Взято с www.livejournal.com/users/labas/171444.html
Секреты военной науки.
Вообще мне нравится находиться в центре внимания Патриотических Сил. Каждый день узнаешь о себе что-то новое. Сегодня, например, мне рассказали, что я занимаюсь мифоборчеством. Самому мне казалось, что я занимаюсь, в-основном, пиздобольством. Мифоборчество, спорить не буду, звучит лучше.
Или вот другое замечание (анонимное): „Esche v 50-e gody stalo yasno, chto fizteh daet chrezvychaino poverhnostnoe obrazovanie“. Похоже, кто-то устроил подпольный спиритический сеанс и нечаянно вызвал дух академика Ландау. Как мы видим, в загробном мире плохо с кириллицей. Это хинт Патриотическим Силам.
Чтобы зафиксировать ядерный взрыв вероятного противника вам понадобится закопать в землю сейсмоприемник, подключить к нему самописец и посадить перед самописцем солдата.
В состоянии покоя приемник бдит, самописец шуршит, солдат дремлет.
Если же приходит сейсмическая волна, приемник ее ловит, самописец шуршит активнее, солдат (если он хорошо обучен) просыпается.
Но что это за волна?
Возможно, это следствие ядерного взрыва в далекой Неваде.
А возможно банальное землетрясение.
(Более сложные случаи, как-то падение с кровати пьяного капитана Кукушкина, остаются за рамками этого исследования).
Итак, как отличить взр. от змлтрс. ?
Какой-нибудь геолог-теоретик скажет поди, что волна от ЯВ короткая, быстро затухающая, а от землетрясения длинная, с сильными колебаниями амплитуды.
Что ж, если вы в четвертом классе на уроке природоведения не осознали, что нам не дано постичь устройство мироздания, то я не могу вам ничем помочь.
Я видел сигналы от землетрясений короткие, как секс в лифте, и волны от ЯВ, длинные и расхристанные, как поезд Москва-Душанбе.
Поэтому отряхнем с ног убогий физический прах и предадимся дедуктивному анализу.
Американцы не будут взрывать бомбу ночью (т.е. нашим днем). Они не дураки, ночью они спят. Утром тоже не будут. Утром они пьют кофе и раза два завтракают.
Кроме того американцы вообще не будут взрывать бомбу когда бог на душу положит, просто из-за чесотки в конечностях.
Нет, они заранее запланируют, например: взрываем в 15 часов 00 минут 00 секунд.
И будут довольно пунктуальны.
Sic!
Волна идет от Невады до нашего сейсмоприемника 7 минут 3 секунды.
Поэтому если солдат просыпается от активного шуршания самописца и видит, что в начале восьмой минуты часа у него вылез сигнал - это его звездный миг. Он будит сержанта, спящего под батареей, сержант будит пьяного капитана Кукушкина, капитан Кукушкин будит оперативного дежурного в Москве. И с утра четырнадцать генералов радуются, как дети, тому, что узнали о взрыве от нас, а не из сообщения Ассошиэйтед Пресс.
Солдата представляют к награде. Дальше кому как повезет. Кого-то награждают отпуском на родину. Меня раз премировали новыми сапогами. Но это другая история.
По этому нехитрому правилу «восьмой минуты» мы только за мою службу поймали около дюжины взрывов.
Но однажды американцы нас решили обмануть. И рванули не в 15.00.00 а в 15.43.26, условно говоря.
Мы, естественно, ничего не заметили.
И тут бац! объявление по радио и сразу же запрос из Москвы - срочно предоставить материалы от такого-то числа.
Капитан Кукушкин разворачивает сейсмограмму: а там, как назло, хоть и не на восьмой минуте, но сигнал классический, как в учебнике. С передёргом на третьем зубце.
Капитан лезет, натурально, в петлю. Но нам ли, в чьем портфолио было такое произведение искусства, как дембельский альбом старшины Краснопузько, отступать перед жалкими каракулями на линованной бумаге?
Хлорка, перо, красные чернила - через полчаса на сейсмограмме не осталось никаких следов сигнала.
Отправили в Москву.
Там потом в военной академии три человека защитились по теме «Секретные антисейсмические разработки армии США»
Оценка: 1.3242 Историю рассказал(а) тов.
