ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

КОГДА МУЗА УХОДИТ

Как вы сочиняете? - часто спрашивают у писателей. И те, ссылаясь на вдохновение, запутывают след. На самом деле, все очень просто и часто не очень приглядно. Вдохновение - субстанция, непонятно откуда возникающая. Говорят, ее приносит Муза. Но вот вопрос - остается ли оно, когда Муза уходит? Давайте разберемся. Ну, а поскольку Муза - всегда женщина (даже у писательниц, что вызывает вопросы, на которые мы отвечать не будем), то обратимся за ответом именно к ней, к женщине, и к ее связи - если не с литературой, то с писателем.
Женщина - прирожденный драматург. Во-первых, жизнь ее - сплошная драма, но мужчина должен помнить, что эта драма предназначена в первую очередь для него, чтобы вызвать жалость и чувство вины за свое беспечальное мужское бытие. Поверьте, внутри себя женщина живет лучше, чем вам кажется. Во-вторых, женщина, сама того не понимая, может закрутить сложную психологическую интригу по самому малому поводу, - и мужчина должен помнить, что она вовсе и не ждет глобальных результатов. Возможно, она уже забыла, а он все еще осторожно выпутывается, чтобы не дай бог, не обидеть...
Это мы к тому, что массажист У. познакомил невропатолога Л. со своими родителями и сестрой. Сестра была не в восторге. «Вот, значит, кому ты теперь свои денежки отдавать будешь!», - обиделась она за брата, и приняла меры. Какое противоядие нужно ввести в мужчину, чтобы нейтрализовать в нем женщину? Правильно, другую женщину. Так, во всяком случае, рассуждают женщины. Многие из них (говорим так, чтобы не обидеть сразу всех) вообще считают, что мужчина существует только в двух ипостасях - козел и баран, представая в каждой из них или в обеих сразу в зависимости от ситуации и от того, какая женщина рядом.
Итак, поскольку массажист У., приведя в гости невропатолога с менталитетом совершенно чуждым семейному, показал себя гибридом (по отношению к семье - козел, по отношению к Л. - баран), то сестра решила вывернуть ситуацию наизнанку. Давайте попробуем... Для этого нужно взять одну свою подругу, которая уже год как развелась (срок достаточный, чтобы осознать одиночество), и послать ее на массаж к брату. Преимущества подруги очевидны - она моложе Л. на два года, у нее нет детей, но есть, пусть и слишком непосредственное, но чувство юмора. Главное, чтобы массаж проходил вечером, когда массажист У. превращался в сторожа, - ну ты пойми, не может она днем, начальство не отпускает!
- Ну и как? - спросил массажист Х. коллегу через три сеанса.
- Не поддаюсь, - ответил массажист У. - Когда массирую, она лежит, пальцами мое бедро поглаживает. Но фигурка хорошая, как у всех Овнов. Лицо как у Барбары Стрейзанд, но посимпатичнее, глаза большие. А так, девушка веселая, чувствуется, хочется ей, но я не могу. Приходи, если хочешь помочь. Понимаешь, она после массажа меня провожать просит, а у меня же сеанс связи с Л. по телефону! Та потом спрашивает: ты где был, когда я звонила? - а глаза подозрительные! Я отбрехиваюсь, мол, по чердаку дети лазят, я их гоняю. Но три дежурства подряд детей гонять - это уже непонятно, может она думает, что я педофил? Между прочим, там на чердаке такое лежбище у этих детишек...
Но про чердак мы прервем, это отдельная история. Сейчас у нас задача - помочь другу.
Когда массажист Х. пришел на дежурство сторожа У., девушка обрадовалась удвоению кандидатов.
- Вдвоем массировать будете? - спросила она как бы в шутку.
- Почему бы и нет? - сказал массажист Х., беря ее ноги в свои руки, тогда как массажист У. вяло ползал пальцами по спине.
Массаж пошел веселее, с шутками-прибаутками, которые становились все острее и ближе к телу. Массажист Х. захватывал все больше площади, отодвигая руки массажиста У., потом подмигнул ему и кивнул на дверь.
- Позвонить надо, - сказал массажист У. и ушел в ординаторскую.
Массаж быстро перешел в более нежную стадию.
- Интересно, - говорила она. - Все-таки у разных массажистов разные руки, разные методы...
- Разные намерения... - бормотал он в ее спину.
Но официальная часть вечера закончилась пристойно, и, казалось бы, концерт не предвиделся. Одевшись, она сидела на кушетке и рассказывала про свою неудачную семейную жизнь. Массажист Х. с тоской слушал обязательную программу, иногда встревая и пытаясь увести ее в сторону. Но лишь когда, сочувственно кивая, он начал поглаживать ее коленку, она замолчала. Сидела, прислушиваясь к его пальцам, пока ее мозг обрабатывал приходящий от коленки сигнал и переводил стрелки на пути ее стремительно мчавшегося по пути жалости либидо. Вдруг засмеялась сквозь слезы, шмыгая:
- А в прошлый раз я Шамилю после массажа говорю - давай чай попьем, я пирожных принесла. Он говорит - сейчас, пять минут помедитирую. Лег на кушетку, положил на грудь связку дубовых веток, закрыл глаза. Я пошла в ординаторскую, чай налила, вернулась, а он храпит... Как думаешь, я его совсем не интересую?
