Ещё как получилось!

То, о чём я вспомню дальше, КАТЕГОРИЧЕСКИ прошу не относить к повествованиям: призванным очернить "тоталитарный режим"; требующим обратиться к духовным ценностям западной демократии и прочей либерастической фуете.
То, о чём я вспомню дальше - одна из граней армейской службы, и не более того. И если я сейчас вспоминаю о неуставных отношениях в армии, то делаю это только для полноты картины. Так сказать, воспоминание современника.

После ШМАСа командой из дюжины человек, в сопровождении очередного дембеля-сержанта, мы убыли в Волгоград. Зашуганности, появившейся в учебке хватило, чтобы без происшествий добраться не только до города-героя, но и до Ахтубинска. Тут мы все попали в сводную роту. По крайней мере я устойчиво помню только это словосочетание - сводная рота.

Сводная рота - это был одновременно Вавилон до того как за борзость гастарбайтеров, строящих башню, Всевышний смешал в нём все языки, и Содом с Гоморрой, аккурат перед посыпания их радиоактивным пеплом за распущенность нравов и склонность к вседозволенности.
Сводная рота - огромное помещение заставленное койками в один и два яруса, забиое постоянно появляющимися и исчезающими военными срочной службы. По определению - в сводной роте жили все, кто работал на аэродроме и работал вокруг гигантского аэродрома. Только рота охраны жила отдельно.
В сводной роте были военные всех призывов и чётко работала кастовая система. Молодых иногда можно было видеть в виде блеклых теней в подменках или в несвежем х/б, осторожно скользящих по проходам вдоль коек и стен. Фазаны и старики вели себя так же, как ведет себя прайд в зелёной саванне, по которой бродят тучные стада антилоп. Молодые тучностью конечно не обладали, что не мешало им становиться ритуальными жертвами. Естественно, вся уборка в казарме была на молодых. В сводной роте мытьё полов называлось броском шайбы. Вечером после отбоя в роте раздавался рёв десятков голосов. Сначала в темноте саванны раздавался одинокий рык: -Старики! Ему отвечал рёв множества глоток: -Что? Одинокий рык: -День прошёл! Новый громовой рык заставлял молодых замирать и в ужасе вжиматься в койки: -Ну, и БУЙ С НИМ! На этом действо не прекращалось. В темноте раздавался другой одинокий рык: -Фазаны! День прошёл! Ответ фазанов терялся в рёве стариков: -Мля! Оборзела зелень в конец! (Кстати! Вспомнил ещё и это словечко: зелень, зелёнка. О ком это - понятно?) Дальше прайд, периодически оглашая темноту одиночным рыканьем типа бессмертного: Только сон приблизит нас к увольнению в запас! и Старики! Дембель неизбежен!, отходил ко сну под шуршание молодняка вылизывающего под покровом темноты пол и стены казармы.
В необъятной гарнизонной столовке были такие же простые нравы. Первыми в неё входили старики и фазаны, привычно занимая места за столом рядом с бачками с едой. Кинув в первую очередь себе на тарелку половником жратву, они толкали бачок по столу - типа налетай. И остальные налетали. Почти каждый день в окно мойки посуды летели тарелки, кружки, ложки, брошенные яростной, но меткой рукой старика. Затем он сам подскакивал к окну, и посунувшись в него верхней половиной тушки, надсаживаясь материл мойщиков-салаг, угрожая всеми возможными и невозможными карами. Наоравшись, он мгновенно получал тщательно вымытый прибор, и взрёвывая на ходу, уже постепенно остывая, возвращался за стол. Один раз я видел как в окно моечной летел через всю столовку бачок, от которого во все стороны в свою очередь летели брызги содержимого.
Нам отвели группу коек в сводной роте, и мы стали ждать "покупателей" из частей, сидя на табуретах, и изредка выходя покурить в курилку на улице. Держались мы кучкой. Крючки на воротниках застегнули, но ремешок был в упор не затянут, хотя и держали мы бляху предусмотрительно между 4-й и 5-й пуговицей. Издали было видно, что мы не зелёнка. Опытный глаз видит как подшит военный, как сидит на нём обмундирование, как военный двигается... Да много чего видит опытный глаз. Старшим у нас был ефрейтор - бывший командир одного из отделений в нашем курсантском взводе. После обеда к нему подошёл сержант-старослужащий с бляхой, висящей на яйцах, и в момент всё разузнал. Вечером обошлось, а на следующее утро мы все командой уже бросали шайбу в казарме. Виданное ли дело, целые сутки дюжина молодых припухала от безделья! Оборзели, щуки! Зелень поганая! Мы всем понравились и нас припахивали на ура. В один из дней мы побывали на разгрузке вагонов с углём. Зима, мороз, уголь смёрзся, и не желает вываливаться из бункера...
Лом, лопата, холодный пот, чёрная пыль на лице, группа крови на рукаве, твой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи.... (Цоя тогда не было. Это я так, для создания атмосферы запустил слова из его песни).
В общем, вперёд и прямо... Начали забирать военных из нашей команды для прохождения службы... По два, четыре человека прощались с нами, и исчезали в темноте жизни. До дембеля оставалось 16 месяцев, они же 480 дней. А для тебя родная! Есть почта полевая! У нас полевой почты ещё не было, поэтому мы вживались в саванну. Ходили бесшумными тенями в наряды. Сводная рота - хорошая школа жизни! И если бы мы её прошли заочно, то неизвестно было бы это хорошо? Уж во всяком случае, жизнь в сводной роте избавила нас от многих иллюзий. Мы слегка познакомились с молодыми, которые полгода отслужили не в учебке, а в сводной роте. Так вот, они нам сказали, что им было не в пример нам труднее в первые дни.
Наконец и нас, вдвоём с напарником, забрали служить в часть. Покидая сводную роту, я уже ни о чём не думал: хуже будет в части, лучше... Я знал только одно - я еду в свою часть, где буду молодым, и где нас ждут наши конкретные старики, и где я сам стану когда-то стариком. Получилось же всё по-другому...