о печении. корабельном



Кажется на третьем курсе, в начале очередной лабораторной работы по корабельному питанию и хлебопечению, наш замкомвзвода старшина первой статьи З******в, как положено, построив взвод и дав команды «равняйсь», «смирно» и «равнение на...», отрапортовал преподавателю:

- Товарищ капитан первого ранга, 213-я учебная группа на занятие по хлебопитанию и корабельному печению пострр-о-е...

Дальше не смог от собственного смеха.
Даже суровый сын Казани, д.в.н. начальник кафедры Забиров Фарид Файзуллович не смог удержаться от смеха и достал записную книжку.
А что уж с нами творилось!

Почти двадцать лет прошло, вспоминаю - смеюсь.

МОИСЕИЧ


Его вспоминают только добрыми словами.

Хороший старшина, отличный специалист, прошёл Великую Отечественную, был ранен и награждён, буквально перед самым дембелем получил только-только введённое в Союзе диковинное тогда звание прапорщика.

Ну а то, что прижимист был порою слишком, так это национальное у сынов Израилевых.

Если вдруг боец интересовался, есть (нет) ли у него закурить, то Моисеич одним словом скороговоркой выдавал:
- Какоенахуйвашедело!?


Как то бойцы стаханочно (со всех сторон) выполнили его «задание партии» и Иван Моисеевич -тут уже куда деваться - угостил их сигаретами.

Их было - отделение всего-то, но каждый ухватил по две, сейчас и про запас. В результате только что початая пачка оказалась пуста.

Моисеич смял её, бросил в урну и, вздохнув, вымолвил:
- Пейте-пейте мою кров...

Ну не суки ли?


Почти в каждой роте курсантов был спортсмен. Иногда два или три. Не те спортсмены, которые после самоподготовки вечерами тягают железо, а те, которые вместо сампо - на тренировках за забором, т.е. в городе.

А некоторые, как часто думают о таких - фанаты, даже встают раньше. Например, за полчаса-час до подъёма разбудят его дежурный с дневальными и отправляется он наматывать положенные ему на сегодня километры. На завтрак - он в строю вместе со всеми, на занятиях - дремлет, приклеившись слюной к парте, на обед - тоже с ротой, а вот после обеда, когда все «простые смертные» отправляются на сампо или работы какие, вип-спортсмен идёт в город на тренировку.
Или к подруге.

Лето. Утро воскресенья, окна открыты, птички поют. Ни тебе снега, ни дождя, ни листьев - на территории делать нечего. Скукотища, в общем.

- Так, ну-ка идите-ка, спортсмена нашего разбудите, - дал команду дневальным дежурный, - Пора уже.
- Ты чё, Серёг, рано же ещё! Да и выходной сегодня...
- Ничё-ничё, пусть побегает!

Сказано - сделано.

- Колюнь, вставай! Вставай, Колюнь! Пора, пора уже! Вставай давай! - прошептал дневальный, потеребив спортивную гордость за плечо.

Коля встал, глаза закрыты, почти на ощупь сходил в гальюн, «на автомате» накинул тренировочные брюки с кроссовками и вышел из роты.

При этом так на шарпея похож был, точно с открытки! Даже странно, если чисто по физике: человек зацеплен сном за кровать, при этом поднимается не проснувшись - натягиваться кожа, вроде бы, должна))) а тут наоборот - сморщился весь, скукожился. Наверное, веки были сомкнуты в перехлёст.

Наблюдаем из окна. Колёк, поглядев по сторонам и ещё сильней сморщившись, побежал вперёд. Только голову чуть набок держит. Так сильно лицо наморщил.

Хохочем. Начинаем строить предположения о дальнейшем развитии событий. Уже совсем не скучно.
Хлопает входная дверь в казарму. Отставить смех. Всем заправиться. Это дежурный по училищу или помдеж его идёт. Нет, это Колька что-то возвернулся.

- Ух! Что-то мне сегодня не колдуется с утра! - сказка Филатова только появилась, её любили и цитировали все, даже пробитый спортсмен Коля, - Наверное, перетренировался. Отдохнуть что ли надо. С недельку...а то чё то...как-то...

Колин взгляд остановился на часах, что над тумбочкой дневального висят. Если не своим глазам, то уж ротным часам Коля верил свято. А они показывали, что до подъёма ещё больше двух часов.

Все кроме Колюни начали хохотать.