:
18-04-2004 18:51:34
Вопрос: Как определить разницу между Демократом, Республиканцем и Южанином?
Ответ: Предложите им следующую ситуацию:
Вы со своей женой и детьми идете по пустынной улице. Внезапно из-за угла появляется опасного вида мужчина со здоровым ножом, и, выкрикивая ругательства, бросается на вас.
Вы имеете при себе Glock 40 и вы прекрасно стреляете. У вас есть несколько секунд до того, как нападающий добежит до вас и вашей семьи.
Ваши действия?
Ответ Демократа:
Нну, здесь недостаточно информации для того, чтоб я мог ответить!
Человек выглядит бедным или угнетенным? Может, я сделал что-либо, что спровоцировало его напасть?
Можем ли мы спастись бегством?
Что думает моя жена?
А дети?
Может, я могу взять пистолет за дуло и выбить нож из его руки?
Что говорит закон об этой ситуации? есть ли в Glock appropriate safety built? В любом случае, почему я ношу с собой заряженное оружие, и какой пример это подает обществу и моим детям?
Будет ли он счастлив, только убив меня? Он желает именно убить меня, или его устроит если я буду только ранен?
Если я схвачу его за ноги и буду держать, успеет ли моя семья сбежать, пока он будет наносить мне удары ножом?
Должен ли я позвонить 9-1-1?
Почему улица так пустынна?
Мы должны повысить налоги, покрасить и озеленить эту улицу и сделать ее счастливой и здоровой, чтоб предотвратить такое поведение.
Все это очень запутанно. Я должен обсудить это с друзьями и за несколько дней мы попробуем найти консенсус.
Летит инструктор, капитан, на Миг-23МЛД. Загорается "Перегрев двигателя", растёт температура.
А парнишка флегмат по жизни. Такой же РП сидит на вышке. Потом радиообмен слушали,обоссались.
Пилот докладывает нудным голосом:
- На маршруте, высота..., скорость..., горит Перегрев двигателя, тепмература выше нормы, растёт.
Минуту тишина. РП:
- И чё сильно растёт?
Ещё минута тишины. Пилот засыпающим голосом:
- Да вот уже 900 (цифру точно не помню)
Ещё минута тишины.РП:
-А обороты у тебя какие? Пилот:
-85. Опять тишина. Через минуту РП:
-А ну-ка выведи 100. Пилот:
- Вывел. РП:
- Ну и чего? Пилот:
- Загорелась лампа "Пожар" РП:
- Ну, катапультируйся. Пилот:
-Катапультируюсь.
За точность фараз не ручаюсь, было это в 87 году, но смысл и интонации примерно такие.
Вылетает ПСС, подбирают пилота. Молодой лейтенантик-врач суёт ему под нос стакан спирта. Пилот, ясное дело, выпивает, кто ж откажется от такого подарка да ещё во время антиалкогольной борьбы? Тут в полк прилетает начальник центра из Б-Б. Говорит, приведите мне пилота я с ним поговорить хочу. Тут доктор влазит: "Товарищ полковник, не можем позвать, он пьяный спит."
- Как пьяный? Почему пьяный?
- Я ему стакан спирта дал...
- Ну-ка товарищ лейтенант покажите мне руководящий документ в котором написано, что пилоту после катапультирования положено давать стакан спирта!
И понеслось... Весь полк ржал неделю.
Оценка: 1.0787 Историю рассказал(а) тов.
:
09-04-2004 19:58:20
«Страховочная система есть комплекс мер и технических средств, призванных резко повысить безопасность горновосхождения. Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека». (Запись в моей тетради по курсу “Безопасность в горах”).
Я помню свою первую страховочную систему.
Мне четырнадцать лет и я в группе новичков стою под учебной скалой в альпклубе.
- Вот этот узел называется «булинь», - инструктор легко вяжет из одного куска веревки вокруг моей груди петлю с плечевыми лямками. - Запомните, салаги! Вы должны уметь вязать этот узел на случай, если у вас не окажется под рукой верхней или нижней части личной страховой системы. Уметь вязать одной рукой, для себя, для пострадавшего, при любой погоде.
