Лучшие истории 2012 г. из категории "Дежурная часть"

Особо опасен...

Краткая справка:
Конвойное подразделение выполняет обязанности по охране и транспортировке лиц, задержанных по подозрению в совершении преступлений, обвиняемых в совершении преступлений и находящихся под стражей - в суды, для производства следственных действий, из изолятора временного содержания органа внутренних дел в следственный изолятор УФСИН. Кроме того, конвойное подразделение при региональном МВД собирает задержанных в районных ОВД и этапирует их в СИЗО. Также сотрудники конвойного подразделения ездят в командировки за лицами, задержанными в других регионах по ориентировке регионального МВД.
График работы подразделения совпадает с графиком работы судов и следственных органов, как правило, это понедельник - пятница, с 8 до 18 часов. В выходные и праздничные дни дежурит один конвой на случай командировки или вызова к дежурному судье. Остальные сотрудники конвойного подразделения в выходные дни (если нет усилений и массовых мероприятий) отдыхают.

И именно эти выходные нам испортили напрочь. Наш конвой должен был заступить на плановое дежурство в субботу, поэтому в пятницу вечером никакие командировки даже в принципе не предусматривались, а предусматривалось пиво. Но начальство решило иначе. Ему, сидящему в большом теплом кабинете старого «сталинского» здания, виднее. Итак, время 17.30, инструктаж проведен, конвой усиленный, в сопровождении патрульного «Форда» наш автозак выдвигается на трассу. Поочередно вспыхивают маяки, изредка «крякает» ревун, требуя уступить дорогу. В соседней области нас жаждут видеть местные опера, которые - вот диво-то! - не разучились внимательно читать ориентировки.

Задержанный особо опасен. В розыске за убийство собственной жены, более года скрывался от закона неизвестно где. Может иметь холодное оружие. И вот - схвачен на территории провинциального райотдела, опознан и теперь ждет, когда за ним приедут. Дальше - следствие, суд, тюрьма. Надолго. Какое у него настроение, что он чувствует, понятно и ежу. Обычно «спецконтингент» ведет себя более-менее спокойно, но это те, кто уже успел свыкнуться с жизнью по ту сторону решетки, смириться с тем, что их ждет. Этот - только что пойманный волк. От таких можно ждать всего. В очередной раз проговариваем между собой разные варианты поведения. Полный обыск - обязательно. Все вещи изъять. Везем в наручниках, хотя это и не предусмотрено плановым конвоированием. Лазейка есть: «может причинить вред себе или окружающим». То есть, склонен к суициду, транспортируется в наручниках. Так спокойнее. Усиленный конвой без причин не назначают.

Мы - конвойные псы. Нас так называют все прочие службы, и мы не обижаемся на это. Нам почти не приходится ловить преступников, задерживать хулиганов, собирать с улиц алкашей. Но по специальной подготовке мы можем дать фору любому подразделению, исключая, разве что, ОМОН. На разбивание головами кирпичей и бутылок не претендуем, но на своем поле уделаем любого. На специальном стенде в холле у дежурного висит плакат «Допущенные сотрудниками ОРКСМ* побеги». Последние десять лет там стабильно ноль. Надо уметь работать, ребята. У тех же оперов не проходит и полугода, чтобы задержанный не «сделал ноги». Как? А очень просто...

«Во время производства следственных действий по адресу:... обвиняемый в совершении преступления, предусмотренного ст. 161 ч. 2 УК РФ, ранее судимый П. совершил побег из-под стражи. Как установила служебная проверка, старший наряда самовольно оставил место несения службы, выйдя из автомобиля купить сигареты. После чего П., воспользовавшись случаем, оглушил водителя и сбежал.» (На инструктаже читали регулярно. Реальный случай!) То есть грабителя-рецидивиста везти на следственные действия вдвоем с водилой - это нормально. Опера...

От конвоя не бегали. Во-первых, конвой имеет свойство метко стрелять без предупреждения, и ничего ему за это не будет. Во-вторых, у конвоя есть злые и местами очень злые собаки. Овчарки, те еще ничего, спокойные. А вот ротвейлерша Лида... По-моему, у этой породы изначально агрессивность зашкаливает за все рамки. Лиду боялся даже сам конвой. Слушала и признавала эта бесхвостая массивная сука только своего проводника. Прославилась тем, что загнала на стол дежурного по РОВД в одном из райцентров, пока проводник курил на крыльце. Эх... Ну и в-третьих, в-третьих, конечно же, конвой устраивает качественный и грамотный «шмон». Я до сих пор с гарантией в 100% могу обнаружить в одежде или на теле человека обычную швейную иголку. Прятать бесполезно.

А другие не «шмонали»? Вот вам еще один реальный случай. Привезли мы как-то задержанного из ИВС в райотдел, к следователю. А там... квартал оцеплен, никого не пускают, стоят здоровенные «омоновцы» в касках СШ и «Корах». Что оказалось: задержали мужичка по подозрению в краже. Привезли, посадили в «обезьянник». По пути даже карманы проверить не удосужились. В кабинете у дознавателя на вопрос, не желает ли тот выдать добровольно запрещенные к хранению предметы (оружие там, килограмм наркоты...), мужичок охотно выложил на стол боевую гранату РГД-5 с ввинченным взрывателем. Дознаватель, говорят, чуть не поседел.

В кафе для дальнобойщиков у поста ГАИ обедаем. На нас косятся: еще бы, пять дураков в бронежилетах, у двоих автоматы, еще два гаишника, плюс собака. Усиленный конвой. Вообще, это маленькое такое нарушение. Положено прибыть в РОВД, сдать автоматы на временное хранение, и только потом дозволяется посетить столовую. Но пока в автозаке нет «спецконтингента», такое негласно допускается. Кроме того, получив командировочное предписание, мы больше не подчиняемся никому, кроме нашего непосредственного начальника. Проверять нас некому. Местные милицейские «чины» даже близко не подойдут к нам. А если и подойдут... Наши вологодские коллеги как-то подмосковного полковника лицом в лужу уложили (пытался в автозак залезть), и ничего им за это не было.

Работа с задержанными - самая тонкая. Необходимо балансировать на узкой грани: с одной стороны, нельзя позволять им слишком многое, с другой, чуть-чуть человеческого отношения к ним не повредит. «Жулики»** тоже люди, и они еще не признаны судом преступниками. Уметь быть жестким и непреклонным, но в то же время не озлобить и не спровоцировать «спецконтингент» - это главное. И не врать. Ни в коем случае не врать. Если пообещал дать покурить или вывести в сортир - сделай. Если не можешь - не обещай. В одной дальней командировке наш конвой на свои «кровные» покупал этапируемому чай и бутерброды, потому что положенный ему сухпай «забыли» выдать. И не от доброты душевной, а спокойствия в пути ради. Голодный человек - нервный человек.

С подростками не так. Эти маленькие зверьки, особенно уже побывавшие в неволе, признают только силу и жестокость. Любая поблажка - пытаются залезть на шею. Разрешишь разговаривать - начнут орать песни. Разрешишь выкурить одну на всех сигарету - закурят все и разом. Стоит только начать... А справиться с ними законными методами нельзя - малолетки. Составители УПК и ведомственных приказов явно с ними не сталкивались в темном переулке... Приходится идти на нарушение закона. Вентиляционный люк, открытый в 30-градусный мороз - хорошая мера воспитания. Конвою в теплых бушлатах и валенках все равно, а вот им...

В маленьком деревянном домике райотдела пытаемся найти хоть кого-то, кто мог бы передать нам беглеца. Время - три часа ночи. Кроме дежурного, здесь никого нет. За решеткой КАЗ (комнаты административно задержанных - «обезьянника») спит грязное тело с огромной бородой как у Деда Мороза. Явно не наш клиент. Рядом на деревянной лавке сидит мужичок в джинсовой куртке не по сезону. Спит сидя. Спустя полчаса мата по телефону удается вытащить на службу местного начальника ИВС. Сюрприз: никаких задержанных у него нет и в помине. Но вот же предписание, вот данные на беглеца! Случайно читаю фамилию вслух. Мужичок в джинсовке внезапно оживляется и поднимает голову:
- Та это ж я!

