Отрывки из неизданного


« Когда б писать ты начал сдуру...»
(А.С.Пушкин)


Что скука делает с человеком? Да, все что хотите! Особливо когда времени уйма, и спать уже надоело. Представьте: семидесятые сутки похода. Все домашние заготовки для подавления безделья иссякли. Перечитано все: от книг до кусочков газет в гальюне. Даже матчасть, зараза, работает на удивление хорошо, и ломаться никак не хочет. Интеллектуальные баталии грозят постепенно перерости в банальное обсуждение проблем половых расстройств у подводников. Тупик! В одной из автономок одурев окончательно, мы всеми тремя сменами начали писать роман. Смена за сменой, страница за страницей. Коллективное творчество девяти человек. Уникальная на мой взгляд вещица получилась! С оговоркой, что чисто военно-морская. А посему, вашему вниманию только отрывок, небольшой , но занятный. И еще прошу читателя простить некую сексуальную направленность текста. Ведь семидесятые сутки похода, понимать надо! Да и роман мы писали бульварный.
....................
« Пульт- 40!». «Есть 40!»- только и смог прошептать побелевшими губами оператор. « Но я же отдам, с получки отдам! Ну и зануда этот ВИМ! А может это мощность или ход?»- мелькнула шальная мысль.
Непослушными руками он ввел стержень АР в чрево ядерного реактора. АР шел толчками, но и оператор был упертый малый. Он ввел и расслабился. В чреве реактора тихо забулькотело. Может это конечно это журчало в животе оператора ПУ «ОКС»? Но оператор ПУ ГЭУ был не прост, спинной мозг его чувствовал: в ядерном реакторе пошел процесс, который уже отдавался пульсирующими толчками в напряженной ягодице оператора.
Стиснутыми зубами он вертанул ручку хода турбины. И сразу же почувствовал , как толчками, неуверенно и целомудренно стронулась турбина. Вяло зашлепали лопатки, каждый удар по воде отдавался шлепком ниже поясницы оператора. Опытнейший специалист, он все чувствовал спиной. Она потела. Во рту ощущался кислый вкус забортной воды. «Градусов 700 Брандта, не иначе!»- подумал оператор- «Да, не та вода, не та!»
Лодка медленно стронулась вперед, почти неслышно захлюпали забортные отверстия. Торчком встали вертикальные рули. «Как козел»- подумал проплывающий мимо кашалот. «Сам козел!»- подумал механик в ЦП. В ЦП неслышно вошел компердив. Механик вопросительно поднял правую бровь и строго посмотрел на него. Тот утвердительно кивнул и почесал за левым ухом. «Ого!»- подумал механик и вопросительно поднял левую бровь. Компердив поморщил нос и почесав за правым ухом презрительно сплюнул. «Ну и ладно»- рассудил механик. Истинные профессионалы, они понимали друг друга и без слов.
Механик рывком повернулся к «Каштану»:
- Производится переключение....отойти!!!- разнеслось по кораблю. Старшина команды не глядя дернул за что- то у ОВП. «По мастерски!»- пронеслось в голове у механика. За перемычкой что- то всхлипнуло, и оглушительно громыхнуло.
- Окончено переключение....- облегченно вздохнули динамики. Механик откинулся в кресле, старшина команды отпустил ногу комдива три, за которую он только- что дернул. Комдив три вздохнул во сне, перевернулся на другой бок и захрапел. Лодка неслышно шла вперед. Впереди мерцали Бермуды...
А в это время в кают- компании шло очередное секретное совещание партактива.
- Товарищи! - озабоченно шептал замполит- на наше письмо в Пентагон уже две недели нет ответа. Рейган молчит. Политико моральное состояние у них слабовато. Я предлага....
Что он предлагает, уже нельзя было расслышать, из- за раздавшегося по кораблю звука колоколов громкого боя. Чуть намыленный начмед, вылетевший из душа и посчитавший ягодицами все ступеньки трапа в 5-Бис отсек, влетел в амбулаторию, схватил самую большую клизму, разжег примус и взволнованно рявкнул в «Каштан»
- Эскулап к бою готов!
Дверь в каюту «ОО» неслышно скрипнула, высунулась рука с дедовским наганом образца 1898 года и мелькнули озабоченные глаза, подозрительно ощупавшие коридор. Неуловимой тенью он проскользнул освещенный участок, за углом кинулся на палубу и по пластунски поплз дальше. Из его золотого зуба доносилось попискивание морзянки. Он докладывал обо всем в центр. Только изредка вспыхивали озабоченные глаза, из под надвинутой на брови буденовки. И одна мысль беспокоила оперативника: «Зря оставил в каюте парашют- мог бы пригодиться!». Разметав по отсеку подслушивающие устройства, опер затаился в дуковском мешке и затаился оценивая обстановку.
- По местам стоять, галюны продувать!!!- команда громко и хлестко ударила по нервам. В этот критический момент десятки людей сжимали тумблера, клапана, гашетки, маховики, сцепления, аварийные упоры, штаны и бутерброды. Минуты казались часами. Часы пролетали секундами. Механик повернулся и пристально посмотрел на «Каштан». С пульта ГЭУ тотчас же ответили: « Не боись Дмитрич! Не подведем!»
На пульте все шло привычно и обыденно. Комдив два и старшина команды электриков уже успели одеть диэлектрические перчатки и постелить под ноги резиновые коврики. Компердив навзрыд рыдал уткнувшись носом в плечо оператора левого борта:-
- Не подкачай Борисыч, не подкачай милый!!!
Оператор трижды сплюнул через левое плечо. Слюна мгновенно испарилась на раскаленной лысине компердива.
- К черту!- прошептали губы оператора. Не прекращая что- то нашептывать себе, он привычными профессиональными движениями включился в ИДА-59, и замер в напряжении перед приборами. Тщательно пережевав шестую пачку валидола за последние пятнадцать минут, оператор немного успокоился. Было от чего занервничать. Каждый раз установка словно взбрыкивала при продувании гальюнов. Движения элементарных частиц становилось хаотичным, процесс выходил из под контроля. Гарантий не было никаких.
Матрос Алимов привычно вскинул колени в руке, они встали на свои места , и матрос пошел по направлению к гальюну третьего отсека. «Продуть, так продуть!»
- Тащ! Ща начну!- злорадно прошипел Алимов постучавшись на ПУ ГЭУ. На пульте лихорадочно включались в СГП. Оператор правого борта метался среди приборов: «Где же СГП?». Прошлый раз он не успел включиться, и хорошо представлял, что это такое. «Жена точно опять месяц стелить будет у унитаза!»- обреченно подумал оператор, «Опять воздержание!».
- Дуйте, дуйте -нашептывал старшина первого отсека вползая в торпедный аппарат. Руки шарили по стенкам аппарата. «Куда же он мог запропоститься?»- неслись мысли веером в голове старшины, «И сала- то кусочек совсем маленький, двух пудов не будет! Наверно тараканы съели...». И тут задуло....
« На корабле введен режим тишина!»- рявкнули динамики. Стая касаток испуганно шарахнулась в сторону. Американские акустики с Пем - Брокской базы ВМС США в ужасе сорвали наушники. В аппаратуре снова полетели предохранители. « Эта загадочная русская тишина!»- обреченно прошептал унтер- офицер. Запасных предохранителей конечно- же не было...
Вот такая история! Получилось у нас страниц сто. Все демонстрировать смысла нет, да и не каждый поймет. Зато видно, где у нас таланты прозябают. На мой взгляд, ну ни чем не хуже нынешней литературы, особенно детективно - любовной. Дрожите писаки, скоро всех офицеров уволят, куда денетесь?

