, курим. Я сижу спиной к штабу, Леха напротив меня. Сизый дым «Беломора», солнышко, легкий ветерок и утренние прохлада и свежесть. Лепота! Вдруг слышу за спиной шум и вижу, что глаза Лехи квадратеют, а беломорина устремляется прочь от отпавшей на грудь челюсти. Оборачиваюсь. Моя папироса повторяют судьбу Лехиной. И есть от чего - прямо на нас галопом несутся офицеры, а впереди (!) всех скачет аки полуторацентнерная горная козочка сам начштаба, багровый цвет лица и выпученные глаза которого не оставляют сомнений, что это явно не внеплановая проверка физподготовки личного состава. В голове начинают метаться мысли от начала третьей мировой до массового помешательства офицеров или, как вариант, своего собственного. Все стало ясно, когда увидели, что практически прямо перед входом в штаб загорелся грузовик. Загорелся бы, да и хрен с ним, но, как говорится, был нюанс. И кузов грузовика, и прицеп были забиты полными баллонами с газом (кто не в курсе - для газовых плит развозили такие). У капота грузовика суетились водила с рабочим и пытались потушить пламя, которое надо сказать, уже стояло столбом, при помощи дохленького углекислотного огнетушителя. В воздухе повеяло то ли метаном, то ли полным пиздецом... Положение спас вылетевший из штаба с пенным огнетушителем и криком «Бля!!! Геростраты хуевы!!!» капитан, который и загасил пламя...
ЗЫ Смеркалось. Из дверей штаба по легкой синусоиде выходили утомленные «Нарзаном» офицеры. Начштаба бережно поддерживал за талию капитана, глаза которого были устремлены в астрал, а на устах блуждала загадочная улыбка, увидев которую Леонардо да Винчи порвал бы свою «Мону Лизу Джиоконду». Ему сегодня было можно. Он сегодня был героем дня...