Звезды на плечах.
Навеяло вчерашней информацией, промелькнувшей в новостях о легко реализуемой возможности приобрести образцы любой военной формы и любые военные знаки различия.
Звезды. Звездочки. Каждый офицер помнит о своих маленьких и больших звездах. Невозможно забыть первые, лейтенантские звезды. Звезды, которые в буфете арендованного дворца культуры гиганта радиоэлектронной промышленности СССР, на официальном выпускном вечере, бросались в бокалы с шампанским, которые в свою очередь, поначалу с определенной оглядкой на начальников и преподавателей, а потом и без оной, выпивались лихо, по-гусарски. Звезды, которые заботливой отцовской рукой опускались в рюмку водки, на «обмывании» дома. Звезды, которые «обмывались» уже на неофициальном вечере в ночном кабаке, под объявление солиста местных лабухов: «Для выпускников... высшего военного авиационного инженерного училища имени... исполняется песня What Can I Do!» (в 11-ый раз!). Первая послеучилищная звезда. Как хотелось ее получить побыстрее! Рубикон, который отделяет уже, как нам тогда казалось, опытного офицера от еще неоперившегося зеленого лейтенантика, вчерашнего курсанта. Четыре маленьких «шайбочки». Очень опасное, в гастрологическом смысле, звание! Надо было умудриться проглотить как минимум полстакана водки и не подавиться одной из четырех звездочек, что со мною чуть и не произошло, слава Богу! Капитаном довелось мне быть дважды. Сначала получил звание капитан-инженер, а потом его трансформировали в просто капитана, без минус инженер. Второй раз не обмывали, т.к. явление было поголовным, по всем ВС. Первая большая шайба. Все, теперь фраза: «Младшие офицеры свободны!», она не для тебя. Хотя конечно, ты еще и не настоящий старший офицер. Что бы стать настоящим, нужно получить вторую большую «шайбу». А это уже не так просто. Это инженер дивизии в войсках, преподаватель в вузах, с.н.с. в военных НИИ, начальник отделения/замначотдела во всевозможных частях центрального подчинения, старший офицер в главкомате. Полуполковником мне довелось быть дважды. Второго мне присваивал уже не МО, а другой министр. «Обмывать» его пришлось тоже. Ну и наконец третья большая «шайба», когда понимаешь, что впереди у тебя осталось только два звания: полковник запаса и, если доживешь до 60 (средняя продолжительность жизни военных пенсионеров в РФ - 54 года), полковник в отставке. За всеми этими званиями и звездами стоят как минимум более двух десятков лет службы, нелегкий, а иногда и тяжкий труд, много пота, а иногда и крови...и букет всевозможных хронических заболеваний...
Полковник Алексей N. любил ходить с супругой по выходным, если был свободен от службы, на этот небольшой мелкооптовый продовольственный рынок. Новое российское время реализовало потаенную мечту советского человека - иметь возможность питаться с рынка! Но дело было не в этом. На рынке, недалеко от входа, был организован в контейнере очень уютненький и чистенький шалманчик с прекрасным свежим разливным пивом из кегов. Поход на рынок, несмотря на некоторое неудовольствие супруги, начинался с посещения этого шалманчика. Так было и в тот день. Находясь в хорошем расположении духа после стаканчика пива, Алексей подошел к «рыбному» контейнеру, с застекленным прилавком. Его внимание привлек грузчик внутри контейнера. Это был мужчина неопределенного возраста, с довольно испитым лицом, одетый в российский военный камуфляж, с форменной кепкой на голове. Под отрывистые команды продавщицы он выносил из холодильника замороженную рыбу к прилавку. На его погонах красовались по 3-и больших звезды защитного цвета. «А что это у вас на погонах?», - поинтересовался настоящий полковник у «настояшего» полковника. «Да, так нацепил», - ответил тот. «А вы знаете, неуважаемый, что стоит за этими звездами? Что они достаются потом, здоровьем, а иногда и кровью?», - начал «закипать» Алексей. «Да, что ты - прикольно, вот и нацепил! - Советую вам это немедленно снять!». Тут в дискуссию вмешалась, супруга и со словами, не цепляйся, ты уже сегодня пива выпил, утащила полковника от контейнера.
В понедельник, попивая чаек с подчиненными, Алексей рассказал про этот случай. «А что, может давайте съездим и начистим ему нюх? Ведь недалеко», - философски заметил Николаич, в прошлом боксер-разрядник. «Да-да, и пивка попьем заодно!», - радостно согласился Малыш (рост - 200 см). «О, разрешите и я с Вами!», - как всегда поддержал компанию Иваныч. «Да, что Вы на всяких придурков обращаете внимание!», - почти синхронно заявили две Ольги, тем самым проявив, пусть разнесенную во времени и пространстве, но все-таки женскую солидарность с супругой Алексея.
За круговертью служебных хлопот, все это забылось. Следующая суббота оказалась горячей и рабочей, а в воскресенье Алексею пришлось быть ответственным по управлению, короче на рынок он попал только через две недели. Случившееся со лже-полковником уже не и не особо вспоминалось. Как вдруг, проходя мимо знакомого контейнера, он увидел фигуру грузчика. Мужик повернулся лицом. Звезды с плеч были сорваны, что называется с мясом, лицо украшало два довольно свежих фингала под обоими глазами. Подумалось: «Симметрично». Сказалось: «Вот видишь, неуважаемый, а ты говорил - прикольно, а ведь я тебя предупреждал, сними, то что нацепил не по праву!».

Как я уходил в армию.
Пролог.
Не ходил бы ты, сынок, во солдаты...

