Мимоходом. День корабля

День корабля. Праздник. Милостливое флотское командование разрешило привести жен и детей на корабль. Показать и похвастать. Чтобы знали, где мужья дни и ночи пропадают (проводят). Мероприятие нечастое, а в былые годы и вообще невозможное. Поэтому отбоя от желающих не было. Полный пирс юбок. Ну, для начала, общепринятые мероприятия: "пузырь в нос", чтобы водой окатило, сирену на полную мощь врубить, перископ поподнимать, так, по мелочам. А потом все вниз. Сам корабль смотреть. Где благоверные по три месяца кряду обитают.
А внизу матросы сидят. Молодые. Горячие. От женщин кто на год, а кто и на три уже отлученные. Хитрые до безобразия. Только лишь первые представительницы женского пола на трап встали и начали вниз спускаться, грамотный электрик возьми да и пусти вытяжной вентилятор. Вот и представьте: воздух как рванет вверх, в трубу рубочного люка, у женщин юбки как приподнимет до плеч. И не одернешь. Руками-то за поручни держаться надо. А ветер рукотворный дует сильно-сильно, так что женщин оголило чуть не до пупка. А, принимая во внимание высоту трапа и нерасторопность флотских жен в перемещениях по нему, сгрудившиеся внизу матросы наблюдали презанятную картину. Время было весеннее, теплое, женщины себя всевозможными утеплителями не обременяли. Все нижнее белье напоказ. У кого кружевное, у кого классическое. Кто в колготках, а кто в чулках. И само собой, полное обозрение женских ножек всех форм и размеров. Три четверти корабельных матросов с горящими глазами сгрудились на пятачке у входа. А кто на корабле бывал, знает: спуск в корабль - это конвейер, остановиться невозможно. Так они и спускались, одна за одной, с пунцовыми лицами, судорожно одергивая юбки внизу.
Пока с пирса на дежурного наорали, пока мичман в отсек носился вентилятор останавливать, почти все и прошли. Матросы-то грамотные. Вентилятор на местное управление переключили, чтобы из центрального поста не могли остановить. Виновного в таком конфузе не нашли, как не искали. Зато пару следующих месяцев тема разговоров у моряков была одна. Понимаете, какая? Что ни говори, знай и люби свою технику, она делает чудеса!

Из жизни банкиров

«...скажите, какая сумма вам нравится?
- пять тысяч, - быстро ответил Балаганов.

- тогда мне с вами не по пути...»
(«Золотой теленок» И. Ильф, Е. Петров)

Финансист на подводной лодке фигура значительная. Иногда куда значительней командира. Командир просто накажет, а злопамятный финансист забудет начислить морские, северные, какие-нибудь надбавки - и полполучки нет. Потом обязательно вернут, через месяц или два, с извинениями. Но неприятно. И стоит финансист в служебной иерархии несколько особняком. Штатного начфина на корабле не положено, хотя подводный ракетоносец то же самое, что ракетный полк на берегу. Начислять получки, писать ведомости, перелопачивать горы бумаги некому. Заниматься этим обязаны базовые береговые службы. Но и их ничтожно мало. По крайней мере, на 50-60 экипажей точно. Флот - территория нестандартных решений. Нет финансиста - сделаем! Но деньги ему за это платить не будем. Вот и кочует по жизни должность с непонятной формулировкой «внештатный баталер-финансист». Обычно ими становятся не слишком обремененные служебными обязанностями в базе офицеры и мичмана из люксов. Ну те, без кого можно легко обойтись. Кстати, их немало. В чем заключается еще один парадокс флота. Для необходимого средств нет, для ненужного навалом. Сейчас, в эпоху полной и бесповоротной демократизации страны получку выдают килограммами, финансист окружен охраной, помощниками, массой доброхотов. Для перевозки денег выделяют транспорт, ибо получку и втроем не унесешь. Раньше она умещалась в дипломат, а о охране и не слышали. Финансист гулял сам по себе, проблем не знал, но и казусов хватало.