Все, приплыли. Человек, которого полстраны разыскивает за убийство, сидит на лавке без наручников напротив открытой двери РОВД. Под «присмотром» полусонного капитана-дежурного. На улице ночь и темень. Три шага и... Рядом федеральная трасса, по которой сплошным потоком идет транспорт. Усиленный конвой, говорите? Особо опасен? Ха-ха-ха. Три раза.

Что оказалось: местный участковый поймал мужичка, пьющего у поселковой лавки из горлышка бутылки водовку. И честно доставил в отдел. Местный же опер, лениво пошарив по ориентировкам, обнаружил искомого нами убивца и доложил начальству. Запрос улетел к нам, а изловленного «жулика» никто даже не заморочился арестовать! Светлые головы решили, что раз уж он административно задержан, этого хватит. Постановление об избрании меры пресечения ему зачитали уже утром, в нашем присутствии... Все это время конвой не спускал глаз с человека, которому, по сути, нам и предъявить было нечего! Так, сидит тут какой-то на лавочке... Благо, мужичок попался спокойный, с неизбежным смирился, и делать глупости не пытался. Так и уехал в СИЗО без резких движений. Не знаю, что с ним было дальше. А был бы действительно опасный?

*ОРКСМ - отдельная рота конвойной службы милиции.
** «Жулики» - на сленге конвоя те, кого он конвоирует, вне зависимости от процессуального статуса.

Оценка - 1,33

Учеба

Тяжелы первые месяцы курсантской службы. И морально и физически. Нестерпимо хочется домой. Тоска по дому и смазливым подружкам умело выдавливается хроническим голодом и хроническим же недосыпанием. Слава Богу, что в военных училищах практически нет дедовщины. Снисходительно-насмешливое отношение к первокурсникам есть, а дедовщины нет. Ну, хотя, наверное, у кого как.

После присяги на курс молодого бойца нас вывезли в лагерь на полигон. Вернее, вывезли командный состав. Младшие офицеры со своими взводами топали пешком. Дошли только офицеры, бывшие кадеты и некоторые из уже отслуживших. Остальные приползли в лагерь с кровавыми мозолями от умело намотанных портянок. Впрочем, умники, решившиеся заменить портянки на шерстяные носки, последние пару километров, спотыкаясь, ковыляли босиком. В сапогах было больно совсем. Некоторые умудрились заработать "натруженный перелом". Как можно при ходьбе заработать перелом, для меня остается загадкой до сих пор. Несмотря на мои познания в травматологии, жертвы все же были.

Офицеры нас баловали своим вниманием. С обратной пропорциональностью величине звезд на погонах. Ежеминутные лейтенантские понукания изредка разбавлялись капитанскими нравоучениями. Товарищи майоры в процесс становления личности в погонах вмешивались крайне редко. Полковников же мы до поры до времени видели лишь издалека. Надо заметить, что отцы командиры по большей своей части отличались жестким, но справедливым подходом ко взращиваемым подопечным. Стокилограммовый боксер, капитан Картюх, "в одну калитку" выигравший не один поединок на армейском ринге, вспомнив любимых персонажей из "Ивана Васильевича", назначил подопечному курсу строевую песню про "Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси". Подопечным курсом оказались мы. Маруся над идущим в ногу строем проливала слезы все пять лет обучения. В принципе, к третьему курсу все привыкли, и зачастую затягивали жалобный текст без напоминания извне. Судя по кубкам, вымпелам, грамотам и сбитым кулакам, удар у капитана Картюха был отработан на совесть. Проверять заслуженность спортивных наград на себе среди нас желающих не было. Тексты песен учились легко и с задором. С таким же опасливым задором выполнялись и другие задачи. Впрочем, иногда случались небольшие казусы. Так, за одну легкую провинность уже позже, в стенах училища, капитан мне и нескольким товарищам по залету настоятельно порекомендовал отдраить все очки в туалете казармы за час "так бть, чтоб бть, блестело, бть". На робкие попытки возражения по поводу отсутствия моющих средств и общего запущения сливных отверстий было предложено использовать крошеный кирпич. Кто из нас предложил по-шустрому все покрасить белой нитрокраской, я сейчас вспомнить и не могу. Помню только, что поначалу очень сильно воняло химией. Хотя выветрилось все достаточно быстро. Через час в усиленно прокуренный туалет строевым шагом со зловещей улыбкой на мясистом накачанном лице вошел капитан Картюх. Через плотный офицерский китель с погонами явственно проступали бицепс, трицепс, дельтовидные мышцы и кубики на животе. Погода стояла теплая, окна были открыты настежь. Я всерьез подумывал выпрыгнуть в случае провала операции в окно. В принципе, наверняка не только я, благо, этаж был первый. Хотя капитановы кулаки располагали к таким мыслям и, невзирая на этажность помещения. Когда командир заглянул в первую кабинку, я взялся руками за подоконник, все-таки если все ломанутся в окно, можно и не успеть. Через секунду чемпион по боксу выпрыгнул из первой кабинки и в звенящей тишине ворвался во вторую. Нарастать напряжению дальше было некуда. Все-таки мы перестарались. Создавалось впечатление, что вмурованные в бетонный пол железные армейские унитазы поменяли на сияющие свежей белизной новые. Это, конечно же, было нереально. Капитан понимал это лучше всех. Первым нарушил гробовую тишину, как это и полагается, офицер:
- А чем это вы их так?
- Кирпичом, товарищ капитан, - наш сержант Серега принял всю возможную агрессию на себя, - как вы и рекомендовали.
- Ну и песочком немного, - подал голос и я, подтягиваясь к подоконнику.
Курсовой офицер еще несколько минут немного растерянно бродил из одной кабинки в другую. Окончательно осмелев, сержант раздал из своей пачки всем сигареты и щелкнул зажигалкой. В полной тишине все жадно стали пыхтеть сигаретами, стараясь убить саму возможность проявления запаха краски. В такой же тишине капитан из туалета и вышел. Вернулся он через несколько минут. Мы даже успели опять испугаться. Но его тон был слишком уставшим:
- Все на занятия.

Жаль, но вскоре наш инновационный метод был раскрыт. Мы даже понесли какие-то наказания, хотя и абсолютно несерьезные. Покраска казенных унитазов в случае провинности была принята на вооружение всеми залетчиками. Один вундеркинд с особо корявыми руками переборщил с краской, которая потекла по черной трубе вниз. Белые потёки капитану не понравились. Хотя чего было злиться - непонятно. Туалет на нашем курсе в течение нескольких месяцев ставился в пример всей многоэтажной казарме. Вот ведь - даже туалет может быть поставлен в пример.
Вообще инициатива в армии, как в прочем и в любом закрытом сообществе, зачастую довольно сильно наказуема. Один мой однокурсник на первом курсе похвастался перед начальством умением косить траву. Все пять лет, за исключением снежных месяцев, он ее и прокосил. В гордом одиночестве. Видимо, с косой в руках он, размышляя о превратностях судьбы, увлекся коллекционированием. Стал собирать бутылки водки. Нормальные такие, запечатанные заводские бутылки с водкой. Русской. Причём разной. Уж не знаю, за сколько лет он собрал свою коллекцию, но сейчас его водочный погреб состоит из пятисот бутылок. Другой сослуживец в первый месяц учебы, также в одиночестве, гордо вышел из строя на невинную просьбу проявиться умельцам игры на музыкальных инструментах типа "барабан". Продемонстрировав тут же на любезно предоставленном барабане свое мастерство, окрыленный своими успехами вояка был назначен ротным барабанщиком. Барабан пришлось носить с собой везде. На занятия, в столовую, после занятий и в другое свободное время. Через несколько месяцев он стал тихо материться. Еще через полгода заваливать рапортами вышестоящее начальство. Попытки игнорировать барабан всегда жестко пресекались всевозможными наказаниями. После второго курса и стакана водки барабан он сжег. Отсидев положенный срок на гауптвахте за порчу казенного имущества в состоянии алкогольного опьянения и купив на свои себе новый барабан, он еще три года музицировал и отбивал мелкую дробь своими палочками. В редкие моменты опьянения говорил, что в принципе в детстве мечтал стать музыкантом.