Мимоходом. О чайниках.


Апологеты и идейные вдохновители борьбы за взрывопожароэлектробезопастность корабля в своих исканиях доходят до полного абсурда. Где-то далеко, на другом конце страны, обалдевший от приборок матрос включает утюг погладить робу на утро. Хочется спать, слипаются глаза, в итоге утюг шарахает сонного матроса насмерть. Начинается ажиотаж. Причем во всех вооруженных силах. Сверху текут инструкции, наставления, требования, угрозы. Вы козлы такие, за жизнью людей не смотрите, вам на бедных моряков наплевать! И начинаются инструктажи, занятия ,и прочее времяпревождение. Но ни один начальник не думает о том, что утюг этот выдали лет тридцать назад, при власти еще "отца народов" и работал он только на честном слове.О новом утюге никто не подумает. Главное рапорта сдать, где все расписались в ознакомлении. Убьет-сам виноват! Во время гонений на электроприборы особое место в травле занимают чайники и кипятильники. Вот тут есть где развернуться! Любой офицер, мичман и матрос, ох как любят чайку в каюте попить. После аврала, ,работы, да и просто в свободную минуту. А вот тут и засада! Нельзя! Чайник обязан быть занесен в книгу переносного электрооборудования, учтен (с присвоением порядкового номера), на шнуре должна висеть бирка с написанным сопротивлением изоляции, датой проверки и ответственным. И мерять сопротивление надо ежемесячно, опять же с занесением в журнал. Про кипятильники и говорить нечего, они под полным запретом.
Как- то командир нагрянув в нашу каюту с визитом узрел ненормативный чайник. Вежливо покричав на нас, чайник однако не реквизировал, приказал либо унести домой, либо оформить по закону, да чтоб на видном месте висела инструкция по эксплуатации. Бирки и все остальное безобразие мы изобразили быстро, инструкцию сочиняли всем пультом. Но настоящий документ без подписи начальника- бумажка никчемная. Случай подвернулся, когда командир подписывал документацию перед очередной проверкой. Одиннадцать командиров отсеков (у каждого четыре папки по тридцать инструкций), да еще командиры боевых частей, старпомы, и еще... Тысячи полторы подписей. Вот мы нашу в общую кипу и кинули. А командир не глядя подмахнул. Мы ее в рамку и на стенку в каюту.


" Утверждаю"
Командир войсковой части 20277-В
Капитан 2 ранга:- _"Бурнов"
"17" сентября 1989 года


Инструкция
по эксплуатации переносного водонагревательного прибора ПВП (чайника электрического)
в условиях сложного подледного плавания.


1.К эксплуатации переносного водонагревательного прибора ПВП (далее-Чайник), в соответствии с приказом МО СССР N-010-7бг. допускается личный состав сдавший зачета на самостоятельное управление Чайника и практически отработанные на приборах данного типа не менее 3-х месяцев.
2.Ввод в действие Чайника производится с разрешения ответственного за Чайник, по приказаний старшего на борту, в присутствии дeжуpнoгo электрика, по боевой готовности N1 для электромеханической боевой части и службы "Снабжения".
3. Перед вводом: в действие Чайника обеспечивающий обязан :
-произвести инструктаж л/с по технике безопасности при вводе Чайника.
-удалить от места работ л/с непосредственно не участвующий в вводе Чайника.
-проверить наличие у л/с участвующего в вводе Чайника диэлектрических перчаток, резиновых ковриков и страховочных поясов.
-замерить сопротивление изоляции Чайника и проверить соответствие его нормам согласно ПЭЭК-79г.
-проверить наличие и уровень рабочей жидкости в резервуаре прибора (уровень рабочей жидкости-70-90%)
-убедиться в плотности штепсельно-розеточного соединения Чайника с источником питания (зазор не более 1-3 мм)
-произвести комплексную и функциональную проверку систем и механизмов Чайника.
-выставить вахтенного по взрывопожаробезопасности, в соответствии с РОЖ РК, наличие у него аварийно-пожарного инструмента.
4.Во время ввода в действие Чайника и работы на мощности категорически ЗАПРЕЩАЕТСЯ:
-производить переключение электрических цепей.
-объединять запас ВВД.
-производить практические и учебные стрельбы ракетным и торпедным боезапасом.
-производить дифферентовку и балансировку подводной лодки.
-поднимать крышку резервуара прибора, во избежание попадания кипящей рабочей жидкости на незащищенные участии тела.
-вводить в процессе работы Чайника на мощности в резервуар Чайника коррегирующих чайно-мятных добавок (согласно нормам качества воды).
-использование в качестве термометров для определения температуры рабочей жидкости конечностей личного состава.(пальцы рук и ног, нос, уши и другие выступающие детали).
5.По окончании работ сойти с диэлектрического коврика, произвести замер электростатического напряжения и радиационного фона в смежных отсеках подводной лодки.
6.Перемешивание рабочей жидкости производить только штатными приспособлениями.
7. Чайник должен быть учтен и пробиркован согласно приказа ГК ВМФ от. Nбб-89г. "О бирковании Чайников на кораблях и в частях ВМФ"


ВЕРНО: Старший помощник командира по БУ
Капитан 3 ранга:- "Конечный"

Месяца через два командир снова заглянул к нам на огонек. Что было! Старпом божился что его подпись поддельна (он ведь тоже свой вензель приложил снизу), он не идиот такое подписывать! И вообще наша каюта, вся, без исключений- козлы страшные, ничего святого для нас нет! Командир подлинность своей подписи не обсуждал, его больше бесило ее присутствие на этой "филькиной грамоте". Он тертый калач, так опростоволосился! Но ничего не поделаешь, мы приказ выполнили. Слава богу, командир был человек с юмором, пошумел и оттаял. Консенсуса мы достигли быстро: командир забирал инструкцию себе на память, мы получали вечную индульгенцию на хранение и использование чайника. Все остались довольны. А черновик я сохранил на память. Может пригодится...

