С Новым годом, друзья, с Новым годом.
Обаянье есть у новизны
А ведь он нам совсем незнакомый
Опасаться, вообще-то должны.

Но мы все оптимисты, как дети
Год проходит, что плакать о нём?
И готовимся радостно встретить
Новый год, новый день, новый дом.

Новизна нам сулит пополненье
Тех копилок, что каждый хранит
Кто-то копит в себе впечатленья
Кто-то знанья, науки гранит.

Кто-то вещи, игрушки, наряды
Кто-то запахи, вкусы, цвета
Накопленье зачем-то нам надо
Это общая жизни черта.

Я желаю хорошей добычи
Всем кто трудится, что-бы добыть
Красоту, доброту. Кто практичен.
Добывает, что можно любить.

Я желаю здоровья и счастья
Пониманья друзей и родных
Я желаю нам всем процветанья
Всех любите, себя и других!

Мои 90-е

90-й.
Заключительный класс школы. Уверенно иду на медаль. Определился, куда буду поступать. Занимаюсь спортом.
Одна из последних (видимо) советских поездок через существующую в стране систему туризма. Это когда турпоезд едет по нескольким городам. В нашем случае это были Ульяновск, Казань и Волгоград. В Ульяновске нас боялись (слава о нашем городе шла спецфицкая). В Казани уважали (типа мы такие же, как они, одеты по «конторской» моде — широкие штаны, олимпийки, кроссовки «Адидас»). В Волгограде два раза жестко дрались с местными. Новый 91-й. Первая самостоятельная покупка крепкого алкоголя. За несколько часов перед Новым годом «влетаю» в ментовку прямо в легкой одежде. Зашел, называется, к товарищу, на которого у ментов были обоснованные подозрения в краже. Отпущен за час до НГ. И то, потому что отец за нами в РОВД приехал. Прихожу на сходняк одноклассников и из горла выпиваю бутылка красного вина «Бычья кровь». Корябаю на деревянной обшивке дверей лифта «Новый 1991 год» и ставлю свои инициалы и инициалы любимой девушки. Надпись продержалась 20 с лишним лет.


1991
Заканчиваю школу. Получаю серпастый и молоткастый.
Первое и последнее участие в массовой драке «стенка на стенку». Потом такое «благородство» прекратилось. Приобретаю важный опыт — падать и сдаваться нельзя. Не пожалеют и переломают ребра в лучшем случае. Упал, как моги вставай или отползай в сторону. Но только не лежи комком на милость победителя. Милости не будет.
Школа закончена. Выпускной. Серебряная медаль. Спрятанная мною в водосточной трубе и украденная местным хулиганом бутылка водки. Рассвет и все, как положено в таких случаях.
Поступаю на физфак МГУ (МГУ, если что, местный, а не московский :)).
Уезжаю в спортивный лагерь. Тоже большая школа. Бегаем полумарафоны, колем кирпичи руками (далеко не у всех получается, но у некоторые аж два за раз). Много позже пришло понимание, что из нас готовили бандитскую пехоту.
День Рождения. Мне 17. Старший двоюродный брат дарит мне пачку презервативов.
ГКЧП. Рвусь защищать Белый Дом. Отец доходчиво объясняет, почему этого делать не надо. Проникаюсь и верю.
Первый раз на первый курс. Первое участие в интеллектуальных играх (брейн-ринг), что потом стало хобби на 20 с лихером лет.


1992
Просто учусь. Вторая влюбленность, которая не прошла до сих пор.
В каникулы с товарищем торговали водкой возле вокзала. Принцип был простой. Друган утром, когда родители уходили на работу брал из их заначки деньги на ящик водки. Мы закупались в магазине по нормальной цене и ждали 4 вечера. В это время на маленьком привокзальном базарчике заканчивали торговать мои одноклассники, которых крышевала одна из самых свирепых группировок города. Мы вставали на их место и нас воспринимали также находящимися под этой суровой крышей. Делали небольшую накидку. Пассажиры и работяги, шедши со смены (а там много заводов рядом) расхватывали водку довольно быстро. Потом стали брать два ящика. И тоже нормально уходило. К концу лета оба справили наше 18-летие довольно широко (у нас разница в неделю), не взяв с родителей ни рубля.
В городе «конторский» беспредел. «Конторы» - молодежные банды, предтеча крутых бандитов. Товарищ по алкогольному бизнесу попадает под раздачу в темном переулке. Позарились на хорошую кожаную куртку. Попадает в больничку. «На сходке порешили отомстить за него ребята загорелые с Лимана». Взяли у знакомого старый ЛуАЗик (почему-то прозванный в народе «еврейским танком»), ПР (палку резиновую, более известную, как резиновавя дубинка) и поехали искать обидчиков. Слава Б-гу, не нашли.
Почему-то еще запомнился концерт «Сектора Газа» в нашем городе.


