Интеллигентная история

Саша толкнул дверь в кабинет Вадика.
- Вы знаете, Вадим, тем, кто замечен в чтении устава скуки ради, предписано проходить диспансеризацию 2 раза в год. Вышло распоряжение.
- Что вы говорите? - Вадик закрыл устав и запустил ластиком в муху, долбящуюся в стекло.
Ластик резво срикошетил Саше в голову. Саша пригнулся:
- А вы головорез. Я пугаюсь сам себя - почему я вас ещё не бью?
- Потому что вы доброй души человек. Чем вызвано ваше обращение ко мне на ВЫ? А, кака в тельняшке? - Вадик потянулся.
- А знаете ли, - Саша придал взору печали, - Надоела грубая повседневность военных буден, хочется всем говорить ВЫ, общаться с интеллигентными людьми, и хочется... хочется чего-нибудь для души!
- И можно поинтересоваться чего?
- Можно. Мне хочется... выпить... Не смотрите на меня как Мать Тереза. Да! Мне банально хочется выпить, но...
- Но?
- Именно НО! Мне хочется, что бы все это происходило в необычной обстановке, за интеллигентной беседой... Слюну подберите.
- Шизофренический бред, осложненный маниакально-депрессивным психозом и сумеречным состоянием души, - Вадик закинул ноги на стол.
- А причём здесь бабушкины трусики? - обиделся Саша.
- Что вы подразумеваете под «необычной обстановкой» в нашей отдалённой дырке? У тебя на кухне, у меня на кухне? Три дома - пять частей. Не смешите мои ботинки.
- Внимание! Сегодня пятница? Лето? Полярный день? Жены на Большой земле? Ничего не пропустил? Предлагаю провести этот день под знаком интеллигентного общения и завершить его дегустацией спиртосодержащей продукции у костра, на вершине близлежащей сопки. А? Как вам? - Саша умел быть убедительным.
Вадик заинтересованно снял ноги со стола.
- На самом верху сопки?
- Именно. Вы там бывали?
- Нет, - должен был признать Вадик.
- Чем вам не необычная обстановка? Да не раздумывайте, поручик, чего вам делать дома? Жена уехала...
- Разве я похож на человека, у которого одна жена? Но всё же, почему не встретиться у вас или у меня? - Вадика ломало лезть на сопку.
- Не будьте так низменны. Мне нужна смена обстановки. Я категорически устал!
- Да?
- Да! Мне надоела однообразная военная суета. Мне надоели построения по утрам, а ещё больше мне надоели построения после обеда. У меня от них изжога.
- Вы государственный преступник! - обрадовался Вадик.
- Что вы говорите? - удивился Саша.
- Точно. Глядя на вас, мне категорически не хочется служить.
- Не давите мне на железу совести. Мне её вырезали. Так да или нет?
- А что мы будем пить? - сдался Вадик.
- Выбор небогат. Есть шило, а есть... шило. А у вас?
- Шило.
- Вы предсказуемы. Но усвойте главное,... - Саша сделал паузу, - Главное не ЧТО а КАК! Пить надо правильно!
- Вы извращенец, - догадался Вадик.
- Пить правильно - это хрустальная мечта моего детства, и не лезьте в нее в своей ортопедической обуви.
- Ну, можно и шило, тоже ничего, - понял по-своему Вадик, - Тогда шило с вас, с меня закуска.
- Вы пошлый человек.
- Почему?
- Вы бескорыстно любите шило.
- Это взаимно. Из закусок могу предложить... ммм... консервированные голубцы! Как вам?
- О! Голубцы! Должен с прискорбием констатировать, вы встали на путь чревоугодия. Не боитесь закончить своё белковое существование ожирением?
- Боюсь, финансовые органы мне этого не позволят, - вздохнул Вадик.
Саша посмотрел на часы.
- Работе криньдец, - он поправил на груди Вадика знак «за дальний поход», - Да вы орденоносец!... Вперёд, заре навстречу!
- Сами вы... О! Я возьму фотоаппарат. Жена должна знать, что я в её отсутствие отдыхал культурно...
Они топали из части, а Саша декламировал в полный голос: «Ищут пожарные ищет милиция, ищут матроса из Западной Лицы. Знак за ДП на груди у него, больше не знали о нём ни чего».

- Блядь, Саша ... - захрипел Вадик, больно приложившись коленкой о валун на середине восхождения, - Я уже горько сожалею, что проявил мягкотелость и податливость...
- Вы уже второй раз говорите «блядь»,... я стараюсь не замечать... - хрипел впереди взмокший Саша, - Но уже... начинаю подозревать вас... в неинтеллигентности.
- Боюсь,... мне уже фиолетово, - Вадик остановился, тяжело дыша, и оглянулся назад.
- Над вами... будут смеяться потомки, - Саша оперся на палку, восстанавливая дыхание, - Выкиньте эти пораженческие мысли из головы,... осталось совсем чуть-чуть... Ничто так не приносит наслаждения, как фрикция последнего движения!
- Не разжижайте мне мозг... - никак не мог отдышаться Вадик.

Макушка сопки оказалась небольшим пятачком, на который они в изнеможении и повалились.
- Я никуда отсюда уже не пойду... - стонал в мох Вадик, - Я останусь здесь... передайте там нашим...
Саша перевернулся на спину:
- Спокойно, лейтенант, сейчас начнётся самое главное... Посмотрите, как мы близки к небесам... Красотень... Ну, давайте, голубчик, искать дровишки, нам же нужно разогреть ваши замечательные голубцы...

