Сказка или кошмар?

Уволившись из рядов нашей непобедимой и местами доблестной, я благополучно прогулял свои ВПД, и домой добирался своими силами. На одном из вокзалов города N, ожидая поезда, я чем-то привлек внимание постового милиционера. Проверив документы, он отошел от меня куда-то в сторону, и я услышал, как он выговаривает кому-то:
- Вон посмотри, как военный человек выглядит: форма, головной убор, все как положено, сразу понятно, кто есть кто. А ты? И еще обижаешься... Ну не тянешь ты на военного, не тянешь! Извини, но...
Заинтересовавшись, перед кем это извиняется(!) милиционер, я выглянул в зал ожидания. Перед милиционером сидел, развалившись на кресле, молодой человек в легкой кожаной куртке поверх офицерского кителя старого образца и брюках п\ш с красными лампасами. Более ничего военного в нем не было. Присмотревшись, я неожиданно узнал в нем Мишку А., с которым мы два года назад сидели на сборно-пересыльном пункте в ожидании "покупателей". Дождавшись, пока блюститель порядка уйдет, я приблизился.
Вопреки ожиданиям, Мишка узнал меня сразу. "А, это что ли ты - военный человек? Садись, рассказывай, как докатился до жизни такой..." Но мое любопытство было раза в четыре сильнее его, и рассказывать пришлось ему. И чем дольше он рассказывал, тем неуютнее мне становилось, потому что к своим законным пяти годам "невыезда" я вполне мог добавить еще некоторое количество лет. История совершенно сказочная, для всех читающих это особистов-контрразведчиков прошу считать ее вымыслом.
Еще на сборном Мишку выделил в толпе гражданских "шнурков" какой-то прапорщик, как выяснилось потом - "засланный казачок". Придя как-то с ужина, я Мишку уже не застал - его вызвали на собеседование. С концами. Беседовали с ним в кабинете начальника сборного какие-то строгие дяди в штатском, выгнав самого хозяина кабинета. Подробности беседы Мишка благоразумно опустил, но вкратце, ему предложили служить в очень элитной части, где нет дедовщины, и очень хорошо кормят. Еще в школе Мишка проявил недюжинные таланты в освоении персонального компьютера, что и отразил честно в анкете призывника. Были у него в активе какие-то курсы оператора ЭВМ, и именно этот факт навсегда поменял судьбу призывника. Точнее, он сам добровольно изменил ее, согласившись на предложение "покупателя".
Часть, где предстояло служить Мишке, оказалась обнесенной глухим забором с "егозой" наверху территорией, посреди которой стоял трехэтажный дом. По периметру забора были установлены видеокамеры, а на воротах стояли строгие караульные-прапорщики с пистолет-пулеметами "Клин". Для запуганного ужасами предстоящей службы "ботаника" часть оказалась настоящим раем. Шесть офицеров, полдюжины прапорщиков, какие-то гражданские, и десять (!) солдат. По прибытии Мишку провели по всему отведенному бойцам помещению, показав одноярусные деревянные (!) кровати, застеленные белоснежным постельным, столовую с фарфоровой посудой, санузел с ванной (!!!) и финскими унитазами... Все это походило на сон. В холле "казармы" стоял старый, но вполне работоспособный телевизор "Электрон-Ц", дающий цветную картинку, в паре с видеоплеером Funai! Это далеко не все нюансы, предъявленные в тот день Мишке. Его накормили ужином, какой он, сын школьной учительницы и офицера МВД, не каждый день видел даже дома. На тот момент для меня, два года питавшегося из синих пластмассовых тарелок и походных котелков, убийственной оказалась одна только деталь - тарелки в той столовой ставили на другие тарелки, подогретые - чтобы еда дольше не остывала. По поводу распорядка дня старший казармы, которую называли по-флотски "кубриком", заметил: "Да не бери в голову, пацан - само собой настроится, когда подъем, когда отбой..."
Вскоре Мишка понял, куда попал. Строгий дядя в морской форме объяснил, что Мишке предстоит освоить работу с ЗАС - засекречивающей аппаратурой связи, а вся часть принадлежит разведке одного из родов войск России. Столько документов "о неразглашении" не подписывал, наверное, ни один военнослужащий срочной службы... Переступив порог этой части, Мишка автоматически стал невыездным на ближайшие ...дцать лет, пока не сменится вся система секретности.
Здесь Мишка грустно вздохнул, и предложил мне рассказать о своей службе. Когда я описывал скучные караулы и мыльно-вздульные ПХД, коллективные пьянки и дерзкие "самоволки", глаза "счастливчика" горели нездоровым огнем. За все два года службы Мишка ни разу не переступил порога того трехэтажного дома, где служил! Даже когда у него заболел зуб, врач прибыл незамедлительно и все операции производил в медкабинете части. Маршрут движения бойца был расписан как по нотам: кубрик - столовая - операторская - столовая - кубрик, с заходом в такие места обязательного пользования как туалет и ванная. И хотя им разрешалось смотреть телевизор хоть до полночи, хотя их кормили как на убой, выдавали печенье (не галеты!), шоколад и полный мясной рацион вместо гнилой тушенки, тоска одолевала смертельно. Никакой возможности совершить мало-мальский "самоход" не было - видеокамеры бдили, а прапорщики, проходящие отнюдь не по обычному армейскому ведомству, обязаны были стрелять на поражение. Город Мишка за два года видел только из окна, обнесенного красивыми фигурными решетками. Кошмар, правда?
Особая деталь, окончательно добившая меня - каждое воскресенье бойцы части получали бутылку (!) красного вина. Вообще-то, понемногу им должны были давать каждый день, но начальство рассудило иначе. О таком разврате я читал только в патриотическо-фантастических книгах времен СССР.
Форму рядовой А. видел тоже редко, а точнее - дважды. На прием присяги его обрядили в комплект п\ш старого образца с нашитыми погонами и оливковую фуражку а-ля Максим Перепелица. Эта же форма была торжественно выдана ему на дембель. На "форме" не было ни знаков различия, ни шевронов штатной принадлежности, ремень сиял обычной звездой, а вот ботинки были гражданскими! Остальные дни Мишка А. провел в обычной одежде, которую ему привезли все те же суровые люди, порекомендовав ничего в ней не усовершенствовать, а для починки складывать ее в ящик у входа. При увольнении, которое происходило уже зимой, в "части" не нашлось ни зимней шинели, ни шапки, и Мишка получил новенькую турецкую "кожанку". А милиционер, услышав от него, что тот едет на дембель, не поленился отвести его в привокзальную комендатуру для проверки - очень уж подозрительно тот выглядел... На что комендант, которому Мишку сдали чуть ли не под личную ответственность, посоветовал служивому не лезть не в свое дело.
И вот с тех пор я думаю: кому же больше повезло в этой жизни? Мне, мерзнувшему в караулах и бегавшему от патрулей по ночному городу, давившемуся "сечкой" и травившемуся плохим самогоном? Или Мишке, который ничего этого не испытал, но и просидел в четырех стенах 730 с хвостиком дней, стал "невыездным" и "вечно молчаливым"? Не знаю... Пусть читатели рассудят сами.