1993
Самый жопный год.
Моя двойная повышенная стипендия после лета превысила зарплату отца (а он был все-таки главным инженером небольшого предприятия). Объединившись с соседями по лестничной клетке по очереди печем хлеб. Почему-то это выгоднее, чем покупать. У матери первый раз не получилось.
Понимаю, что нужно работать...

СОП
Вспоминаю о товарищах по спорту, организовавших к тому времени ЧОП. Другие товарищи по спорту предупреждают меня, чтобы я туда не ходил. Типа, основателя ЧОПа, нашего тренера и его друзей оттуда изгнали бандиты (да так изгнали, что людям пришлось срочно валить из города) и теперь его контролируют совершенно не те люди, с кем можно работать. Но я ничтоже сумняше устраиваюсь туда, успокаивая себя тем, что начальник там по-прежнему мой хороший друган (наивный!), а в учредителях (старших) мой бывший учитель географии (он по совместительству КМС по боксу и руководитель секции в нашей школе, сейчас непоследний чиновник Администрации Президента). «Корефан» мой принимает меня с распростертым объятиями и жалуется на дефицит нормальных кадров. Строит мне карьерные заманухи. Типа, отправим тебя учиться на «оружие», сделаю своим замом. Но я к тому времени уже немножечко подразобрался в работе «Службы охраны порядка» (так пафосно называвлся ЧОП) и понял, что мне там ловить нечего. Вход там был рубль, выход — два. Чтобы уволить, например, надо было привести двоих потенциальных сотрудников. Хоть бомжей с улицы. И если бы я согласился на столь «лестное» предложение — обучение на охранника с правом ношения оружия (а это бандитские деньги!) я бы с этой темы хрен бы спрыгнул. Отговариваюсь слабым зрением. Кроме охранной деятельности участвуем в разных незаконных делишках. Я лично участвовал в одном, дальше удавалось отмазываться. В дальнейшем возник большой конфликт внутри ЧОПа. Я был одним из старших смены, когда на охраняемом объекте в выходные из ящика стола пропала небольшая сумма денег. Мой «корешок» - начальник принял не мою стороны. Вторым старшим был его любимый ученик по секции карате. Потом разобрались, но это было потом, когда его ученичок срочно свалил к папе в Новосибирск (привет, Санитар!). В общем с разбитым лбом (волосы на брови до сих пор неправильно растут) и неполученными деньгами, я таки спрыгнул с этой ебучей темы. Чему, в общем-то, был даже рад.

Где-то об эту пору и пик семейной землеройной активности. Три участка (деревня и два дачных). Благо, отцовский «Москвич» был тогда вполне себе бодр. На одном участке целина. Его быстро забрасываем. Бабушка обижается на мать за то, что мы еще на дачу ездим. Типа, и в Константиновке земли полно.
Осенний политический кризис, переросший в военный и едва не ставший причиной гражданской войны. Мои впечатления — оба пидарасы. После расстрела Белого Дома танками симпатии, естественно, сместились на сторону Парламента. Окончательное и навсегда мнение о Ельцине «Такому царем быть не должно!».


1994
Заселение в студенческий профилакторий, безответная любовь, драки из-за баб. Участие в «Студвесне», да.
Еще тогда я начал таксовать по ночам. Было страшно, но выгодно. В городе ходила поговорка «Атемарский лес большо-о-ой». Там почему чаще всего находили тела убитых таксистов. И не только таксистов. Тем не менее, занятие это не бросал, отцу всегда оставлял полный бак бензина. Две поездки в неделю гарантировали неплохое существование на эту неделю же. Часто с приятелем ездили по двое. Неделю на моем «Москвиче», неделю на его.