Дров было до обидного мало, но насобирали с грехом пополам..
- Чего вы алчете под сенью кривеньких берёз? - подходя, пригляделся Саша.
- Да это... я тут... - Вадик как-то неуверенно озирался.
На расстеленной газете стояла бутылка разведенного шила, две рюмки, большая жестяная банка с голубцами и пачка печенья.
- Натюрморт понятен и печален... Печенье с голубцами... А позвольте задать нескромный вопрос - где хлеб?
- Хлеба не было... Да ладно, с печеньем пойдёт... Тут другое... - Вадик продолжал озираться.
- Вы хотите меня испугать? - озабочено спросил Саша.
- А?... Да нет... Ладно, сейчас решим... Вы это, давайте костерок мастрячьте...
- Ну-ну...
Скоро заплясали оживлённые языки огня. Саша потирал руки:
- Ну что, коллега? А жизнь-то налаживается!... Предлагаю по первой под печенюшку...
Вадик встряхнул бутылку и постучал по дну. Саша поморщился:
- Ну что вы долбите? Не долбите да не долбимы будете! Это же хрупкий продукт, своими заскорузлыми граблями можно запросто нарушить тонкую грань момента.
- Вы сейчас с кем разговаривали?

Выпили. Повторили.
- Тут вот в чём дело, - хрустел печеньем повеселевший Вадик, - Я нож забыл...
Саша прекратил жевать.
- Простите... нож? То есть вы заранее запланировали сохранить жизнь своей банке голубцов?... Она дорога вам как память?...
- Да ладно вам, не делайте трагедию, я уже придумал... Сейчас подогревать поставим, а за это время я найду острый кусок камня... Хрен ли нам, двум молодым, здоровым интеллигентам... А? Я вас умоляю! Приободрись дрись-дрись... По одной?

За разговорами не заметили, как закончилось печенье и половина бутылки.
- Уважаемый! - вспомнил Саша, - Где ваш острый камушек? Пора, по-моему познакомиться с нашими голубцами. Им там, кстати, ничего не будет в закрытой банке, на костре?...
- Ох, мать!... - Вадик попытался встать...

И тут, собственно говоря, РВАНУЛО.

Горячая, слизистая субстанция, хлестанула Вадика по лицу и груди.
Потеряв ориентацию, он покатился куда-то вниз, одновременно кашляя, и пытаясь вытолкнуть обжигающую слизь изо рта. Глаза ничего не видели, а в процессе качения очистить их не получалось. Голова стукалась о камни и стабилизации сознанию не способствовала.
Саше ударная волна пришлась в бок. Горячая липкость заклеила ухо и проникла за шиворот. Саша мог кричать. Чем сразу и воспользовался. Он выкрикивал однообразные неинтеллигентные слова, крутился на упёртой в землю голове и пытался обеими руками выгрести из уха и из-за шиворота голубцовую кашу.
Праздник удался.

Когда каша остыла, они успокоились. Саша приподнялся на локте, и посмотрел на Вадика.
- Ваша старенькая добрая мама, плакала бы сейчас навзрыд, узрев вашу рожу в голубцах.... Вы желали фотографироваться?
- Мы пидарасы, - подвёл итог встречи Вадик, и подумав добавил - Я же не ем голубцы...

Мирный атом

- СОСНА! СОСНА! Это СОСНА?!... Ну что за связь! Алё!... Девушка! Можно СОСНУ?!... Алё!... Ну, девушка!!! Где вы делись?!!! Дайте СОСНУ!!!
Рядом, развалившись в старом, разбитом военно-морскими задами кресле, разомлевший после сытного обеда Федорыч благосклонно разрешает:
- Ну, сосни. Чего уж там...
Его товарищ, мичман, зло зыркает и продолжает бесперспективный диалог с таинственной СОСНОЙ. Стёб на эту тему ему уже ВО! где.
И действительно, кто выдумывает такие названия для узлов связи? Это ж какого колоссального умища должен быть дитя лесоруба, что бы не просклонять заранее всяко-разно понравившееся слово, прежде чем обозвать им несчастный узелок.
У военных в отдаленных гарнизонах ведь знаете как? Телефончики там всякие новомодные, с кнопочками или дисками веселенькими - они же для дурачков изнеженных.
Точно.
Военный, он эту хренотень хрупкую, сразу своими мужественными пальчиками тотально разрушает! К бабушке не ходите.
А цифры? Их же зубрить надо! Военный такую роскошь себе позволить не может, ему голова для другого дана. Фуражки, противогазы, пули опять же. Ага.
У него вообще ассоциативная память значительно лучше развита. Ну, сами попробуйте запомнить 1234567 или какой-нибудь «Взбодрённый»! Улавливаете? Вот.
Опять же голос командный. Его ж разрабатывать необходимо!
Вижу - успеваете за мыслью.
Так вот и делают для военных эдакие тяжелые монолитные коробочки, приятного какашного цвета, с ручкой в боку. С РУЧКОЙ! Понятно вам? Военному, если в идеале - или ручку или тумблер. И такой тумблер, чтобы не отлетел после первого же щелчка куда-нибудь под шкаф. А такой что бы ЖАХ! И всё, ваши не пляшут. Или наоборот. Танцуют все!
Ну, понятно, короче.
И кричат военные своими зычными голосами в тайный микрокосм проводов: «БАТОН!» дай «ГАРМОНЬ»! «ГАРМОНЬ»? Дай «РУСАЛКУ»! «РУСАЛКА»? Дай «СОСНУ»!
Ну, как-то так.
И не отвлекайте меня больше всякой фигнёй, а то не закончу никогда.

А Фёдорыч балдеет, слушает крики товарища, хмыкает гаденько и всхрюкивает в особо интересных местах.