В 198... году нашим финансистом был капитан-лейтенант Костя Шлепов. Мужик компанейский, веселый, с делом справлялся шутя. Девочки из финчасти его обожали, военные финансисты ценили за покладистость, экипаж за безотказность. Работа у Кости спорилась, и все были довольны.
Экипаж уходил в отпуск. Деньги в советские времена давали день в день, опоздания считались ЧП и сурово карались. Покрутившись с утра в дивизионной финчасти, Шлепов позвонил командиру в казарму и сообщил, что деньги будут вероятно, завтра, хотя, кто знает? Девочки не успевают ведомости проверить, начальник без проверки не подписывает, нечего людей зря держать. Отпуск начинался через день, забот выше крыши, командир, не раздумывая, разослал полэкипажа кого куда. Одних выписывать проездные, других получать пайковые, третьих закупать билеты. Часть народа, пользуясь суматохой, просто слиняла по домам. Оставшиеся толкались по казарме, курили, гоняли в бильярд, травили анекдоты, или зашхерившись, попросту спали.
Шлепов не дремал. Деньги он хотел сегодня и только сегодня. Завтра вечером он собирался умчаться на своей машине в Питер, и планов менять категорически не хотел. В магазине купил конфет, достал «аварийную» бутыль со спиртом и двинулся на финчасть с новым приступом. Обаяние и подарки свое дело сделали. Клерки поднапряглись, и к 17.00 Шлепов, набив дипломат пачками купюр, приблизительно тысяч на сорок, маршировал к казарме.
К его удивлению каменный крейсер пустовал. Не было даже отца-командира. Лишь сменяющаяся и заступающая вахта, да лентяи, не желающие идти на развилку и ждущие «скотовоза» от казармы. Такого буквального понимания своих слов о роспуске экипажа Шлепов никак не ожидал. Обрадовав присутствующих деньгами, сам Костя опечалился. После раздачи обнаружилось, что львиную часть денежных средств, тысяч двадцать пять, придется выдавать завтра. И оставить негде, командир с ключами испарился одним из первых.
Дождавшись сменившуюся вахту, Шлепов, подхватив полегчавший саквояж, отправился вместе со всеми на развилку. По дороге делились планами, обсуждали отпуск, в основном акцентируя внимание на женских купальниках и самом модном размере груди в этом году.
Остановка кишела моряками. Все сменившаяся вахта дивизии активно стремилась домой. Поставив дипломат с состоянием между ног, Шлепов с азартом продолжил обсуждение женских достоинств пляжных нимфеток. А люди на остановке прибывали. К приходу старенького «ЛИАЗА» у дороги замерли в напряжении человек полста. «Вбрасывание» было жестким. Как в хоккее. В автобус вламывались поэкипажно, тесными группами, подбадривая себя криками и непечатными словом. Но влезли все. Остановка опустела, и автобус, кряхтя, покатился в сторону Гаджиево. Обстановка в салоне напоминала оргию. Переплетенные самым диковинным и неожиданным образом тела, духота, стоны и кряхтенье. Минут через пятнадцать Шлепов сумел пошевелить руками. Руки были пусты. Денежный дипломат отсутствовал напрочь. Костю охватила кондрашка. На эти деньги в то время можно было купить небольшую автоколонну легковушек.
- Где!? Где!? Мужики, дипломат мой!!!
Скрюченные военные недовольно зашевелились.
- Успокойся, каплей, приедем - найдешь. Валяется где-то в автобусе. И так на одной ноге стоим...
-Где? Где? - Шлепов не унимался и ужом вертелся в сплошной давке. Наши смекнули, о каком дипломате шла речь. Запахло паленым. Старлей Чулков хлопнул себя по лбу.
- Костя, ты меня обоими руками толкал в автобус. Значит, оставил!