Потом мы сидим в классе. Тут тепло и после холодной скалы от этого тепла, запаха горного снаряжения и лыжной смазки, сознание уплывает в сон. Временами в голове проясняется, и тогда слова врываются в мозг и пишутся как на пластинку:
- Основой страховочной системы являются, в первую очередь, люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...
...................................................................................................
Альплагерь Дигора и снова тренировочные скалы.
Мы стоим с Серегой на узкой скальной полке, а под нами ревет бешеная осетинская река. Серега - номер второй в скальной связке и стоит на страховке. Он изящен в этот момент. Развернувшись ко мне вполоборота и небрежно опершись на скалу, он, не менее небрежно, держит конец выдаваемой страховочной веревки. Другой конец уходит за скальный уступ, через гирлянду карабинов в крюках. Там, за уступом, раскорячившись руками и ногами в скальные зацепы, бьет очередной крюк первый номер скальной связки. Веревка сама постепенно уходит из бухты вслед за ним, но мы не видим этого. Мы разговариваем ни о чем, и этот разговор вдруг прерывает мат.
Мат заглушен выстрелами реки на порогах, но явно, отчетливо слышен и обращен к нам. Я вяжу схватывающий и быстро ухожу за скальный уступ. В самой стремнине реки болтается жалкая фигурка на веревке, еле удерживающаяся в страшной воде за сглаженный ледником валун. Я кричу Сереге и он, враз посерев лицом, начинает выбирать веревку вместе с болтающимся на ее конце мокрым, еле живым человеком.
На разборе дня инструктор кричит нам в лицо что-то неприятное... Я стою перед ним: все плывет перед глазами от этих слов, и в мозгу свербит только одно : “Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...”
...................................................................................................
Сознание возвращалось медленно. Слух вернулся первым, и внезапно в мозг ворвались резкие звуки автоматных очередей и разрывов мелкокалиберных мин. Я лежал на спине, раскинув руки, и видел синее мирное небо. По небу плыли облака.
Попробовал сесть. Но не смог. Тело ниже груди не ощущалось. Совсем! Работали только руки и шея. Фонтанчики крошки, выбиваемые пулями из глинистой земли, секут лицо. Я чудом переворачиваюсь на живот. Огонь очень плотный, и кажется, что все, что визжит вокруг, это - по мне. Поднимаю глаза к насыпи дороги, на которой чадящим дымом горит БМП. За возвышением, лежат три бойца и стреляют через дорогу в направлении сада.
Пальцы моих рук сжимаются и пытаются подтянуть вперед непослушное тело. Ногти ломаются об сухую землю, но, тем не менее, не передвигаюсь ни на миллиметр вперед.
Нож! Тяну нож с лямки разгрузочного жилета. Он плохо входит в эту проклятую, обожженную солнцем и вылизанную ветрами почву. И все же ползу. Ползу по сантиметру, и каждый из них повышает и повышает мои шансы на жизнь. Ползу туда, под насыпь, где нет жужжащей вокруг смерти.
Один из бойцов оглядывается. Наверное, он видит мои глаза, чувствует, как я хочу жить. Я больше чувствую, чем вижу его бросок от спасительной насыпи ко мне.
Две руки, побелевшие в костяшках от напряжения, цепляются за лямки жилета. И соединяют меня с жизнью. Поднимая голову, вижу его глаза, слышу его хриплое дыхание. В этот момент уплывающее сознание услужливо вытаскивает из памяти слова: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...»
..........................................................................................
Через несколько месяцев сижу на площадке среди трупов и невыносимой вони, зажав ладонями гудящую голову. Прихожу в себя от мимолетного импульса, выкинувшего меня навстречу автоматным и пулеметным очередям и позволившего выйти из этой передряги живым. Секунды боя для меня вечность, но вслед за мной на площадку врываются ребята. Все кончено. Этим импульсом подарил им и себе жизнь. Они смеются и хлопают меня по тяжелой каске. Голова гудит, и сквозь гул пробиваются знакомые слова: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...»
..........................................................................................