Сам Федорыч, между прочим, в те моменты, когда в его руки попадала переносная радиостанция, категорически выбирал себе позывной «Кристалл».
Слышали? КРИСТАЛЛ мамувашу!
В смысле, чист он душой, аки кристалл.
Я бы не доверил ему бабушку через дорогу перевести!
Кристалл!...
Ха! Помню, когда наш отряд нагрузили... (боевой задачей, думаете?) не угадали! Сдачей металлолома! Мы почесали репы и отправили Фёдорыча с группой таких же прохиндеестых годков защищать честь однополчан...
Лучше бы мы этого не делали.
Я лично потом выставлял литр шила, чтобы замять эту гнусную историю.
Эта военно-морская сволочь пошаталась по бережку, позыркала. Пусто.
Оскудела земля Кольская на железяки ржавые.
И вдруг этот «Кристалл» видит - якорь! Никому не нужный такой якорёк, лежит себе тоскливо, забытый всеми.
Фёдорыч за пять минут закрыл нам зачет по металлолому на три года вперёд.
На корабле даже пукнуть не успели.
Они чего-то там в громоздком корабельном организме ремонтировали, а якорь отстегнули, рядом положили. Ну, в самом деле, какому идиоту он нужен?
Наивно ошибались. Фёдорыч был нагл и стремителен.
Но, к сожалению, заметен и узнаваем. Этого не отнять. Потому нашли, конечно.
Далее пришлось прятать татя, чтоб не побили, проставляться приемщикам, чтобы отдали железяку, корабельным проставляться, чтобы не каркали сильно. Эх...
А куда это меня опять?... Вы, извиняюсь, почему за нитью не следите? История же «Мирный атом» называется! Да ну вас!

Короче, посмеялся Федорыч над товарищем, как тот просит «дайте СОСНУ!», а товарищ ему задумчиво так и сообщает: «Мол, своих хочу к сестре поскорее отправить, вот только дозвониться не могу, чтоб встретили». Фёдорыч, естественно, интересуется: «Чего так рано? Лето же не скоро?», тут товарищ ему и выдаёт: «Не слышал, что ли? На втором причале реактор старый разгрузили, проволокой место оградили, надолго, видать, останется»...

Фёдорыч чуть языком не подавился. Он, надо сказать, всякие эти излучения на дух не переносил, боялся панически, ну, фобия такая у человека. В детстве, наверное, травма психологическая была. Не знаю.
Помню, были в командировке на авианосце, отправил его провод-антенну внешнюю вывести, заурядное, вроде, задание...
Когда он ворвался в рубку, я думал - началась война.
Я сам от его вида постарел лет на пять.
Оказалось, этот военно-морской герой подыскал на верхних надстройках корабля подходящее место для крепления антенны, стоит себе, крепит, песенку оптимистическую насвистывает. Тут удар по плечу.
Нет, в целом мы смелые парни... Но когда вот так... вроде, нет никого... а потом бац... Подогнул Фёдорыч ножки, оборачивается...
Лучше бы не оборачивался.
Инопланетянин.
Стоит себе в скафандре, нарядный такой, пальцем у виска крутит и на байду какую-то вращающуюся показывает.
Ну, Фёдорыч в контакт вступать не стал, взял низкий старт и к командиру, ко мне, то есть, на грудь. Плачет:
- Пощади, барин! Детей ещё иметь хочу! Вот режь меня на дольки, а под страшное высокочастотное излучение я больше ни ногой!
Ну, понятно, да? Никакой, конечно, это, к сожалению, не инопланетянин был, а вовсе даже наш отечественный моряк в защитном комбезе, там просто высокочастотное запускали, ну и... Короче, не место там было раздетым тщедушным организмам.
Я, признаться, так и не видел никогда подобных нарядов, а вот Фёдорычу повезло. Или наоборот. Мне.

Вот такая фобия у гражданина.
Ну, возвращаемся к рассказу.
Предыстория появления этого злосчастного реактора туманна и загадочна, но в целом выглядит так:
В холодных фьордах Баренцева моря разбросано много всякого дерьма, есть чем порадовать алчущий глаз гринписовцев. А тут как раз оттепель политическая началась, мы всему миру свою пушистость показываем, наглядно и во всех позициях.
Как в такой ситуации этих зелёных не пустишь?
И идея-то в общем правильная, хорошая... Только у нас верно говорят - не тронь говно... ну, знаете.
Лежал себе тихонько реактор где-то на отдалённых рубежах, отравлял окружающую действительность...
Нашли.
Вдули, кому надо.
Быстро прошла команда загрузить эту заразу на корабль и перетащить в определенную точку для дальнейшей перевозки к месту утилизации.
На бедном кораблике, которому выпала великая честь, такой жопы конечно не ожидали. А так как все на нём были гражданские, то во время доставки, перепились в усмерть и забастовали.
Очень жить хотели. Вот ведь петрушка. Не учло этого вышестоящее...
Короче, сгрузили они внепланово эту гадость в нашем отдалённом гарнизончике.

Фёдорыч, как сменился, ко мне прибежал, сообщает радостную новость.
Пошли, посмотрели издалека, точно, лежит хрень какая-то, уже и ежи деревянные, колючкой обмотанные, вокруг поставили.
Волнуется, значит, кто-то, чтобы не украздили. Ага. А то у нас ведь могут.
А излучает эта кака или нет... У неё же не спросишь...
Фёдорыч побежал пить, мотивируя тем, что в пьяном виде к нему ни одна зараза не пристает. Да к нему и так... А я пошёл звонить дежурному по отряду, Вадику, чтобы, значит, сходил с дозиметром, фон проверил.

Вадик принял мои слова очень близко к организму. Оно и понятно, у самого семья в паре сотен метров от злополучного причала проживает. Но пойти смог только после одиннадцати вечера, когда весь личный состав баиньки уложил.
Путь от отряда до причала больше километра, ночь полярная, тоскливая, снежинки одинокие...
Так и хочется сказать - городок затих в предчувствии беды...
Пульс учащается. Мысли всякие нехорошие роятся... Как она, эта радиация действует на самом деле... Как почувствовать момент проникновения её в нежную плоть военного организма... Мы ж теоретики только...
Но доковылял до пределов видимости.
А подходить-то не хочется уже совсем. Страшно до судорог в анналах. А вдруг она, эта радиация, уже просачивается в организм через всякие отверстия...
Вздохнул Вадик героически, и полез в шинели с прибором на груди через ежи, обмотанные колючей проволокой. Просто Вадик Матросов.
А чем ближе, тем ужаснее.
Сознание уже хочет вырваться из глупого тела и бежать, бежать...
Но Вадик дрожащими руками включает дозиметр...

Не знаю, он потом говорил, что стрелку уложило... Но ведь сколько лет прошло, а жив ещё... Или это чудодейственное шило сберегло...