Константин до крови прикусил губу. На штурм транспорта он ринулся, забыв в пляжных мечтаниях о поклаже, стоящей под ногами. Как уж Шлепыч добрался через весь автобус до шофера, я не знаю. Наверно, по головам. Тот остановил машину на обочине и попытался открыть двери. Слившиеся в единый монолит тела заклинили выход, напрочь лишая возможности выбраться. В окошко выскочило четверо. Первую попавшуюся легковушку остановили грудью.
- До оленегубской развилки! Плачу за скорость! Гони, шеф!!!
Владелец легковушки сообразил: дело нешуточное, да и видик Шлепова говорил сам за себя. Не хватало только слез и соплей. Обратно долетели как на крыльях. На остановке стоял одинокий опоздавший мичман, а в метрах трех от него Костин дипломат. Мимо неслись машины, чуть не задевая драгоценный кейс. С разбега встав на колени Костя обнял дипломат, приоткрыл и заглянул. Такой блаженной улыбки я не видел никогда. Ничем неприкрытое счастье, большое и светлое.
Мичман, стоявший на остановке, повернулся к нам.
- Так это ваш? А я подошел, вижу - стоит. Думал, может кто поссать в кусты отбежал.
- Мой, - очень глупо улыбаясь, прошептал Костя. - Мой.
Само собой, мы никому и ничего не рассказали, избавив Костю от множества неприятностей. Но надо ли говорить, что деньги, пока Шлепыч был финансистом, наша компания всегда получала вне очереди.

Нам песня строить и жить помогает...

"Всегда под нами сотни тонн воды
и океан без края и конца
штурмуют глубь могучие винты
стучат в отсеках верные сердца!"
(М. Рейтман / М. Жарковский (спокойно, задушевно))

Строевая подготовка - вещь для военного святая и жизненно необходимая. Особенно для подплава. Подводник без четко поставленного шага в общем строю боевые задачи в полном объеме выполнять не способен. Нет единения с коллективом! Нет чувства локтя! Не видно грудь четвертого человека! А вот в строю, да с песней флот непотопляем! Правда, раньше маршировали мы нечасто. Больше в море ходили. Ну, когда надо было, шаг чеканили о-го-го! Да с песней! Не хуже парадно-паркетных частей! А потом по кораблям, до новой показухи. Так и жили. Шло время. Старые корабли гнили, на новые государство не раскошеливалось. Выходы в море стали роскошью. Когда нет дел, их выдумывают. А военному есть два проверенных способа время занять: приборка и песни в строю попеть. И пошел военно-морской флот лопатой и метлой махать, перемежая приборочки внешних объектов строевыми смотрами и конкурсами песни в строю. Маразма с этим хватало, дай бог. Сходить с ума, так по крупному. Инициатива командиров боевых кораблей превышала допустимые пределы. Маршировали и пели везде. Не хватает плаца - не беда. На третьем этаже казармы в коридоре строится экипаж. На месте, шагом марш! Запевай! И человек сто топают, расшатывая хилые перекрытия и содрогая здание истошным распеванием строевых псалмов. И на пирсе топали, вызывая волну. А один раз на трое суток выходили в море, так комдив предупредил командира о главной боевой задаче: как вернетесь, строевой смотр флотилии с песней. Чтоб готовы были! Командир насторожился. Все! Море побоку! Замполит три часа трещал на машинке, тексты печатал. Всем раздал вплоть до командира. А потом при каждом заступлении на вахту боевые посты кроме доклада слова песен в центральный пост напевали. И на каждой тревоге, и на каждом разводе. Зам бегал вахту проверять, так у матросов вместо их обязанностей при аварии тексты куплетов спрашивал. А командир самым первым вызубрил слова, а потом офицеров в кают-компании доставал, а штурмана на мостике этой песней вообще изнасиловал. Подготовились на славу! Мне последние пару лет службы довелось побывать главным ВРИО экипажа. То помощника командира, то старпома, а затем и до конца замполита. И когда командир приказал приготовить к очередному церемониальному песенному форуму новые шлягеры, я растерялся. На мой взгляд, песни о моряках лучше "Варяга" нет и быть не может. Но ее на удивление начальники не любят. Мол, надоела, стара, все знают. Думаю, им её просто стыдно слушать. Поэтому "Варяга" командир сразу исключил и поставил задачу песни родить. И я пошел рожать в каюту временно потерянного замполита. Умели готовиться к будущим битвам советские политорганы, не отнимешь. Бумаг и рекомендаций на все случаи жизни нашлось - немеряно! Но главное, сборник песен о море! То, что надо! Я открыл и погрузился в мир песенной лирики.