Я командир

Лето. Июль. Воскресенье. Корабль стоит левым бортом у 11 пирса Оленьей губы. Правым бортом к тому же пирсу прислонилась матка диверсантов. Длинная, как кишка, модернизированная "азуха". Скука. Неделю назад вернулись из десятидневных морей. Отвоевали на славу. Сдали задачу, попутно поучаствовали во флотских учениях, а напоследок пальнули торпедой. После всего этого от нас отстали. И забыли. А через две недели заступать в боевое дежурство, вот экипаж особо и не напрягают. К тому же, Оленья губа место глухое, и не каждому проверяющему хватит терпения в выходной полчаса трястись на "козле" с единственной целью - узнать как мы тут.
Вчера подзалетел нести вахту по ГЭУ и одновременно вахтенным инженером- механиком. Вахта в базе сама по себе спокойная, а уж в таком отдалении от родного штаба попросту восхитительна. Дежурным по кораблю заступил молодой лейтенант, дежурным по БЧ-2 такой же молодой старлей. Старший на борту - командир. Однако наш каперанг сидеть на корабле явно не хотел. Вечером сменил старпома часов в двадцать, долго шлялся по пирсу, ковырялся в своей "девятке", благо, полярный день в разгаре. Потом вызвал меня и попросил дать команду приготовить сауну. Парились мы с командиром часа два. За все это время телефон в центральном посту ни разу не звякнул. В родном Гаджиево он давно бы разрывался на части и норовил соскочить со стола. А тут никому не нужны. И слава Богу!
Утром нервы командира не выдержали. Пошатавшись по пирсу с полчаса, он вызвал меня наверх.
- Паша, я поехал домой. "Буба" приедет в шестнадцать часов. Я не думаю, что кто-нибудь сюда заявится, но если вдруг - сразу посылай за мной мичмана Земляева. Он с машиной, я с ним говорил. А так сболтнешь, что я в штабе тринадцатой дивизии и скоро приду. Усек?
Мне было все ясно, не в первый раз. Да и командира тоже можно понять. Ведь на флоте все устроено на перестраховке. Раньше самым старшим на корабле оставался дежурный. И вдруг - бац! Что-то случилось. Неважно, что. Сразу из штаба негласная директива - оставлять на борту каждый день одного из командиров боевых частей. Через некоторое время - бац! Снова происшествие. Теперь уже на борт садят командира и страпомов. Постепенно негласное указание оформилось в каких-то бумагах и пошло-поехало. К тому же, старпомы обязательно должны быть сдавшими зачет на самостоятельное управление. Не сдал - не сидишь. Вот и выходит, что если есть хоть один не сдавший старпом, то командир должен сидеть через день. Одуреть можно.
Командир уехал около десяти утра. Самым главным начальником на борту нашего крейсера остался я. Подремал немного в каюте. Надоело. Взял у матросов спиннинг, пошел на пирс половить рыбу. Как-никак, северный рыболовный сезон. К моему удивлению, на пирсе рыбу ловили единицы, да и то, только матросы и мичмана с нашего корабля. Никого с соседнего корабля не было. Пристроился, закинул. За полчаса выудил пару-тройку красноперых морских окуньков. Вдруг слышу за спиной шум. Оглянулся, а у нашего трапа какой-то офицер на верхнего вахтенного орет, командира требует. Встал, подхожу. Ни на кого из наших дивизионных начальников офицер не похож. Мы-то их всех в лицо знаем. Подхожу ближе. Каперанг. По манере разговора видно, что не из последних начальников. Представился.
- Товарищ каперанг! Вахтенный инженер-механик капитан-лейтенант Белов. Вы по какому вопросу?
Каперанг рывком повернулся. Кипит, но взгляд не держиморды, а нормального человека.
- Капитан 1 ранга Зимин! Каплей, где твой командир?
Я действовал строго по инструкции.
- В штабе тринадцатой дивизии. Только что ушел.
Каперанг видно был из бывалых.
- Каплей, не дуй мне в уши! Я не только что на свет родился! Командир в штабе в воскресенье? Сам-то соображаешь, что говоришь? Дома?
Я молчал как молодогвардеец. Каперанг понял, что правду из меня не выдавишь.
- Слушай, Белов. Как я понял, вас не предупредили. Так слушай: через полчаса на пирсе будет начальник штаба Северного флота с каким-то маршалом. Они не к вам, они на матку. Там сейчас весь пароход драят. Но твой командир тоже на пирсе их встретить должен. Я с твоим командиром вместе учился, предупредить хотел. Вашей дивизии эта проверка не касается, но если выплывет что, а Ваньки на борту не было, вклеют по первое число. Дошло? Оповестить его успеешь?
Стало понятно, почему соседей нет на пирсе. Аврал. А за полчаса Земляев только доехал бы до Гаджиево. О том, чтобы командир успел, не могло быть и речи.
- Нет, товарищ каперанг. Не успеем.
Каперанг наморщил лоб.
- Да... Слушай, Белов, есть идея! Начштаба в должности недели три, с ТОФа перевели, командиров в лицо почти не знает. А ты вроде потянешь...
Каперанг отступил на шаг, критически осмотрел меня, и уже с уверенностью заявил:
- Потянешь!
Я сперва не понял.
- Что потяну?
- Да за командира сойдешь! Не юноша, животик есть, мордоворот что надо! Сойдешь! Давай вниз, найди РБ с надписью "Командир" и - на пирс. Да своих бойцов предупреди, а то подставят ненароком. А я пошел. Мне этим орлам тоже не с руки на глаза попадаться. Да не бзди, каплей! Что, хулиганом не был? Действуй!
Каперанг развернулся и быстро-быстро почесал с пирса. А я вдруг подумал: а почему бы и нет? Похохмим! А может, они просто мимо пройдут и не поздороваются.
Спустился вниз. Ключ от своей каюты командир всегда оставлял дежурному. Обьяснил ему ситуацию. Ключ-то дежурный, конечно, дал, но было видно, что с неохотой и с опаской. Открыл командирскую каюту и накинул его РБ, благо, мы с ним были одной комплекции. Вернувшись в центральный пост, собрал вахту, офицеров и мичманов. Проинструктировал. Что-то стукнуло в голову, и я вызвал кока-нструктора Василия.
- Вася, забацай десяточек бутербродов и кофе завари. Может, заглянут, так в грязь лицом не ткнемся. Не пропадет.
Василий, опытный и тертый мичман, кивнул и ушел. Не зайдут, сами сжуем.