Короче.
Задохнулся Вадик, не веря своим глазам, шарахнулся организмом в темноту, сбивая нафиг ежи и цепляясь шинелью за проволоку... Куда там... Проволока намоталась на конечности качественно, и Вадик грохнулся плашмя, вминая в мощную военно-морскую грудь кубик дозиметра (кстати, тоже монолит, какашного цвета, неубиваем).
Он боролся мужественно. Сжав зубы.
Сюрреалистическая картина оживляла мертвый пейзаж полярной ночи.
Чёрное тело сопело и извивалось ужом, сверкало белками глаз, периодически тоскливо вскрикивало, дрыгало ногами, пытаясь отпихнуть от себя навалившиеся деревяшки, и пробовало ползти...
Ежики сцепились колючкой и хороводом тронулись за Вадиком.
В этом было что-то бесовское.

Он уже чувствовал, как радиоактивные частицы впиваются в нежный военно-морской организм, ловят очумевших от ужаса сперматозоидов и остервенело отрывают у них хвостики.

Наконец Вадик закричал на одной ноте, с хрустом рванул форму одежды, и сначала на четвереньках, а потом уже и гордым галопом понёсся в расположение части.

Ну вот и все, собственно.
Начальник гарнизона, безнадежно мечтавший покинуть эту клоаку, и потому предано смотрящий в зад начальству, на пыхтение населения реагировал - никак.
Но, тем не менее...
Наших жен разве остановишь? Скоро приехали журналисты. И когда мы прогремели, гадость с причала пришлось убрать.
Не захотел народ сосуществовать с мирным атомом. Он ведь хоть и мирный, а народу простому чужд и глубоко неприятен. Вот такая петрушка.

Веселье новогоднее...

- Вона чё! Голуба моя! Это ж как вы облагородились-то бессовестно! Прихожку новую отстроили... вааащеее... И скока?
- Штукабаксов! - Зинаида Петровна разверзла на своем широком лице щель, изображая улыбку.
Её можно было бы назвать некрасивой.
Если бы она не улыбалась... а так...
Она была ужасна.
Но улыбка была искренней. Этого не отнять.
У неё вообще сложно было что-нибудь отнять, Зинаида Петровна была крупной женщиной.
Итак - оценены труды тяжкие. По заслуге оценены. Ради этого «Вона чё!» собственно, и потели всем семейством. И пусть не шепчут за спиной, что, мол, нищета - муж военный - что калека в семье, ничего, она и сама заработать может, хозяйка же.
Вон и сейчас, гостей позвали, и не только мужниных друзей-сослуживцев, а и вполне приличную публику, людей, где-то даже близких к гламуру.
- РРРРГАВВ!!!
- Уииииий! А! А! А! Сука!... Какая же ты...
- ФУ!!! Толик!!! Собачку в комнате закрой!... Маленький он еще, глупый!
«Маленький» доберман закрываться в комнате не хотел, а хотел пугать гостей, щёлкая острой пастью в опасной близости от гениталий.
Мужчины пугались более искренне.
Толик с лицом маленького мужа скользил по паркету, пытаясь утянуть за собой этот комок эрегированных мышц. А комок клацал жвалами и брызгал слюной.
Он уже успел, закатив от наслаждения глазки, прищепить кончиком зубов гостевую ляжку, как это умеют делать особо вредные собаки, и теперь требовал продолжения банкета.

- Хорошая собачка, - робко похвалили гости, - дорогая, наверно?
- Штукабаксов!
- Обалдеть можно! Казалось бы, за что?...
- Ну, не скажите... Благородных кровей! - опять налилась гордостью Зинаида Петровна, - Все бумаги имеются! Точно вам говорю, королевская родословная, ага, всякую хрень не ест, паскуда, куда там! Ему самый дорогой корм подавай. Или мясо постное. Ничего больше не приемлет, разборчивый. И уууумныый, сил нет. Вот успокоится немножко, я вам его покажу.
- Мы верим! - испугались гости.
- Ну что же мы стоим, проходите в комнату, к столу... посмотрите, как мы тут всё...

Ну а дальше... А что дальше? Новый год, он ведь праздник нам вдоль и поперек знакомый и понятный.
Салаты, салаты, горячее, опять салаты, шампанское, водка, водка, не лезет, покурить, хм, лезет, снова шампанское, сверху вино, салаты...
Тихо! Президент говорить будет!
- А что, ик, ещё не Новый год?
- Молчи, пьяная сволочь, не позорь.
Дзинь. Дзинь еще.
А завтра хреново будет... Завтра в России мертвый день... Эх-ма!... Танцуют все!...

И всё же приглядимся? Ну так... несколько набросков...
Сначала вроде всё культурно... Разговоры...

- Нет, я, к примеру, хорошо готовлю. А вот Альбертик не умеет. Да, милый?
- Ну почему? А моя фирменная яичница?
- Не смеши. Вообще Альбертик иногда пытается что-нибудь приготовить... Только вот перед таким обедом нелишне помолиться и составить завещание...
- Ну ты уж прямо...
- Не скромничай, милый, я помню, как ты пытался пожарить холодец!
- Твоя мама, - Альбертик взглянул на жуткую статуэтку собаки - символ нового года, - готовит не лучше меня.
- Это потому, что когда она готовит, ты вечно лезешь со своими дискуссиями, милый.
- Если с твоей мамой не дискутировать, она начнёт ругаться сама с собой и сойдет с ума, а я этого боюсь.

- Валентин! Валенти-и-и-н! А исполните плиз какой-нибудь тост? Ну как вы это умеете!
Валентин с лицом подонка вальяжно развалился на диване:
- И про что же вы хотите услышать тост?
- Про любовь!
- Хм. Уместно ли?... Поймут ли? - Валентин покосился на качающегося старой коброй над рюмкой Петровича.
- Просим! Просим! Ну порадуйте!
- Вы же знаете, я не умею быть кратким... - придал сожаления голосу подонок с лицом Валентина.
- Осчастливьте!
- Я расскажу о любви к некоторым вещам. Это даже и не тост...