Особое впечатление на наши неокрепшие головы оказывали преподаватели еще старой, советской закалки. Программа первых двух курсов мало отличалась от любого технического вуза. Гражданские учителя хотя и смутно, но все же были логическим продолжением учителей школьных. Преподаватель по физике, пелотка по половым признакам, очень ловко разделила всех присутствующих слушателей на две категории:
- Вы знаете, чем глупый человек отличается от умного? Ничем! Глупый думает и понимает все то же самое, только несколько позже.
Встрепенуться нас заставил старший преподаватель кафедры одной из спец дисциплин в полковничьем звании в начале третьего курса:
- Очень рад вас видеть, товарищи курсанты, - на первом занятии он широко и приветливо улыбался.
- Все вы, я надеюсь, хорошо знакомы с русским языком. И все вы хорошо понимаете значение слова “Кара”, - полковник внимательно обвел взглядом притихшую аудиторию и не переставая улыбаться продолжил:
- Так вот. Я ваша Кара. И в этом вы все вскорости сможете убедиться.
Убедились вскорости все. Нет, не только в том, что милый улыбающийся человек может быть карой, но и в том, что улыбка может быть не только приветливой, но и зловещей.
Хотя однажды я был свидетелем и совсем противоположной картины. Мой однокурсник сдавал хвост. Экзамен должен был быть сдан во время летней сессии. Приближалась зимняя. В энный раз вытянув билет и прочитав вопросы, мой товарищ распсиховался и заявил, что он ничего не знает, и вообще пусть его выгоняют с четвертого курса, раз он такой идиот. Офицер, принимающий экзамен, вальяжно развалившись в кресле, небрежно одернул:
- Ну как же. Вы, товарищ курсант, много чего знаете. Возьмите себя в руки и сосредоточьтесь. Что такое радиолокационная станция?
- Я не знаю, - лоботряс застенчиво опустил глаза и рассматривал свои нечищеные сапоги. - Товарищ полковник, ставьте двойку, чего уж там.
- Погоди, курсант, подойди к доске и возьми мел. Повторяю свой вопрос. Что такое РЛС?
- Товарищ полковник, я не знаю...
- Рисуй!!!
- Что рисовать?
- Что представляешь, то и рисуй.
На доске стал появляться неровный, смущенный прямоугольник.
- Что это? -полковник был явно в ударе.
- К-кунг- немного заикаясь промямлил хронический двоешник.
- Что еще должно быть?!
- К-кабина...
- Рисуй!!!
К прямоугольнику добавился квадратик поменьше.
- Еще что?
- Антенна...
- Ну!!!
Над прямоугольником кривоватым полумесяцем прорисовалась антенна.
Разошедшийся полковник фонтанировал неожиданными вопросами:
- Между ними что?!!
- Палочка.
- Где?!!
- Вот!
- Еще что?!!
- Колесики, - уверенная рука завтрашнего выпускника намалевала два колесика. Рисунок ведь не в проекции был. Видно с боку только два.
- Ну вот, а говоришь, не знаешь ничего. Зачетку давай.
Я вот много позже задумался, а действительно, зачем старшему офицеру военкомата одного из северных городов досконально знать, что такое радиолокационная станция?
Я был следующим. Полковник был вальяжен, снисходителен и издевательства были чисто формальными. Страшно не было. Свою тройку я получил примерно тем же способом. Удивительно, но ввиду всеобщей бедности на тот момент за эти тройки не было проставлено ни единой бутылки, не говоря уже о более хрустящих подношениях.

Через полтора года мы сдавали госэкзамены. Негоже было московской комиссии показывать, что некоторые выпускники с трудом должны были выпуститься из средней школы. В целях перестраховки все шли по своим билетам. Приемная комиссия благоухала вчерашним перегаром и свежим коньяком. Оценки ставились средние по аттестату. В основном четверки, и реже тройки. Пятерки только медалистам и претендентам на красный диплом. Зачем я захотел повыебываться, остается для меня загадкой до сих пор. Первый вопрос билета, изобилующий сложными формулами и математическими выкладками, я докладывал у доски, сопровождая свою речь рисованием этих самых формул мелом. В середине доклада я целенаправленно допустил ошибку в решении, и с этой ошибкой приближался к финишной черте. Заметила ли ошибку принимающая сторона, я не знаю, но когда я дошел до конца повествования, вчерашний перепой и общий похуизм ситуации сделал свое дело. Я, глубокомысленно замолчав и уставившись на исписанную формулами доску, громко объявил:
- Товарищи офицеры, извините, но у меня здесь ошибка.
Первым не выдержал начальник приемной комиссии.
- Где?
После недолгого размышления я взял тряпку и стер половину своего ответа.
- Вот где-то здесь я запутался. Здесь должно быть по-другому.
Восстановить единственный выученный билет с формулами на доске был вопросом чисто техническим, и под собственные бормотания, восклицания и обязательное измазюкивание мелом заняло у меня еще несколько минут. Начальник приемной комиссии одобрительно сощурил глаза и разрешил на остальные вопросы билета не отвечать. Заслуженная, хотя и бесполезная пятерка согревала душу.
Хочу заметить, что сейчас дела в образовательной системе удивляют побольше чем в смутные девяностые. Намедни в кои-то веки зашел в школу к своему ребенку. На первом этаже внимание привлек большой стенд. Рядом с фотографиями отличников учебы и лучших учителей висела красочная школьная газета. Вторым пунктом в рубрике "Удивительные факты" я прочел: "Удивительно, но морские свинки, точно так же как и люди, занимаются групповым сексом".
Охуеть.

© Ротмистр

Оценка - 1,33

Как мы уходили из Кабула
kozma_55November 10th, 11:02

Это было давно.
Кто-то уже и не помнит те времена.
Да и информация была очень сжатая.

Я же размещаю воспоминания моего сослуживца, Юрия Владимировича Осипова, непосредственного участника тех событий.

28-29 августа 1992 года, ровно 20 лет назад, пограничники спецкомендатуры совершили свой подвиг, обеспечив эвакуацию персонала посольства РФ из Афганистана. 20 лет прошло, а как будто это было в другой жизни. Мы сделали все что могли. И все у нас получилось.

Как это все заканчивалось.

В апреле 1992 года в Кабул с трех сторон вошли, если по-нашему, то духи, если по ихнему, то моджахеды. Входили шумно, радостно стреляя в воздух, обезоруживая те отдельные вооруженные формирования Наджиба, которые как казалось, с радостью сдавали свое оружие и разбегались по домам.

Ничего не предвещало беды, она пришла внезапно. Генерал Дустум, генерал который считался нашим пацаном, генерал, что учился в Москве, генерал в формированиях которого было все - и авиация, и танки, и офицеры закончившие военные академии в СССР, генерал что дислоцировался на границе с уже суверенным Узбекистаном, перешел на сторону моджахедов. Я не государственный деятель, но я на тысячу процентов уверен, что если бы Россия тогда потребовала у Дустума гарантий безопасности президенту, он бы сам его вывез, на своих самолетах. Но этого не произошло. Не произошло, хотя он зависел от нас, он зависел от наших поставок, оружия, техники, солярки и бензина, запасных частей к своей технике. Мало того, весть о том, что Дустум перешел к духам, наверное, и подтолкнула их взять Кабул. Началась агония правления доктора Наджиба. Он пытался вырваться самолетом, но не успел. Несколько рейсов Ан-тридцать вторых, и дустумовцы блокировали аэропорт. Дорога, последняя дорога, была закрыта. Мы, русские, его опять предали. Предали человека, которого поставили править этим государством, который верил нам.

