БАНДИТСКИЙ ВОДОПОЙ.

Строительство авианосца и его приём от промышленности - мероприятие для экипажа энерго- и времязатратное, а значит, необходимо было срастись с городом корабелов и полюбить его. Но для начала город необходимо было хотя бы немного изучить, отойдя от приобретённых экспресс-стереотипов: пляжи, дiвчата, пивной рай, вулиця Радяньська с её пансионатами для полёта плоти и её последующего уничтожения.
Один из районов Николаева с характерно ассоциативным названием (для возвращающегося утром на крейсер офицера) - Водопой - имел сплошь частную застройку, где все улицы назывались Продольными и Поперечными с добавлением порядкового номера. Так случилось, что в этом районе до призыва на службу проживал матрос химической службы крейсера "Минск" Малицкий с родителями. Далее следует цепь, ну, совершенно случайных совпадений: мансарда в этом доме была совершенно свободной; начальник химической службы разрывался в поисках квартиры для семьи; матрос Малицкий желал чаще, чем было положено, ходить в увольнение; последнего так же страстно желали и его родители. Все эти проблемы сами собой разрешились, стоило только блефующему начхиму не устоять перед их просьбами и однажды "на время поиска квартиры" поселиться в мансарде.
От автобусной остановки до дома приходилось идти пешком по тёмным закоулкам в условиях предполагаемой высокой криминогенности.
- Как только попросят закурить, бей в торец и беги, - такие и подобные советы начхим Серёга получал от крупных специалистов почти ежедневно.
Впоследствии на заводе специально для него был изготовлен "шутильник" - алюминиевая трубка, залитая свинцом. Завёрнутая в свежую газету "Флаг Родины", она вселяла некоторую уверенность в сознание ночного странника.

Если так долго стремишься к мечте, она обязательно становится явью. И вот однажды в темноте от группы громко разговаривающих молодых людей отделился парень в белой рубашке.
- Извините, не будете ли вы так любезны, одолжить сигарету?
Прямой справа ошеломил просившего, а остолбеневший от собственной храбрости начхим, не исполнивший вторую заповедь - бежать - судорожно, теряясь в сомнениях, анализировал ситуацию.
- А парни-то, вроде, хорошие. Лучше бы я честно сказал, что не курю...
Затем они все вместе пили пиво, ставили обоим пострадавшим холодные компрессы для остановки носового кровотечения, делились рецептами отстирывания испорченных пятнами крови рубашек, на чём свет кляли распоясавшихся хулиганов. Парни, действительно, оказались хорошими.

Иногда мы навещали этот дом своей компанией. Там было уютно и зелено. Прямо через окно можно было закусывать сочным виноградом. Хозяева относились к нам с искренней доброжелательностью. В знак благодарности мы наперебой освещали успехи их сына в боевой и политической подготовке, рассматривали и, прицокивая языками, восхищались хозяйской "Победой".
Однажды, помощнику командира по снабжению Гене Олькову - ну, срочно! - потребовалось позвонить "двоюродной сеструхе". Время было позднее, ближайший телефон-автомат располагался далеко, район был неспокойным. Сопровождать Гену вызвался офицер радиотехнической службы - на голову ниже, но значительно шире в плечах. Вернулись они через минут сорок ещё более нетверёзыми, чем, когда уходили. Двигались в обнимку, исполняя какую-то маршеобразную песню. Левая кисть Олькова была обмотана белым окровавленным форменным шарфиком, а РТСовец освещал путь лиловой фарой под правым глазом, опиравшейся на распухший и чуть подёрнутый набок нос.
- Наших бьют!
Возникшее желание в отместку тут же "отоварить" всех зарвавшихся местных, мгновенно улетучилось, как только была услышана и прочувствована эта грустная и одновременно невероятно весёлая история.
Итак, покадровый сценарий.

Гена Ольков звонит из будки по телефону, стоя лицом к открытой двери.
Телефонная рубка в правой руке.
Пальцы левой руки в ЩЕЛИ между открытой дверью и корпусом будки.
РТСовцу, по причите собственного благородства оторванному от праздничного стола, со временем надоедает слушать эту примитивную болтовню.
С негодованием он захлопывает дверь телефонной будки, в которой, как обычно, отсутствует стекло.
Издавая душераздирающий вопль, помощник по снабжению рефлекторно проводит правый прямой (с зажатой в руке телефонной трубкой) в открытое табло не готового к такому развитию событий РТСовца.