На пирсе было уже пусто. Наших я приказал срочно загнать вниз, соседей и так не было. Только верхние вахтенные. Командир матки, стоя около рубки своего корабля, удивленно уставился на меня, долго разглядывал, хотел что-то спросить, но не успел. На корень пирса въехал одинокий "уазик". Подкатил прямо к трапам кораблей. Остановился. Из машины вышли вице-адмирал и самый настоящий маршал, старенький, но бодрый. Нового начальника штаба флота я в лицо не знал. Он меня тем более. А так как командир соседей дожидался гостей на борту, а я по незнанию ритуала вылез на пирс, представляться первому пришлось мне. Отчеканив несколько шагов по направлению к командованию, я вскинул руку к пилотке и вспомнив уроки срочной службы, гаркнул:
- Товарищ маршал! Командир ракетного подводного крейсера стратегического назначения "К- ..." капитан 1 ранга Светланов!
Маршал повернулся, подслеповато прищурился и протянул руку.
- Здравия желаю, командир!
И повернув голову к адмиралу, спросил:
- Николай Григорьевич, мы к этому молодцу в гости?
Адмирал тоже подошел, поздоровался со мной за руку.
- Нет, товарищ маршал. Нам на тот корабль. Извините, командир, я еще всех вас по имени-отчеству не знаю. Будем знакомы: Николай Григорьевич.
Ничего не оставалось делать, как протянуть руку и представиться.
- Светланов Иван Александрович.
Адмирал обратился к маршалу.
- Товарищ маршал, пойдемте. А вы, Светланов, занимайтесь своими делами.
И они направились к трапу матки. Маршал недовольно ворчал:
- А тот командир, что поздороваться не вышел, гордый, стоит ждет, когда мы к нему?...
За дальнейшим я наблюдать не стал и быстренько спустился в центральный пост, правда, предупредив верхнего вахтенного, чтобы тот зорко следил за передвижениями начальников. По всему выходило, что нас пронесло. Осталось только дождаться, когда высокие гости покинут пирс. А командиру я все объясню. Да он и сам мужик пройдошливый, поймет.
Прошло около получаса. Вдруг верхний подает голос.
- Товарищ... командир! Вас начальник штаба флота на пирс приглашает.
Час от часу не легче! Вскочил, шмелем вылетел наверх. На пирсе все та же сладкая парочка. Маршал с адмиралом. Подбежал, доложился.
Маршал заулыбался.
- Командир, чаем угостишь? Мне у твоих соседей не понравилось, доложить не умеют, командир небритый. Ну что?
Я чуть не проверил свой подбородок, даже рука дернулась. За спиной маршала адмирал утвердительно кивал мне головой. Ничего не оставалось:
- Прошу на корабль ко мне в каюту! - как можно гостеприимнее пригласил я начальников. Скомандовал "Смирно!" Проходя мимо, начальник штаба вполголоса пояснил.
- Уперся: идем чайку попьем на соседний корабль. А у тебя порядок?
Внизу все прошло гладко. Мой дежурный по кораблю от страха так оглушительно взревел команду "Смирно!", что маршала проняло. Он долго тряс моему перепуганному дежурному руку, потом всей вахте центрального поста, безостановочно называл всех своей сменой. От осмотра корабля отказался, мол, у таких орлов сразу видно, что все в порядке, чем несказанно обрадовал даже адмирала. По-моему, капризный маршал достал его еще на соседнем корабле. Прошли в мою, точнее, командирскую каюту. Вот тут-то и пригодилась моя предусмотрительная заготовка с коком Васькой. Через пять минут в каюту постучали, и на пороге высветился Василий в белоснежном колпаке.
- Товарищ маршал! Прошу разрешения обратиться к товарищу командиру!
- Конечно! Обращайтесь!
Я не стал ждать Васькиных монологов. Он это дело любил.
- Василий, сообрази чайку, кофе, и что-нибудь к ним перекусить.
- Есть, товарищ командир! Сейчас посмотрю, может, что и осталось после обеда. Прошу разрешения идти?
Развернулся и растворился за дверью. Я чуть в кому не впал. Может, что и осталось... Адмирал тоже недоуменно пялил глаза на меня. Только маршал, не обращая ни на что внимания, весело щебетал о прошлых годах, чести, доблести и воинской вежливости. Буквально через пару минут снова раздался стук. И началось представление. У Василия с обеда осталось несколько сочных, горячих бифштексов, пяток бутербродов с вареным языком, пяток с сырокопченой колбасой, пяток с красной рыбой, несчетное количество с сыром. Ну и так, в виде дополнения, розеточка с вареньем, шоколадки, традиционные флотские воблины, ну и само-собой, чайник и кофейник. Адмирал расплылся в улыбке до ушей. Он, наивный, Васькины издевательства надо мной принял за военную хитрость. Мол, вот, чуть-чуть осталось, так, мелочь всякая. Ну а о маршале я вообще молчу. Тот обрадовался как ребенок. Долго хвалил раскрасневшегося от обилия эмоций Ваську, потом отпустил его, поклевал понемногу от всего, одобрил качество пищи, и вообще вел себя словно мальчишка в парке аттракционов. Начальник штаба тоже с удовольствием откушал, после чего начал многозначительно поглядывать на часы. Маршал намек понял.
- Ну, командир, спасибо за хлеб-соль! Уважил старика! А нам пора. Николай Григорьевич, пойдемте, не будем мешать подводникам.
Поднялись наверх. Уже садясь в машину, маршал попросил адмирала записать ему на бумажку фамилию командира. Меня, точнее, Светланова. Адмирал же прощаясь, поблагодарил:
- Спасибо, не подвел! Запомню.
Сели и уехали.
Командиру на следующий день я, естественно, все рассказал. Получил по шапке, но нежно и не обидно. Потом оказалось, что старичок-маршал был из группы инспекторов Министерства обороны. Отставной козы барабанщики. "Золотая" группа. Он проверял какие-то сухопутные ракетные части в Заполярье, и одному богу известно, где узнал про лодки-носители для диверсантов. И воспылал их посмотреть. Сразу. Сегодня. В воскресенье. Маршал он или нет? Ну а командующий флотом возьми и снаряди с ним нового начштаба для отработки. Так они на нас и выползли. А ввиду того, что визит был скоротечный и внеплановый, никого кроме командования матки не предупредили. Да, а еще говорили, что вскорости у нашего командира в личном деле появилась неожиданная благодарность от Министра обороны за образцовое содержание корабля и отличную подготовку экипажа. Правда, точно не знаю. Сам командир не говорил, а спрашивать мне неудобно было.
Вот такие дела. Хоть я и механическая кость, а кораблем целых два часа командовал! И как! Ни капельки не стыдно! Главное, чтобы страху не было и голос позычней. Начальники - они все это любят. Так-то!