1995
Преодолев отвращение к работе, устраиваюсь сторожем в университет. Это дает возможность работать по ночам за университетскими компьютерами. Ибо уже начинаю понимать, что ученым мне не быть, да и нечего в науке сейчас делать. По специально работать — тоже все тухло. Хотя специальность интересная — технолог на хитром полупроводниковом заводе «Орбита», выпускавшем микрухи для космоса и не только. Но нихуя не платили там. Нас сами сотрудники завода на практике отговаривали. Типа, мы-то до пенсии дорабатываем, а вам, молодым тут делать нечего.
За драку в профилактории выгоняют из сторожей (между прочим, женщин защищал).
Первый раз делаю бОльшую часть «Студвесны» сам. В смысле, сценарий. Авторитет в Институте крепнет. Плюс начинает работать на меня зачетка. Ибо, как известно,первую половину учебы ты работаешь на зачетку, вторую она на тебя. Жизнь, как у старослужащего в армии налаживается.


1996
Снова, преодолев отвращение, работаю охранником в магазине. И снова ничем хорошим это не заканчивается.
Пишу диплом по ВТСП (высокотемпературной сверхпроводимости). Хожу весь в точечных ожогах от жидкого азота. Снова интересно, но трудно. Оказывается для тонкого физического эксперимента я слишком рукожоп. В родной 119-й лаборатории магнитных измерений практически живу. Мать носит туда еду. Еду поневоле делю с крысами. Одна дохнет под полом. Санэпидемстанция, лаборатория закрыта, диплом горит. На помощь приходит хороший человек — аспирант, писавший диплом по схожей теме. Вдвоем отковываем что-то приемлемое для защиты.
Да, при этом регулярно ходим разгружать вагоны, куда ж без них. В начале года еще было время решать задачки по физике и математике студентам других факультетов. За денежку, конечно.
Пытаюсь пересдать несколько предметов в надежде получить красный диплом. Мне сообщают, что нехуй тут. Потенциальных краснодипломников, мол, и так хватает. Тем более, в науку идти не собираешься.
На ровном месте возникает конфликт с комендантом корпуса (распитие спиртных напитков в ночное время в лаборатории). Комендант, ни капли не сомневаясь в правоте своих действий, заносит мне в морду. Получает ответку. Меня исключают. Чем силен наш физфак, так это студенческой солидарностью и пофигистическим отношением к этому преподавателей. Меня знают как «главного по Студвеснам» и собирают большую петицию в мою поддержку. У меня сняты побои. Дело заминают.
После сдачи диплома проспал 1,5 суток.

Работа.
По протекции двоюродного брата устраиваюсь в налоговую инженером I категории. Саранск — город небольшой. Слух мгновенно разносится среди знакомых предпринимателей и бывшего начальства (в том числе и бандитов). Пытаются влезть без мыла в задницу на предмет кое-что «подправить в компьютере, а то налоги заебали». Шлю лесом. Знакомлюсь с коллективом. Понимаю, что такое серпентарий. Отношусь к работе, как месту зарабатывания денег. Коллектив в отделе преимущественно женский. Пытаюсь что-то предложить. Смотрят как на дурака. К новому году получаю зарплату плюс премию. Миллион без двух тыщ. Ношу в белом полиэтиленовом полупрозрачном пакете. Меня увещевают так не делать.


1997
Меня аттестовывают и я становлюсь полноценным чиновником — налоговым инспектором III ранга. Начинаются совместные дежурства с гайцами на стационарном посту на московской трассе. При мне «сгорели» на взятках две смены.
Первый раз съездил на фестиваль интеллектуальных игр во Владимир. Жутко потрясен, увидев живых Друзя, Ворошилова, Козлова, Вассермана и Бурду.
На семейные газпромовские акции покупаю однокомнатную квартиру, в коей до сих пор и живу.


1998
Меня переводят во вновь созданный так называемый «пьяный» отдел (отдел по обеспечению госмонополии на алкогольную продукцию и налоговых поступлений в этой сфере). Количество и роль алкоголя в жизни резко увеличивается. Коллектив формируется прекрасный. Я прихожу одним из первых и чувствую себя старожилом, иногда даже свысока поучая опытных налоговиков, пришедших после меня. Начальник отдела мой двоюродный брат. Фамилии у нас разные, поэтому обвинений в коррупции нет. Но профильного образования тоже нет. Поэтому нет и перспектив. Желание получать платно второе высшее слабо выражено. По-прежнему инженерю, но уже на контрольных приборах учета спирта и водки.
Продолжаю играть в разного рода интеллектуальные игры. Где-то об эту пору мы пересекались на саранском фестивале с третьим, ничего не зная о том, что заочно встретимся потом на Биглере.
Дефолт меня тогда почти не затронул. Почти прямо перед ним хорошо проапгрейдил свой компьютер, на что и ушли почти все мои сбережения.