Еще накануне, когда в Кабул прилетал вице-президент демократической России Руцкой и долго о чем-то говорил с Наджибом, и было понятно, что мы бросаем его. Как-то беседуя с генерал-лейтенантом Джавсаром, а это был его личный телохранитель и начальник его охраны, он с горечью и улыбкой сказал мне:

- Юра, нам конец. Вы бросили нас.
Это был человек, которого я знал 10 лет. Знал тогда, когда он был подполковником, охранником главного ХАДовца доктора Наджибуллы. Он учился в Киеве на летчика транспортного самолета. Он сидел с доктором в тюрьме. Он был предан ему до смерти. Я горжусь дружбой с ним. Второе, то, что мы уходим из Афганистана, стало понятно после замены посла Пастухова Б.Н. на другого.

Итак, 2 часть. Как это все заканчивалось.

Не убежавший из города президент укрылся в миссии ООН. Вооруженные формирования Раббани, Ахмад-шаха Максуда, генерала Дустума вошли в Кабул.
Вошли в город и поделили между собой все ключевые должности. Одному должность президента, другому министра обороны.

В здании МИДа, где они все собирались на торжества по окончанию войны, куда собирали всех иностранных послов, находящихся в Кабуле, было море победивших воинов ислама.
Там, на этом сборище, объявили они о том, что афганский народ победил Советский Союз. Что именно их победа уничтожила эту империю. Они радовались как дети, они хвастались своим египетским и китайским оружием, говоря, что забрали его у убитых русских аскеров. Одному герою я сказал, что он врет, и у шуравей таких автоматов не было. Он сказал, что я прав.
Пакистанскому ублюдку, в будущем - отцу "Талибана", а в то время самому кровожадному из всех вышеперечисленных, Гульбеддину Хекматьяру была предложена должность премьер-министра. Он счел это оскорблением. Обидевшись, что его старания в борьбе с русскими недооценили, он продолжил войну. И тогда началось все снова, только уже между своими. Он захватил высоты вокруг Кабула и начал просто расстреливать его из всего, что может стрелять. Посольству нашему досталось от 4 танков, которые мочили по центру города. Но иногда они развлекались тем, что постреливали по нам.
Персонал был переведен в бомбоубежища, начались постоянные встречи с представителями афганской стороны с тем, чтобы обстрелы прекратились. Но все тщетно. Они начали мочить друг друга уже не понарошку.
Глядя на этот бедлам, начали прорабатываться варианты эвакуации посольства.
1 вариант на автомобилях. Был отвергнут сразу, так как город окружал этот придурок Хекматьяр. И он сказал, что ни одна русская свинья из города не уйдет. ООНовская миссия попыталась, но вернулась обратно.
Тогда осталось одно. Самолетами. Я не буду рассказывать, как шла подготовка, как шла прикидка по времени. Это неинтересно. В конечном итоге было следующее.
Для проведения операции необходимо 3 самолета Ил-76. На загрузку машины потребуется 15-20 минут.
КАМАЗ со шмотками вкатывается в самолет, там закрепляется на растяжки, потом народ с легкой поклажей забивает оставшееся пространство.
В первый самолет прыгает АЭС (аппарат экономического советника) + иностранные дипмиссии, что изъявили желание уехать.
Второй самолет - КАМАЗ +торгпредство и часть посольских.
Третий самолет - КАМАЗ + посольские.
Так было написано и думалось. Но Хекматьяр, который пообещал не стрелять по самолетам, был другого мнения. Сказав на переговорах, пусть эти русские свиньи убираются отсюда вон, он решил несколько подкорректировать план эвакуации.

Часть 3. Как это все заканчивалось.

Самолеты над городом появились одновременно с прибытием колонны к аэропорту. После установления с ним связи, проверки ВПП на наличие мин, один из 3 пошел на снижение. Взлетно-посадочная полоса (ВПП) проверяется на наличие мин элементарно. Берется старенький автомобиль "Ниссан", за руль сажают самого младшего сотрудника Представительства Аэрофлота, т.к. старшие товарищи должны будут находиться на боевом посту и в конце концом доложить своему руководству, что задание ими выполнено. Итак, к этому младшему для тяжести в машину сажают двух офицеров охраны Посольства. И на огромной скорости 140-150 км, они носятся по полосе, вызывая взрыв на себя. В надежде на то, что минный детонатор на такой скорости не успеет сработать под колесами легковушки.
Получив добро на посадку, первый самолет начал по кругу снижаться, отстреливая тепловыми ракетами "гирлянду надежды". Благополучно приземлившись и прокатившись по полосе, зарулив на площадку, где должна была начаться посадка, еще не остановившись, начал опускать рампу. К самолету быстро пошел автобус с людьми и КАМАЗ со шмотками. Ил-76 открыл рампу, мы вдруг увидели десяток воинов-гвардейцев, выскочивших из самолета и веером изготовившихся к бою.
"Это что за чудо-юдо, - подумалось мне. Откель сие видение?"
Начинал действовать план, руководство которым осуществлял лично самый умный министр обороны всех времен генерал Павел Грачев из Москвы. А на месте, в Кабуле, рулил ГРУшный посольский генерал.
Посадка прошла как по-писанному. КАМАЗ со шмоткой въехал в илюшинское чрево, через несколько минут уже бегом потянулись люди с легкой поклажей в руках. Закончив погрузку, первый самолет, обрадовавшись своему собрату, который уже сел и шел ему на смену, радостно заревел двигателями и, всосав в себя бравых десантников, подняв рампу, начал руление на ВПП. И пока второй самолет спешил занять свое место на той же площадке для погрузки, начал взлетать. Третий самолет в это время снижался в чашу кабульского аэропорта. Это все напоминало хорошо отлаженный конвейер. Такого не увидишь даже в кино.
А между тем, с окрестных гор начали постреливать по аэропорту. Второй самолет, как и предписано, встал точно на то же место, что и первый. Жадно открыл свое нутро, как сказочная рыба-кит, чтобы поглотить то, что должно было войти внутрь согласно плану эвакуации.
Но, как бы очнувшись от сна, наши афганские оппоненты начали расстреливать ВПП ЭРСами. Может, чтобы помешать взлету, а может, посадке, а может, просто так. Естественно, чтоб попасть ЭРСом точно в цель, надо уметь. Но, похоже, у них получалось.
Я видел, как духи в городе стреляли подобными снарядами. Сваренная сваркой или связанная проволокой железная тренога из толстой катанки, сам реактивный снаряд, задранный носовой частью в небо, а соплом на земле, бикфордов шнур, подведенный к стартовому механизму, ну сам "Яшка-артиллерист". Маленький взрывчик и ракета полетела, а куда - Аллах ведает.
Тем временем КАМАЗ тяжело въехал на рампу и пропал в чреве второго самолета. Люди в готовности к посадке ожидали в автобусе, пока закрепят грузовик. Есть сигнал, и посольские начали организовано грузиться. Руководители эвакуации посольские и военные начальники с гордостью поглядывали на происходящее, как на собственное дитя, что народилось на свет божий. А тем временем разрывы начали учащаться, и уже начали посвистывать пульки. Второй самолет, загрузив в себя то, что ему предназначалось, закрыв рампу, пошел на рулежку для взлета.
Третий самолет уже сел и мчался к своему месту загрузки. Подъехав и облегченно вздохнув двигателями, сбавив обороты до малого, начал опускать рампу для погрузки. К нему потянулся очередной КАМАЗ со шмоткой и автобус с людьми.
Черт меня дернул ляпнуть тогда Послу:
- Знаете, Евгений Дмитриевич, почему нельзя прикуривать третьему на войне от одной спички?
- Почему? - спросил некурящий Посол весело.
- Первого снайпер засекает, во второго прицеливается, в третьего стреляет. И все, больше курить не хочется.
До сих пор не знаю, какие выводы из моего повествования сделал шеф, но было видно, что дошло до него, что я хотел ему сказать. Он, изменившись в лице, быстро пошел к руководившему посадкой посольскому генералу и спросил его, почему третий самолет в то же место становится? Ведь это опасно.
С усмешкой глянув на Посла, генерал только отмахнулся от него как от назойливой мухи, и как Наполеон, бросавший в бой очередной резервный полк, подал знак КАМАЗУ двигаться к самолету.
Посол ни с чем отошел, наверное, чтобы не мешать. Справедливо полагая, что генералу видней.
И тут случается то, что должно было случится. Наша армия, бля, она, поэтому и непобедима, что когда отдают приказы, спит, а когда нужно этот приказ выполнять, импровизирует по обстановке.
Путь КАМАЗУ преградил путь растопыривший руки десантный подполковник с криком: - Прекратить движение, посадку производить только людям, про технику ничего не знаю. Указаний не было загружать технику. Прекратить движение, я приказываю!
Посольский генерал видя, что его команды не выполняются, кочетом помёлся разбираться с десантником.
Пока они препирались, я посадил жену Посла в самолет, пошутил с нашими связистами, что забрались внутрь и пытались установить связь. И стоя в стороне, с интересом смотрел на то, как второй самолет готовится к взлету, набирая обороты перед разбегом в Подвиг.