- Ссуки! Вот же ж блядь суки, а! Урроды!
-Тише, Колюнь, тише! Чего кричишь-то? Ребята спять, не буди народ. Воскресенье ж...
- Восс-скресс-сенье?! - глаза Коли вылезли, как у морского окуня, - Вот же ссуки! Ну и суки! Нет, ну не суки, а?! - словарным запасом Коля не очень отличался.

Мы уже не смеёмся, потому что нам немного стыдно. А всё-таки здорово, что Колюня всего лишь троеборец, а не рукопашник, к примеру.

Это сейчас видео камер полно и на мобильник можно снять, а тогда этого не было. Немного жаль.

А из умывальника, а после - из ленкомнаты, до самого подъёма слышалось: «Оттссуки! Ну и сууки!»

КОНЦЫ В ВОДУ

- Да х/йня это всё, Саня!
Это Викторыч кричит. Точнее, говорит.
Вы не знаете, кто это? Не может быть! Рассказывал уже о нём. Помню, было.
И вновь не без удовольствия делаю это.
А говорит он это лейтенанту Алексееву.
Викторыч - дежурный. Саня - помдеж.
На календаре весна, и за более чем полгода службы после училища Саня показал себя нормальным мужиком, поэтому старый подполковник к нему не презрительно: «лейтенант», а по-человечески. По-свойски.
- Ща я скажу, чего делать надо!
Его обычно слушали. И как начальника. И вообще.
Ну как же его не слушать?
«Расстрелять» в заглубленном хранилище оборзевших матросов-дембелей, пустив очередь у них над головами? Легко!
Вырвать из рук стрелка ВОХР карабин и выстрелить по колёсам отдыхающим из Хабаровска, нарочито домогавшимся вопросами, как проехать на пляж, и слишком близко подъехавших к охраняемому объекту? Без проблем!
"Поторопить", стоя дежурным, медленно встающих по побудке дембелей выстрелом в потолок казармы из табельного ПМ? Вообще не вопрос!
И кулаки такие немаленькие у него при этом. В довесок.
Так что к словам его у нас прислушивались. Ещё как. Всерьёз.
А за словом в карман он никогда не лез.
- Ну-ка, давай, два рожка разряжай, аккуратно - не рассыпь! Вот так вот, в ящичек!
А проблема не то что бы очень серьезная, но есть - после сегодняшних стрельб с ВОХРами и срочниками осталось ни много, ни мало две пачки патронов. Лишних.
Остались бы 7,62 для СКС - проблем бы не было. Край-то охотничий. А тут 5,45 - «Т». Куда их теперь?
- А теперь снаряжай этими грёбаными трассерами. Давай-давай. Я знаю, чё говорю. Учись, салага!)))
После чего коротко инструктирует подчинённого о предстоящем действе.
Рядом со штабом, в тридцати метрах - ручей. Их много с сопок в залив впадает.
Лейтенант с АК-74 в руках занимает позицию на мостике таким образом, что пули должны лететь в сопку, а выбрасываемые гильзы - падать в снег, лежащий на корке льда, чтобы, когда таять начало, утонуть в ручье.
Чтобы, значит, концы в воду.
Подполковник с сигаретой в зубах руководит со второго этажа, высунувшись, насколько это было возможно, из окна собственного кабинета.
- Только короткими, Саня, слышь! А то в деревне народ напугаем. Давай по малой!
Саня начал «давать». Стрелять он любил. Кто ж не любит. Хоть даже если и так - в темноте и в никуда.
Всё как учили. Короткие очереди по два-четыре выстрела. Одни трассеры! Ночью, в темноте! Красота!
Один магазин кончился. Саня меняет его. Пока меняет, зарождается мысль: а не дать ли в конце длинную? А чего? Ну что Викторыч сделает? Разве что поматерится. Привыкать что ли?
В это время появляется кочегар. Вышел покурить на свежий воздух. Шумно там в котельной и пыльно. А дверь из кочегарки аккурат под окном, из которого Викторыч торчит.
На улице темень. Только звёзды с месяцем светят. Да ещё немного света из оставленной им открытой двери.
Выстрелы. Ничего понять не может. Откуда? Всматривается в темноту. Или показалось ему? Не показалось! Точно - выстрелы! Рядом. Да трассерами! Чегой-то?!
Глаз выколи темнота, щурится кочегар, пытаясь разглядеть, чего как. Даже на цыпочки привстал от любопытства.
И тут громогласно откуда-то с небес:
- О, Саня, смотри! Вот ещё один!
Двое суток после этого его выковырять из котельной не могли.