(народная песня)

Для начала надо сказать, что я таки учился в институте. И, как для большей части сегодняшней молодежи мужского рода, наличие военной кафедры в этом институте было для меня важным фактором при выборе места поступления. И вот, я поступил (как? - об этом отдельная история), проучился среди прочего на военной кафедре, прошел выездные курсы молодого бойца (еще одна история) и, получив желанный диплом о высшем образовании, вступил во взрослую жизнь. То есть жизнь моя, формально вычеркнув учебу, свелась к работе.
Работаю я в школе. Учителем литературы. И если быть точным, то начал я работать уже со второго курса.
Школа затягивает.
Если б мне, когда я сам был школьником, сказали, что быть мне учителем, я, конечно же, не поверил бы. Но вот на втором курсе решил попробовать, а что получится? И вот - урок, второй, третий, подготовка к следующему, размышления о том, как же растормошить этих "мелких", сподвигнуть хоть на какую-нибудь активность, чтоб хоть прочитали что-нибудь, чтоб хоть что-нибудь интересное нашли в этих хрестоматийных текстах! А потом - один удавшийся урок (среди пяти неудавшихся), два, и как-то затянуло. И вроде жаль (а может, лень) бросать это дело.
Так вот. Работаю в школе. Параллельно учась в институте, и еще года два после выпуска. Детям тоже прикольно - учитель в казаках, в джинсах, с длинными волосами, молодой, пошутить на уроках любит, да и добрый, в общем-то.
И тут в августе месяце раздается у меня дома телефонный звонок. Поднимаю трубку:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте!
- Будьте добры Перламонова Дениса Валерьевича.
- Да, это я.
- Из военкомата вас беспокоят.
- Да?
- Денис Валерьевич, в соответствии с Указом президента об объявлении очередного призыва вы призываетесь на действительную военную службу.
- А-а-а... Вообще-то я военную кафедру окончил и вроде аттестован как офицер запаса.
- Все правильно. Вы на кафедре Договор подписывали?
- Подписывал.
- Ну, так вот по этому Договору вы в случае призыва на действительную военную службу обязуетесь отслужить в звании лейтенанта два года в рядах Вооруженных Сил.
- Подождите... А какой призыв?! На дворе август!
- Денис Валерьевич! Призыв будет... И вы под него попадаете... Так что вы как-нибудь на неделе подъедьте в военкомат, мы с вами обсудим место прохождения и характер вашей службы.
- Хорошо, как-нибудь в ближайшее время подъеду.
- До свидания.
- До свидания.
Я положил трубку и понял: осень будет напряженной. В военкомат я, конечно, ехать не собирался, как собственно и в сами ряды. Какие у меня были варианты? Профессия учителя от армии не спасала - надо было преподавать в сельской школе. Малолетних детей у меня на руках тоже не имелось. Идти работать к отцу в МВД и, значит, уходить их школы тоже не хотелось. Откупаться от армии не было ни денег, ни навыков. Оставалось одно - ждать и не попадаться на вид.
До октября месяца было тихо. А в октябре последовал очередной звонок от военкома. На счастье меня не оказалось дома - беседу проводили родители. Потом звонки стали учащаться, а голос военкома становился все более суровым и все менее лояльным. В середине ноября мне удалось еще оттянуть момент знакомства с армией, сославшись на аттестацию школы и абсолютную необходимость моего присутствия на работе. "Две недели, - отчеканил военком в конце последнего разговора. - Потом сами прибываете к нам". - "Да, да, конечно".
Через две недели мне было сказано: "Ну что ж, Денис Валерьевич! Если вы сами не желаете к нам приходить, за вами заедут". "Хорошо", - сказал я и понял, что пора делать из дома ноги.
Пару ночей я спал в квартире одного друга, но на третий день почувствовал, что просыпаться в чужом доме, завтракать с чужими родителями, идти на работу, а потом снова возвращаться не к себе домой я долго не смогу. Ну, глупо как-то. Лучше уж по-честному - в армию.
На следующий день я вернулся домой, помылся, приготовился к завтрашним урокам и лег спать в свою(!) постель.
Когда в пять часов утра раздался длинный звонок в дверь, я уже знал, кто за ней стоит. Спокойно встал, вышел в коридор, поздоровался с двумя толстыми охранниками порядка и стал одеваться. Сунул в карман своего длинного бордового пальто паспорт, пачку сигарет, Zippo, натянул на голову черный танковый берет и, повернувшись на пороге (как в кино), сказал бледным родителям: "Директору позвоните. Передайте, что на уроки я сегодня не приду - в армию забирают".
Начинался очень длинный день...

Сцена первая.
А на длинной скамье, на скамье подсудимых...
(шансон)

На тот момент я еще жил с родителями в Орехово, а прописан был уже на Коломенской - у деда. Для начала меня привезли в местное отделение милиции. Всё по форме - обыск, обезьянник, ожидание. Обыскивавший меня дежурный абсолютно бесстрастным тоном спросил:
- Чё от армии-то бегаешь?
- Работа нравится.
- А кем работаешь?
- Учителем. В школе.
- Понятно... Деньги, сигареты, документы, оружие, наркотики. Что есть - выкладывай.
Я выложил на стол паспорт, кошелек, сигареты, помедлил отдавать Zippo. Заметивший мои сомнения сержант сказал: "Zippo можешь оставить". "Спасибо, - ответил я. - Ремень и шнурки снимать"? - "Не надо".
И вот я сижу в обезьяннике с исписанными какими-то Ашотами и Савиками стенами, щелкаю от нечего делать крышкой зажигалки, выслушиваю реплики проходящих мимо милицанеров, вроде "О! Уже в берете! К Чечне готов". Времени - начало седьмого. Жду. Думаю: "Интересно, что дальше". Сержант, видимо, осмыслив всю глубину нашего короткого диалога и будучи уже утомлен моими щелчками, просовывает среди прутьев решетки сигарету: - Покури.
Покурил.
Минут через двадцать за мной приехали "мои" милицанеры.
Проезжая по ночной Каширке и темному Коломенскому парку, я думал: "Да... Город спит, а я в милицейской машине, на заднем сидении еду в армию. Мог бы тоже спать еще. Встал бы как всегда в семь, позавтракал, пошел в школу уроки вести. А тут - опа! Жизнь вильнула в сторону".

