Учили мы аглицкий язык в Академии ФСБ много лет назад. Дело двигалось неспешно, преподавала его нам женщина, много лет прожившая в США с мужем и дочерью (при посольстве). Методики у нее были хитрые, но действенные. Для облегчения в общении каждый выбрал себе имя супостатское - типа Джон, Джим, Билли. Ее саму кликали "Джейн"Отличалась она редким поху*змом, так как по причине низкой зарплаты собиралась покинуть наш альма матер. Но речь не об этом.
Однажды Джейн привела в пример дочь (старшекласницу), которая грустит без подруг, оставшихся в Штатах, а посему активно переписывается с ними на аглицком. А потом, в лучших традициях пионерской переписки предложила желающим американские адреса (русских!) дочкиных подруг, для переписки с целью погружения в язык.
Приближавшаяся сессия резко сократила число энтузиастов до одного редкого перца, с простым мериканским псевдонимом Хэрри (в просторечии - Свирепый Гарри). Его неординарную творческую натуру всегда привлекали нестандартные ходы, привлекала к тому же перспектива заочного (а потом - чем черт не шутит - очного) знакомства с таинственной (молодой!) незнакомкой под романтичным псевдонимом типа Барбары. Письмо неизвестного содержания было в рекордные сроки написано, отправлено, а по истечении пары месяцев благополучно забыто. Джейн уволилась.
Эта скучная история так и ушла бы из памяти, если бы через месяца три Хэрри стал объектом повышенного внимания господ офицеров.
Причина - на адрес Академии, совпадающий с адресом общаги (ул. А.Я.Пельше, д.4) впервые за ее 80 летнюю историю пришло письмо из логова наиболее вероятного противника, прямо из столицы.
Минуя общагу, кем-то особо бдительным, может быть еще на границе, оно было передано начальству. Было назначено негласное служебное разбирательство. Начальство в растерянности передало материалы дела наверх, в более компетентные и более чистые руки, управляемые холодным умом.
Ум, обдуваемый ветром начинавшейся перестройки, по-видимому, все же перегрелся, перебирая варианты. Пересилило подозрение, что здесь нечисто. Мысль сверлила в кителе отверстие под орден. Душу свербило от предчувствия подвоха. Письмо вертели-крутили, просветили на всех известных видах излучения, изучили состав бумаги на предмет химической межстрочной тайнописи, заглянули под марочки в поиске микрофиш (кусочка спецфотопленки, размером с точку, на которой спокойно умещалось несколько печатных листов информации, легко читаемых под микроскопом), провели лингвистический анализ содержания на предмет возможных иносказаний и шифрограмм. Бедного Хэрри негласно вновь проверили до десятого колена по всем линиям. Отрицательный результат лишь укреплял подозрения, одновременно настораживая и раздражая.
Кончилось это тем, что раздраженное начальство поимело всех особо бдительных от и до (по цепочке) без применения вазелина.
Плохо скрывающий раздражение непосредственный начальник курса вызвал подчиненного слушателя Хэрри, попытался вставить ему по полной за факт несанкционированной переписки (В ГЛАЗА СМОТРЕТЬ!!!), однако получил быстрый отлуп - ничего запрещенного в действиях Хэрри не было (общался-то с россиянкой). Устав от бесполезных препирательств, начальник курса высказал Хэрри все, что накопилось. Цензурными из короткой тирады были только слова "Америка", "письмо", "иди на". Затем выудил из ящика стола и вручил Хэрри остатки того, что пару месяцев назад было ярким международным почтовым отправлением "Par avion", написанным трепетной девичьей рукой на чистом аглицком. Желтый от жирных разводов клея, грязный конверт хранил на себе широко известный в узких кругах штамп - "Поступило во вскрытом виде", а в себе - мятое в пятнах письмо. Долго еще местное начальство высказывалось ему вслед типа: "Ну ты бл*дь даешь!"
Не знаю что спугнуло Хэрри во всей этой истории (может быть он просто не хотел, чтобы его письма периодически цитировали на коллегии ФСБ), но переписка продолжения не получила, да и с аглицким как-то не заладилось.