Оглавление:

Когда Елена и Санитар открыли глаза, Бигмаксова еще не было. В купе догорал какой-то нездешний, но уже совсем не яркий свет, а на полу истаивала непривычно черная тень, очертания которой были духовным родственникам смутно знакомы. Но вскоре она исчезла, а на ее месте обнаружился Бигмаксов. В руке у него медленно растворялся в воздухе хрустальный бокал, источающий дивный аромат, от него самого исходил чудесный запах запеченных мидий, а выражение лица наводило на мысль о беззаботных проказах резвой юности. Полковник сфокусировал взгляд на Санитаре, тяжело вздохнул и грузно опустился на нижнюю полку.

 — Ну?!..Что?..Где?  — наперебой стали засыпать его вопросами Санитар и Елена, и Бигмаксов мало-помалу разговорился.

Дальнейшие двое суток пути прошли в непрерывных воспоминаниях о чудесных и невероятных путешествиях. Бигмаксов и духовные братья, перебивая друг друга и размахивая руками, рассказывали друг другу о местах невиданных, волшебных, не могущих быть — и все-таки существовавших. Поэтому неудивительно, что, когда на третий день в паровозе кончилась нефть, ни у кого из них и мысли не было ни о духовности, ни о Нэньке.

Тем не менее, их паровоз с единственным вагоном стоял в диком лесу в трехстах километрах от Москвы, и как-то добираться до нее было нужно.

 — Ша, бездуховности!  — снова сказал Бигмаксов и хитро ухмыльнулся,  — что бы вы без меня делали?

С этими словами он опять достал свой необъятный чемодан и вытащил оттуда неизвестного назначения прибор. В его составе имелся странного вида мерцающий кристалл, медный змеевик от холодильника "Юрюзань" и старинная материнская плата от компьютера "Спектрум". Все это было смонтировано на небольшом бачке с предохранительным клапаном и дренажной трубкой. Это и был знаменитый автопилот для собачьих упряжек, который изобрел бывший полковник и бывший же свободный трудящийся Севера Бигмаксов. Агрегат заправлялся сжиженной благодатью, которая изобильно водилась в заброшенных храмах, синагогах и марксистско-ленинских библиотечках бывших военно-политических училищ. Для программирования девайса использовались джойстик для управления орбитальной группировкой ГЛОНАСС, церковное кадило и шаманский бубен. Бигмаксов вывел своих серверных баламутов из вагона, о чем-то негромко поговорил с вожаком и впряг их в вагон вместо бесполезного паровоза. После этого установил в специальную подставку автопилот и занялся его настройкой.

Все испортил Санитар. Пока полковник возился с собаками и автопилотом, он успел смотаться в ближайшую полузаброшенную деревню, где выменял у местной пенсионерки четыре литра "Шустовского" на женские кружевные стринги, которые хранил как память о поездке в Тель-Авив восемь лет назад. В результате окончание программирования автопилота прошло в непринужденной дружеской атмосфере и сопровождалось хоровым исполнением уже порядком позабытых духовных песнопений на украинском языке. Наконец, оно было закончено, и вагон, влекомый двумя упряжками собак, плавно скатился с рельсов и резво побежал по просеке, держа приблизительный курс на Москву. Из его раскрытых окон доносилась разухабистая "Вин, Гриць, до роботы-в Гриця порваны чоботы..." с ярковыраженным башкирским акцентом.

Дальнейшие два дня пути до Москвы прошли без приключений, если не считать того, что собаки слегка заблудились и случайно заехали в Калужскую область — видимо, употребление внутрь "Шустовского" не совсем совместимо с программированием автопилотов. Здесь, в семидесяти километрах от города, на развалинах Обнинской АЭС, вагон наших путешественников едва не был растоптан стаей диких дронтов. У этих птиц, как известно, брачный период длится весь год, в связи с чем они предпринимают многокилометровые миграции в поисках наименее меркантильных женских особей.

На рассвете третьего дня друзья въехали в Москву, миновав небезопасные спальные районы, где им пришлось отпугивать медведей громким чтением Декларации о государственном суверенитете Украины, и припарковали свой вагон у самого филиала украинского посольства, что в здании бывшего Исторического музея.
Но на этом удача отвернулась от них. Видимо, той свидомости и духовности, что Санитар, Бигмаксов и Елена получили при программировании автопилота, оказалось недостаточно. В результате на собеседовании у консула Санитар заявил, что первую пересадку сердца выполнил не Данко Украинець в 1618 году, а какой-то несвидомый жид из Африки, Бигмаксов, исполняя боевой гопак, перепутал его с "Половецкими плясками", а Елена при написании контрольного диктанта умудрилась сделать четыре ошибки в слове "хлiб". В результате всем им было поставлено на вид, вынесено определение о неполном национальном соответствии и назначена переэкзаменовка на зиму с временным присвоением категории "условно бездуховных". И теперь друзья с печальным видом стояли у посольских ворот.