ОВД "Нагатинский затон". Около семи утра. Та же процедура задержания - "документы, деньги, оружие, наркотики". Проходящий мимо сержант, взглянув на мои длинные волосы и пальто ниже колен, говорит обыскивающему меня дежурному: "Смотри лучше. У него меч должен быть". Сижу на деревянной скамье очередного обезьянника. Минут через пятнадцать дежурный со словами "Ну, мля, Семеныч! Я ж тебе уже сколько раз говорил - не бей ты свою Тамарку!" подсаживает ко мне какого-то мужичка с явными следами хорошего пьянства во всем облике. Помолчав порядка пяти минут, мужик, видимо, решает завести знакомство: "Парень... Слышь..." Не реагирую, жду. Оглядев меня мутным взором, решает не продолжать, да и тяжело ему, как видно.
Наконец меня выводят на свежий утренний воздух - уже начинает светлеть, - сажают в заднюю часть "козлика" и везут в военкомат.

Сцена вторая.
После той чудесной стрижки
Кошки были, словно мышки,
Даже глупые мартышки
Походили на людей.

(из к/ф "Мери Поппинс, до свиданья!")

Военком-майор принял меня, как отец родной.
- Ну, что же вы, Денис Валерьевич? Надо служить-то, уж если призвали!
- Да... Я понимаю...
- В общем, давайте свой паспорт, подписывайте вот эту бумагу... Так... Теперь получайте предписание в штаб округа и отправляйтесь туда - это на Новокузнецкой. Там Вы получите направление к месту прохождения вашей дальнейшей службы.
Выйдя из военкомата - уже без сопровождения, - я встретил ожидавших меня у подъезда родителей. Спрашивают: "Ну, как?" Рассказываю. Отец, давно твердивший о том, что мой внешний вид не соответствует высокому званию "учитель", говорит:
- Денис! Можешь, конечно, меня не послушать, но я тебе советую перед тем, как ехать в штаб округа подстричься. А-то неизвестно, куда тебя такого отправят. ...Ну ладно, мы с матерью домой, а тебе удачи.
Поразмыслив немного, иду в парикмахерскую.
- Здравствуйте, мне подстричься.
- Как будем стричь?
- Покороче.
- Насколько короче?
- Ну, не налысо, но коротко.
- Не жалко вам такие хорошие волосы-то отрезать? Может, журналы посмотрите? Подберете себе нормальную прическу?
И начинает пихать мне в руки какие-то журналы с каре там всякими, чёлками.
- Да не надо, - говорю. - Мне в армию.
- А! Ну, тогда понятно!
Наверное, многие, сидя в кресле парикмахера и глядя на себя в зеркало, испытывают беспричинное чувство жалости к своим волосам. Вот и мне, слушающему щелканье острых ножниц и краем глаза наблюдающему, как парикмахер аккуратно откладывает на соседний столик длинные пряди моих волос, тоже как-то взгрустнулось. Но стрижка кончается, смотрю еще раз в зеркало - Форест Гамп, - и еду на Новокузнецкую.

Сцена третья.
Паровоз умчится
Прямо на границу...

(Л. Агутин)

В штабе, не сразу найдя нужный кабинет, вижу сидящего за столом низенького с залысиной подполковника. Ну, прямо гоголевский чиновник такой. Достав из шкафа толстенную амбарную тетрадь, он раскрывает ее передо мной на столе и произносит буквально следующее:
- Где служить хочешь?
Ну, думаю, хорошо еще, что не "где желаете служить?". Сдерживая улыбку и желание посмотреть мир, говорю: "Ну, хорошо бы в Москве".
- В Москве... - водит пальцем по строчкам. - Ну, вот есть вакансия на офицера-воспитателя. 154-й отдельный комендантский полк. Подойдет?
- Подойдет, наверное. А где это?
- В Лефортово. Вообще, там сейчас ремонт, полк в Теплый стан переехал. Ну что, туда? Там и однокурсник твой сейчас служит. Вот.
- Показывает мне фотографию совершенно не знакомого мне парня.
- Хорошо. Записывайте... И что мне дальше делать?
- Значит, едешь в Теплый Стан, поселок Мосрентген. Нам найдешь свой полк, представишься командиру как офицер. Ну и всё! Служи!

Сцена четвертая.
Вот он я! Привет, войска!

(группа "Конец фильма")

До части я добрался уже часам к трем. На проходной спрашиваю у солдата: "В 154-й комендантский полк как пройти?" - "Третья казарма".

Захожу в казарму, поднимаюсь по указке дежурящего на входе сержанта на второй этаж и поворачиваю направо и, пройдя по коридору, попадаю в "дежурку". "Дежурка" в кавычках, потому что назвать это застекленное помещение с сидящим в его центре на табуретке и держащим на коленях телефон лейтенантом ОТДЕЛЕНИЕМ ДЕЖУРНОГО ПО ПОЛКУ просто язык не повернется. Ну, в общем, по всему видно - полк только что переехал. Спрашиваю в окошечко у "литёхи": "Вот я такой... Служить пришел... Чё делать-то?". (Формулировка, конечно, была несколько иной, но смысл в целом тот же). Лейтенант в полном недоумении. Как выяснилось позже, он сам пришел в этот полк двумя неделями раньше меня.
- Ну-у, - говорит. - Наверное, вам к командиру полка. Только он сейчас занят. Размещением занимается.
- И что, - говорю, - мне делать?
- Ну, я не знаю... Ждите.
Жду... Через какое-то время заходит какой-то майор - круглолицый, улыбчивый, даже фамилия (ее я, конечно, узнал позже) такая милая - майор Дунин. "О! - говорит. - Офицер! Служить что ли? ...Так это вам в Лефортово сейчас, здесь-то делать пока нечего: командир полка занят, а вам все равно сначала к начальнику штаба, оформиться. Полк-то уже переехал, а начальник штаба там еще, на руинах, бумажки перебирает. Так что езжайте-езжайте!"

Сцена пятая.
Ну, мы это... офицеры комендатуры...