О любви к сигаретам.
Вы помните свою первую затяжку? Думаю, большей гадости ранее ваш рот не видел. Вас стошнило? Это правильно. Всякая любовь начинается с этого.
Но человек такое существо - любит приучать себя к любви.
И вы тоже не исключение. Вы тоже запросто себя приучили.
И пришла любовь к сигаретам.
И ушла дыхалка, свежий запах изо рта, здоровье, и как следствие - нервы и деньги.
Результат любви печален.
И ещё. Помните: когда вы берете в рот, производители табачной продукции трахают вас в лёгкие и разводят в гортани раков.

О любви к водке.
Вряд ли кто-то из вас, первый раз попробовав водку, заорал: «Божественно! Какая вкусовая гамма! Какой шарман!»
Ой, вряд ли.
Скорее блевало вас не по-детски.
Но время шло, организм постепенно, по грамульке, по мусипульке, по капочке, приучал себя не отстреливать в соседей по столу только что выпитое...
Все дело в опыте.
И оказалось, что под пельмешки она совсем недурна! А с хрустящим огурчиком! А за беседой!
И пришла любовь. И ушло куда-то здоровье. И печень распухла. И нервы не к черту. А деньги... А где деньги?

О любви к животным.
Животных надо любить. Особенно женщинам. Любовь к животным женщин облагораживает.
От любви к животным в женщинах просыпается уснувшее с началом века феминизма женское начало. Это полезно неуравновешенному женскому организму и благотворно для окружающих.
Так что женщины должны любить животных. Ведь животные в своей природной первозданности беззащитны и легко ранимы.
Любите, женщины, животных.
Даже когда это животное нагло храпят в ботинках на диване, разхреначив по пути с работы половину зарплаты.

О любви к работе.
Если вы любите свою работу, значит, вы давно не проходили диспансеризацию.
Не затягивайте с этим.

О любви к женщине.
В женщину надо влюбляться сразу и насмерть! За что, спросите вы? Не злите меня!
Да за наши над ними издевательства!
За наше нежелание понять тщетность восприятия женщинами этого гребаного мира, за тонкость душевной организации этих нежных существ! За то, что мы усложняем их жизнь своими нелепыми, никому не нужными изобретениями, изводим дурацкими правилами и механизмами.
За расписание электричек, в котором она не может разобраться! За механическую коробку передач! За застежку от лифчика на спине! За мартини с омарами до свадьбы и добровольно-принудительную липосакцию после! За пульт от стереосистемы! За то, что вы вместо того, чтобы просто принести и отдать зарплату, просите ежевечерне есть и путаетесь под ногами по выходным! За минет в конце концов!
Но если сразу не получается влюбиться, потерпите.
Привыкните.
Полюбите.
Но есть нюанс.
Вспомните, что у нас вышло с сигаретами и водкой.
В общем за вас, милые дамы! - ангел с лицом Валентина поклонился и грациозно выпил.
- Шарман! Шарман! Вы как всегда неподражаемы!
- Гламурная отрыжка... - изрёк в пространство цирроз с лицом Петровича.

Зачем Боря принес петарды, в дальнейшем он внятно ответить не мог...
Да он вообще внятно уже не говорил.
Слишком рано собрались, вот в чем петрушка, в Новый год так нельзя. Чревато. Чревато не встретить. Можно запросто разойтись с Новым годом бортами, как ёжики в тумане. Ага.
А так как Боря подходил к любому делу очень ответственно, то соответственно к бою курантов он уже превратился из скромного, тихого подкаблучника в ЭНЕРГИЧНОГО ОРГАНИЗАТОРА.
Такие, блин, опасны! Сами, небось, знаете.

- Нужен салют! - безапелляционно заявил Боря.
Хозяева жалобно улыбнулись, ища поддержки у окружающих. Тщетно. Эта нездоровая мысль благодатно легла на искривленное алкоголем сознание..
- Байконур назначается здесь! - решительно раздвинув салаты, Боря установил в центре внушительную боеголовку.
- Петарда-фонтан! - радостно сообщил он притихшим гостям. - Ща кааак!...
Хозяйка всхлипнула.
- Даёшь фейей... еб... фейейверок! - пьяно заорал Петрович (заслуженный оптимист с циррозом печени).
- Ключ на старт! Внимание! - раздулся от ответственности почетный космонавт.
- Боря! - зашипела его жена - Боря! Скромнее!
- Зови меня Хуан!!! Поехали!!! - окончательно распоясался дежурный по безобразию.
- Ну, начинается... - прошептала жена.

Китайцы вообще великие обманщики. Вот парадокс - мелкие, но великие. Притворяясь, что плохо говорят по-русски, эти симпатяги постоянно норовят всучить вам что-то ненужное, дурно пахнущее, а порой даже травмоопасное.
Вы замечали? «Ситопятидесят» в их понимании может означать и двести пятьдесят и пятьдесят. Такое впечатление, что их интересует не получение сверхприбыли, а сам процесс торговли. И их очень забавляет, когда вы открываете рот и, пуская слюну, пытаетесь разобрать эту щебечущую речь.
Вот помню как-то покупал у них удочку... Хотя, о чем это я? Мы же про Борю...

Так вот, китайцы обманули Борю. Это был не «фонтан».
Нет, сначала эта байда добросовестно загорелась, стрельнула Боре в прическу снопом искр, отчего тот запрыгал по комнате внося смуту, и, наконец, засверкала, разбрасывая по салатам ошмётки жизнедеятельности.
А потом, определившись с направлением, победоносно завыв, запулила себя в необъятный бюст уважаемой Зинаиды Петровны.
Даже Боря перестал приплясывать.
Утробный крик перечеркнул представление.
Хозяйка начала заваливаться назад.
В безуспешной попытке остаться с гостями, она сковырнула из-за стола своего маленького мужа, потащила скатерть со снедью, как бы не желая оставлять приглашенных наедине с едой, приняла на грудь оливье, который собственно и загасил торчавший между сисей факел, и под занавесь завалила на себя ёлочку.
Гирлянда нарядно намоталась на Зинаиду Петровну и разноцветно подмигивала, наполняя размеренную жизнь хозяйки микрооргазмами от ударов током.