Когда топоры плавают...


Те, кому довелось послужить на подводной лодке командиром отсека, знает: такой собачьей должности больше не существует. Гора никому не нужной документации, в основном служащей прикрытием известного места начальников и самого командира отсека. Пять-шесть бравых морячков из всех боевых частей, формально ему не подчиняющихся, которых надо вычислить и поймать по приборке и заставить вылизывать родной отсек. И еще множество мелких "приятных" обязанностей типа развешивания всевозможных бирок и выслушивания визга старпома по поводу и без повода. Песня! И при всем этом такое издевательство сверх твоих должностных обязанностей. Вроде как внеклассные занятия, но с оценками в дневник по полной форме и ремнем по филейной части за их качество. Не соскучишься!
Особую головную боль вызывает вроде бы незначительная мелочь: аварийный инструмент. Всем знакомы алые пожарные щиты с непременным ящиком с песком, ломом, топором и остроугольным ведром на гвозде, незатейливо разбросанные там и тут во всех береговых военных и гражданских организациях. Аналог существует и на флоте. Под гордым названием "Отсечный щит аварийного инструмента". Ну, и несколько с другой комплектацией. Нет песка - есть здоровенная кувалда. Нет ведра - есть асбестовые рукавицы и коврик. Нет багра - зато лом с резиновой изоляцией и симпатичным флотским названием ЛИ-1. Лом изолированный. Ну и всякие чисто корабельные прибамбасы, вроде банки с олифой, гвоздей и прочей крайне необходимой подводнику мелочевки. Включай двухметровые деревянные аварийные брусья. Все это хозяйство должно быть аккуратно разложено по всему отсеку, дабы в минуту опасности подводник свободно и непринужденно выхватил со щита пластырь и заткнул образовавшуюся течь или пробоину. Все как по-писаному! Но жизнь вносит свои коррективы. И они на удивление не запланированы ни в одном руководящем документе Главного штаба ВМФ.
Просто на флоте воруют. Практически все. И большинство не со злого умысла, а просто так, по надобности. Ну взял, ну попользовался и бросил. И так всегда. Исключая, конечно, интендантов с их тайными закромами, тут уж если что вынес, то и сьел. Никуда не денешься - физиология. А насчет остального очень точно выразился мой незабвенный замполит Палов: "воровства в отдаленных поселках подводников нет, есть перемещение материальных ценностей внутри гарнизона от одного военнослужащего к другому...". А на корабле такое дело развито до безобразия. Особенно в отношении тех самых аварийных щитов. Вызывает дежурный по кораблю матросов наверх лед с пирса скалывать, где лом взять? Ясное дело, на щите, да на том, какой поближе к выходу. Взял, вынес, подолбил и забросил подальше, чтобы не тащить обратно и не перенапрягаться. Хилый матросский организм не перегружать. Нужен мичману топорик или пила в гараж, не навсегда, на время, засунул в портфель, унес. Поработал на славу частной собственности, а обратно нести передумал - перемещение материальных ценностей внутри гарнизона... Уже в курсе. Так и уходят из отсеков нажитые его командиром нехитрые ценности, что куда. И гвозди, прикупленные за собственные деньги, и зубила, выкрашенные из дома принесенной краской, и все остальное, включая малые аварийные упоры, придуманные адмиралом Макаровым и не предполагавшим, что они могут с успехом заменять автомобильный домкрат. Да и мало ли что дома пригодится? Вот и прячут к вечеру ближе все свое аварийное имущество командиры отсеков куда подальше от шаловливых рук. До утра. А ночью заползает на корабль невыспавшийся дежурный по живучести с единственной задачей: наскрести пяток замечаний для записи в свой журнал, утром предъявить их НЭМСу и с чистой душой отправиться спать. И если дежурный по кораблю еще не вылез из песочницы и мочит штаны при любом, кто выше его в звании на одну звездочку, то все. Перво-наперво сразу щиты. А там конь не валялся. Ни один, ни в одном отсеке не укомплектован. Дежурное замечание есть. Живчик наскребет еще немного, черканет в вахтенный журнал и дальше двинет. А утром... Командир замечания прочитает, старпома лицом в дерьмо ткнет, даст время на устранение, и в штаб. А старпом, получив спросонья клизму, проснется, озвереет, и начнет сечь вокруг. Командиры отсеков засуетятся, начнут припрятанный на ночь инструмент из сейфов и выгородок вытаскивать, и на место втыкать. Через час все нормально, все на месте. Старпом командиру доложит, тот кивнет, а на вечер вся история повторяется по новой. И так всегда. В один прекрасный момент командиру надоедает ежедневно выслушивать в штабе одно и то же. Он устраивает общекорабельную истерику. Всех на борт, в 22.00. весь экипаж строится на вечернюю поверку, потом оба старпома из носа в корму проверяют готовность отсеков, щиты, печати, чистоту. По полной флотской программе. А потом, после устранения замечаний, может, и домой отпустит. Каждый такой всплеск вынуждает командиров отсеков не прятать кровное добро на ночь. Вот тут-то оно и пропадает в самом большом объеме. Ведь когда экипаж постоянно на борту, и работы больше. А где работа, там и инструмент. Круговорот.