(из к/ф "В августе 44-го")

Вечерело. Здание комендантского полка, возведенное еще во времена Петра, неприветливо смотрело на меня пустыми темными окнами брошенного дома. Уже слегка утомленный дневными скитаниями, объясняю на очередной проходной очередному сержанту: кто я, зачем и откуда. Тот куда-то звонит и кому-то докладывает: - Слышь, Серег! Тут лейтенант пришел к начальнику штаба. Доложи... Вести его или чё?... (Через пару минут.) Ага. Пойдемте.
Семеня за двухметрового роста сержантом, уверенно и широко шагающим по темному, освещаемому только светом редких окон плацу, успеваю на ходу спросить:
- Простите! А как зовут начальника штаба? Кому представляться-то?
- Подполковник Нигматуллин.
Проведя меня через коридор, загроможденный ломанными шкафами, столами, стопками каких-то бумаг по углам, снятыми с петель дверями, сержант остановился перед высокой дверью кабинета, молвил "Вам сюда" и удалился.
"Ни-гма-ту-лин, Нигма-тулин, Нигматуллин", - шевеля губами, несколько раз повторил я, и постучал в запачканную побелкой дверь. - Разрешите, товарищ подполковник?
На конце длинного ряда столов, выставленных по классической кабинетной схеме буквой Т, сидел маленький человек с несколько уставшим, но, тем не менее, волевым, цепким и даже слегка насмешливым взглядом. Кабинет, как и все здание полка, имел явные следы ремонтного разгрома: стулья, поставленные друг на друга, связанные бечевкой стопки бумаг, след от снятого портрета на стене.
- Ну, заходите...
- Товарищ подполковник! Лейтенант Перламонов! Прибыл к Вам для прохождения дальнейшей службы! - отрапортовался я, как учили на военной кафедре.
- Присаживайтесь.
Передав подполковнику свое предписание, я сел на другом конце стола, ожидая дальнейших указаний и рассматривая прислоненный к стене стенд с надписью "ДОКУМЕНТАЦИЯ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА". Затянувшаяся пауза напоминала прием у врача районной поликлиники. Наконец, пару минут спустя, подполковник оторвался от изучения предписания, поднял глаза на меня и произнес:
- Пьёте?
Ах, дорогой читатель! Какой всколыхнулся во мне соблазн покаянно опустить глаза и сказать: "Пью, товарищ подполковник! Не могу больше"! Но я, удержавшись даже от улыбки, промямлил: "Ну, так... по праздникам".
- Хорошо... Значит, будем служить. Пойдете в пятую комендантскую роту, к капитану Береговому.
- Есть.
- Так. Сейчас зайдите в строевую часть, оформитесь там, потом на складе получите обмундирование и всё. Служите!
- А-а-а... Товарищ подполковник...
- Чего?
- Мне бы хоть из школы уволиться.
- Ну, тогда завтра уволитесь, а послезавтра к восьми тридцать - в Мосрентген. Еще вопросы есть?
- Нет.
- Идите.

Сцена шестая, последняя.
А шляпу он носит на панаму,
Ботиночки он носит на лиман.

Короче говоря, где-то в десяти вечера вернулся я домой, с большим черным мусорным мешком, набитым военной формой, выданной мне на складе классическим анекдотичным прапорщиком, с первого взгляда назвавшим все мои размеры - от белья до обуви.
Следующий день описывать в подробностях я, пожалуй, не буду. С утра был в школе, уволился, попрощался со своими пятиклассниками. Дети всплакнули и подарили мне с подачи классной руководительницы книжку; выйдя из кабинета, прочитал название - Данте "Божественная комедия". Потом - проводы с друзьями (чек из магазина храню до сих пор).
И вот уже поздно вечером, готовясь к началу военных будней и гладя новенькую амуницию, я вдруг осознал, что понятия не имею, а что из этого всего и как следует одеть. Ну, понятно, что берцы там, бушлат, шапку с кокардой. А штаны ватные надевать или нет? Зима вроде... Потом, китель в штаны заправлять или как? Ремень поверх бушлата или вообще не надо?

Естественно, ко всему этому барахлу никакой инструкции по применению не прилагалось. Позвонил брату. Тот говорит: "Ну, такие вопросы вроде командир части определяет". В общем, поскольку домашнего телефона командира части у меня тоже не имелось, я решил надеть на себя ВСЁ. Там, думаю, видно будет.

И вот на утро, около восьми, я в полной выкладке (кокарда, лейтенантские звездочки, ватные штаны и всё остальное) шагаю вдоль длинного забора военной части к проходной, на ходу важно выполняя воинское приветствие и потихоньку подлаживая свой внешний вид под встречаемых военных. Ремень-то мне удалось на ходу из-под бушлата достать и поверх защелкнуть, но ватники! Черт! Ни один из проходящих военных не был в ватниках! М-да...

Вхожу в казарму. Вспоминая наставления отслужившего брата, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, к дежурке. "Так, я офицер, пришел в полк впервые - надо командиру полка представится, за пять шагов до начальника - на строевой шаг, есть, товарищ полковник! Разрешите идти?" Захожу в вестибюль второго этажа и вижу там строй из четырех человек - все не ниже майора, - и вышагивающего перед ними здоровенного хмурого полковника. (Судьбе было угодно, чтобы я в первый свой приход ввалился в таком виде прямо на утреннее построение комбатов). Повисла пауза. Отцы-командиры повернули головы в мою сторону и ждут продолжения. Ну, что ж... Подтянув под бушлатом и без того затянутый ремнем живот и заранее приложив руку к шапке, молодецким строевым шагом я под удивленными взглядами комбатов прохожу вдоль строя и, остановившись в двух шагах от полковника, громко рапортую:
- Товарищ полковник! Лейтенант Перламонов! Прибыл для прохождения дальнейшей службы!
Командир медленно смерил меня взглядом от головы до ног, повел губами, глянул за мою спину на сдерживающих хохот комбатов и, махнув рукой, резюмировал: "П**дуй в дежурку! Там тебе всё скажут". - Есть!
Козырнув еще раз радушному командиру части, захожу в коридор с дежуркой. Подходя к командиру, за пять шагов надо переходить на строевой шаг. А если командир сидит за стеклом? Ладно, думаю, лучше перестраховаться, и выполняю весь ритуал доклада о прибытии перед окошечком отделения дежурного по части. Дежурный - старший лейтенант, служивший, как потом выяснилось, в моем батальоне и рассказавший мне после свои эмоции в тот момент, - был настолько повержен в недоумение моими нелепыми действиями в сочетании с четкой формой доклада, что сам привстал со стула и приложил руку к непокрытой голове, выслушивая доклад. Но через пару мгновений он пришел в себя и уточнил:
- Подожди! Ты к нам в полк служить что ли пришел?
- Так точно.
- У начальника штаба был?
- Так точно.
- И куда тебя записали?
- В пятую роту.
- А! Понятно! Ну, в общем, поднимайтесь на четвертый этаж и направо. Там пятая рота и капитан Береговой, командир этого стада.
Ну вот, собственно, и всё. В роте никто о моем предстоящем прибытии, конечно, не знал. Командиры явно не знали, чем бы меня сразу занять, поэтому я просидел весь свой первый день за столом канцелярии роты, рассматривая настенные стенды и читая Устав. Вечером я перед тем, как уйти домой обратился к командиру роты:
- Товарищ капитан! У меня небольшая проблема!
- Да, слушаю.
- Понимаете, завтра у моего друга свадьба, и я зван свидетелем. - Это была сущая правда. - Как мне быть?
- Так, завтра у нас что? Суббота?
- Так точно.
- М-м-м... Ладно, приходите в понедельник.