Часть 4. Как это все заканчивалось.

Обстрел места стоянки третьего самолета начался "совершенно внезапно". И что хочется сказать, "совершенно непредсказуемо". Ракеты упали совсем рядом, обдав нас жаром своего разрыва. Одна ракета, упав совсем рядом с самолетом, осколками пробила крыло, из которого струей хлынул авиационный керосин. Пламя моментально охватило левую часть самолета.

Бросившегося к самолету с криком "Там же Лариса!" Посла сбил с ног и, укрыв между машинами, чтобы его не посекло осколками, побежал в самолет за его женой. Пламя в высоту, достигало метров 10, крыла уже не было видно от огня. Заскочив в самолет, подбежав к десантникам, чтобы не было пререканий, твердо сказал офицеру:
- Я майор госбезопасности, самолет горит, всем покинуть машину. И бежать к посольскому автобусу, что стоит невдалеке.
Старший лейтенантик которому я это все высказывал, удивленно поглядев на меня, проговорил держась за свое плечо.
-Меня ранило. Меня ранило, а мне не больно.
Я увидел, как из под его руки шла кровь.
- Позже заболит, уводи, командир, бойцов, уводи, родной, к автобусу. Горим.
Лейтенант что-то кричал своим бойцам, но я его уже не слышал. У меня была своя работа.
Радистам нашим и летчикам крикнул попроще.
- Мужики, сматывайте свои салазки отсель. Горим, бляяяяяяяяя!!!
И обняв одной рукой жену Посла, спокойно, что бы не испугалась, говорю:
- Лариса, сейчас мы с вами разбегаемся, и прыжком, без задержек, как архары, спрыгиваем с рампы и бежим к Евгению Дмитриевичу.
- Он живой? - спросила она.
- А то! - не без гордости ляпнул я.
Этот прыжок я не забуду никогда, это как в фильме, в замедленном варианте. Держа женщину за талию, вдвоем, с разбегу. Мы приземлились одновременно на одну ногу и продолжили бежать к машине.
Как-то вскользь видел, как бойцы бежали к автобусу, как КАМАЗ, развернувшись, поехал к зданию аэропорта, чтобы укрыться от обстрела.
Посадив шефа и его жену в машину и запрыгнув на свое место, переднее сидение, мы погнали вместе со всеми. Достигнув здания, выскочив из машин, укрылись за добротными стенами аэропорта.
Второй самолет, тем временем, начал разгоняться для взлета, но на середине полосы, увидев что его третий собрат горит, начал бешено тормозить. Сбросив скорость, развернулся и побежал к зданию аэропорта, куда мы увезли всех, кто был у третьего самолета. Добежав к нам, они почти не останавливаясь, через переднюю боковую дверь, взяли на борт экипаж подбитого самолета, а среди них тоже кто-то был ранен, снова поехали для руления.
Я был ошарашен этим поступком до такой степени, что стоял и смотрел на них.
Смотрел, как пацан смотрит на Героев Рыцарей, молча с восхищением и диким восторгом. Я слышал, что во время войны, летчики садились и забирали своих сбитых собратьев. Видел это в кино. Но увидеть это своими глазами не мог даже мечтать об этом.
Этот свой взгляд, взгляд восхищения, я увидел через много лет в фильме "Кандагар", когда герой, которого играет Машков, глядит на разбегающийся Ил-76 шепчет ему в дорогу: Давай, давай!
Увидел и, стыдно сказать, слезы брызнули, когда увидел в нем себя.
Но тогда я не плакал, а смотрел на Подвиг людей, и был горд, что они мои собратья, Воины, что мы с ними русские, и что все это не сказки, а правда.
А тем временем, самолет снова пошел на взлет, под обстрелом, по острым осколкам, что накидали супостаты на полосе. Пошел, родной, пробивая себе колеса.
А мы все стояли и, смотря на него, как на былинную белую птицу и видя, что ему очень тяжело, слыша, как надрывно ревут движки и как он пытается набрать скорость, шептали: Давай, давай!
Взлетал он очень тяжело. Было видно, как, чуть оторвавшись от земли и не набравши высоту, он проседал в яму, но опять заревев движками, пошел вверх и опять вниз и опять пошел вверх. Потихоньку, потихоньку он все же набирал высоту. Потом поворот, так низко от земли, и опять я думал, что он упадет. Но нет, он пошел, набравши нужные обороты.
Они ушли, а мы остались. Мы - это 15 десантников, среди которых был уже потерявший сознание старший лейтенант. Тот подполковник, который, как я считаю, спас нас всех тем, что или проспал или прослушал порядок погрузки и не дал заехать машине и загрузиться в самолет людям. Если бы мы залезли, мы бы там сгорели все, потому что не смогли бы выбраться.
Мы - это куча ошарашенных мужиков и находившихся в дикой панике от увиденного женщин. Остались в подвалах и здании аэропорта, не зная, что нам теперь делать, ведь обратно возвращаться уже некуда. Там, откуда мы уехали, орудовали уже новые хозяева, которые, я думаю, не очень бы обрадовались нашему внезапному возвращению в связи с задержкой самолета по непредвиденным причинам. Была, конечно, надежда что нас не бросят, но она как-то быстро угасла. Даже если и не бросят, то уж конечно не сегодня. Слишком сегодня много событий произошло.

Часть 5. Как это все заканчивалось.