Вдали, насколько хватало глаз, раскинулись лагеря Мирного Европейского протеста.Внимание Санитара привлек тот, что находился ближе всех к зданию посольства. Над ним гордо реял двухцветный флаг с тележным колесом, а возле входа стоял смутно знакомый человек в конфедератке и заговорщически подмигивал, делая недвусмысленно приглашающие жесты, сопровождая их потиранием большого пальца об указательный и легкими щелчками под нижней челюстью.

Заинтригованные до предела, друзья пошли вслед за таинственным незнакомцем и оказались в ярком, шумном и пестром цыганском таборе. Они во все глаза, раскрыв рот, наблюдали за галдящими детишками всех возрастов, поминутно шарахались от предложений погадать, купить элитную косметику, прочистить карму, увеличить половой член и научиться играть на рынке "Форекс". Их провожатый шел впереди, не оглядываясь, время от времени пританцовывая и поправляя на плече явно краденую уздечку с биркой "1-я образцовая ордена Н.И.Махно конюшня колхоза "Путь Майдана".

Вдруг Бигмаксов нос к носу столкнулся с человеком в арафатке, ватнике и оптоволоконных лаптях. На миг оба застыли, и табор огласил громоподобный рев Бигмаксова :

 — Команди-и-и-р!!!  — и тот мгновенно оказался в крепких объятиях гиганта. Через секунду они уже орали наперебой, хлопали друг друга по спинам и невпопад, взахлеб что-то горячо говорили, перебивая друг друга, о ярком солнышке, "Массандре" и шестисотметровых башнях. За всем этим с изумлением наблюдал Ветеран.

За пять минут до этого Кадетов открыл глаза. Исчезла циклопическая стеклянная башня, пропали запеченные мидии, исчезли улицы, памятники, прекрасные крымчанки, корабли. Исчез Севастополь, и весь Крым исчез, как будто не существовали вовсе.

В глазах Командира мелькали красные и белые мушки, в ушах бился басовитым звоном какой-то странный колокол, во рту пересохло так, как будто он месяц провел в пустыне. Повернув голову, Михаил столкнулся взглядами со странной белкой, помещенной в большую клетку. Белка посмотрела на него совершенно человеческими глазами с ярко выраженной насмешкой.

 — Саро, саро, саро...Скви-и-и-рл!  — вдруг звонким голосом зацокало она, и Кадетов в страхе закрыл глаза.

 — Что со мной?...Я болен...Яду...  — пронеслось у него в голове, но новое явление совершенно изменило ход его мыслей.

 — Однако!  — произнес откуда-то сбоку женский голос — тот самый, от звука которого Кадетов лишился чувств вечность тому назад,  — Я вижу, что, помимо элитной горилки с перцем, Вы еще пили портвейн?

Михаил с трудом повернул голову в сторону говорившей и открыл глаза. Провидица по прежнему сидела в своем глубоком кресле, только вместо мотоциклетного шлема на ней была бескозырка с надписью "Крузенштерн", а из под шикарной накидки из выхухоли были видны погоны капитана первого ранга.

 — Портвейн, тем не менее,  — продолжала она, потянув носом,  —  был просто прекрасен. Великолепная лоза, подполковник, но это не "Три семерки"?

 — «Массандра», пятилетнее,  — с трудом ворочая языком, ответил Кадетов и безуспешно попытался сглотнуть.

 — Одобряю Ваш выбор, Командир!  — сказала провидица и поднялась из кресла,  — Но все же следовало быть осторожнее. Все-таки бездуховные напитки небезопасны для организма, отравленного "Шустовским".

С этими словами она ловко поднесла ко рту Кадетова искусно изготовленную чашу, материал которой напоминал моржовую кость. Чаша была до краев наполнена ароматной жидкостью, отзапаха которой у Михаила закружилась голова.

 — Что это?  — спросил он, присаживаясь на низенькую тахту.

Смело пейте, Командир, это — настоящее "шило"! — отвечала прорицательница.

Сразу поверив ей, Кадетов покорно принял чашу и осушил ее в несколько глотков. И  — странное дело, с последним глотком совершенно расточились куда-то проклятые мушки в глазах, и колокол перестал назойливо трезвонить в уши, отзываясь тяжкой болью в затылке, и белка вдруг посмотрела в глаза — не насмешливая, а просто веселая. Михаил легко, как после освежающего сна во время боевого дежурства, поднялся на ноги и посмотрел прямо в глаза провидице.

 — Свершилось!  — прозвучал у него в голове ее звучный глубокий голос. Что свершилось-было решительно неясно, но мысль об этом свершившемся доставляла странную радость и куда-то настойчиво звала.

 — Свершилось!  — повторила провидица вслух, и вдруг, широко раскинув руки, нараспев произнесла:

 — Вы взысканы судьбой, и Командир — отныне Ваше имя. На запад путь лежит — где сердце черноземов. Ведите за собой — Она Вам путь покажет. Я — Джулия Таврическая — Вас благословляю!

С этими словами она опустила руки, закрыла глаза и без сил опустилась в кресло. Командир сглотнул, повернулся и, не оглядываясь, вышел из шатра.

 — Саро..Скви-и-и-рл!  — донеслось до него на прощание