- Понимаешь, у него сейчас любовь с коллегой, - сказал он, садясь рядом. - Не расстраивайся. - И он мягко, по-братски, привлек ее к себе.
...Через пять минут, когда все одежды валялись на полу, она, вцепившись ему в волосы, закричала так, будто ее зарезали, причем внезапно.
- А-а, ччерт! - крикнула она, зажмуриваясь. - О-о, ггосподи!
- Я, я! - неожиданно для себя переходя на нелюбимый немецкий, зарычал он.
В ординаторской хлопнула дверь, - сторож У. говорил по телефону, и такие звуки могли его дискредитировать.
Потом они отдыхали, лежа на кушетке.
- Ты же не думаешь, что я бэ? - сказала она, водя пальчиком по его губам.
- Ну что ты, - искренне ответил он. - Какая же ты блядь? Ты блядей не видала...
- При чем тут блядь? - вскинулась она. - Я имела в виду бревно! Не показалась ли я тебе холодной? Уф! Блядь! Как ты мог такое подумать! Нет, ну надо же, я - блядь! Ну, спасибо!
- Так я же и говорю, - засмеялся он. - Не понял только, зачем шифровать таким знаковым образом. Какое же ты бревно? Ты такая темпераментная, я еле сдержался, когда ты закричала.
- И не сдерживался бы, - сказала она. - Сегодня можно...
«А вот вам», - подумал он, складывая за спиной фигу.
Конечно, массажист Х. проводил подопечную, и больше она к сторожу У. не приходила. Зато на следующее дежурство она пришла к сторожу Х. И еще. И еще. А ночью, когда он, проводив, садился за свой письменный стол, она возвращалась телефонным звонком.
- Ты, как писатель, должен любить стихи, - говорила трубка сумеречным голосом. - А я так их просто обожаю. Скрещенье рук, скрещенье ног, - начинала она с придыханием.
На второй час поэтического марафона, когда мимо уха продефилировали Пастернак, Ахматова, Ахмадулина, и даже скучный Тарковский-отец, он уже держал трубку на плече, нервно курил и пытался вдуматься в свой текст, откликаясь лишь на вопросительную интонацию в телефонном бубнении.
- Да-да, а как же, - отвечал он наугад. - Очень нравится!
В третье свидание он попытался объяснить ей, что по ночам он работает.
- Понимаешь, я не нормальный мужчина, - говорил он доступным ей языком тропов. - Я как Ихтиандр, выныриваю на воздух, в жизнь, чтобы не атрофировались легкие. А так в основном я дышу жабрами, я все время под водой своих фантазий, я опускаюсь на самое дно и ищу самую главную жемчужницу, чтобы вскрыть ее и извлечь самую главную жемчужину...
- Ты ее нашел, просто не понимаешь, дурачок, - ответила она, раздеваясь и кидая ему в лицо бюстгальтер, который попал чем-то твердым прямо в глаз.
Еле сдержав крик, он грустно улыбнулся и сказал, растирая глаз:
- У меня страшно болит голова.
- Сейчас пройдет, - бурно дыша, она скидывала туфли.
- Не пройдет, - сказал он, сморщившись. - Это на всю ночь, я знаю.
Она остановилась и растерянно смотрела. Потом, гордо взмахнув длинными соломенными волосами, начала одеваться.
- Надеюсь, ты меня проводишь?
- Не могу, - сказал он, чувствуя надвигающуюся свободу. - Еще светло, добежишь. А я прилягу (помедитирую - хотел добавить и рассмеяться в глаза, но сдержался)...
- Вот ты, значит, как? Все, я больше не приду! Слышишь? Я больше не-при-ду!
Он молчал, сжимая пальцами виски. А когда внизу хлопнула дверь, спустился, закрыл ее на замок, поднялся в свою любимую ординаторскую, включил телевизор, поставил чайник, закурил облегченно, и, сидел, раскачиваясь на стуле, отталкиваясь спинкой от стенки. Потом, улыбаясь, придвинул блокнот и записал: «ты думаешь, я бэ? Одинарный кроссворд, слово из пяти букв, легко отгадываю в антракте голой атаки». Перечитал, одобрительно хмыкнул, встал, потянулся. Впереди была ночь свободы.
Но внизу постучали в дверь...
- Ты думал, я уже не приду? - сказала она, улыбаясь. - А я пришла, анальгин купила, вот.
- А, черт! - сказал он. - О, господи! Нужно же, в конце концов, иметь чувство меры! Зачем ты вынуждаешь меня! Я устал, я спать хочу, я... Иди ты... домой!
- Иииии, - запищала она, поворачиваясь и спускаясь с крыльца.
Он захлопнул дверь, поднялся, снял с плитки чайник, налил в кружку, хлебнул, взял из пепельницы бычок, прикурил, осторожно посмотрел в окно, - двор был пуст. Ходил нервно, бормотал: «вот и помогай людям!». Потом лег на диван, закрыл глаза. Потом встал, присел к столу и дописал в блокноте: «Я больше не приду! Спасибо тебе, господи! А вот и я, а ты думал, я больше не приду? О, боже!» Снова встал и начал ходить по комнате, грызя ручку и улыбаясь. Рождался новый рассказ.
Но не этот.
(продолжение следует)