ШАШЛЫК ИЗ МОЛОДОЙ СВИНИНКИ


Майор Степаненко* Сергей Викторович (за глаза для всех Степан) был высок, ещё довольно спортивен и очень горласт. Он говорил так, что те, кто его не знали - думали что он орёт. Если же орал же он - то туши свет,
сливай воду,
стройся на подоконнике.
Вешайся, короче.

Никогда не стеснявшийся никому сказать в самой откровенной форме то, что думает и по выпуску много лет прослуживший в морской пехоте - сейчас он в нашей маленькой деревне был не то что бы грозой какой, а уважаемым офицером и авторитетным человеком. После того, как их полк расформировали, а в бывший штаб теперь въехал отдел тыла флота, где он и дослуживал «до старости» начальником отделения вооружения гарнизончика нашего, жизнь его стала относительно размеренной.
Размеренность эта заключалась в том, что кроме квартиры в одной из затерянных между Приморских сопок пятиэтажек, обзавёлся он ещё и дачей. Всё лето он там жил. Да и зимой тоже. Банька, огородик. И пешком чуть больше пяти минут от кабинета - аккурат на полпути между штабом и бухтой. Красота!

Воскресное утро, стоим с ним у входа в штаб. Он курит, довольный, что с дежурства сменился и впереди ещё целый день, который, похоже, выдался солнечным. Я просто стою, принял у него смену и проводить вышел.

Братья Аброськины, весёлые и с какими-то котомками, прутся через бывший полковой плац. Старший, Володька, деревенский футбольный бог, когда-то у Викторыча срочную служил. Вечно безработный, промышлял он, в основном, тем, что раскапывал кабеля медные, оставшиеся от частей ранее в огромном количестве рассеянных по сопкам и сдавал их местному королю металла. Младший же, Лёха, дембельнулся в конце весны и по этому поводу они с братом всё ещё гудят. Хотя уж скоро осень.

Ввиду того, что дачами они соседи и разница в возрасте у Володьки с Викторычем небольшая, общаются они с ним на «ты». По-соседски. Хотя, когда пьяный, обращается Володька к бывшему ротному не иначе как «товарищ командир».

- ЗдорОво, мужики! - подходят и запросто здороваются. У нас деревня - все друг друга знают - Викторыч, пойдём на сопку! Шашлычка пожарим.
- Что, удачно кабелюки вчера нарыл? - говорит, затягиваясь и прищуриваясь, Степан.

А у самого уже улыбка на щеках. Потому как шашлыка поесть под водочку он ещё какой не дурак.

- Только это, Викторыч, у нас всего поллитра с собой. Мясо-то много. А вот выпивки маловато на троих-то будет. На природе-то...
- Даже не вопрос! - бросив сигарету в урну, Степаненко возвращается, вскрывает свой кабинет, отливает из канистры «шила» и счастливый присоединяется к соседям.
- Вить, ты мою предупреди, что я на мероприятии. Буду вечером.
- Само собой! - отвечаю.

Хоть я употребляю мало и исключительно по поводу, но гляжу на них и радуюсь за товарища и соседей его.
Погодка классная. Шашлычок.
Только непонятно почему в сопку, а не на море пошли. Впрочем, как говорится, на вкус и цвет...

Посидели они хорошо. Душевно. Предположительно, крнечно. Шашлык из молодой свининки был хорош! Погода - тоже.
Разговоры...
О жизни.
О службе.
О женщинах. Естественно.

И так они прониклись к друг другу доверием во время этого возлияния, что Викторыч дал младшему ключи с печатью и послал в кабинет за дополнительной поллитрой шила.

Зная, что наш Степан и не на такое способен, я, конечно, позволил Аброськину-младшему вскрыть кабинет, правда, под моим надзором.

А доверие его иссякло враз и полностью в этот же вечер по приходу домой, когда он увидел убитую горем жену.

- Что случилось, Олечка? - глаза Степана, как у быка, начали наливаться кровью, а голос - медленно переходить на рык.
- Ой, Серёжа, ночью то кабанчика уперли, прям из стайки. Наверное, из соседей кто, знали, что в наряде ты. Собаку надо заводить...

И вот тут уж Викторыч действительно орал!

________________________________________________
* Фамилия изменена. персонажи реальны. о нём уже рассказывал в рассказе "Помочь хотели или как морпехи "Приму" продавали"