Взаимные претензии.
Осознание.
Самобичевание.
Примирение через употребление.

Не ходи, пока живой,
На бандитский Водопой.
А коль встретятся враги,
Бей и сразу же беги!

НАЧАЛО.

Круглые даты сами по себе ничем не отличаются от квадратных, но всегда предлагают остановиться, посмотреть назад и сделать какие-нибудь глубокомысленные выводы. Тридцать лет назад на моём тяжёлом авианосном крейсере "Минск" взвился Военно-морской Флаг СССР, и произошло таинство рождения военного корабля. Вроде, всё как и вчера: гражданских на борту не меньше экипажа, непрекращающийся грохот всевозможных долбодробительных пневмоустройств, постоянно преследующий запах краски и растворителя, построения, поверки, планы и итоги соцсоревнования, - но это уже совершенно другой корабль. Наш... Мой...
На причале тысячи заводчан провожают своё детище. И нас...
Звуки оркестра заглушает величественный рёв плавно отходящего под буксирами крейсера. Совсем скоро Бугско-Днепровсколиманский канал и свой первый ход. Грудь распирает от гордости, и здесь наяву всеми клетками своего организма ощущаешь прописную истину: любая кругосветка начинается с первого шага...
Но то, что к этому первому шагу пришлось идти почти два года, и зачастую почему-то в обратную сторону, конечно, привносит горький привкус в праздничные размышления. Тем не менее прошедшее время позволяет великодушно относиться с несправедливостям судьбы, часто имеющим фамилию, имя, отчество, и к себе самому, наломавшему столько дров, которых с лихвой будет достаточно для всех грядущих служебных костров...