При перестройке обнищали все. Но не ходить в горы мы не можем. Альпинистское снаряжение стоит дорого, и позволить купить себе нормальные веревки практически не возможно. Покупаем списанные парашюты,спарываем с них стропу, сшиваем ее пятью кусками по десять метров каждый. Получаем прочные и крепкие веревки в пятьдесят метров длиной.
Но случился на восхождении срыв. Веревка не выдерживает в месте сшива и один из нас летит вниз почти километр по крутому ледовому склону. До самой темноты следующего дня ищем его по трещинам и, наконец, находим.
На него страшно смотреть. Открытые переломы ключиц, рук и ног. Человек, как мешок костей, зажат в трещине. Его судьба - умереть от переохлаждения через пару часов или от потери крови. Вырубаем его ножами, даем пить спирт. Через час осторожно тащим его вниз на импровизированных носилках из ледорубов и рюкзаков. Полночи по горной тропе несем пострадавшего к площадке, где нас ждет вертолет. Грузим. В свете фонаря он улыбается помертвелыми губами:
- Спасибо, мужики...
Я смотрю на пропадающие в ночном небе мигающие огоньки. Ветер гонит прочь с лица пот и усталость, гудит в вершинах и у меня в ушах. Сквозь гул слышу слова: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...»
..........................................................................................
Женский плачущий голос в телефонной трубке:
- Привет, Татарин! Вчера привезли Толика из Чечни. Две пули в живот. Мне не к кому обратиться. Денег нет, боевые и страховку еще не выплатили....
Я стоял оглушенный, держа трубку в опущенной руке. Толик - это тот, кто подарил мне жизнь на пыльной таджикской дороге. Помню его глаза, его дыхание и бросок ко мне.
Утром отправляю денежный перевод. В висках стучит: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...»
.........................................................................................
- Сынок, внучки у меня! - обращается ко мне около магазина женщина в потертом, старом пальто.
Я принципиально не подаю нищим, считая побирушничество криминальным бизнесом. Отпихнув протянутую руку, говорю:
- Достали уже...
Женщина вдруг села на серый асфальт и заплакала. Заплакала отчаянно, горестно, страшно. Вокруг равнодушно шли люди, и в этом людском потоке и я, и она выглядели необитаемым островом. Я присел рядом, пытаясь помочь женщине подняться, сердясь на нее и себя, поставленного в нелепое положение. Она плакала навзрыд, и в всхлипах я чудом расслышал:
- Зять погиб.... дочка - сука.....сбежала....двое внуков...
Поставил на ноги и, все еще сомневаясь в услышанном, весь полный скептицизма, сказал:
- Ну, пойдем, бабка, продуктов купим что - ли.
Она поплелась за мной в супермаркет, всхлипывая и пошатываясь.
Стандартный набор: молоко, сосиски, картошка, хлеб, творог не стоил дорого.
Все так же полный скепсиса и цинизма, я шагнул за ней в вонючий подъезд коммуналки. Распахнувшаяся дверь квартиры украла у меня часть души. Что может быть страшнее голодных детских глаз?!
А через час при тусклом верхнем свете я сидел напротив детских мордашек, перемазанных картошкой и молоком. Что я испытывал при этом, спросите вы? В ушах стучало...
А впрочем, через год, мне открыла дверь в эту же коммунальную квартиру совсем другая женщина, которую год назад я назвал бабкой. В ярком свете настольной лампы делал уроки повзрослевший Ванюшка, а четырехгодовалая Танечка на диванчике смотрела картинки в старой детской книжке.
- Ванечка на одни пятерки учиться! - сказала доверительно женщина.
Я поставил около двери новенький скейт и вышел на всё такую же вонючую лестницу. Она оканчивалась проемом освещенной солнцем двери. Задрал лицо вверх, в четырехугольник зажатого двором, чистого неба без облаков и погнал сквозь сжатые зубы в легкие радостный, пьянящий, весенний воздух. От избытка кислорода в голове застучало, и знакомые слова были произнесены сквозь сжатые губы: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, “натасканные” технически, физически и морально на спасение погибающего человека...»
Оценка: 1.5620 Историю рассказал(а) тов.
:
29-03-2004 11:46:23
Лето 1988 года. Отдельный мотострелковый полк Закавказского
Краснознаменного военного округа.