По молодости я одних топоров на собственные средства прикупил десяток, не меньше. Ломы и не считал. Идешь вечером по поселку домой, глядишь, бесхозный лом с лопатой у стенки дома притулились. В руки - и пошел. А утречком на пароход. И в загашник. На будущее. И так постоянно. То купишь, то сопрешь. Надоело. И тут пришла мне в голову одна идея... Правды ради скажу, не моя. От кого-то слышал, даже не помню. Но понравилась она мне сразу. Настоящий советский моряк придумал! Позвал я своего самого надежного отсечного бойца матроса Андреева и поставил генеральную задачу: вот тебе, Андрейка, доски, вот пила, вот нож, вот краска. Сотвори мне из всего этого аварийный инструмент, да не простой, а деревянный. Покрась, номер отсека выведи, и на щит повесь. Андреев идею сразу правильно воспринял, и даже с большим воодушевлением. Ведь за выкраденный из отсека инструмент я его больше всех за уши таскал, как самого старослужащего. Две ночи, подальше от чужих глаз, морячки моего отсека под Андрейкиным руководством пилили, выстругивали и красили в трюме аварийно-деревянную имитацию. А на третье утро мы торжественно водрузили на свежевыкрашенный щит деревянный топор, деревянное зубило, фанерную пилу, рядом пристроили лом из лопатного черенка, заботливо обтянутый резиной, и аварийные упоры. Те, правда, не очень получились, но в чехлах из пластиката даже вблизи казались настоящими. И даже в банку гвоздей деревянных насыпали. Короче, заменили все, кроме асбестовых рукавиц. Да их и не тащит никто. Редко то есть тащат. Выкрасили на славу, по всем инструкциям. Железо, точнее, то, что вместо него - почернили, дерево - красным цветом. Везде белым цветом номер отсека вывели. Я ради такого случая опись новую изобразил. Каллиграфическим почерком, тушью и пером выводил. Старался. Обтянули мы всю эту красоту пластиком и стали наблюдать. Первое время мой щит вскрывали по пять раз за сутки. Хвать, а это муляж! Бросят рядом и все. А то и на место поставят. Со временем привыкли, что мой аварийный инструмент в хозяйстве бесполезен, и постепенно покушения на мой щит прекратились. Моему примеру никто не последовал, то ли по природной лени, то ли по другим причинам, и остальные командиры отсеков продолжали припрятывать на ночь все свое отсечное хозяйство. Мое же было всегда на месте, в полном и идеальном порядке, днем и ночью. Старпом постоянно ставил меня в пример остальным, и я даже забыл, что такое рыскать по окрестным пирсам в поисках завалящего, ржавого топорища. Так продолжалось достаточно долго...
Продовольствие грузили аврально. То есть, как всегда неожиданно и не по плану. Часам к десяти утра из штаба прискакал очумевший от всевозможных ЦУ командир. Выстроил экипаж, взахлеб расписал наши будущие подвиги в глубинах Баренцева моря, и в конце "предложил", домой на обед не ходить, а погрузить пяток КАМАЗов с "хлебом насущным" на будущий победоносный выход. Мы, само- собой, с "радостью" согласились. Что не сделаешь ради нежданной боевой готовности? Окрыленный перспективой смыться в моря от береговой тягомотины, командир взял на себя бразды управления погрузкой продовольствия на борт крейсера. Отстраненный от руля старпом тихо радовался за себя, прячась за спиной у начальника, и посмеивался над неуклюжими действиями давно отвыкшего от такой текучки командира. Экипаж же молодцевато перекидывал ящики и мешки на ракетную палубу для дальнейшего погружения их в ненасытное чрево провизионок. В моем десятом отсеке тоже была провизионка. Деликатесов в ней, естественно, не хранили, а заваливали доверху банками с консервированной картошкой, или в лучшем случае, теми же банками с маринованными помидорами или огурцами. Когда на пирс подъехала машина с этими продуктами, начальник приказал прекратить грузить все остальное и быстренько забросать мой отсек банками, так как трап всего один и тормозиться нам никак нельзя. Борт КАМАЗа откинули, и народ приготовился к массированной бомбардировке моего отсека картофелем. Но, видно, тыловские ребята были не на шутку озабочены сохранностью жестяных емкостей с картофелем - так здорово замотали ящики с ними металлической лентой, что размотать или расцепить их не представлялось возможным. Поступательное движение снеди внутрь корабля тормознулось. Командир занервничал. Вскарабкался в кузов, осмотрелся. Попробовал увлечь собственным примером. Не получилось. Ящичная оплетка не поддавалась. Как истинный полководец начальник принял решение в стиле Александра Македонского, рубить гордиев узел своим мечом. То есть топором. Аварийным. Тем, что ближе. А ближе всего мой, в десятом отсеке. Куда и грузят. Грозный взор отца-командира остановился на матросе, выползающем из люка моего отсека.
- Юноша!!! Рысью вниз, топор с аварийного щита мне!!!
Моряк оказался молодой, необстрелянный минер из породы "меня мама родила лишь назло соседу", мысли его догоняли действия минут через пять, так что я и воздуха вдохнуть не успел, как он уже вынырнул обратно из люка с моим условным топором в руках. Судя по его очумелой физиономии, он чувствовал, что дело нечисто, но почему, понять еще не мог.
- Молодец!!! Кидай на пирс!!!
Моряк уже ощутил, что за топорище у него в руках, и обречённо оглядывался по сторонам, не зная, что делать.
- Тебя что, парализовало? Кидай!!!
Матрос нехотя размахнулся и кинул. То ли от нервной дрожи, то ли рука сорвалась, но топор, описав дугу плавно пролетел мимо пирса и упал в воду. Командир раздосадованно махнул рукой.
- Балда безрукая, новый сам ковать бу...
И замолчал. Идеально черный топор с ярко-красным топорищем и белоснежной надписью "10 отсек" плыл по волнам губы Ягельной так, как будто все топоры только для этого и предназначены. Гордо резать волны, невзирая на стихию и ветра. Пирс начал помаленьку хихикать, потом все громче и громче. Командир сначала набычился для взрыва эмоций, но вдруг сдулся и прыснул сам. Через несколько секунд заливался уже весь пирс, включая водителей машин и гражданских моряков со стоящего рядом буксира. Наверно, плавающих топоров никто из них никогда в жизни не видел. Включая меня самого.
Топор по приказу командира потом отловили. Он еще долго махал им над моей головой, сначала на пирсе, затем в центральном посту. Следующим была очередь старпома, теперь у него в каюте. Самое интересное, что мой топорик мне вернули. Но инструмент заставили выставить настоящий, и первое время проверяли мой отсек каждую ночь. Со временем все это сошло на нет, а вскоре и вовсе заглохло. И я снова выставил свой реквизит. А вы говорите, топоры не плавают! Чушь собачья! Плавают, и еще как!!!