"Минск" начинался на Северном флоте. Каждый, кому довелось вписать своё имя в историю корабля, прошёл свой единственный и неповторимый путь к нему.
Призрак славного предшественника - тяжёлого авианосного крейсера "Киев" - незримо присутствовал как в предродовых схватках, так и при рождении и первых шагах экипажа.
Не забыть странное, неизведанное ранее ощущение, когда из-за острова Сального показалась нереальная громада надстройки первого отечественного авианосца, а небо Североморска с рёвом прочертила пара ЯКов.
В кают-компаниях Атлантической эскадры живо обсуждались достоинства и недостатки этого суперкорабля, обсасывались невероятные истории, регулярно поставляемые сарафанным радио. Что там было правдой, а что флотским фольклором, теперь уже не важно, но комплектование экипажа на волне этих "страшилок" шло непросто. К тому же пример "Киева" показывал, что строительство и сдача будут долгими, а упорно ходившие слухи о том, что после всех семейных, бытовых и финансовых неурядиц "очень повезёт, и дорога приведёт на Тихоокеаский флот", подталкивали мозг к простой, может, не очень мужественной мысли: пусть повезёт другому.
На флоте все знали, что командир крейсера "Мурманск" капитан 2 ранга Гокинаев уже назначен командиром второго авианосца, и к нему начали постепенно прибывать выпускники академии, Классов, офицеры и мичманы с ремонтирующихся в Мурманске, Николаеве, Кронштадте кораблей. Маховик создания экипажа неумолимо раскручивался, инквизиторские методы комплектования изобиловали всё новыми сатанинскими находками и выходками кадровых органов.
Приказ о назначении командира группы управления главного комплекса был подписан в день и час, когда он лежал на операционном столе по поводу аппендектомии, о чём больной, естественно, не подозревал. Меня, прослужившего на Севере меньше года после первой новостройки - большого противолодочного корабля - в конце мая 1976 года вызвали на собеседование в кадры эскадры - простите за каламбур. Совершенно непонятно, зачем я страстно излагал кадровику всё, что думаю о кадрах и о нём лично, если, как затем оказалось, приказ о моём назначении был подписан ещё два месяца назад в марте. Это было платой за лейтенантское фрондёрство, за недооценнённую автором песенную строчку: сбережёт идеологию пограничный наряд.
Авиационным техникам обещали, что, в отличие от флотских, не сходящих неделями на берег, на корабле они будут находиться только с восьми до семнадцати и ни цента больше. А первичные категории у всех будут майорскими.
Не могу забыть группу выпускников училищ 1976 года возле штабного домика эскадры, встречавших получившего назначение друга.
- Ну что, "Минск"?
- Пронесло! К Гокинаеву назначили - в/ч 69133.
Затем последовала череда событий, до сих пор не поддающихся здравому смыслу и логическому осмыслению:
- переезд нескольких сотен офицеров, мичманов и матросов в Николаев;
- героический бросок экипажа в Севастополь на борт "Киева";
- поспешное отступление на плавбазу "Виктор Котельников";
- паническое бегство обратно в Николаев;
- месяц неопределённости, разрешившийся приказанием на отъезд большей части офицеров и мичманов назад в Североморск.
А многие приехали в Николаев с семьями, сдав жильё, отправив нехитрые пожитки контейнером, распродав по дешёвке домашнюю утварь. И вдруг - обратная дорога. Зачем уезжаем, на сколько - военная тайна.
Одним из первых вопросов в Североморске был: как платить? "Полярка"-то обнулилась! Для её восстановления и получения первых денег после возвращения потребовалось три месяца. Вернувшись с жалкими остатками южного жалования, сотни полторы офицеров, мичманов и членов их семей хорошо просматриваемые из всех окон штаба Северного флота, на виду у всех политических и особых отделов более трёх месяцев перезанимали деньги у знакомых, и позабыв о флотской гордости, рассылали во все концы Союза письма и телеграммы с мольбами о помощи.
Кое-кто, прочтя эти строки в начале двадцать первого века, сплюнет через губу: "Па-а-думаешь, три месяца! Да недавно и по году..." Спорить и доказывать что-то - бесполезно и унизительно. Каждое время имеет свои цвет, запах, мелодию и многие другие детали, навечно застрявшие в мозгу. И только они, как опорные сигналы Шаталова, при необходимости способны ассоциативно вернуть нас к чувствам, которые мы испытывали при различных печалях и радостях. И только они, извлечённые таким способом, и будут правдой. А как относиться к этой правде - это уже дело каждого.
То было время расцвета застоя, отличительная особенность которого - уверенность в завтрашнем дне - для меня была сродни наличию гирокомпаса на корабле. Бросив даже мимолётный взгляд на картушку любого из его многочисленных репитеров, при любых неудачах и промахах можно было снова нащупать точку отсчёта и проложить из неё курс в сторону успеха.
И вот-те нате: гирокомпас вышел из меридиана! Это было чудовищной, нелепой - но правдой. И это могло произойти, теперь уже очевидно, когда угодно. Та обида двадцатипятилетнего офицера до сих пор со мной. И она не имеет никакого отношения к "...тяготам и лишениям...", ну, и уж никак не к деньгам. В душе окончательно оформилась внутренняя теория параллельных флотов. Я продолжил службу в своём виртуальном (хоть так тогда и не говорили) Флоте, где сам подбирал команду, с которой хотел бы служить, сам себе назначал командиров, сам давал оценки событиям и людям, принимал решения, не всегда согласующиеся с направляющими директивами. На этом Флоте я служу до сих пор. Уже вижу некоторые сожалеющие взгляды с чётко поставленным диагнозом: вяло текущая ш... Пользуясь правом экстерриториальности своего Флота - no comments!
Именно здесь я подвожу черту под своим началом "Минска". Оно имеет чёткую дату - ноябрь 1976 года.
На корабль привезли невероятное количество денег. Лейтенант Медведев добровольно бросился на амбразуру кассы, заменив дезертировавшего штатного финансиста, у которого "съехала крыша" от такого количества казначейских билетов. Раздача денег проходила в экстремальных условиях под вой и причитания обезумевшей толпы в чёрной униформе. В результате добрый Володя Медведев выдал лейтенанту (фамилию помню) пачку "четвертных" вместо пятирублёвок. Товарищ благородно "не заметил" подаренную ему дополнительную сумму в размере полугодового жалования и последовал на выход. И только через несколько минут на подсознании у квазифинансиста раздался сигнал тревоги, бросивший его без шинели и головного убора через морозно-снежную круговерть полярной ночи в погоню за негодяем, уже миновавшим к тому времени КПП. Восстановив справедливость в районе памятника Неизвестному Матросу, Володя получил новый сигнал от подсознания: в каюте без присмотра осталась сумма денег в размере лет десяти-двенадцати строгого режима с конфискацией...
Счастливое окончание этой грустной истории не могло не принести массу положительных эмоций: были осчастливлены кредиторы, дети вспомнили вкус шоколада, а мамы запах косметики, папы несказанно гордились вновь обретённой ролью кормильца семьи. Конечно, у одиноких военморов родилось огромное количество весёлых - и не очень - историй, большинство из которых начинались или заканчивались в- или после ресторанов "Океан" и "Чайка", добившихся значительного перевыполнения плана в этом месяце. Но к теме данного повествования это уже не имеет никакого отношения.
Начало кончилось!