- Эй, воин! Ты куда это направился?
- А мне сержант сказал - на той территории, за казармой, тоже надо
подмести.
- А, ну *%здуй...
Так начался не то второй, не то третий день моей службы в рядах
«непобедимой и легендарной». По распорядку дня была уборка территории.
Прихватив подмышкой веник, в новенькой форме, с нелепо торчащими
складками, я завернул за угол и направился подметать дорожку, упиравшуюся уже в другое подразделение - отдельный караульный взвод.
Над крышей «караулки», удобно устроившись в ветвях какого-то южного
дерева, вальяжно раскинулся местный дембель. Бляха ремня болталась на
яйцах, пилотка каким-то чудом держалась на затылке, во всей его позе
сквозила небрежность и почти гражданская лень. Чувствовалось - парень
уже одной ногой дома. Он неторопливо кушал абрикосы, росшие в изобилии
тут же на дереве, а косточки сплевывал как раз туда, где я собирался
подметать.
Мое появление не произвело на него никакого впечатления, он даже шеи не
повернул. И я подумал - ну что ж, пора уже осваиваться в этом непростом
мире, где мне предстоит провести два, надо полагать, нелегких года.
Отбросив сомнения, я завязал разговор.
- Слушай, дружище, нас вот только на днях привезли. Как здесь служить-то
вообще? В смысле, сильно гоняют?
Дембель удивленно повернул голову в мою сторону и несколько секунд
непонимающе смотрел на меня. И молчал.
- Я говорю, трудно здесь служить-то, или ничего, жить можно? (мне стало
не по себе, и я невольно попытался подсказать ему ответ)
- Служить? Здесь? Это смотря кому. Мне вот, например - жить можно.
И тут я, сглотнув слюну, неожиданно для самого себя, брякнул:
- Слушай, друг, а не подбросишь ты мне пару абрикосов? А то жрать очень
хочется.
На этот раз пауза была значительно дольше. Что происходило у него в
голове, я не знаю, мне показалось, что мои вопросы или тон, какими они
были заданы, как-то выбили его из привычной колеи, произошел какой-то
сбой в программе. Наконец он сказал:
- Кидай сюда свою пилотку.
С пилоткой, полной абрикосов, я возвращаюсь в родную роту. А как же -
святое армейское «братство» - иду делиться внезапно привалившим счастьем
с товарищами по призыву.
Заворачиваю за угол и упираюсь прямо в сержанта Тупикова.
- Воин! Ты что, *%уел?? Тебя куда послали? Тебе что сказано было делать,
я спрашиваю? Ты убираться должен за казармой!!! А ты в «караулку» за
абрикосами полез?? Нюх потерял??
- Т-рищ сержант, я подмел территорию. И в «караулку» я не лазил. Там
дембель какой-то на дереве сидел, я ему пилотку кинул, он мне и нарвал.
И тут я с недоумением увидел, как сержант сначала согнулся от хохота
пополам, а потом схватил меня за рукав, и потащил к курилке, где
отдыхали остальные сержанты нашей роты. Всхлипывая от хохота, он
повторял - «салага дембеля припахал, ну и шиздабол же ты, воин. Да даже
«черпаки» из караулки, даже мне, ничего не станут рвать, даже если я их
об этом сильно попрошу. Не говоря уже о том, чтобы «дембель» тебе,
салобону, что-то там нарвал, кроме звездюлей, конечно».
История была поведана всем сержантам, дружный взрыв хохота, меня
попросили пересказать все заново, «на бис». Я стал героем дня. На
какое-то время ко мне прикрепилась кличка «гроза дембелей». Отделался я
за «вранье» и «самоход в караулку» довольно легко. Сержанты угощались
моими абрикосами и поэтому были настроены благодушно. Ну и скидка -
как-никак второй день человек в армии. Ничего, скоро здесь его отучат
шиздить.
Жизнь потекла своим чередом, и уже недели через две, полностью
окунувшись в атмосферу курса молодого бойца, я сам удивленно вспоминал
этот эпизод и склонялся к тому, что, скорее всего, мне все это
приснилось…
Оценка: 0.9615 Историю рассказал(а) тов.
:
02-03-2004 12:18:27
