ПЯТЕРО СМЕЛЫХ

Холодная весна 89-го. 'Минеральный секретарь' решил, что многовато у страны защитников. И сократил. От души. Точно не помню, профи подскажут, но что-то на четверть. По славному корпусу ПКО МВО ПВО прокатилась волна (пардон за штамп) самоубийств, убийств и просто смертей тех самых защитников. Офицеры стрелялись, вешались, резали вены, расстреливали друг-друга и жен из штатного и охотничего оружия, травились "паленым" алкоголем и его заменителями. Как ни странно, мотивы были абсолютно противоположны: кто-то не хотел 'покидать ряды', а кто-то был столь рад сокращению, что ехала крыша. Главным же было то, что отлаженый десятилетиями механизм стал разваливаться и мироощущение профессиональных военных перестало отвечать потребностям этой новой и неуютной жизни.

***

Заместителю командира первого взвода 'карантина' - так, по-старинке, у нас называли КМБ - в воскресенье лучше быть в наряде по роте. Почему? Офицеров и старшины нет. А кто, в таком случае, в ответе за все? Он, замок первого взода. Потому как Устав. Внутренней и караульной. А отвечать за 180 будущих (присягу еще не приняли) воинов, да еще и почти поголовно отловленных военкомами на просторах Средней Азии... И взвод доподготовки водителей... И в воскресенье, когда свободные от нарядов и командирского взора остальные сержанты карантина наровят расползатись по своим делам, оставив без присмотра личный состав... Нахрен! Отвечать за сортир, 'взлетку' и спальное помещение, при наличии необученных, но целых троих дневальных, куда спокойнее и проще. Одного 'тумбочка-телефона слушает' на 'фишку' в бытовку, другого - в сортир со шваброй, третий мужественно охраняет огнетушители химические пенные и сон дежурного по роте, стоя на тумбочке. Бушлаты в сушилке новенькие, мягкие. Благодать!
Сержантский сон сладок, но чуток - оттренирован за полтора-то года. Хрен подкрадешься в офицерских хромачах. А тут никто не и не подкрадывался. На 'взлетке' дробно защелкало с десяток каблуков. Дневальный, - убью замудонца! - запоздало заверещал что-то вроде 'рота-дежурная-выходи-смирна' и заткнулся, окончательно одурев от дикого вопля, в котором ничего не осталось от рекомендованного уставам командирского голоса: 'Где рота, блядь!!! Строиться! Командиров сюда!'.
Это уже серьезно - так орать может только кто-то из штаба. Вскакиваю и, на ходу застегиваясь, получаю в живот ручкой, распахнувшейся от удара ногой, двери.
- Й-й-йоппп! Хрр, тащщщ плквник! - это я так пытаюсь доложиться.
- Где, мать твою, ротный и мать его бабушки, в рот вам всем ручку от швабры!!?
Ого! Начполитотдела полка. Из породы тихарей: никогда не орет, не матюгается, только верно служит партии. А это самая худшая и опасная разновидность. Что это с ним?
- Дык, воскресенье же ж.
- Я, блядь, воскресенье, блядь, в жопу, блядь!!! Строй роту. Шоб через 35 секунд, блядь!
А то...
'Блядь-лядь-ядь' остается за спиной, а я, уже в свою очередь с визгом, ношусь по спальным помещениям и сортирам с курилками (казарма сдвоенная). На мое счастье в спальнике находится еще парочка сержантюг и всем вместе нам удается (рекорд, пять минут!) согнать большую часть нашего 'татаро-монгольского ига' в подобие строя.
- Посыльных - за офицерами! - Нервно, но уже привычным крапивным голосом
командуют наш политрук.
- - Хотя... А-а-атставить, заблудятся нахрен. Сами справимся. - Тяжелое раздумье,
потом глаза светлеют и начинают ищуще пробегать строй. Сержанты дематериализуются. Мне - некуда. Я - как стоял на докладе, так и остался рядом с половиной штабного офицерства части, набившихся в казарму.
- Сержант, у тебя смелые есть?
Ха! Говно вопрос!
- Все смелые, тащ подполковник!
- А сообразительные?
- А сколько надо? - пытаюсь помочь начальству.
- Пять штук. И чтоб сильные!
- Есть! Косымбаев, Чикчимбаев, ..., Турукаев. Выйти из строя!
Ой, мама, что щас будет! А что делать? Не приказать же остальным разойтись - еще хуже будет. Бр-р-рум-др-р-рум-бац - пятеро с правого фланга моего взвода делают положенное количество шагов и сбивают друг-друга в попытке развернуться. Противофаза. На пол падают три пилотки и одна оторваная пуговица.
Подполкан морщится, но сейчас ему явно не до строевой подгтовки.
- За мной!