СТАЖИРОВКА ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ.

Под этим кодовым названием скрывалось время ожидания новой отправки экипажа “Минска“ из Североморска в Николаев, сроки которой являли собой top secret для всех разведок мира по той лишь причине, что никто в Советском Союзе не знал, когда это произойдёт.

1. У трансформаторной будки.

Часть экипажа вначале находилась на “Киеве“, а другая, более многочисленная, была разбросана по кораблям эскадры. Осенью 1976-го и весной 1977-го под традиционную ”Славянку” мы увольняли в запас личный состав срочной службы, прошедший “стажировку по специальности“, но так никогда и не увидевший такр проекта 1143. Заодно принимали молодое пополнение.
Ежедневно у трансформаторной будки в районе третьего причала происходило ритуальное построение офицеров и мичманов, которое после часового ритуального “дёра“ заканчивалось ритуальным кличем: “Начать работы и занятия по планам командиров боевых частей и начальников служб!“. Иногда после этого из строя раздавался жалобный мичманский всхлип: ”Ну, не хочу я больше спать”, - хотя большинство относилось к данной ситуации философски, как к неизбежной. “Безлошадные“ решали вопрос предстоящего поправления здоровья и поиска относительно комфортабельной и безопасной лёжки. Остальные шли к личному составу руководить процессами запоминания военной присяги наизусть или изучения военно-морских сил очередного недоразвитого государства,
Доминиканской республики, например.
Как-то старший помощник командира, не сориентировавшись во времени и пространстве, внезапно (в особенности для себя) выплыл перед строем из-за этой самой пресловутой трансформаторной будки. Помощник молодцевато произвёл доклад о том, что на тяжёлом авианосном крейсере ничего не произошло, и старпому ничего и не оставалось, как поздороваться со строем и произнести ритуальную фразу, о которой говорилось выше. Чтобы ни у кого не закралось никаких незрелых мыслей по поводу его руководящей роли в реализации выполнения суточного плана боевой подготовки, он произнёс: “Я сейчас убываю в штаб флота для решения вопросов по дальнейшим перспективам нашего экипажа...“ Фраза не была закончена из-за зловредного хихиканья подавляющей части строя. Багряно-красные шрамы пролежнего типа на щеке ещё можно было при определённом напряжении воли выдержать, но вот неу...(в общем, невероят...)...ные клетчатые мятые штаны цвета “кофе с молоком“ приводили к мысли, что старпом тоже когда-то был лейтенантом. Николай Петрович виртуозно владел военно-морскими диалектами великого и могучего, но сегодня, очевидно, был не в форме, и его реакция на невоспитанность подчинённых оказалась вялой и неубедительной:
- Прекратить разговоры в строю! Убываю в штаб флота по “штату“, потому что сегодня вторник - день боевой подготовки. Р-р-разойдись!



2. На КП Атлантической эскадры.

Со временем разлагающее эскадронские устои броуновское движение “стажирующихся по специальности” начало раздражать командование, и у кого-то созрела оригинальная мысль: ”Их необходимо привлекать!” И тут началось: старшинство на автомашинах, гарнизонные караулы, руководство всевозможными погрузками и разгрузками прдовольствия, командировки по всему Советскому Союзу в поисках кандидатов в мичманы, сопровождение команд новобранцев, выполнение личных поручений тех, кто имел право их поручать, и прочая, и прочая, и прочая...
Особой страницей этой славной инициативы явилось привлечение некоторых из нас к несению оперативного и распорядительного дежурств на различных пунктах управления Атлантической эскадры. Расположение звёзд в описываемую историческую эпоху привело к тому, что наши дежурства не были отмечены в анналах истории аварийности флота. Однако предпосылки к этому, не восстановленные нервные клетки начальников и оперативных в преломлении через призму абсурда с юмористическими оттенками (или наоборот) - до сих пор вспоминаются при каждой новой встрече