Царство Кожакарство


"Нет героев от рожденья -
они рождаются в боях!"
(А. Твардовский)


Ну не знаю почему, но комендантскую службу любого военного гарнизона мирного времени набирают по принципу: сделаем из говна пулю. Особенно это касается комендантов. Каких только я не видел! Песня, а не люди. Полковник Бедарев в славные курсантские времена наводил ужас на всех военных города Севастополя одним своим именем. Непробиваемый человек был. Довелось мне минут пятнадцать доказывать ему, что не пьян я, и задержали меня только потому, что настоящий пьяный сбежал, а я, дурак, остался. Не поверил! Хотя я к этому моменту недели две даже пива не пил. Для меня спор в камере закончился с формулировкой: грубость с комендантом гарнизона в нетрезвом состоянии. Лучше бы и не спорил.
А вот на Севере, в Оленьей губе, довелось мне столкнуться с удивительной личностью. Комендант майор Кожакарь. Грандиознейший человечище был. Все, кто его знал, обязательно подтвердят. Ну просто Петр Первый местного разлива! Деятельный был до самовыкипания. Горячая молдавская натура, объективно оценивая собственные шансы стать старшим офицером после тылового, полупехотного училища, да к тому же на капитанской тупиковой должности, решила творить будущее собственными руками.
Практичный крестьянский ум смекнул: чтобы повысить собственную значимость в глазах командования, надо сначала поднять ранг своего объекта. К глубокому сожалению Кожакаря сорок домов Оленьей губы статус города Мурманск-62 уже получили без его участия. Ну, не беда! А что такое город по понятию коменданта? Перво-наперво - комендатура, потом, естественно, гауптвахта, патрулей побольше, всяких столбиков покрашенных на дорогах, развод с оркестром, и чтобы все строем и только строем! А поверх всего комендант на "козле". И началось... Как все незапланированное и не стоящее в смете, здание комендатуры строилось "хап-методом". Немногочисленная комендантский взвод тащил на место строительства все, что плохо лежит: камни, доски, цемент, ну ровным счетом все: от гвоздей до тряпок. Временно задержанные матросы выдергивали из северной земли гранитные валуны и скатывали к остову будущего оплота воинской дисциплины. Комендатура была воздвигнута в рекордно короткие сроки, благо, недостатка в рабочей силе комендант не имел. Особенности Оленьей губы позволяли творить чудеса. Жилые дома стояли впритык с казармами, совершенно не огороженные, составляя одно целое. Любой выход матроса из подъезда без старшего можно было совершенно справедливо трактовать как отъявленный самоход со всеми вытекающими последствиями. Что и делалось. Заметив из окна кабинета недостаток рабсилы на объекте, комендант впрыгивал в "козла" и мчался в поселок. Притаившись за углом, Кожакарь дожидался строя матросов, бредущих с корабля под руководством какого-нибудь старшины, эффектно появлялся и арестовывал весь строй (человек сорок) за то, что их ведет не офицер или мичман в "городе", а их же брат матрос. Строй уныло плелся к комендатуре (метров триста от казармы), а сзади тихонько газовал "козел" с находчивым комендантом. Построив во дворе арестованную воинскую часть, Кожакарь минут пять с сильным молдавским акцентом читал лекцию, а потом ставил задачу. Сколоть весь лед, перетащить камни оттуда сюда, и свободны. Работа закипала не на шутку. Усталым морякам хотелось в казарму, коменданту хотелось результатов. Тут их интересы совпадали, они бегом делали задание и уходили в казарму, а Кожакарь выезжал на новую охоту. Комендатура вышла на славу! Низкое одноэтажное здание, сложенное из дикого камня, простоит, на мой взгляд, не один век и выдержит ядерный удар направленного действия. Шлиссельбургские казематы выглядят просто детьми рядом с камерами временно задержанных оленегубской комендатуры. Если бы всех революционеров сажали в кожакарскую тюрьму, революции бы не было, голову даю на отсечение. Мокрые гранитные стены, вечный холод, отсутствие нормального освещения и ржавые решетки оставляли неизгладимое, жутковатое впечатление.
Вторым крупным этапом трудовой вахты молдавского новатора стала гауптвахта. К этому времени потуги коменданта были очень благосклонно встречены командованием дивизии, и на его чудачества просто закрыли глаза. Вот тогда-то, почувствовав вседозволенность, Кожакарь развернулся вовсю. Попутно отвоевав в свое подчинение КПП на въезде в закрытую зону возле Полярного, комендант развернул двойное строительство. Мой экипаж, сидевший на берегу без корабля, тем же "хап- методом" строил само КПП. А весь остальной гарнизон "оказывал посильную помощь" в возведении гауптвахты. Вероятно, работать с камнем Кожакарю к этому времени надоело. Творческий зуд заставил искать новые решения в дереве. Ну, само-то здание, разумеется, сварганили из бесплатного гранита, а вот забор гауптвахты... По всей округе начались поиски отслуживших свой век столбов электропередач и просто бревен. Их стаскивали, заостряли с одного конца, а другим зарывали в землю. Частокол вышел на славу. Снаружи губа напоминала что-то среднее между фортом на Диком Западе, острогом старообрядцев и поселением древних славян. Название "острог" прилипло к ней навсегда. И после окончания этого строительства Оленья губа стала в обиходе просто, царством Кожакарством. Естественно, на гауптвахту необходим караул, и его само-собой навесили вдобавок ко всем береговым нарядам на подводников. А принимая в учет аппетиты Кожакаря, иногда одного арестованного охраняли человек тридцать. Патрульную службу комендант своим вниманием тоже не оставил. На каждые два жилых дома поселка выделялся один патруль, не считая старшего офицерского и прочих контролеров. Для сравнения скажу: в трехсоттысячном Северодвинске патрулей было меньше, чем в мизерной Оленьей губе. Вот, что значит отношение к службе! Вот с кого пример брать надо!
Слава царства Кожакарства росла. На наш острог специально заезжали посмотреть, опыт позаимствовать. Дивизия исправно снабжала губу декабристами, перепуганные патрули выполняли план задержаний, Кожакарь млел от самодовольства. Правда, острог вскорости прикрыли. Заезжий московский генерал буквально онемел, узрев на въезде в гарнизон средневековый форт. Вознесенные в небо бревна ошеломили военоначальника, привыкшего к паркетам министерства обороны. Губу срочно ликвидировали, Кожакаря пожурили за инициативу. Тому, правда, уже все было по барабану. Свою мечту Кожакарь уже осуществил. Майорские погоны комендант к тому времени себе уже выбил. С этого момента и начался закат легендарного Царства Кожакарства. Потемкинские деревни комендант уже не строил, эпоха грандиозных проектов прошла. Но удивлять народ Кожакарь продолжал. Период строительных проектов сменился периодом активных боевых действий. Скорее всего, от потери ориентира в службе Кожакарь вспомнил, что слово "военный" от слова "война", и начал играть в войнушку по-настоящему. Как известно, любимое занятие многозвездных начальников - всевозможные учения. Против диверсионных