Карелия 2005. А звери здесь тихие... (продолжение)

На вокзале нас встретил довольно новый микроавтобус Фольксваген, от турфирмы.
Пожилой водитель сразу обнадежил:
- Как ехать в вашу глухомань не знаю, но мне тут нарисовали...
И показал какой-то огрызок бумаги с кривыми линиями. Я озадачено хмыкнул.
Поехали.
Часа через полтора дорога завернула в лес и плавно перешла в кочковатую грунтовку. При этом, каждые двести метров она порывалась раздваиваться и разтраиваться. Водила уже матерился в полный голос, останавливался и тупо смотрел в огрызок, поворачивая его всяко разно.
Машина колготилась на ухабах, и задевала днищем неровности местности. Водитель при этом морщился как от зубной боли и продолжал материться.
Обещанные 600 рублей уже не казались мне большой платой за доставку.
Наконец мы уперлись в какие-то ворота. Они незатейливо перегораживали лесную дорогу, причем ни забора, ни каких-либо других намеков на близость жилья не было.
- Ну и куда дальше? - вызывающе спросил водитель.
- Да мы сами не местные...
Короче пошел я на разведку. За холмом оказалось дощатое строение, и тетка попивающая чаек за деревянным столом.
Собственно это и была турбаза.
Встретили нас радостно. Действительно, как-то сразу подкупала неподдельная доброта и отзывчивость персонала базы. А сколько незабываемых минут было проведено у костра, слушая рассказы директора Владимира Борисовича... Но по порядку.
Когда я выбирал базу, в аннотации было написано что-то вроде: «трех разовое, обильное питание, национальная Карельская кухня, свежие продукты, выпечка, пироги...»
Придя в первый раз на обед, я поздоровавшись, опрометчиво заявил:
- Ну про Ваше питание мы уже наслышаны, это, говорят что-то...
Женщина из столовой покосилась на меня как-то нехорошо, где-то даже с обидой. Поджав губы, она удалилась на кухню, и через минуту поставила перед нами по тарелке холодных слипшихся макарон с загнутой сосиской.
Так вот ты какая - национальная Карельская еда, подумал я залепляя рот макароньей жвачкой.
Совести ради следует сказать, что в дальнейшем меню существенно изменилось в лучшую сторону.
В первый же вечер, собрав снасти и взяв лодку, мы с сыном вышли в Сямозеро.
Господи, какая это красота ребята. Погода стояла чудесная, вода была как зеркало. И ни комаров, ни мошки, которыми мы были заранее напуганы. А лес... практически ни единой травинки, ковры мха, брусники и черники. И шляпки белых и подосиновиков.
Сразу решили найти красивое место на берегу и начинать там подкармливать рыбу, очень уж хотелось поймать знаменитого Сямозерского леща.
Нам повезло, примерно в километре от базы был обнаружен красивый мыс, с резким свалом глубин уже у берега. Ловя на пятиметровые удочки, приходилось выставлять глубину более двух метров.
Клев был просто бешеный. Сначала поставили две донки, закидушки с кормушками и две удочки. Но так как клевало постоянно, и перезабрасывать все это не было ни какой возможности, оставили только две удочки. Шла мерная плотва сантиметров в 18-20 длиной, разбавляемая периодически такими же окушками.
Рыба хватала наживку остервенело. По-видимому в самом озере дела с национальной Карельской кухней обстояли хреново.
Прочитав как-то на сайтах, что в Карелии, как нигде, действует закон - хорошему куску и рот рад, и чем больше червяк - тем больше улов, мы с сыном насаживали здоровенных червей почти в мизинец толщиной. И рыба клевала. Она засасывала этого червя на раз-два, и пока её выуживали, забивала его себе в недра и пыталась переварить.
Маленький ерш, которому здоровенный червь не влезал в пасть по определению, истерично извивался, нанизываясь на него, а уже в руках, отпихивал пальцы плавниками, взбрыкивал телом, и казалось, имей голос - злобно бы рычал.
На следующее же утро был пойман первый лещ. Прозевав поклевку, я обратил внимание, что конец удилища, как-то загадочно дергается... Какое наслаждение было тащить этого бронзового красавца. Подошла рыба покрупнее. Стали попадаться более упитанные плотвички и окуни до полкило.
После обеда, расслабившись и переваривая, поинтересовались у директора:
- А звери тут, собственно, не шастают?
- Да нет, что вы... ну правда зашел тут мишка на базу в начале лета, собаки залаяли, он обкакался и убежал. А так нет... ну стая волков, бегает в окрестностях, собак режет. Сохатый еще во время гона не ласков. Короче тишина здесь и благоденствие. Не Москва в общем, отдыхайте спокойно.
- А сами не сталкивались?
- Раз двадцать. Вот последний раз, собак своих на зайца натаскивал, они значит убежали, а я иду по следу, ну в землю смотрю. Вдруг впереди «Рррррр». Блядь! Миша в двадцати шагах! И здоровый такой. А у меня ни ружья, ни хрена, только ножик и свисток - собак подзывать. А свистком - чего, только рассмешить мишу можно. Ну заорал я на него конечно со страху, мол нафиг пошел кака волосатая! А он голову к земле опускает и рыча на меня. Не уважает царя природы ни хрена. Уууу, думаю, домой уже пора, повернулся и пошел. Этот гад за мной. Вот привязался, думаю. Вышел на поле, по дороге веток наломал, отошел метров на пятьдесят. Сел, костерок запалил, думаю, от дыма наверняка уйдет. Сижу - собак высвистываю. А мише не кругло все, ходит по краю поля, порыкивает, но на открытое пространство выходить боится. Прибежала одна собака, вьется вокруг него, в лае заходится, а ему хоть бы что, внимания не обращает. Устала. Легла рядом со мной. Смотрю - миша поле стал пробовать, зайдет немного, постоит и обратно, и все дальше и дальше это у него выходит. Чудеса думаю, сваливать пора. Агрессию нехорошую ощущаю. Ушел. Потом только догадался, что это медведица была, медвежата со страху на деревья небось залезли, вот она и не уходила. Вот такие дела. А так спокойно здесь.
Дальше мы ловили и оглядывались.
(продолжение следует)