Итак, мы остались. Что делать, как выбраться из этой ситуации, наверное, никто не знал. Истерика женщин кончилась, растерянность мужиков прошла. Вспоминая подробности обстрела, то там, то здесь уже слышался смех. Люди отходили, и жизнь возвращалась к нам. Группа пограничников, на которую была возложена охрана сотрудников посольства, потихоньку осмотрела свое спрятанное оружие. Все нормально, все готово к действию. Ребята понимали с полуслова, с полувзгляда. Понимали и моментально действовали. Я благодарен им за это. Такого исполнения распоряжений я не видел ни до этого события, ни после. Остаток дня потратили на размещение в здании. Организации охраны и наблюдения. Оказании помощи раненному старшему лейтенанту. Афганский врач, что появился в аэропорту, сделал ему пару обезболивающих и противостолбнячный укол. Но парень был уже в бреду. Помимо всего прочего, у нас появилась проблема, с которой мы не знали как справиться. Это наши гвардейцы-десантники. Я до сих пор благодарю все, что можно там, на небесах, за то, что аэродром контролировали дустумовцы, которых можно было назвать лояльными к нам. 15 воинов, одетых и экипированных с иголочки, во всей своей красе в окружении афганцев, многие из которых бились с нами 10 лет. Картинка, конечно, завораживающая. И глядя на это со стороны, было видно, как клацали зубами некоторые "волчары" на наш каравай. Офицер по безопасности Мамадризабеков Давлат Ризабекович налаживал отношения с командиром отряда, что контролировал аэропорт, пообещав отдать всю нашу технику, на которой мы приехали. Через них установили связь со штабом Дустума, который по справедливости сказать, сразу пообещал свою помощь. Наступал вечер. К нам в аэропорт, узнав что с нами произошло, приходили афганцы, поддерживали нас морально, сочувствием и добрым словом. Завхоз посольский Александр Павлович организовал кормежку всех наших и прибывших к нам на помощь десантников. Перед едой, за целый день проведеный в дыму, копоти и саже было организовано, как и положено, мытье рук. За отсутствием воды в ход пошли завхозовские закрома. Водка. Обыкновенная "Столичная" в экспортном изготовлении.
Лейтенантик к тому времени был совсем плох. Бойцы смотрели и ухаживали за ним. Надо было продержаться ночь, ведь утро мудрее вечера.
Коротать ночное времечко расположился в автобусе, что стоял рядом со входом в подвал. Скорей бы утро наступило.
Тут я хочу добавить про Посла. К нему можно относится по-разному, может, что-то или где-то он делал не так, что-то не доглядел, что то недоделал. Не мне судить. Но я скажу одно: как только мы собрали всех оставшихся в здании аэропорта, глянув, как догорает наш самолет, а от него остался только хвост, я услышал знакомую команду.
- Юра, поехали.
И мы погнали в МИД, потом по правительству, потом к главе государства. Все цокали языками, качали головами, осуждали Гульбеддина, обещали поддержку, но как в фильме, глаза-то никуда не спрячешь, глаза-то горели. Почудилось мне, что рады, рады, родимые, что напоследок нам "поднасрали", прости господи за сквернословие. Там у них, шеф договорился на оказание профессиональной помощи раненому. Там договорился, чтобы по крайней мере нам разрешили побыть в подвалах аэропорта некоторое время. И вот, утро. Опустив задние сиденья в "Волге-сарайчике", настелив на получившееся место помягче одеял, посадив в машину пару безоружных бойцов, поехали в военный госпиталь. Узнав, что приехали русские, нами лично занялся Главный хирург афганской армии в звании генерал-лейтенанта. Он учился в СССР, хорошо говорил по-русски. И вообще очень тепло к нам относился. А когда говорил про СССР, всегда улыбался. Операцию делал лично. Диагноз, который поставил врач, был неутешительный и страшный. Газовая гангрена. Исполосовав раненную руку несколькими глубокими до кости разрезами, поцокав языком, сказал:
- Ребята, его надо спасать. То, что я сделал, положение не спасает, хотя и оттягивает конец. Ищите способ уехать как можно быстрее.
Дав нам обезболивающее, отпустил нас с миром. Раненного повезли в аэропорт, а мы погнали по кругу очередной раз - договариваться, убеждать оказать нам помощь.
Приехав с переговоров, шеф собрал совещание дипкорпуса и руководителей служб что остались.
Предисловий не было, описав тяжесть нашего положения, он сказал, что новая афганская администрация предлагает нам, оставив здесь все, вывезти нас в безопасное место, куда не дотянутся руки Хекматияра, и организовать самолет из России. Бросить все? Бросить все, что нажито непосильным трудом? Чтоооооооооооооооо?
Остывшие от пережитого сидевшие рядом женщины, услышав слова Посла, как стена, грудью встали и завопили:
- Как это все бросить? Да пусть нас тут убивают к черту, никуда без шмоток не поедем.
Я обожаю наших женщин, коня на скаку в горящую избу затолкает.
После такого выяснения обстановки шеф дал 2 часа на раздумье всем руководителям, что сидели на совещании, и назначил новое совещание с повесткой дня: "Как нам выбраться из этой ж.....ы".
Выйдя "одухотворенный" на улицу и собрав свою команду, своих погранцов, все им рассказал. С детства воспитанный на морских рассказах Станюковича и Степанова, построил сборище так, что высказываться должны были все, начиная с младшего.
Саши Костин и Овчаренко, поддержав мою методу, перехватили бразды правления, и я понял, что у ребят уже что-то созрело.
СОЗРЕЛО и ОНИ ЖДАЛИ МОМЕНТА, ЧТОБЫ ВЫСКАЗАТЬСЯ.
Идея была проста как мир. Использовать самолеты генерала Дустума и перепрыгнуть в Мазари-Шариф. Первую пару машин Ан-32, используя охрану, т.е. нас, загрузить шмотками. Вместе с вещами отправить десантников от греха подальше и группу охраны, что разгрузит в Мазарях самолет и будет охранять, то, что вывезли.
Я шел на совещание как ну если не Цезарь, то как минимум "Спаситель Отечества".
Совещание началось с вопроса кто что придумал.
Я встал и доложил план спасения. Я думал, меня сейчас поднимут на руки и начнут подбрасывать вверх с криками восхваления. Но я ошибся. Первым взял слово посольский ГРУшный генерал и коротко раскритиковал наш план. Он долго рассказывал, что наша ценность - люди, предложил первыми двумя самолетами вывезти людей, а второй парой шмотку. Себя он, естественно, записал в первую пару самолетов. Тут уже появился вопрос у меня: если все улетят, кто будет грузить 2 КАМАЗА вещей?
Препираясь, мы как-то забыли про нашего десантного подполковника. Он не вступал в спор и не вмешивался в происходящее. Он просто сидел и слушал. А потом встал и как отрубил:
- Я и мои люди афганскими самолетами не полетят. Будем ждать своих.
Как я люблю нашу армию, бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяха-муха. Каких своих, кого ждать? И началось опять препирательство. В общем, после долгих разборов решили. Охрана, взяв у десантников бронежилеты и каски, при прибытии самолетов быстро загружает их шмоткой, запихивает туда десантников, генерала, завхоза, группу дипломатов, которые в состоянии вести переговоры, сами частью своей запрыгивают туда же и улетают первой парой. Там разгружают машины и организуют охрану всех, кто прибыл в Мазари, а самолеты, тем временем, делают вторую ходку и забирают оставшихся. Сломанный нашим напором подполковник сдался. Но сказал, что имущество (каски и бронежилеты) он дать не может, т.к. расписывался за них в Туле. Осталось пообещать ему, что всю амуницию мы сложим в рядок перед рампой самолета. И когда наши славные защитники приедут на погрузку, они смогут взять и надеть на себя все, что нам отдали на время. На том и порешили.
Шеф, подводя итог совещания, тихо спросил меня, каким я хочу улететь самолетом.
Я обиделся и спросил его, как это он себе представляет: охранник прилетел, а шеф остался. Смешные вы, гражданские право слово.
Он удовлетворено кивнул и радостно сказал: Тогда поехали.
Дальше опять гонка по кругу. Он оповестил руководителей государства, что мы нашли выход. Нашли и имеем огромное желание им воспользоваться.
Вечером к нам в подвал приехал генерал-хирург, осмотрев раненного и сделав ему перевязку сказал:
- Если завтра до обеда не улетите, после обеда вы ОБЯЗАНЫ быть у меня. Я ампутирую ему руку, иначе мы его не спасем.

Часть 6. Как это все заканчивалось.