Первой мне безумно понравилась песня "Улица Комсомольская" В. Матвеев / Ю. Чичков (поется оживленно):
Эх, сопки Кольские!
Да камни скользкие!
Поразмыслив, я все же решил не форсировать события и поискать еще. Да и военные моряки, чеканящие шаг по такой припевчик, как-то не воодушевляли. Несолидно. Следующий хоровой шедевр заставил меня призадуматься.
"Письмо из глубины" М. Рейтман / В. Калистратов (неторопливо, проникновенно):
Вот уже, видать, на третий срок
Потянула наша автономка.
Мы ушли, когда мела поземка,
А теперь в березах бродит сок...
Даже принимая в учет давность написания и делая сноску на некоторую техническую неграмотность авторов, горлопанить её не стоило. Автономность лодки - 90 суток, а третий срок, это ж за двести суток! Ведь это медицина запрещает! Летучий Голландец, какой-то! Нет, песня о психически нездоровых моряках, брошенных командованием на произвол судьбы, никак не годилась. Превратно поймут. Надо быть политически грамотным. Отметаем! Но очередная песня меня насторожила еще сильнее. "Каюта морская" В. Семернин / Б. Терентьев (умеренно, с душой):
3204 заклепки
Походной каюты нехитрый уют.
Но если судьба нас хватала за глотки,
Мы к ней выходили из наших кают...
Да это просто какой-то подрывной, злобный пасквиль на нашего героического моряка. Все лежебоки ленивые, только и валяются в каютах по шконкам, а выползают только когда прижмет. А когда прижимает, вы и сами знаете... Заклепки со скуки считают. Да и с заклепками еще вопрос, откуда такое точное число? Нигде кроме технической документации и не узнать. А она, естественно, совершенно секретна! Куда известные органы смотрели? Какой недогляд! Прямо шпионское донесение! Явно не подходит. А вот сочинение "В отсек" А. Меерович и Л. Крейман / Г. Каликин (спокойно) сразу вогнало меня в краску.
Все тяжелей и сумрачней глубины,
А впереди немало трудных дней,
И не стыдятся сильные мужчины
Большой и робкой нежности своей!
С полной ответственностью говорю. В нашем флоте ЭТОГО нет! Никаких альтернативных половых отношений устав не предусматривает. Ишь ты, нежность робкая! Совсем стыда никакого у стихотворцев! Зато следующее произведение навело на мысль о скором увольнении в запас и всем связанным с дальнейшей гражданской жизнью. Особенно с жилищным вопросом. "Как же мне не любить Заполярье?" М. Рейтман / Дм. Покрасс (лирично, в темпе вальса):
Я привык к непроглядным туманам,
К неугасному летнему дню,
И поныне седым ветераном
Здесь я Родину нашу храню!
Да, с квартирками-то для нашего брата военного нынче туго. Ехать некуда. Пока служили - всем обещали, как отслужили - свободен и нищ. Глядишь, и правда, Родину до глубокой старости в казенной квартире охранять будешь. Вот проблема... А дальше всё туда же... "Море полярное" В. Матвеев / А. Аверкин (сдержанно):
Флот наш - сила веская
Слава боевая
Нас земля Советская
Солнцем согревает...