1999
Первая поездка на Грушу (Грушинский фестиваль) под Самару. Встреча там просто с запредельным количеством хороших людей из родного региона (тогда по городам преимущественно лагеря разбивали). Все думал, где ж вы в Мордовии прячетесь? Оказалось, прячутся за должностями. У нас в лагере, например, стоял директор одной из саранских школ, который по пьянке сбил мою палатку, а потом ее восстанавливал и поил меня коньяком. Был даже прокурор второго по величине города Мордора. Тоже оказался вполне нормальным человеком. Был депутат местного Заксобрания. В общем, в неволе (на работе) они совершенно другие. А еще я там встретил очередную Любовь.

На работе в конце года произошел курьезный случАй.
Тогда (да и сейчас,только называется, наверное, по другому) существовала т. н. «государственная дисциплина цен». И согласно неё (её) цены на некоторые товары не могут выше или ниже определенного уровня. Водка как раз относится к таким товарам. В смысле на нее останавливается самая низкая цена и ниже ни-ни. А наша ликерка была тогда бюджетообразующим для региона предприятием. Акциз делился в те времена пополам между федеральным и региональным бюджетами. И руководству Мордовии было наплевать на прибыльность ЛВЗ «Саранский», лишь бы в бюджет шел акциз с продаж. Завод был в собственности какой-то московской полугосударственной структуры, но находился в управлении местных властей. Соответственно завод был планово-убыточным и торговал водкой по цене ниже нижнего предела.
И вот наша водка приезжает в Омскую область, где есть своя ликерка, но государственной дисциплины цен они придерживаются. Соответственно по цене наша кроет местную продукцию, как бык овцу. Коллеги звонят нам вежливо-возмущенно говорят: «Да вы там охуели, мордва! Совсем мышей не ловите!». Мы предвосхищая двухтысячные отвечаем, да мы охуели, и что? На нас немедленно уходит телега в Москву. Результатом становится Проверка. Дело пахнет керосином, т. е., лишением Лицензии кормильца местного бюджета. На проверку едут два московских налоговика в чинах, если переводить на военный язык, не меньше полковника каждый. Один уже бывал в Мордовии и едет с предвкушением шубы для любовницы (шубу для жены он получил в прошлый приезд). У нас офигенный кипеш. Все готовятся к встрече на Высшем Уровне. Естественно больше всех напрягается наш, профильный отдел. Мне велено раненько утречком в субботу подойти на вокзал аккурат к прибытию московского поезда (который проходит через столицу мордовских зон Потьму) и взять у проводницы два подарочных набора нард, которые зэки с огромной любовью к нашим проверяющим вырезали несколько месяцев. Так вот, забираю я нарды и иду на работу. Не проснулся я еще, холодно мне и похмельно (пятница ж накануне была). Поднимаюсь на свой этаж, прохожу мимо открытой приемной, а там секретарше, уронив голову на стол, спит. «Прикольно», подумал я. Тут открывается дверь отдела и заходит мой начальник. И по его лицу, я понимаю, что мне хорошо, очень хорошо по сравнению с ним. Оказывается развлекая этих проверяющих, он пришел домой в 4 ночи. При чем один из них (проверяющих) проиграл в местном бандитском казино 40(!) тыщ родных своих денег (1999 год, напомню). Хорошо Женька (мой начальник) неплохо знал владельца этого казино (это был его одноклассник). На всеобщее счастье владелец в этот поздний час оказался на месте в своем кабинете. Женька зашел и по-дружески объяснил ему последствия для него и для Республики Мордовия такого проигрыша московского чиновника. Деньги вернули. Лицензию у саранской ликерки не аннулировали, бюджет не пострадал.
А потом был Новый Год и «Я устал, я мухожук». Друзья, ехавшие ко мне в троллейбусе, рассказывали, как водитель поздравлял в микрофон с этим пассажиров. Было радостно и тревожно.
А в 2000-м я уволился из налоговой. Но это уже история иного тысячелетия ( я понимаю, что тысячелетие еще год было все тоже, но ради красного словца...).