Едва только расцвело, мы услышали тяжелый баритон пары Ан-32. Они кружили над Кабулом, готовясь к посадке. Взяв у десантников, как и договаривались, бронежилеты и каски на всякий случай, посадив водил в КамАЗы, приняли положение "на старт". Но тут опять своим свиным рылом, влезло "русское авось". Оказалось, что у одного КАМАЗА пробит осколком радиатор. Мало того, посольские водилы знали об этом, но забыли сказать. Вода вытекла, заводить нельзя. Тросов, естественно, нет.
Они сели, родные, сели Аннушки, сразу один за одним. Зарулили к машинам. Погрузка прошла за 10 или 15 минут, встав в 2 цепи, мы как "конвейер" перекидали шмотки в самолеты. На автобусе подъехали гвардейцы-десантники, передав им имущество, попрощавшись как с родными, пожелали им удачи в спасении раненого и счастливого возвращения на Родину, погрузили их в самолет.
Афганские пилоты, учившиеся в Киеве, по-русски обещали довезти всех, не расплескав. Закрыв рампу, самолеты легко пошли на взлет. Они еще не набрали высоты, когда с гор по ним глухо заухала "Шилка". Но не тут-то было. Летчики были не промах. И их просто так не собьешь. Вздох облегчения пролетел над оставшимися, когда наши ласточки перевалили через горы. Оставалось только ждать.
Сидя у радиостанции, все сидели и ждали радостного сигнала. И он пришел.
Сквозь хрип помех мы услышали:
- Мы долетели, все нормально. Обратный вылет в Кабул через час.
Мы начали готовиться к прилету. Перегрузив вещи в целую машину, просто сидели и ждали радостного гула. И вот они, ласточки, опять летят, и теперь уже за нами. Посадка, погрузка прошла без приключений, все оттягивали момент погрузки в самолет, так как хотели быть последними. Сев в машину почти рядом с пилотами, через открытую дверь в кабину глядел на их действия. Самолет пошел с приподнятой рампой по полосе. И взяв на борт еще два трупа афганцев, убитых при обстреле аэропорта, завернутых в саван, пошли на взлет. Это время что мы летели, я думал, сдохну от удушья. Двухдневные, пролежавшие на солнышке трупики выделяли такой аромат, что не спасал даже "Шанель N 5", щедро вылитый мне на платок женой Посла. Но, как говорится, лучше плохо лететь, чем хорошо сидеть в подвале. Набрав высоту, увидел, как летчик машет мне рукой, подзывая к себе.
- Юра, погляди, видишь фонтанчики разрывов внизу?
- Вижу.
- Это "Шилка" по нам стреляет. Бризантными. Но они в нас не попадут. Потому что они бараны, и поставили низкую высоту.
- Хотелось бы, - со смехом сказал я.
С оценкой наших оппонентов был полностью согласен. Но было не по себе от увиденного.
Это был самый долгий полет в жизни, под нами лежали горы, под нами лежали аулы, были видны дороги.
- Садимся, прилетели, - радостно крикнул мне в ухо пилот, - Мазари.
Я уже видел впереди лежащий город.
В аэропорту нас встречал Генконсул, который сразу доложил, что помощь раненому оказана, и десантники уже летят в Тулу. Посол, генеральный консул, офицер по безопасности, я, поехали лично засвидетельствовать свое почтение и выразить благодарность генералу Дустуму.

В пилотской кабине висел его портрет, и я попросил командира подарить мне его на память. Он радостно закивал, соглашаясь. Испросив добро у офицера по безопасности, за доброту пилотскую подарил парню свой западногерманский автоматик и 5 магазинов с патронами к нему. Он чуть меня не сбил с ног от радости. Эта лабуда мне была уже ни к чему. Мы были под охраной друзей.

По окончании встречи со штабом генерала, записав все ихние пожелания, мы на машинах генконсульства двинулись колонной к границе.
Перебрались в суверенный Узбекистан, и, добравшись до аэродрома, где нас ждал Ил-76, впервые за несколько дней вздохнули спокойно.
Тут мы увидели второй самолет, второй Ил-76, тот, глядя на который, меня распирало от гордости, тот самый, что поразил нас всех своим подвигом. На нем были видны следы огня. Он стоял, и на колесных дисках его не было резины. Она рваными, обгоревшими шмотками свисала с железа.
- Как же он садился-то? - спросил я прапорщика, перекуривавшего у раздолбанных шасси.
- Как, как, каком кверху. Так и садились. Тушили пожарками. Во как горел. Еле потушили.
Вид прапора был такой геройский, и смотрел он на меня с таким презрением. Во взгляде его читалось, что, мол, с вас, гражданских возьмешь, тьфу, маета одна.
Да, это действительно были герои. Экипаж второго Ила, дай Бог вам, ребята, долгих лет жизни в счастье, радости, без болезней и потрясений.
Посадка, в самолет. Теперь уже без спешки, без истерических криков, ругани, взрывов.
Чтобы было веселей лететь, на пару человек посольский завхоз выдал по бутылке водки и по большому арбузу на закусь. Вот ведь, закрома-то бездонные. Откуда он все это берет?
Взлетели. Выпив стакан водки, закусив теплым арбузом, лег на рампу и уснул. Уснул безмятежным сном ребенка, впервые за несколько дней.
Посадили нас в Чкаловском. Встречал нас министр иностранных дел лично, куча журналистов, кинохроникеров, с софитами и прочими осветительными приборами. Посол, дипсостав по старшинству, через переднюю дверь спускались на грешную землю, где удостаивались чести поручкаться с самым иностранным министром.
К нам в хвостовую часть самолета пробралась жена того генерала, Лариса, что рулил на первом этапе.
- Мальчишки, а можно я сойду на эту землю вместе с вами?
- Можно, - хором наливая за прилет, закричали мы.
Это была геройская женщина, жена военного, которая пережила все наши приключения с таким спокойствием, таким хладнокровием, что многие мужики могли бы ей позавидовать.
Потом, когда торжества встречи кончились, открыли рампу, и мы наконец тоже спустились на грешную землю.
Через несколько дней была пресс-конференция в АПНе. Мы все встретились. Радости не было предела. У входа нас встретил заместитель министра иностранных дел, бывший наш посол Борис Николаевич Пастухов. Прозвучало предложение пройти в зал. Появились министр обороны Грачев, командующий ВДВ Подколзин, министр иностранных дел Козырев. Их всех пригласили в президиум. Б.Н. Пастухов пропустил меня вперед, и услышав, как его зовут в президиум, подтолкнув меня в спину, сказал тихо:
- Идите, Юра, вы, это ваше место, а я пойду к нашим.
Так я был удостоен великой чести сидеть в президиуме рядом с министром Козыревым, Пашей Грачевым, командующим ВДВ Подколзиным.
Потом прием в МИДе.
Мы стояли с офицером по безопасности Посольства Мамадризабековым Давлатом Ризабековичем, который в отсутствии Посла берег наших в аэропорту, договаривался с духами, оберегал наших десантников. За разговорами потягивали шампусик за героических десантников, за героических летчиков, за героических афганцев, что вытащили нас из задницы, за руководство МИДа, ВДВ, армии, что руководили операцией по нашему спасению.
И тут наша заведующая Посольской канцелярией предложила выпить за наших пограничников.
- Да, да, - подхватил тост Посол, - и теперь уже можно сказать, за всех наших ребят, и за офицеров, которые присутствуют здесь на приеме. Полковника Мамадризабекова и майора Осипова. Все степенно пошли к нам чокаться.
Подойдя ко мне с бокалом, генерал Подколзин спросил:
- Что, майор, вовремя я тебе своих орлов прислал?
- Вовремя, товарищ генерал, - ответил я, чокаясь с ним.

От себя добавлю - с фотками вот здесь http://kozma-55.livejournal.com/13928.html - Юрия Владимировича Осипова узнаете сразу, блондин с усами в правой руке автомат.