Меня и моего друга начхима Серёгу после сдачи зачётов привлекли к несению службы старшими помощниками оперативного дежурного эскадры. Это было вынужденной мерой, так как значительная часть штаба на “Киеве” ушла в Белое море. КП эскадры располагался на плавбазе “Волга“, стоявшей на почти вечной стоянке у третьего причала.
Среди оперативных особо выделялся родной брат самого главного политработника ВМФ. Пятидесятишестилетний морячило имел импозантную внешность с первой страницы “Крокодила“ и полную независимость.
- Товарищ капитан 1 ранга! Оперативный флота приглашает вас к аппарату!
- Да пошли ты его на..!
Мне, старшему лейтенанту, приходилось затем решать сложное уравнение с двумя неизвестными: во-первых, необходимо было придумать правдоподобнейшую героическую историю о том, почему мой оперативный не может подойти к аппарату, а во-вторых - аргументировано объяснить Юрию Максимовичу, почему я не выполнил его приказание и не послал оперативного Северного флота на...
Всегда было приятно, подняв трубку трезвонившего телефона наигранно-уставшим голосом представиться: “Союз-3“ у аппарата“. Правда, это был позывной оперативного, а не старпома, и не гоже этим позывным было щеголять по городской АТС, но тем не менее...
Однажды начхим по этому телефону так и представился:
- “Союз-3“ у аппарата, слушаю вас.
- Сообщите настоящие запасы такр “Киев“.
Начхим достал оперативную сводку и бодро зашелестел:
- топливо...
- масло...
- вода котельная...питьевая...
Когда заканчивалось чтение наличия боезапаса и на очереди стоял план боевой подготовки, у очнувшегося оперативного пробудился заметный интерес к происходящему.
- Старпом, а кому вы всё это по городскому телефону докладываете?
- Не знаю, товарищ оперативный. Он не представился.
- ...мать!!!пошёл...чтоб ни ногой!!!... ... ... ...
Но насовсем Серёгу отстранили в другой раз. Сделал это командир эскадры Виталий Иванович Зуб, которого искренно обожали и на кораблях, и в штабе.
Вначале комэска позабавил наш крейсерский дирижёр Паша Бондарь. Паше было за тридцать, он уже был лейтенантом. Мы не знали, что помощник командующего Балтийским флотом контр-адмирал Бондарь, который был старше Паши на лет двадцать пять - это его родной брат. Командир эскадры покидал борт “Волги“, уже прозвучала команда “Смирно!“, заставшая на причале у трапа начальника штаба эскадры контр-адмирала Гусева и группу офицеров будущего “Минска“. Сбежав на причал, вице-адмирал Зуб двинулся в сторону начальника штаба.
- Ну, здравствуйте, Павел Петрович!
В мгновение ока между адмиралами оказался наш дирижёр (естественно, Павел Петрович), и с воодушевлением начал трясти царственную руку.
- Здравия желаю, товарищ вице-адмирал!
- ?????? - по-другому выразить воцарившуюся паузу не получается.
Паша нам затем долго объяснял, что они у брата встречались с Зубом в семейной обстановке, когда будущему дирижёру было лет десять. Он был уверен, что комэск его узнал и даже вспомнил имя-отчество.

Но за что же всё-таки был навсегда отстранён от почётного дежурства химик.
Действовал сигнал “Ветер-раз“. Ничего не было видно от снежных зарядов даже под лампочками на шкафутах, выл ветер в снастях, выло всё рейдовое оборудование так, что становилось не по себе.
- Оперативный!
- Есть, старпом! - чётко ответил по “Каштану“ командиру эскадры Серёга.
- Посмотрите, ждёт ли меня машина, которую я приказал подать к причалу к этому времени?
- Так точно, ждёт! - ответ последовал влёт.
Через минут десять в рубку оперативного ввалился, походивший на Санта Клауса, совершившего по этой погоде пеший переход из Лапландии в главную базу Северного флота, командир эскадры.
- Покажите мне этого мудойога! Объясните ваши действия!!!
- Товарищ вице-адмирал, я думал... что если вы сам лично приказали...то...это... значит, ну... машину само собой должны были подать.