Но успокоились постепенно. Как там? Веселье должно продолжаться. Были заменены подвергшиеся нападению салатики, наполнены бокалы...

Ближе к утру, когда часть гостей уже разошлась, благо идти было недалеко, на кухню к Зинаиде Петровне ввалился Петрович, благодаря загадочным особенностям организма не опьяневший более, но и не протрезвевший. Он вертел в руках пузатую рюмку, напряженно собираясь с мыслями.
Хозяйка засмотрелась на его руки. Они были удивительны.
Природа лепила его руки, беспардонно пользуясь эскизами граблей и сарделек.

- Скока, вы говорите, собачка голубых кровей стоит?... Штуку баксов?... Не ест ничего обыденного?... Боюсь, как бы плохого с ней... с непривычки... не приключилось... Все-таки наша грубая пища... Да водка еще... Баклажаны опять же с чесноком были... - по капле рожал Петрович.
- Вы там про что бубните? - насторожилась хозяйка.
- А?... А!... Да там Боре плохо стало, совсем плохо, на ковер прямо, так ваша штукабаксов с удовольствием это дело... и громко чавкая... Да не волнуйтесь вы! Там чисто уже! Аппетит хороший у собачки.
- Ааа! Ооох! Лордик!
- Оно конечно... - Петрович пьяно посмотрел вслед, - Однако дорогая собачка,... а манеры хреновые... А с другой стороны, вот так зубов не будет...

Когда все разошлись, супруги стали укладываться спать.
Маленький муж, разгоряченный принятым алкоголем, разглядывал себя в зеркало, нарядившись в подаренный халат.
- Смотри, какой халатик прелестный... японский, наверное,... цветочки-лотосы... сакуры всякие... Я похож на самурая?!! - сделал резкое, противоестественное для организма движение и противно хрустнул суставом.
- На клячу ты похож! Быстро мыть сссакуру и в койку!!!

А по пустым улицам города одиноко бродил Первый День.
Ему было холодно и грустно.
Он подпрыгивал на слабеньких еще ножках, заглядывая в безжизненные окна, и не понимал.
У него впереди была целая жизнь. Ему ещё предстояло узнать, что люди, зачастую, провожают с большей радостью, чем встречают.
Зайдите утром первого на кухню, налейте в свою любимую кружку горячего чаю, и посмотрите в окно.
Видите?
Помашите ему рукой.
Ему сейчас это очень нужно.

Философия поплавка

Скинуть надоевшую за неделю форму, галстук-удавку в шкаф. Исчезнуть для всех. Бежать от громких командных голосов. И раствориться. Совсем. Погрузиться в тишину одиночества, отдаться философии тупого созерцания поплавка.
Этот поплавок - мудрый парень, с ним можно говорить обо всем. У него хватает такта не перебивать...

Господи, тихо-то как.
Солнышко ещё только показало свой край из-за горизонта. Высунуло робко румяный бочок и замерло, как бы раздумывая - доставать себя полностью или и так сойдет?

Я на старом озере, рыбачу.
Озеро тёмное, торфяное, глубокое. И вот вроде деревня рядом, а рыба есть. И какая.
В садке уже плавает десяток бронзовых карасей. Здоровенные красавцы, грамм по четыреста каждый. Упругие и сильные. Здесь их метко называют «лопатами».
Так, насадить червя. Открываю банку - добровольцы вперед! Нет добровольцев, ладно, тогда самые любознательные...
Наблюдаю в полудреме за поплавком, где-то там, в расслабленном организме, притаилась надежда - здесь же есть карп. Ну а вдруг?... А леска ноль восемнадцать... Ну хоть побороться...

Узреть поклевку - подхватиться заполошно, разом проснувшись и распугав хаотичным взбрыкиванием пригревшихся лягушек. Притормаживая себя, подсечь, почувствовать упругие удары на той стороне реальности, разделенной зеркалом воды...
Хо-ро-шо...

- Здравствуйте! Ну как клёв?

А это всегда так.
Только начнёшь душой мякнуть, одиночеством наслаждаться... Только розовые слюни интимно распустишь - на тебе! Замолотят беззастенчиво грязным кирзовым сапогом в личный микрокосм, мол «А чегой-то мы тут сидим такие расслабленные? Глазки в поволоке закативши? Слюнкой пузыримся?»
И нарушат единение с природой! Растопчут нафиг хрупкую гармонию!
Вот ведь блин горелый!

- Да так... есть немного...
Два мужика с удочками, метрах в десяти. И чего орать? Подойти нельзя? Шепотом на ушко поинтересоваться, не нарушая призрачной тишины?
- Ну и мы вот тоже нах решили ... - сообщил, более кабанистый, - А чего дома сидеть нах? Только пивом накачиваться! А тут... Природа! Тишина нах!
Ага. Была.
Пытаюсь вернуться к медитации. Вода. Легкая рябь. Философия покачивающегося поплавка...

- Твою мать, Валера!!! - кабанистый, уперев руки в валики боков, грозно возвышался над своим худосочным товарищем, - Я те русским языком нах сказал, червей не забудь!!! Толстолобик бухенвальдский! И что мы теперь нах насаживать будем?! А, нах?!
- Ну... этааа... забыл я... мне ведь и водку надо было... и этааа... - затоптался под суровым взглядом провинившийся.
- Этааа! - передразнил кабанистый, - Связался с гонимым нах! Ты же не рыбак ни хрена! Горе мне! Ну чего уставился?! Давай пиз...

- Мужики потише! Не на базаре! - призываю к порядку.

Воспитание продолжается громким злым шепотом:
- Чего стоишь нах?! Давай дуй в деревню! Кучу ищи!
- Какую кучу?
- Большую и вонючую!!! Навозную нах конечно, червей накопаешь!