Вот-вот. Светит, но не греет... Хоть смейся, хоть плачь. Немного обрадовали близостью к жизни апологеты советской песни. Бодрая композиция "Море стало строже" С. Гребенников и Н. Добронравов / А. Пахмутова (энергично) поразила доступной в строевой песне правдивостью:
А мы идем под северной волной
И в отсеках простая работа.
Но работа бывает такой,
Что порою и петь неохота...
Ну, патриархи, ну, молодцы! Ведь понимают, что подводнику в море песня строевая, что зайцу подковы. Под гитару в каюте помурлыкать - это одно. А вот после вахты хором слова разучивать... Им, наверное, такое и не снилось. Окончательно и бесповоротно меня добила песня " Мы, подводники, в дозоре!" Н. Флеров / Б. Победимский (в темпе марша):
Кто там бродит в темном море,
В темном море, где угасли зори?!
..........................
Горюй, не горюй ты подруга моя
Опять ухожу я в морские края
Но буду всегда я всем сердцем с тобой
И в час наш учебный, и в час боевой!!!
Сначала подводная лодка, словно пьяная шатается бесцельно по морю темному, правда, в темпе марша. А потом возникает необходимость сообщить родным: не валяйте дурака, живите, как жили. Толку никакого горевать нет. Я, вроде, с вами, а вроде, и нету. Мираж, привидение. Ничего особенного.
В общем, я на этих песнях спекся и попытки что-либо отыскать прекратил. На моё счастье, политотдел нас не покинул и нашего зама возвернул на время. Вот он и показал мне, что значит школа! Минут за десять, взяв за основу какую-то стародавнюю официальную балладу, осовременил и выдал на-гора! Талантище!
Надежно задраены люки
И кучка отважных людей
Друг другу без клятв и поруки
Становится трижды родней!
ПРИПЕВ: Уходит в далекое плаванье лодка
На стражу Российских морских рубежей
Ракетная лодка, подводная крепость,
Владычица грозных морей.
Ни солнца ни звезд по неделям,
А надо - и больше пройдет,
Пока из глубин беспредельных
Наверх наша лодка всплывет!
ПРИПЕВ

И пошла "кучка отважных людей" наворачивать круги по плацу, горлопаня о тройном родстве. Все-таки, мне кажется, лучше песни о моряках, чем "Варяг" еще не придумали... Не дано.

Про меня

Автономка. Где-то середина плавания. Все, вроде, еще ничего, но усталость и раздражение потихоньку появляются. В ноль часов заступает первая смена. На пульт ГЭУ вваливается наша троица: электрик старлей Антохин, левый оператор каплей Денисбаев, он же Дыня и я, правый оператор, старлей Белов. В ожидании команды: "От мест отойти!" завязывается оживленная дискуссия. На настоящий момент самая животрепещущая тема - переход на зимнее время. Перевод стрелок часов взад-вперед в нашей могучей стране начал практиковаться не так давно, и народ еще постоянно путается. Нынче на дворе, а точнее, за бортом осень, и мнения разделились. По одной простой причине: перевод стрелок вперед означает уменьшение нашей вахты на один час и, соответственно, на то же время сокращение сна следующих за нами. Или наоборот. И мы стоим на час дольше, и они спят больше. Вот мы со стрелками и запутались. Но как же хочется порой верить в лучшее, даже независимо от обстоятельств. Каждая смена упирается и с пеной у рта отстаивает свою точку зрения. К отбою тревоги сошлись на том, что третьей смене волноваться все же не резон. Они могут потерять час лишь на сне, а вот нам предстоит одно из двух: стоять либо на час больше, либо на час меньше. Второе предпочтительней.
Сменились. Вечно замученный Антохин собрал доклады и быстренько погрузился в призрачный мир полудремы, когда вроде спишь, но на внешние раздражители реагируешь чутко. Дыня извлек "Войну и мир" и принялся изучать специфику взаимотношений князя Болконского и Наташи Ростовой. Я же приступил к устранению пробелов знаний по общекорабельным системам при помощи груды технической информации. Воцарилась рабочая тишина. Только гудели приборы и изредка раздавались нечленораздельные звуки со стороны Антохина.