А вскоре и я уже не появлялся на командном пункте эскадры.
Во время обеда запищал ЗАСовский аппарат, который поведал пренеприятнейшую новость:
- У аппарата Командующий Северным флотом.
Я представился.
- Кто старший на КП?
Оглядев помещение ходовой рубки плавбазы “Волга“ и убедившись, что кроме меня там никого нет, я произнёс всего лишь одну букву, единственную из всех, которую нельзя было ни при каких условиях произносить.
- Я.
- Ваша должность?
- Командир группы управления ракетным оружием N 2 такр “Минск“.
Тот, кто понял смысл этого диалога, прекрасно представляет, что услышал от комфлота комэск, как он затем этот разговор со своими комментариями отрепетовал оперативному, а что касается меня - то зачем о грустном.
Простите нас всех, товарищ вице-адмирал!

НИКОЛАЕВСКИЕ ЭТЮДЫ.

Второе пришествие в Николаев с личным составом свершилось на поезде. Две пересадки: в Ленинграде и Киеве. На каждой остановке встречающие состав сердобольные родственники в неуёмном желании гибели своего чада под колёсами или на железнодорожной насыпи всеми способами пытаются всучить известный напиток в разнообразной таре. Вплоть до трёхлитровых банок, закамуфлированных под компот. Звон битого стекла о рельсы, запашище сивухи, ненависть в глазах...
Довезли всех. Жертв среди гражданского населения в поезде также удалось избежать.
Да ладно об этом... Через подобное испытания прошли многие на той и другой стороне. Мне пришлось с обеих сторон. Стыд за первую поездку на практику до сих пор со мной. И не проходит...

Разрозненными, никак не связанными между собой эпизодами, попытаюсь настроить свои чувства на николаевскую волну.
С чем ассоциируется то время, кроме молодости и "Минска"?
Солнце, пляжи, пирожки и газ-вода на ЧСЗ, Радяньська, ресторан "Южный", свадьбы и, конечно, пиво.
Николаевское пиво - разговор особый. Снимаешь крышку с трёхлитровой стеклянной банки, пьёшь и получаешь при первом вдохе такой удар в нос, что банка из рук может выпасть. Вкус, цвет - не повторённые до сего времени. А ещё, оно продавалось везде, на каждом шагу, не в пример другим городам и весям. А шёл, напоминаю, 1976 год. В семь утра перед проходными судостроительных заводов уже функционировали пивные бочки для снятия синдрома дрожащих рук у гегемона.
Каждый из нас имел свои любимые точки и даже маршруты. Пить пиво на одной точке считалось моветоном. Большой популярностью пользовались большой и малый круги Адуевского, зигзаг Кондратьева. Была ещё точка восклицательного знака, которой заканчивался, тот самый, большой круг Адуевского.
Пиво можно было свободно проносить через заводскую проходную. За пронос пол-литровой бутылки сухого можно было лишиться пропуска и иметь кучу неприятностей. А вот баул Вити Ярешко, в котором помещались четыре трёхлитровых стеклянных банки, можно было предъявлять, не волнуясь за будущее:
- Нет, отец не нарушаем! Ничего, кроме пива.
А что таким количеством такого напитка можно было небольшое стадо слонов уложить - вопрос не по адресу.
В пору всеобщего дефицита и ограничений на николаевском вокзале - невероятно! - янтарный напиток можно было купить после полуночи. Нынешнее поколение не увидит в этом ничего из ряда вон или героического. Но тогда! Звонок в каюту в два часа ночи: "Не спится, может по пивку сходим?", - обычная проза. На прилавке киоска его, конечно, нет. Даёшь рубль, не прося сдачи, и две бутылки "Жигулёвского" по тридцать семь копеек - твои.

Перед уходом в Севастополь на испытания "провожались" в "Нептуне". Как же без пива после ресторана в час ночи? Пошли на вокзал, взяли. Кто-то договаривается с водителем ЗиЛ-130, чтобы нас подвезли до общежития. Капитан, а машина была из военной комендатуры, непреклонен. Договаривающийся блефует: "Мужики, разрешили!" Человек двадцать офицеров и дам в вечерних платьях - в кузов, дамы с пивом - в кабину. Что делать капитану? Вместе с нами, горланящими морские песни, ехать через весь город в кузове. В общежитие доставили без замечаний, а могли бы и прямо на нары.