Интуиция

Жарко здесь только зимой. Летом, которое заканчивается в ноябре, чрезмерно жарко. Бетонные теплообменники зданий не успевает остыть за короткие, ядовито-теплые, ночи. Безвкусный, простерилизованный солнечной радиацией воздух не задерживается в легких. Летом здесь ни у кого нет сомнений, что свет - это частица, а не волна, солнце физически давит на кожу и иногда сбивает с ног. Дожди не приносят ожидаемую прохладу, только духоту.

Бездушный голос автомата в трубке, потом короткие гудки. Пятница. Бриферы флайт-сервиса перегружены звонками от пилотов-частников, желающих выбраться на выходные из жаркой глотки мегаполиса - отмокать на побережье Мексиканского Залива или медитировать в горах Колорадо. Только нет у бриферов погоды на сегодня, кончилась и не предвидится, то ли за рабочую неделю всю раздали, то ли просто злой дядька Рок вышел на охоту, разгоняя добрых фей толстым томиком законов Мэрфи, как мухобойкой. Город обложило слоями грозовых облаков. Вместо того, чтобы стиснув зубы, остаться в этой бетонной микроволновке, Дэйв намеревался прорваться через 30 - 40 миль метеобезобразий на инструментах. Чуть дальше на север было сплошное Ви-Эф-Ар (простые метеоусловия) и видимость на миллион в квадрате. Цель путешествия с лихвой оправдывала все неудобства связанные с коротким прыжком «по цифрам» - за семь сотен с копейками миль на магнитном курсе 345 ждал маленький, знакомый с детства, город, душистая хвойная тень, заросшие соснами холмы, зеркала холодных озер, приготовленный мамой поздний ужин и беседа «под сигару» на веранде с отцом. Всего три с половиной часа полетного времени до самого лучшего в мире места и самых родных в мире людей.

На полу ангара нетерпеливо топталась «Лэди Баг» - двухмоторная Сессна 310, элегантная дама бальзаковского возраста, не уступившая годам ни капли своего энергичного обаяния и всегда готовая достойно ответить на вызов стихии. С самолетом все было тип-топ, вот только у этого дня с самого начала был какой-то неприятный привкус - шестое чувство звенело тихой нудной нотой. Интуиция или лень, но лететь просто не хотелось. Дэйв посмотрел на затянутое тучами небо, на компьютер с доплерной мрачной картинкой (клякса из темно-зеленых чернил), на десятилетнюю дочь (коварный ниньзя атакует сторожевую собаку), на собаку (делано-злобная морда, расплющенный в зубах теннисный мячик), тяжело вздохнул. Взлет на «пока» откладывался, и семья была занята игрой в «снеси папин ангар, отбирая мячик у Фредди». Ким была в курсе погодной проблемы и проявляла недетское терпение, хотя в ее глазах было черным по белому написано, что погода-погодой, а бабушку навестить надо полюбому. Безнадежное положение - профессионально натасканный на силовую охрану переросток-овчар Фредди был по натуре малодушным подхалимом и всегда голосовал в блоке с хозяйкой. Ржавею - подумал Дэйвид, давно в «сложных» не летал. Отсюда и мандраж. Не дело.
- Вымогатели...
- Па, да ладно, мы отменим, в эти выходные дома телик посмотрим - ребенок пытался дать понять, что никакого давления на КВСа оказывать не собирается.
- Рэкетиры...
- Папа, если пойдем Ай-Эф-Ар и будет болтанка, я опять всю кабину заблюю - Ким невинно предложила последний шанс к отступлению без потери лица.
- Потрошители... Грузитесь...
Победное «Йес!», и голливудская улыбка Фредди. Что еще нужно для счастья?

Когда-то этот странный механизм возил изнеженных странных богатых людей и их странные клюшки по полю для одной странной игры. Нынешняя должность буксировщика самолетов была не в пример почетней. Мягкие, липкие капли упали на крыло, заскрипела по мокрому асфальту резина - тропический потный дождь принял Сессну в объятья духоты и сырости. Дэйв загнал гольф-карт обратно в ангар, закрыл на уклюжины тяжелые ворота, пожелал сам себе удачи, и в два хлюпающих скачка добежал до самолета.
Ким весело скалилась из правого кресла. Ребенок зря времени ни терял: тумблер мастера находился в положении «вкл.», подсветка приборной панели отстроена, раскручивался вакуумный насос. К штурвалу был пристегнут потрепанный чек-лист, открытый на «Запуск двигателей».
- Па, ты полетный план заполнил?...