Прошел час. Оттарабанили очередной доклад в центральный пост. Дыня, выдав монолог в "Каштан", отложил книгу и вперился взглядом в циферблат морских часов, висевших аккурат перед ним.
- Ё-мое! Еще три часа! Охренеть можно!
Антоха, не приходя в сознание, пробасил в ответ:
- Дынька, помолчал бы лучше! Ты что в первый раз на вахте? Будь другом, не шуми, дай покемарить...
Дыня заерзал в кресле.
- Лучше в каюте дрыхнуть. Мужики, я все же думаю, что часы переводят на час вперед. Паш, а ты как?
Я оторвался от схем и прикинул возможный вариант.
- Да неплохо. В два часа стрелки на час вперед. Станет три часа. А там уже совсем ничего осталось. Хорошо бы...
Дыня загорелся. Еще минут пять вслух рассуждал о правильности своего подхода, просчитывал варианты экономии электроэнергии в масштабе страны при переводе времени на час вперед, и наконец, убедил самого себя в верности своих умозаключений. Антоха, все это время страдавший от шума, порождаемого монологами Дыни, не выдержал и разругался.
- Чего ты завелся? Бу-бу, бу-бу! Как на базаре! Ты на вахте или где? Е...о в табло и думай о своем! Ума не хватает? Так позвони в центральный, спроси Грозного, он же там бдит, все знает! Но не стрекочи!!!
Дыня хлопнул себя по лбу.
- Точно! Вот голова деревянная, сам не догадался!
И начал вертеть кружок телефона. Виталик Грозный - наш командир группы трюмных - вахту несет в центральном посту. Всегда в курсе всех событий.
- Центральный! Виталь, это ты? Слушай, старик, у нас спор возник. Часы сегодня назад или вперед переводят? Не знаешь? Спроси у штурманов, это же их проблема. Ну давай, жду...
Дыня прикрыл трубку ладонью.
- Они и сами там ни бум-бум. Сейчас узнает.
Снова приник к трубке.
- Что? Вперед? Виталька, это точно, без дураков? Ну, спасибо дружище! Мерси! Отлично!
Дыня с торжествующим видом положил трубку на аппарат.
- Ну что, быки колхозные, притихли? Кто прав? На час вперед! Дышите ровно, нам скоро сменяться!
Откровенно говоря, я не сильно задумывался над временным вопросом, но преспектива отстоять на час меньше обрадовала и меня. А уж вечно умирающего от недостатка сна Антоху так вообще окрылила. Он восстал из небытия и даже открыл глаза.
- Дыня. Это не шутка?
- Чего пристал? Я же вам, балбесам, говорил! Не верили...
Антоха молча повернулся к своему пульту и начал заполнять журнал. Мы тоже.
Без пяти два Дыня торжественно обьявил:
- Через несколько минут по всему кораблю пройдет команда: стрелки часов на час вперед! И нам останется тоже всего один час!
Прошли доклады. "Каштан" молчал. Пошел третий час ночи. Дыня заерзал в кресле.
- Что они там? Уснули?
Часы показывали уже две минуты третьего.
- Дыня. Тебя обули как младенца. А ты, бестолочь, уши-то и развесил!
Антоха сплюнул со злости и приготовился снова уйти в нирвану. И тут ожил "Каштан". Голосом родного командира он возвестил:
- Согласно Указа Совета министров СССР, сегодня в два часа ночи производится переход на зимнее время! Стрелки часов в два часа ночи переводятся на час вперед. Внимание по кораблю: перевести стрелки морских и встроенных часов на час вперед! Командир.
И отключился. Дыня ликовал.
- Вот! Вот! Кто прав! Ты, Антоха, только наезжать на людей умеешь. Слышал?