средств, химической защиты, всевозможные командно-штабные учения, господи, каких только нет! И вот к ним всем Кожакарь воспылал огромной, целомудренной любовью. Чуть что на флоте объявят, Кожакарь сразу к комдиву. Мол, так и так, необходимо гарнизон с правого фланга прикрыть ротой поддержки, с левого фланга посадить засадный полк, резерв, человек сорок-сорок пять, не больше, в комендатуру, вдоль всего берега наших ПДССников запрятать, для надежности сразу в аквалангах. По всему поселку пустить подвижные вооруженные группы, на КПП усиленный наряд с пулеметом. В общем, враг не пройдет! По старой привычке все начинания Кожакаря находили живейший отклик командования. Оно и понятно! Пусть офицеры и мичмана лучше в сопках с пистолетами и автоматами посидят, чем без дела по казарме шарахаться. А после одного случая слава коменданта даже среди соплеменных гражданских поселков стала воистину общенародной. Дело было, по-моему, году в 1988. Когда славного покровителя легкой авиации министра Соколова сменил гений кадровой политики Язов, то по вековым правилам новый министр затеял монументальную проверку всего хозяйства. Когда очередь дошла до Северного флота, наш главком, естественно, учения с самыми страшными вводными, какие только можно придумать. Начиная от ракетно-ядерных атак, кончая бесчинствами и провокациями вражеских лазутчиков и диверсантов. Я в тот день имел несчастье заступить дежурным по нашему военному гарнизону. Слушая на инструктаже восторженные речи Кожакаря о грядущих боевых действиях, я тоскливо думал о том, что вахта у меня будет что надо. Я не ошибся. Сразу после заступления в комендатуру пригнали человек сорок бербазовских матросов, увешанных автоматами, касками, котелками, скатками и прочей дребеденью. Матросы береговой базы в большинстве своем всегда были выходцами из Средней Азии, и комендатура мгновенно наполнилась степным запахом немытых тел, нестираных портянок и свежей кирзы. Голова заболела сразу и надолго. Дежурный взвод непринужденно разлегся по всем коридорам и мгновенно заснул. До утра было сравнительно тихо, не считая ежеминутных докладов по рации всевозможных постов и засад. Утро началось бурно. В дежурку вбежал дневальный матрос, дежуривший на входе в комендатуру, и почему-то шепотом, выпучив глаза, просипел:
- Тащ! Там Кожакарь на танке! Вас зовет. Срочно!
Насчет танка я как-то не сильно поверил, но рванул на улицу. А там...
Напротив комендатуры, пуская клубы дыма, ревя мотором, ерзал самый настоящая БМП (боевая машина пехоты) с развевающимся военно-морским флагом на борту. Что матрос перепутал БМП с танком, ничего удивительного, у страха глаза велики. Но вот откуда этот БМП раздобыл Кожакарь? В нашем-то флотском мире! Талант! Из маленькой башни торчал сам Кожакарь с надетой набекрень каской, в портупее, с биноклем на груди и мегафоном в руках. Ну просто генерал Доватор!
- Белов! Ко мне!
Делать нечего. Пришлось вскарабкаться на машину.
- Держи!
Кожакарь сунул мне в руки бинокль.
-Туда смотри!
Кожакарь маршальским жестом вытянул руку по направлению к озеру. Я посмотрел. В бинокль было видно, как по тропинке поперек замерзшего озера, от насосной брели, отстояв смену, три или четыре гражданских мужика, спеша успеть на рейсовый автобус.
- Видишь диверсантов?
Спорить было бесполезно, и я кивнул.
- Десять человек ко мне на броню! Остальные с тобой. Я от штаба, ты отсюда. Цепью по озеру! Взять диверсантов, и по камерам. Потом допросим. С богом!
Я спрыгнул и пошел командовать. Через пять минут бронированное чудо снова взревело и умчалось заходить сбоку вместе с десантом. Я, выстроив своих басмачей, в доступной для них форме объяснил боевую задачу, рассыпал их в цепь и пошел в атаку. Понимая, что если водопроводчики попадут в лапы Кожакаря, дома им до конца учений не видеть, я своим абрекам приказал громко кричать "Ура!" Что они и сделали, с жутким азиатским акцентом, очень напоминая Дикую дивизию.
Представляю себе, каково было бедным работникам труб и насосов, когда на середине озера их глазам предстало фантастическая картина. Ревя и чихая клубами дыма, из-за кустов на берег озера выполз облепленный бойцами БМП под развевающимся военно-морским флагом. Над озером, усиленный мегафоном, разнесся волевой приказ:
- Группе захвата задержать диверсантов! Вперед, орлы!!!
И взлетела сигнальная ракета.
Фигурки на озере остановились. Видимо, соображая, что к чему. В этот же момент с другой стороны озера раздался дикий вопль: "Ура!!!", и в атаку ринулся мой отряд, рассыпавшись цепью и продираясь по пояс в снегу. Рабочие еще стояли. Наверно, они думали, что случайно попали в какой-то эпицентр военных забав, и озирались вокруг в поисках настоящих диверсантов. Кожакаря, судя по всему, непонятливость "условного врага" обидела, и для полного прояснения обстановки комендант прорычал в мегафон:
- Группе на озере предлагаю сдаться без сопротивления! Разрешено применение оружия!
И шарахнул холостыми в воздух.
Вот тут-то рабочие и прозрели. Осознав, что причина заварушки они сами, и зная нашего коменданта не понаслышке, рабочие приняли самое верное решение - драпать, и как можно быстрее. Что они и сделали с огромным энтузиазмом. Догнать беглецов наши объединенные сил не смогли. Рабочие развили околосветовую скорость, и не обращая внимания на снег по пояс, мороз, и скорое наступление сумерек, ударно углубились в сопки. Говорили, что они за пятнадцать минут достигли завода "Нерпа" километров в шести от Оленьей губы, что, принимая в расчет зимние условия и отсутствие дороги, практически невозможно. Вот что значит настоящий испуг!
Кожакарь же был раздосадован и обижен результатами охоты. Построив во дворике комендатуры всех её участников, он долго и нудно приводил примеры бдительности из истории всех войн человечества, разил словом нашу медлительность и безынициативность, а под конец разделил весь отряд на тройки и отправил патрулировать сопки. Хуже наказания придумать было невозможно. Слава богу, меня, как дежурного, эта кара не коснулась. На мой взгляд, будь на настоящий момент боевая обстановка, Кожакарь от досады расстрелял бы каждого десятого, не меньше, а остальных отправил в штрафной батальон. После, в дежурке, он еще минут сорок, поправляя сползающую каску, строил планы всеобщего оцепления района, махал руками, и покинул нас, на прощанье озадачив фразой:
- Выступаем по зеленой ракете! Ждать сигнала!
Ну, ждал сигнала уже следующий дежурный, мне до конца вахты оставалось часа три, и они прошли более или менее спокойно.
Где-то годик Кожакарь еще почудил и тихонько уволился в запас. Купив у дивизии два списанных "Камаза", он почти все последние дни службы посвятил их восстановлению, благо, возможностей к этому было пруд пруди. Арестовывая матросов-шоферов с базы, он обменивал их свободу на запчасти, а на следующий день арестовывал снова. И так до полной реанимации машин. И уехал наш комендант на молдавскую Батькивщину своим ходом, и захирело с его уходом Царство Кожакарство...