Поворачиваюсь к поплавку...
Итить!!! Нет его!
Подрываюсь, скольжу ногами, подворачиваю лодыжку, падаю боком на перевернутый стульчик, съезжаю конечностями в воду. Унизительно извиваюсь толстой гусеницей на осклизлом берегу, пытаясь одновременно достать себя из стульчика и из воды...
Мужики с интересом затихли.
Так, не суетиться! Помнить о философии поплавка. Прекращаю хаос. Восстанавливаю дыхание. Неторопливо, с достоинством поднимаюсь... Дёргаю удочку... Тяжесть и... все, сошел.
Пинаю стульчик, и он летит, пугая наглых ворон.
- Ну чего? Чего там? - нетерпеливо привстал сосед.
Стиснув зубы, отфильтровываю мат. Остаётся:
- Уже... ничего...
- Ээээх...
Смотрю хмуро, ну давай скажи чего-нибудь про моё рыболовное мастерство.

Бухенвальд удаляется в направлении деревенских домов.
Успокаиваюсь... Теплый ветерок... Солнце высветило искрами воду...

- Водку будете нах?!
Вашумаму!
- Нет не буду нах!!!
- Ну как знаете... А я отмечу нах, так сказать начало... Хотя когда оно еще будет, это начало, - косится в сторону, - а вы червячками не богаты? А то пока этот нах принесёт...
Киваю на банку.
- Вот спасибочки...Ну и мы приступим...
На некоторое время наступает тишина.
Не на долго.
Со стороны деревни, сначала робко, а потом всё громче и оживленнее, поднимается птичий гомон. К нему подключаются всплески собачьего лая. И их всё больше...
Мужик привстаёт, и с интересом смотрит назад.
Тоже оборачиваюсь.

Он бежал, скособочив тощее нескладное тело, бережно прижимая к себе первичные половые признаки. При этом он периодически пронзительно повизгивал и неэлегантно дрыгал в воздухе ногой, пытаясь отогнать крутящихся вокруг псов.
- Что за нах? - обеспокоился кабанистый.

Увидав нас, собачки отстали, а бедолага заковылял, всхлипывая, к своему товарищу.
- Кусила! Почти туда! - убрал руки, предъявляя укушенное место.
- Почти не бывает! - не согласился товарищ, - Тут полумер быть не может нах, или туда, или ни туда! Да и вообще нах, тебя за ТУДА захочешь, не укусишь! За что там кусать? Не интересно даже!
- Вот злой ты Эдик! А я чуть не погиб копая твоих вонючих червей!
- Не моих, а наших. Послушай нах, а как они тебя за ТУДА смогли куснуть? Маленькие шавки, вроде едва до колена нах?... Ты там, чем червей копал? - Эдик забулькал, давясь смехом.
- Да ну тебя сволочь жирная! Дождешься, взорвусь когда-нибудь... - обиделся субтильный Валера, и, достав из кармана банку с червями, начал готовить удочку.
- Взорвётся он! Убил нах! Да ты, разве что, воздух испортить можешь... Давай лучше по стопарю нах...

Затихли голоса. Поплавки выставлены. Начался гипноз...
Все-таки замечательно вот так иногда вырваться из сетей дел и забот, бессовестно транжирить время на «великое ничегонеделание»...

- Скотина! Ты будешь за поплавком следить нах?! Вот где он а?!!
Валера бросается к удочке...
- Не рви нах!!! - запоздало орет кабанистый.
Ага. Поздно. Валера рвет, что есть мочи. От всей своей тощей, нескладной души. Кажется, сейчас нашему взору предстанут вырванные внутренности бедного карася, так и не понявшего, что произошло. Нет, обошлось... Вроде...
Леска взмыла в воздух, и поплавок с крючком попали в цепкие лапки раскидистого дерева.

Я понял, что рыбалки больше не будет.

Эдик нехорошо смотрел на Валеру.
Под тяжелым взглядом, Валера ссутулился. Шмыгнул носом. Показал пальцем на дерево и зачем-то пояснил:
- Застряла.
- Ты чего со мной напросился сволочь? Ты пошел со мной, что бы кровь пить нах?!
Валера подергал удочку.
- Ты хочешь порвать леску? - зловеще прищурился Эдик, - МОЮ леску на МОЕЙ удочке?
- Я этааа... Я слазаю...

Сразу стало понятно, что спортсмен в Валере умер при родах.
Мослы застревали в ветках под противоестественными для организма углами, и Валера жалобно вскрикивал, беря их на излом.
Эдик злобно сопел, стряхивая осыпавшуюся сверху шелуху, и пытался сосредоточиться на рыбалке.
В какой-то момент блеснула призрачная надежда, что восхождение закончится успешно. Валера-бухенвальд, окончательно освоившись, бесстрашно распластал свой тощий организм на высоте четырёх с небольшим метров, пытаясь дотянуться до поплавка.
Эдик нехорошо покачал головой.
Валера ободряюще улыбнулся и попытался что-то сказать...

А потом, собственно, рыбалка закончилась окончательно.
Ветка, правильно подгадав момент, радостно хрустнула, и Валера с молодецким криком «Ёёёёёё!» сбитым кукурузником рухнул в водоём.

- Сука! - орал Эдик, бегая по берегу и пытаясь ударить удочкой по Валериной голове, - А тебя нах отучу на рыбалку ходить! Греби сюда мерзкий нах!!!

Я собирался, а на душе, ни смотря, ни на что, было легко и радостно.
И еще я думал - все-таки хорошо, что какой-то гад придумал эту странную, для многих непонятную и непонятую, философию поплавка.

"Лось"

Володя в трусах протопал в коридор.
- Какая сволочь?!... В девять утра?!... В субботу?!... Набраться такой нечеловеческой наглости!!! - бормотал он, поворачивая замок. Дверь, скрипя, открылась, запуская в квартиру выстуженный воздух зимнего подъезда, - Бл...!!!!
На пороге, весь увалянный в снегу, одетый в гутаперчивый спортивный костюмчик - неожиданно синего цвета, растопырено пучеглазил Пал Палыч.
Он некрасиво изгибал тело и опирался на погнутую лыжную палку.
- Бл...?!!! - призвал к диалогу Володя.
Палыч беззвучно открывал рот и на человечью речь реагировал плохо.
- Пошли на кухню, - вздохнул Володя, - Только тише, жена с сыном ещё спят.
Палыч попытался стряхнуть корку снега, но, быстро прекратил это скучное занятие, и потопал за Володей.