***


Через пятнадцать минут мы стоим на лестничной площадке стандартной хрущобы в гарнизоне. Политрук хмур и неожиданно задумчив.
- Слушай, сержант, нож у тебя есть?
А вот это - хренушки. Нож - я же кабельщик-симметрировщик - вообще-то есть. Но иметь
мне его не положено.
- Никак нет, тащ...
- Ладно, тебе, - отмахивается скривишись. - Значит на кухне найдешь. По коридору
налево.
Я начинаю уже просто тупеть. Они что - сюда всем штабом приперлись водку пить, а я с
узбеками буду им 'поляну' готовить? И зачем ему смелые? Целых пять? Барана резать? Бред!
- Значит, слушай, сержант. Там... вощщем... ну майор один повесился. Не наш -
зенитчик, от старого гарнизона остался. Уволили его, он выселяться не хотел, а жена... - Вдруг он понимает, что мне вообще ничего можно не объяснять.
- Приказываю. Зайти. Взять нож. Веревку перерезать. Майора положить на стол.
Аккуратно.
Ну ни хрена себе! Это я, конечно, подумал. Я ему что - похоронная команда! Да я вообще трупов боюсь. Я ж вообще не смогу дотронуться. Да я...
- Приказ поняли?
- Так точно! Зайти, взять...
- Исполнять! - голос стал уставно громок и членоразделен.
Блин, во попал! Осторожно захожу в коридор, вынимаю монтажный нож, раскрываю и уже
потом, вооруженный, захожу в комнату. Сзади ипуганно гупают сапогами сыны степей. За ними, блестя кокардами и глазами, офицеры.
Стол наискось. Посреди комнаты, из какой-то дыры в полтолке, свисает солдатский брючный ремень. На нем - толстый волосатый мужик в одних, солдатских же, трусах. Голыми ногами с синими пятками почти касается пола. Рядом жмется ефрейтор - фельдшер из санчасти. Храбрецы шарахаются в стороны. В комнату робко, на два шага от порога, на цыпочках вкрадывается штаб.
- Ну, что ждете? - шепотом начинают командовать и пихать в спину. - Давайте.
Да, делать что-то надо. Через десять минут узбеков удается уговорить приподнять тело. Я
влезаю на стол, перепиливаю брезент ремня и тело обвисает на руках 'похоронной команды'.
И тут начинается триллер...

- Аа-а-ахрр-ршшшш, - начинает хрипеть и дергаться тело!
- Шайтан!!! - узбеки бросают бывшего майора и вжимаются в стены.
- !!! - выставляю перед собой кабельноый нож и тихо седею на столе я.
- Р-р-р-р-р-ры, стрекочут вниз по лестнице офицерские сапоги. Вслед катятся фуражки.
- Ну и хули? - спокоен фельдшер. - Он же вдохнул глубоко перед тем. А сейчас вы горло
освободили, он и выдохнул. Идем на кухню, у меня грамм по сто спиртику найдется.

До конца моей службы бравый политрук в глаза мне не смотрел, и вообще меня не замечал. Чему я был несказанно рад.