Антоха не отвечал. Замечание было справедливое. Мы перевели часы и убедились, что до конца наше смены осталось уже меньше пятидесяти минут. Книги были отложены, журналы заполнены заранее, завязался традиционный автономочный разговор. Как всегда, о женщинах. А о чем можно говорить в минуты хорошего, отменного настроения? Только о них! За обсуждением половых проблем время пробежало незаметно. Первым спохватился недоверчивый Антоха.
- Мужчины. А почему не дали команду "Второй смене приготовиться на вахту"? Давно пора.
Не знаю почему, но я сразу почувствовал неясные опасения. С командами иногда происходили накладки, всякое бывало, но чтоб вахтенный механик, наш комдив Петрович забыл? Такого не случалось. Он мог созвать смену на развод раньше срока, но позже - никогда. Прошло еще десять минут. Вторую смену строить явно никто не собирался. Связь безмолвствовала. Антоха с неприкрытой ненавистью вперился в Дыню.
- Так кто на кого зря наехал? Что скажешь, моряк недоделанный? А мы тут, как мальчишки, нюни распустили... Отдохнем, поспим, пора меняться!!! Тебе Денисбаич, в степи родные надо, с твоей логикой и интуицией. Баранов пасти!!!
Вахту так и не построили. В четыре часа собрали очередные доклады и все. Дыня сидел, боясь пошевелиться и не поднимая глаз от палубы. Я снова вытащил схемы и продолжил учебу. Антоха ворочался в кресле, пытаясь устроить тело поудобнее для дремы. О том, что часы мы перевели неверно, как-то не хотелось думать. Но нам напомнили.
Замигал и включился "Каштан". Командир довольным, ехидным голосом поинтересовался:
- Пульт! К смене уже приготовились? Вахтенные журналы заполнены? Порядок навели? Денисбаев, отвечай!
Дыня принялся что-то мямлить о работе установки, отсутствии замечаний и прочей ерунде. Очень растерянно и неубедительно.
- Хватит нести околесицу! Ну вы, господа управленцы, и шланги! Слушай приказ! Личному составу третьей смены вахты ПУ ГЭУ перевести часы на два часа назад, ввиду ошибки, совершенной при переходе на зимнее время. Жду доклада о переводе.
Все верно. Часы-то, оказывается, на самом деле все перевели назад, а мы вперед. Теперь нам пришлось отмерять уже два часа назад. Боже мой! Как тягостно ожидая, что вот-вот положишь голову на подушку, получить еще два часа полновесной вахты. И только из-за своей дурости. Было четыре часа ночи, стало опять два.
До конца вахты на пульте царила гробовая тишина, лишь изредка нарушаемая всеми видами корабельной связи. О шутке в считанные минуты прознала вся неспящая часть корабля, и каждый считал своим долгом выразить то ли соболезнования, то ли злорадное удовлетворение нашим казусом. Но это были еще цветочки... Днем над нами начал потешаться весь корабль. И потом еще долго в кают-компании командир предлагал Денисбаеву перевести стрелки на часик назад и поужинать второй раз, а потом еще и третий.
А поймали нас очень просто. Когда Виталька по простодушию поинтересовался у командира о часах, тот мигом смекнул что к чему. И в два часа ночи, обьявляя всему кораблю, нас попросту отключили, а после командир отдельно для нас выдал ложную информацию. А мы, олухи царя небесного, увлеченные дебатами, даже не сообразили запросить любой отсек, и словно детишки ждали, когда нас позовут спать. Вот и верь после всего этого людям!

Мимоходом. Скамейкина нога.