Иногда бывает стыдно за вещи, над которыми у тебя нет никакого контроля. За погоду например, или за воздушные ямы. Даже обычно крутой Фред поскуливал, когда очередной «девятый вал» бросал Лэди Баг вниз, и такая привычная гравитация куда-то пропадала. Бледный на лицо «второй пилот» смотрел на Дэйва и с явным недоумением. Дэйву тоже было не по себе: «Не надо было сегодня никуда лететь». Диспетчер помог - выдал несколько «рекомендательных» векторов и высот в обход наиболее интенсивных очагов непогоды. Так или иначе, спустя полчаса после взлета все худшее было позади. Кристально чистое небо, бархатно-синее на востоке и бордово-красное на западе - прощальный поцелуй солнца уходящему дню. Ким слабо улыбнулась и обернулась проверить собачий статус на заднем сидение. Тон у нее быстро стал скептическим.
- Па, нам нужен био-перерыв...

Приличная полоса нашлась в десяти минутах лета. Этот порт задумывался как станция техобслуживания для одной очень крупной авиакомпании. Компания, «подмазав» пару сенаторов, успешно обанкротилась и на радостях убила проект. Две огромных ВПП расчитанных на 747-ые Боинги и сетка рулежек частично заросли травой и порт превратился в город призраков с «полуфункциональной» башней и затрапезным кафе, у здания которого и заглушился Дэйв. Ким первой спрыгнула на землю и убежала внутрь. Следом сполз по крылу на бетонку поскуливающий собак. Фреда качало как обвешанную обкурившимися мартышками пальму, на морде недоверие. Доковыляв до газона, верный друг одного подрастающего человека вернул свой собачий обед природе-маме, отряхнулся и, как ни в чем не бывало учапал гонять мотыльков под фонарями. Вскоре вернулся ребенок, махнул рукой на юг, где по-прежнему наблюдалась бурная атмосферная активность.
- Возвращаться не будем - сморщила нос Ким.

Легко, почти не разбегаясь, Лэди Баг ушла в небо. Огни порта быстро пропали из вида, но Фред все еще долго тыкался носом в стекло, как будто с кем-то прощался. Ким получила в руки штурвал и уверенно держала курс и высоту. Дайв закрыл «инструментальный» полетный план и открыл «визуальный с сопровождением». Организационные вопросы решались без проблем. Средне-западные диспетчеры не пытались доказать пилотам свое интеллектуальное превосходство или побить рекорды скоростного рэпа. Судя по образцам шуток в радиобмене, масс-культуру здесь тихо ненавидели. С каждой минутой становилось прохладнее, и у ночного неба начал появляться запах. Очень здоровый осенний запах, так пахнут опавшие листья на садовых дорожках или кружка хорошего пива после долгого дня. Можно было расслабиться и открыть урок основ навигационной астрономии для Ким - ледяные кристаллики звезд так и просились на картинки учебника.

Сидя на полужопице в своем ободранном «Пайпере» и почти не глядя перед собой, «Швеллер» катил по рулежке. В тусклом свете приборной доски он быстро пересчитывал купюры. Он только что вывалил три мешка «химии» в грузовик местного «пушера». Партия была немаленькой - начинался учебный год. «Пушер» попался пугливый - в момент упылил в свой трэйлерный парк, бросив курьеру солидный ролик мятых бумажек с портретами президентов - вторая половина оплаты за «транспортные услуги». Радио «Швеллер» не включал. Навигационных, рулежных или посадочных огней тоже. Зачем привлекать внимание? Траффик в таких местах в ночное время - вещь невозможная, тихие деревенские полосы постепенно вымирали вместе с пилотами, которые их когда-то построили, а местные копы или федералы электронику засечь могли влегкую. Вопрос, кому будет «впихиваться» товар, «Швеллера» особо не грузил. Сам живи и другим не мешай - простая философия. На «Т» перед взлеткой «Швеллер» прогазовал чахотный движок, проверил магнето и опустил на глаза ПНВ - полет предстоял над сложной местностью и на предельно малой высоте...

Каким-то образом Фредди всегда точно вычислял момент захода на посадку, и его озабоченная морда возникала между спинками кресел как перископ субмарины. Может быть, он улавливал человеческое напряжение - рутинных посадок не бывает, особенно ночных, и Фред любил персонально контролировать работу «экипажа» перед прибытием. Лэди Баг грациозно соскользнула левым крылом в разворот, загудели серво-моторы закрылок, глухо стукнув в замках, вышло шасси. Еще разворот, потом еще один. На лице Дэйва довольная ухмылка - визуальный привод сразу показал «десятку» - три красных огня над тремя белыми, корректировать глиссаду не надо. Ким достала из кармана сотик - Пора звонить дедушке, пока самолет запаркуем, как раз успеет за нами приехать.

Почти дома. Сбросить обороты. Аэропорт плывет навстречу, ласково поблескивая огнями, как какой-то беззаботный «Титаник». Посадочные фары выхватывают из черноты номера полосы - «17». Дэйв легко тянет штурвал - сегодня будет «фирменное» выравнивание и касание на две точки. В лучах галогеновых ламп появляется что-то лишнее. Высокоплан с двойными раскосами, похоже «Пайпер» или «Берд Дог» - чужой самолет на полосе. Скособоченное хвостовое колесо уже задрано в воздух, но до скорости отрыва ему еще далеко. Уставший мозг отказывается верить глазам, теряя драгоценные мгновенья на совершенно ненужную сейчас оценку ситуации и сбор абсолютно бесполезных данных. Крик в наушниках. Штурвал до упора на себя. Ошибка. Сессна судорожно подпрыгивает вверх, левое крыло по-вороньи описывает в воздухе дугу и начинает валиться к земле. Сектора газа вперед, в стенку, капля пота в глазу - вот дерьмо. Еще один крик в кабине - запоздалый сигнал предупреждения о срыве потока, сирена гудит не переставая, а что толку... Лэди Баг, замерла в стопкадре, «повиснув» на двух пропеллерах. Правое крыло, с шорохом разгоняя воздух падает вровень с левым. Теперь точно все. Стрелка скорости сначала метнулась на долю миллиметра потом неохотно поползла вперед. Неужели...