... А ещё Иван Иосифович Винник - ответственный сдатчик заказа 102, для меня и для многих - главный опорный сигнал того периода.
Небольного роста, сухощавый сорокавосьмилетний мужчина. Второй после Бога. Герой Социалистического Труда. Выпускник судостроительного техникума. Категорически отказался от получения диплома о высшем образовании. Оно у него и без этого было высочайшим.
Ежедневно прибывал на заказ в 06.30. Автобус, увозивший его и задержавшихся строителей, всегда подавали к 21.00. И всегда час, а то и два, он стоял у борта.
Навсегда остался в памяти небольшой, но очень характерный для понимания его личности эпизод.
После испытаний на "ревизии" на территории ЧСЗ меня, несущего на корабль два неподъемных чемодана из общежития, встретил Винник. Мы знали, что уходим на Дальний Восток, и кое-что из домашних вещей уже потихоньку перетаскивали на корабль. Он, как всегда, первым поздоровался (знал меня, как вахтенного офицера).
- Владимир, чего ты надрываешься? Трудно разве подойти ко мне и попросить машину? В общем, так: поговори со своими ребятами, назначишь время и сообщишь, а я распоряжусь подать машину к общежитию.
У меня чуть слезы не выступили. Командованию по фигу и офицеры и их несчастные семьи с их несчастными шмотками, а государственному человеку и до этого есть дело. Я рассказал об этом друзьям, но ни у кого даже мысли не возникло обращаться за этим к САМОМУ Виннику.

... В 1977 году до Николаева докатились сейсмоволны от землетрясения в Карпатах. Среди ночи зазвенела посуда в сервантах, закачались люстры. Паника. Эвакуация во двор...
Небольшое отступление...
Жена старшего техника БЧ-6 родилась и выросла в небогатой семье на севере Вологодской области. Холодное детство с замерзающими ногами на земляном полу родило мечту: первой покупкой во взрослой жизни станет палас. Он, как барьер, отделит завоёванное в тяжкой борьбе житейское благополучие от холодного прошлого.
Прошли годы. Став женой офицера и помотавшись по гарнизонам, наша героиня приобрела в Николаеве вожделенный палас и в ожидании будущей квартиры в пункте постоянного базирования хранила его в свёрнутом виде в углу за шкафом...
Покинувшие офицерское общежитие люди пребывали во взволнованном состоянии. Нештатная ситуция привела к помутнению серого вещества у мирного населения, что не могло не иметь забавных последствий.
Куда-то улетевшее сознание возвращалось к жене старшего техника медленно, небольшими порциями. Она видела вокруг себя множество мельтешащих в свете фонарей людей, чьи голоса сливались и воспринимались подобием лягушачьего хора на болоте. Испытывая лёгкую неловкость от того, что стоит среди десятков людей в ночной сорочке, она не могла поначалу определить причину физического дискомфорта, отягощённого странным гнетущим чувством нарастающей тревоги...
Тамара - так её звали - стояла посреди двора, обняв обеими руками драгоценный палас. Двое её детей в это время продолжали свой сон в комнате общежития.

... Лёша Блюдёнов, первый и недолгий начальник ракетного противолодочного комплекса "Вихрь", получил "в клюв", потому что взял пиво без очереди, а когда страждущий пролетариат стал возмущаться, сдул на них пену и сказал, как в популярном анекдоте: "Ну, чо вы, мужики, прямо с утра рас...шумелись!"

... А в целом, народ в Николаеве добрый. Как-то я был старшим машины, на которую никак не начинали грузить какой-то щебень. Мокрая шинелька не справляется с промозглым климатом, начинается "дубак".
- Лейтенант, шо ты мёрзнешь? Та залазь ты в кабину, - открыл дверь водитель. - "Калиманас" - буде...
- Буду! - ответил без разрешения мой организм, хотя ни он, ни я не знали, что это такое.
Гранёный стакан зелёной жидкости градусов шестидесяти с пикантным вкусом свежего огурца возбудил в организме волну приятного тепла и оптимизма.
- Держи ещё, - через минут пять снова протянул руку спаситель.
Я отказываюсь, вежливо благодаря, дабы не разорить благодетеля.
- Та брось ты, мне вчера на "Алых парусах" два ведра налили.
Оказалось, что "калиманас" - это натуральная огуречно-спиртовая вытяжка, из которой после добавления эфирных масел получается "Лосьон огуречный".
Так что, не с теми людьми Лёшу Блюдёнова судьба свела.

Однажды старпом в военном городке вывел его из строя и после долгих препирательств отправил домой сменить лаковые модельные туфли. Розовое от жары и пива потное Лёшино лицо освятило следующее построение через неделю.
- Где вы были? (... !!! ... мать...)
- Выполнял ваше приказание.
- ??? ... !!!
- Менял дома туфли. А дом у меня в Севастополе!..