Стоит корабль в Оленьей губе, стоит и стоит. Тишь и гладь. Вдруг скотовозы не пошли - народ на построение опоздал. Дорогу замело - снова опоздал. Половина в автобус не влезла - снова не все. Еще какая-нибудь напасть - опять строй неполный. И нападает тогда на командира начальственный бзик (особенно если он на корабле ночевать оставался), почему ОН на пирсе, а народа нет! И тогда разъяренный командир назначает построение на подъем флага не в 07.50, а в 07.30. Вот тут и засада! Народу остается одно: вбрасывание в рейсовый автобус N 115 маршрутом: г. Полярный - г.Скалистый. Он отходит из поселка в 06.40. и если выскочить у Оленегубской развилки, то минут через двадцать резвого шага долетаешь до пирса. Вбрасывание в автобус- мероприятие посеръезней, чем в "скотовоз". Тут уж кто на что горазд! Автобус один, двери у "Лиаза" узкие, и попасть в него хочет несравненно больше народа, чем в "скотовоз".
Вот как-то и наш командир взбрыкнул и решил поставить всех на место. Оборзели, наглецы, за пять минут до подъема флага не все в строю! Непорядок! Дисциплина - она и в Африке дисциплина! Всем быть в 07.35. и точка! Народ повозмущался, повозмущался и стих. Наше дело подневольное, и утром в 06.30 весь экипаж толпился у ДОФа на остановке рейсового автобуса. Все бы хорошо, но кроме нас на остановке толпилось минимум еще два других экипажа, не считая отдельных индивидуалистов и гражданских лиц.
Автобус наезжал прямо на толпу. Все теснились, но не уступали, стараясь одновременно оказаться поближе к двери и не под колесами. Более всех преуспел наш вездесущий киповец, старлей Скамейкин. Натура у него такая была, без мыла..., ну сами знаете, куда влезет. Пройдоха из пройдох. Автобус наезжал, народ на цыпочках, миллиметр за миллиметром уступал ему дорогу, монолитной массой концентрируясь у мест предполагаемой остановки дверей. Само-собой, Скамейкин, как из-под земли, возник первым у передней дверцы автобуса. Машина остановилась, дверцы со скрипом и лязганьем раздвинулись. И в этот миг произошло что-то странное. Если у задней двери вбрасывание шло традиционными методами, с криками, хохотом и легкой веселой матерщиной, то впереди события развивались неординарно. Оказавшийся первым, прямо перед дверью, Скамейкин, вместо того, чтобы ворваться в транспортное средство, занять место и впасть в дрему, начал размахивать руками, кричать, дергаться, но никак не входить в автобус. Напиравшие сзади военные пытались втолкнуть застрявшего старлея, но Скамейкин упирался, не входил сам и не давал другим. Стоял намертво, как под Москвой в 41 году. Но сила силу все-таки ломит. Напор на Скамейкина усилился, его толкнули вбок, он лишь на миг уступил дорогу. Тотчас волна моряков его захлестнула, и тела начали влетать в автобус через неугомонного старлея. Но не смотря ни на что, руки Скамейкина периодически вылетали из круговорота шинелей и били по стеклу кабины.
Наконец, шофер лениво куривший в ожидании заполнения автобуса, обратил внимание на толкучку перед своим носом, и подал голос.
- Эй, старлей! Ты чего там как затычка встрял? Заходи или не мешай другим!
Из последних сил, стряхнув с себя наседающих офицеров и мичманов, Скамейкин прохрипел:
- Дай назад! Ты мне на ногу наехал!!!
Шофер разинул рот и схватился за руль. Народ стих и попытки перепрыгнуть через Скамейкина прекратились. Автобус дернулся и сдвинулся назад. Мы грешным делом приготовились подхватить тело изуродованного сослуживца, но он себя таковым, судя по всему, не считал. Едва освободившись от груза, Скамейкин воспользовавшись всеобщим скорбным оцепенением, влетел в салон и прям-таки воткнулся в последнее свободное кресло. Узрев такое нахальство, толпа взорвалась, и вбрасывание продолжилось до победного конца.
Самое интересное, что на построение мы успели. Скамейкин хоть и прихрамывал, но шел довольно бодро, и не отставал. Но что еще интереснее, что кроме отпечатков протекторов на пальцах ноги ( в виде синяков) Скамейкин ничего не заработал! Гвозди бы делать из этих людей!