Оценка - 1,78

О героях великой войны

рассказ в поезде

Стоял 1988 год. Ехал я в отпуск, в первый свой лейтенантский отпуск из Целинограда в Днепропетровск. Плацкарт тогда был общий. Дорога длинная, дискуссии то и дело завязывались, да и заканчивались сами собой.
Один из пассажиров, пожилой человек, узнал, что я офицер-танкист. Затеял беседу. Стал, как водится, задавать вопросы, мол, как там жизнь современных танкистов, да какие марки танков сейчас на вооружении...
Я напрягся, ясно дело. Болтун - находка для шпионов. И поинтересовался, с чего это вдруг такой живой интерес? Оказалось, что сосед по вагону сам служил танкистом и был офицером, командиром танка. А едет он в город, который когда-то освобождал, по приглашению местных властей. Потому как является почетным гражданином этого самого города. И старик захотел рассказать мне о подвиге своего экипажа, кажется, в 1944 году.
Но для начала он мне подсунул газетку местного издательства с перепечаткой статьи из газеты времен окопной правды. Суть статьи заключалась в следующем: N-ская танковая бригада, преследуя в трехдневных боях отступающий пехотный полк фашистских войск, вышла на окраину города N, где надежно окопались супостаты. Наши советские танкисты пошли в атаку, но в город смог ворваться только танк лейтенанта по фамилии... Пройдя город (а это была еще и узловая станция) насквозь и расстреливая фашистов, в том числе и разгружающихся с вагонов, танки принудили последних быстренько ретироваться.
В итоге, выскочив на околицу городка, танкисты заняли оборону и удерживали ее до подхода танковой бригады. Кем и были спасены, так как в дело уже пошли гусеницы. За этот подвиг командир танка был награжден званием Героя Советского Союза, остальные члены экипажа орденом Ленина, а механик-водитель, кажется, орденом Красной Звезды.
Здорово! Но не понял. Почему так долго «подползала» бригада? А почему так жизнь не равна, и за что так мелко по сравнению с другими поощрили механика?
Дедок усмехнулся, и рассказал, как на самом деле было:
- Три дня мы штурмовали это город. Без толку. Столько танков сгорело и людей положили без счета, шли ведь наскоком - были в прорыве... Командование очень торопило комбрига. Дали сутки на подготовку и разведку, ну а дальше - или герои или «извиняйте, комбриг». Грудь в крестах, в общем, или голова в кустах. Сидим мы, значит, в танке вечером , а механик-водитель и говорит, мол, братцы, у меня сегодня день рождения, давайте отметим . Как, мол, командир?
Сказано - сделано, выпили за здоровье. Налили, и еще разок выпили. Кончилось, маловато. Уже стемнело. Механик и предложил: командир тут неподалеку брал, давай махнем. Был бы я трезвым - клянусь, отказал, а тут разогрелся, разошелся - поехали, кричу!
Едем ,едем... темень хоть глаза коли. «Ты куда нас везешь? - спрашиваю у механика. Он: «Да вон уже приехали». Вылезаю из люка и... батюшки мои!.. «Ты куда нас, Сусанин, привез?»
Железнодорожная станция. С эшелонов фрицы выгружаются. Хмель мигом сошел. То есть мы оказались в самом центре обороны супостатов! Настраиваю радиостанцию, и ротному: так, мол, и так, нахожусь на станции, наблюдаю высадку с эшелона противника.
А с эфира мат-перемат! И что ищут нас уже час, и что трибунал уже готов!..
Что делать? Фашистов тьма тьмущая, в бригаду хода нет, ну и решили мы подороже свои жизни продать. «Заряжай - огонь!»
Снарядов оставалось около сотни, так мы по городу как ошалелые носились, все на своем пути давили, на станции несколько раз побывали. Все горит, пылает..! Стрельба, грохот, и мы как угорелые носимся и палим, палим, палим! К утру фрицы стали сматываться.
А нам нет бы где-нибудь отсидеться, так нет - выскочили на околицу! И видим, хвост колонны фрицев уходит. Так мы ему и поддали!
Дальше до немчуры дошло, что кроме нашего танка и нету-то никого против них. И решили они город отбить. Развернулись, и на нас в атаку бросились! А у нас боекомплект на исходе, но пока как-то отстреливаемся, а сами по радийке помощь просим у своих. Те матерят нас: алкоголики хреновы! А сами прислушиваются: бой-то на окраине города с другой стороны идет. В общем, когда мы уже в гусеницы ударили, тут и наши подошли, часов так в 11-12.
Так вот и захватили мы городок. Предстали мы пред ясны очи комбрига. И объявил он нам семь суток губы.
А гауптвахтой служила ближайшая яма. Сидим, мерзнем, пока наша судьба решается. В это время приехал большой чин (вроде Жуков, не соврать бы!).
«Ну что, - говорит, - комбриг, как город будешь брать? Очень важный тот городок».
«Так взяли, товарищ генерал!»
«Как взяли? Шутить изволишь, комбриг?!»
Тут и поведал комбриг генералу нашу судьбинушку. Ребят наградили сразу, меня чуть попозже. А в яме все равно мы все семь суток отсидели! По приказу комбрига. А меня потом сделали почетным гражданином этого самого города. Да вот и он...
Поезд остановился, качнувшись напоследок. Эх, мало, мало поговорили... Жалко. Вот такая вот быль... Не зря враг считает: «Не бойтесь русского танка, бойтесь пьяного русского экипажа - их маневр непредсказуем».
Ни имени его, ни фамилии я не запомнил. Вышел скромный Герой Советского Союза где-то между Россией и Украиной.

Рассказы и байки старшины командирского катера

Месть

Старший лейтенант П. был доволен дежурством. Ему повезло дважды. Прихватил котельных машинистов, готовящих на пару картошку, и боцманов, печатающих в одной из шхер фотографии. Ему вообще везло последнее время. И самая большая удача - получение квартиры. Пусть небольшой и нуждающейся в ремонте, но все-таки квартиры. Ремонт подходил к завершению, оставалось покрасить полы, и можно было со спокойной душой праздновать новоселье. В выходные большой сход, он купит половой краски, и за это время успеет все закончить.
Старлей скинул ботинки и с удовольствием вытянул ноги, шевеля пальцами. Устал. Он вихрем носился по верхам и низам во время вахты, и редко кто оставался безнаказанным после его дежурства. Прошедший службу на флоте, он знал жизнь матросскую, но обладая сволочной натурой, неустанно искал нарушения.
Ноги поелозили по палубе, ища тапочки. Приятно холодил ноги покрашенный линолеум. И его осенила идея. Палубная краска. Быстро сохнет, блестит, и долговечна. Это на корабле красить раз в год, дома лет 10 полы будут как новые.
Только к вечеру ему удалось встретиться с главным боцманом и уговорить его налить литра 4 палубной краски. Найдя банку из-под сухой картошки, старлей с запиской от боцмана разыскал узбека, заведующего маляркой. Тот, прочитав ее, криво усмехнулся и, забрав банку, скрылся за водонепронецаемой переборкой. Долго его не было. Старший лейтенант измаялся от нетерпения. Но вот, наконец, и узбек. Бережно приняв банку, и поблагодарив, он осторожными шагами направился к себе в каюту. Со словами: «Басмач. Чистый басмач».
Чистый басмач смотрел ему вслед, со свойственной азиатам басмаческой усмешкой. Он был в числе прихваченных ночью за печатанием фотографий.
Краска ложилась на деревянную поверхность пола легко и ровно. К вечеру, закончив малярные работы, старлей с последним катером вернулся на корабль.
Выхода в моря не предвиделось, и можно было въезжать в свою новую квартиру.
С трудом дождавшись очередного увольнения, старлей, как на крыльях влетел в двери своей квартиры, и нога прилипла к свежеокрашенной блестящей поверхности пола. Он попробовал пальцами, эффект - будто только покрасили.
С грустью возвращался неудавшийся новосел на крейсер. На вопрос боцману, почему не сохнет краска, он получил уклончивый ответ. Может, воздуха мало в квартире, может, доски деревянные. Краска-то палубная, а не половая.
А потом внезапно ушли в море. Вернувшись домой через месяц, старлей открыл двери квартиры и осторожно пальцем потрогал пол. Палец был в краске.
Глубоко вздохнув, старший лейтенант пошел в хозмаг за уайт-спиритом. Два дня он смывал он палубную краску, а высохшую смытую поверхность покрасил обыкновенной для полов, неопределенного цвета. Перед глазами стояла недобрая усмешка боцмана-узбека.
ДА, НЕ СОХНЕТ КРАСКА, НА ЧЕТВЕРТЬ РАЗБАВЛЕННАЯ МАШИННЫМ МАСЛОМ!
Даже если она палубная...