На втором круге Дэйв просто прошел на бреющем над полосой, убедиться, что пуста. «Пайпер» растворился, как дурной сон. Сквозь грохот пульса в ушах пробился шепот Ким - «...дедуле с бабулей ничего говорить не будем, у деда сердце слабое». Нет, не будем, Нам просто волшебно повезло. Дэйв прикоснулся губами к штурвалу и мысленно пообещал Лэди Баг обновить краску и поставить «навороченные» крыльевые баки при первой же возможности. Еще пообещал всегда верить себе - этой неуловимомой интуиции, дурацкому «шестому чувству». А то, что сегодняшний полет мог закончиться совсем по-другому, выкинуть из головы. Насовсем.

Файл NTSB за номером N.....
«ЛА столкнулся с землей... левым креном в приблизительно 90 градусов.... человеческие жертвы - 2... двигатели и системы контроля до столкновения полностью функциональны... интенсивность пожара, возникшего после контакта, указывает на достаточное количество топлива... ночное время суток, ограниченная видимость... предварительно... причина катастрофы - ошибка пилота»

МАЙОР Ш.

Велик и могуч русский язык... Язык Пушкина и Чехова, Толстого и Достоевского... Нет ему равных по глубине образности и по широте аллегорий. Пользуясь им ежедневно, мы подчас не замечаем всех его достоинств и не используем всех его возможностей. Язык - могучий инструмент; он предоставляет широчайшие возможности человеку, решившему поделиться своими мыслями с окружающими, но, в то же время, позволяет читателям или слушателям сделать свои выводы о личности и уровне интеллекта автора...
Проще говоря, послушав человека пару минут, можно вполне определенно судить - можно ли с ним идти в разведку, или лучше пойти самому. Естественно, человеческая речь имеет множество национальных и культурных особенностей и может быть раскрашена тысячей разнообразных эмоций. Порой достаточно одного слова, чтобы передать другим чувства, трудно поддающиеся описанию. В гагаринском «Поехали!» был сконцентрирован труд и надежды многих тысяч людей, и я не думаю, что оно было запланировано сверху и отрепетировано, как почти всё в те годы.
У всевозможных профессиональных групп практически всегда вырабатываются свои жаргонные словечки, часто обогащающие язык широких масс. Например - «чувак» и «лажа» - от музыкантов, «бомж» - от ментов, и тэдэ. О том, что в армии есть «деды» и «духи» имеют понятие даже первоклассники, а слово «дембель» знает 1/6 земного шара.
Военный вариант русского языка, ессно, имеет свои особенности, но главная из них - это широкое и постоянное употребление мата. В любых ситуациях наш военный сначала как следует выругается, а уже потом доберется до сути дела. В этом вопросе впереди армии только тюрьма. Но попадаются еще и в армии виртуозы непечатного слова...
В нашем славном батальоне обеспечения учебного процесса харьковской пэвэошной учебки служил начальником штаба майор Ш. Он и будет главным героем нашего очень маленького рассказа. Был он худым, немного горбящимся, косолапил на правую ногу и разговаривал скрипучим голосом, размахивая в такт словам правой рукой:
- Суки! Как вы за%бали! Я вам что, бля%и, говорил сделать?
Эта тирада могла относиться и к солдатам, и к командирам рот в присутствии подчиненных. Выражать свои мысли майор Ш без мата просто не мог. С утра до вечера в казарме звучал его непрерывный мат, изредка разбавленный местоимениями и междометиями. Штабной писарчук сержант Коровин, мальчик из интеллигентной семьи, тихо сходил с ума, получив очередное задание типа «за%уярить списки о%уевших долбо*бов бл*дского весеннего призыва» или «разъ*башить по сраным личным делам всем уродам ихние %баные взыскания».
Командир батальона, подполковник М, тихий, вежливый человек, долго терпел,
но однажды, зайдя в штаб и услышав очередные проклятия начштаба, высказал толковую мысль:
- Мужики, а давайте поставим в штабе копилку, и за каждый мат будем кидать туда по десять копеек...
Майор Ш переменился в лице. Он сразу понял, в чей огород этот камушек...
- Бля... Сука.. Епт... Вы что, бля.. хотите, чтобы я получку свою здесь нах оставил...
Идея не прижилась... Пару дней НШ еще держался, заменяя мат мучительным мычанием в поисках эквивалентного цензурного слова, но тут командир ушел в отпуск, и вопрос отпал сам собой. За командира остался, ессно, НШ, и мат загремел в казарме с новой силой. Солдатам особых неудобств это не создавало, многие из них и так общались на таком же языке, а вот молодые лейтенанты, не подготовленные своими училищами в данном вопросе, краснели и вылетали из кабинета.
Мало того, НШ еще умудрялся заочно учиться в академии... Я просто не представляю, как он там сдавал всякие зачеты и контрольные, и вообще разговаривал с преподавателями. Контрольные по физике я ему решал ночами, стоя в наряде дежурным по батальону.
Но в анналы истории вошел такой случай.
Среди многообразных «обязанностей» командиров разных степеней ни у кого нет записанной в уставе обязанности - поздравлять солдата перед строем с днем рождения...
И вот в один из дней замполит напомнил начальнику штаба перед утренним разводом, что у рядового Пупкина сегодня день рождения. Быстро проведя в своем стиле развод - обложив семиэтажным матом командиров рот, майор Ш вспомнил о солдате.
- Бля... Становись! Равняйсь! Смирно! Бля! Рядовой Пупкин! Бля! Выйти из строя бля на пять шагов!
Прошлепав по раздолбанному асфальту требуемое число раз, солдат неумело повернулся лицом к строю. Повисла пауза... Майор Ш прекрасно знал, что нужно поздравить солдата с днем рождения, но беда была в том, что он просто НЕ ЗНАЛ нужных слов... Он мычал, тряс головой. Но ничего не помогало... В голове были только матерные слова. Пауза затягивалась... Солдат вопросительно проглядывал на командира.
И майор Ш поздравил:
- Бля%;! Сука! Е% твою мать! А! С днем рождения тебя, %баный ты в рот!!!