Да что это я всё о порочном. Может сложиться впечатление, что культурная составляющая в нашей жизни отсутствовала. Присутствовала: девушка моего приятеля была актрисой кукольного театра...
А знаете, за что я особенно любил Николаев? Я почти год служил в пяти часах езды поездом от родительского дома.

НЕШТАТНАЯ ВАХТА.

18 февраля 1978 года.
На "Минске" впервые поднят Военно-Морской Флаг, и под грохот оркестров тысячи людей провожают заказ 102, выходящий из на ходовые и государственные испытания. Куча буксиров отводит крейсер от стенки Большого ковша завода и начинает медленно вести по Бугско-Днепровскому лиманскому каналу в Чёрное море.
Ширина углублённого фарватера - около ста метров при длине крейсера - 274. Плещущиеся, вроде как бескрайние воды лимана пытаются обмануть осуществляющего проводку капитана завода Николая Александровича Деркача, бывшего китобоя. Он, как и военные, присутствующие в ходовой с правом совещательного голоса, понимает, что приличный порыв ветра в гигантский парус настройки поставит такр на вечную стоянку здесь и сейчас. Под килём иногда 1-1,5 метра. Невозможно представить более трудные метео- и гидронавигационные условия. Я, вахтенный офицер, как сейчас вижу, как Николай Александрович полулежит на флагманском кресле, застеленном военно-морским тулупом, и тихим голосом отдаёт редкие команды на руль, машины и буксиры. Никакой беготни с крыла на крыло ходового, никакого повышения голоса, а уж тем паче мата, повторной подачи или отмены команд. И пронзает мысль, что стоять рядом с Софи Лорен или брать у неё автограф - херня эдакая!
Обстановка на ходовом напряжённая по причине сложности проводимой операции. Количество лишних людей превышает любые нормы приличия. Заводчане по привычке решают на ходовом свои производственные проблемы, пытаются даже регулировать приборы, используемые в настоящее время в целях обеспечения навигации. Особенно шустрые успевают подавать команды по трансляции без ведома вахтенного офицера. Эти команды, озвучиваемые, как на железнодорожном вокзале, по два раза, особенно ощутимо бьют по самолюбию офицеров, знакомым с "Командными словами". Всем понятно, что этот бардак через несколько суток сам собой прекратится, всё притрётся, и система управления переходного периода заработает в оптимальном режиме.
Однако эмоции берут верх, и хочется, чтобы эти содом и гоморра закончились немедленно - раз и навсегда. Командир отдаёт приказание выставить у входа в ходовую рубку нештатный вахтенный офицерский пост, которому предстоит отфильтровывать посторонних людей, пытающихся продолжать управлять своими участками работ только с главного командного пункта.
Я уже не помню, кому принадлежала гениальная идея доверить этот архиважный пост офицерам медицинской службы. Лейтенанты со змеем на красном просвете замучились объяснять огромному количеству разъярённых людей, что они лишние в ходовой рубке. Злые дяди, не стесняясь в выражениях, доказывали, что лишние в ходовой как раз те, которые их - самых главных - сейчас туда не пускают.
Разрешилась эта ситуация, как и положено, фарсом. Однажды отдыхавший в каюте Председатель Государственной комиссии по приёмке крейсера контр-адмирал Левашов не смог вынести очередного надругательства над военно-морскими традициями. Его наповал сразила команда, прозвучавшая по боевой трансляции:
- Малярша Сiроштан! Шо вы делаете? Вы вже в течение получаса отсутствуете в назначенном месте, ёнть! Устим Акимыч волнуются!
Суровый и желчный адмирал нервно набирает номер 510 на телефонном аппарате и потрясает линию нескончаемой речью с выражениями, не вполне соответствующими его статусу. Нескончаемая речь закончилась вопросом:
- ... ! ... ! Кто стоит вахтенным офицером на этом ... ! ...долбанном авианосце!!! ... !
С трудом удерживающий в дрожащих руках раскалённую телефонную трубку рассыльный ответил на этот вопрос в силу своего матросского понимания системы управления крейсером:
- Вахтенным офицером стоит лейтенант медицинской службы Песьяков, та-а-щ!
- Тогда всё понятно!... Спасибо!.. Какие тогда ещё могут быть вопросы?!!! ... !!! ...мать!!!