За чаем Палыч немного оттаял и заговорил...

Пал Палыч был пенсионером. Из тех пенсионеров, кто остаются живчиками до конца. Уйдя, капитаном второго ранга на пенсию, он продолжал работать в части, которой отдал не один десяток лет.
Палыч предавался любимому делу исступленно, изо дня в день. Чем являл положительный пример молодым офицерам, и был любим за это командованием части.
А ещё Палыч обожал молодежь, и не чурался в выходные сразиться с ними в футбол, или пробежаться на лыжах.

«Хорошо-то как!», думал Палыч, легко вспарывая рыхлый снег Подмосковного леса.
Он ощущал себя оленем! Мощным самцом, в гоне, походя ломающим толстые лапы набухших от снега елей. Проглатывающим километры на одном вздохе-выдохе.
«Олень, летящий к своей самке!» окончательно понесло его.
«А ведь я ещё чертовски молод!», с восторгом думал Палыч, «Ща как дам десять км за утро! А? А что?!!! И дам! Во как лечу! Куда там молодёжи! Старая гвардия вперёд!!!»

Какое-то движение на периферии взгляда сбило этот красивый ритм.

Нога, подло цепанула лежащую на снегу ветвь, и Палыч совсем не изящно полетел в снег.
Выставленные вперед руки беспрепятственно пробили сугроб. Туловище вошло следом.
Подлый снег набился в рукава, за шиворот, и во все отверстия головы.
Палыч, попытался вздохнуть через холодную ватную затычку,... не «по оленьи» запаниковал, и забился торчащем на поверхности скудным копчиком.
Ноги, обутые в лыжи, ловкости организму в таком положении не прибавляли, несуразно растопыривались, и предавали композиции унизительный вид.
Наконец, с трудом вытолкнув языком ледяную морковку, Палыч выпростал себя на поверхность.
Судорожно вздохнул, издав жалобный звук.
«Олень хренов!»
Настроение куда-то ушло.
В пояснице кололо.
И не было одной лыжной палки!
- Разбегался старый пердун!!! Смертельная ракета!!! Начинённая геморройной свечкой!!! - плюнул со злостью Палыч... И вздрогнул...

Звериный рев прокатился по заснеженному лесу.
Палыч подслеповато захлопал глазами... Лось! ЛОСИЩЕ!!!
- Господигосподигосподиго... - заскрёбся, пытаясь отползти, Палыч.

Царь леса, наконец, оценив габариты испугавшего его существа, и решив, что победа будет красивой и молниеносной, бросился в атаку.

-Ууууййййииии!!!! - по индейски заверещал Палыч и ринулся в противоположенную сторону.

Он несся, не разбирая лыжни, защищая лицо от хлещущих ветвей одной рукой, а другой, с зажатой в ней лыжной палкой хаотично тыкал назад. Обороняя нежный тыл.

Зверь настигал.

Палыч понял, что конец близок.
Он отбросил в сторону лыжную палку, и, дрыгая ногами, что бы стряхнуть лыжи, прыгнул на ближайшую сосну.

Удар по сосне получился мощным, повлекшим за собой сразу несколько событий:
Палыч больно приложился репродуктивным органом.
Одна из лыж слетела.
С сосны, на лося рухнул объёмный комок снега.
Лось опешил.

Понимая, что долгой передышки не будет, Палыч заёрзал конечностями по стволу.
Получалось хреново.
Палыч вилял задом в метре над землёй и с ужасом понимал, что он не скалолаз.
Привлеченный игривыми колебаниями, приближался зверь.

В судорожной попытке Палыч неистово напряг организм...
И пронзительно пукнул.

Лось, который уже вот-вот был готов с остервенением воткнуться рогами в такую близкую, испуганно трепещущую мякоть,... наклонил голову на бок и с интересом уставился на Палыча.
Как бы открыв его для себя с новой стороны.

Палыч смущенно хихикнул и судорожно заскрёб ногами.

Лось бросился.
Палыч закричал на одной ноте и махнул ногой, всё еще обутой в лыжу.
Лыжа, описала дугу, выворачивая лодыжку, и очень точно заехала своей угловатой оконечностью в мягкий лосиный нос.
Лось по собачьи присел на зад и что-то возмущённо крикнул Палычу. Призывая, по видимому, к цивилизованному ведению боя.

Но Палыч уже поймал такт, и ловко удалялся в направлении кроны.
Лось заревел, поражаясь человечьей подлости.

Палыч угнездился на ближайших ветвях, истерически ржал и показывал лосю фигу.

Через некоторое время Палыч стал замерзать. Лось не уходил. Тогда Палыч сковырнул с ноги оставшуюся лыжу и метким движением запулил её в животное.
Лось обижено фыркнул, отпрыгивая. Потом посмотрел скорбно, вздохнул, и решив что диалога с этим странным существом в весёлых синих репетузах, не получится, удалился гордо покачивая попой.

Палыч начал спуск, но сразу понял, что руки замерзли, ноги от напряжения трясутся, и вообще...
...Палыч упал на спину, выбивая остатки здоровья из организма.


Володя с ужасом смотрел на Палыча.
- Пал Палыч тебе это... в поликлинику надо... и вообще, тебе лет сколько?!!! Хренли ты бегаешь всё?!!! Ты где служил, в ДШБ или в подводных диверсантах?!!! Ты же связист военно-морской! Знаешь, какая твоя спортивная подготовка?!!! А?!!!

Палыч вопросительно уставился поверх кружки с чаем.

- ШИШ-БЕШ ТВОЯ СПОРТИВНАЯ ПОДГОТОВКА!!!