Резюмирую. 90-е были для меня годами становления личности. Я вошел в них 16-тилетним подростком, а вышел сложившимся взрослым человеком с определенным опытом, кое-что повидавшим в жизни.

Богемная рапсодия

Раз так стряслось, что женщина не любит,
Ты с дружбой лишь натерпишься стыда.
И счастлив тот, кто разом всё отрубит,
Уйдёт, чтоб не вернуться никогда.

Константин Симонов

В конце тёплого и ясного московского лета строители сдали очередной жилой дом, и первого сентября в класс, в котором учился Лёха, пришли новенькие, почему-то только девочки. Пока классная представляла их, Лёха листал учебник анатомии в поисках интересных картинок, новенькие его не интересовали. Но когда прозвучало очередное имя, Лёха поднял глаза и понял, что пропал. Девочку звали Вика, Виктория. Она выглядела совсем маленькой и хрупкой на фоне здоровенных одноклассниц Лёхи, которые были выше мальчишек на голову, и, пожалуй, шире в плечах. Как и полагалось в те годы, на ней было коричневое школьное платье с чёрным передником. В качестве украшений допускались только кружевной воротничок и манжеты. Блестящие чёрные волосы были стянуты в хвостик, на продолговатом лице выделялись густые брови и большие яркие глаза. Девочка была не то смуглой от природы, не то загорелой. Она серьёзно, исподлобья, смотрела на своих будущих одноклассников, но вдруг улыбнулась, и лицо её ожило и засветилось радостью, став необыкновенно привлекательным. Девочка была настолько хороша, что Лёха не мог отвести от неё глаз. В классе парты стояли в три ряда, и Вике досталось место через ряд, у окна. Чтобы посмотреть на неё, Лёхе приходилось оборачиваться, и это было неудобно. Раньше ему нравилась другая девочка, но теперь Лёха потерял к ней интерес. Та, прежняя девочка, кажется, обиделась, но Лёхе было всё равно.
В их класса была только одна компания, мужская, а все остальные школьники были сами по себе. Как-то незаметно Вика вошла в их компанию, и её приняли как равную. Все классные развлечения - походы, экскурсии и «Огоньки» - придумывала компания Лёхи, а теперь и Вики. По вечерам ребята часто собирались во дворе её дома - играли на гитаре, обсуждали фильмы и книги, а став постарше, курили и пили дешёвый портвейн, по полстакана на человека. Вика никогда не пила и не курила, и при ней неловко было рассказывать рискованные анекдоты. Другие девочки вели себя совсем иначе. Они не отказывались от вина, лихо дымили, а в десятом классе некоторые стали вести себя совсем вольно. Лёха понимал, что у него нет шансов понравиться такой замечательной девочке, но это было и не важно. Лёхе было достаточно видеть её улыбку, помогать с домашними заданиями и возвращать к жизни её старенький магнитофон «Весна». Иногда Лёха заходил к Вике домой, чтобы починить замок или выключатель. Её отец к тому времени умер, и она жила вдвоём с мамой и старой белой персидской кошкой Молькой. Глядя на Лёху, Викина мама вздыхала. Она всё читала в глазах парня, и Лёха ей нравился, но советов дочери она не давала, только грустно улыбалась и куталась в белую шаль.
После выпускных экзаменов и бала, которому родители придавали большое значение, а школьники считали глупым и скучным, компания распалась. Одни готовились поступать в институты, а другим предстояло через год идти в армию. Уже было решено, кто куда будет поступать. В школе была прекрасная учительница химии, поэтому трое подали документы в Менделавочку, правда, на разные факультеты. Один парень решил поступать в институт связи, другой в ветеринарную академию. Лёха давно решил, что будет поступать в авиационный. Вика весело обсуждала с парнями их планы, но о своих молчала. В школе Вика училась ни хорошо, ни плохо - обыкновенно, она вполне могла поступить в какой-нибудь не особо пафосный вуз, но не захотела.
Осенью компания опять собралась на привычном месте во дворе. Оказалось, что не провалил экзамены никто. Все поступили куда хотели, но это уже воспринималось как вполне обычное и естественное дело. Начался обычный беспорядочный разговор. Одни рассказывали о лекциях, лабораторках и смешных преподах, другие о том, где работают и сколько получают. Вика молчала.
Ближе к зиме компания стала собираться у Вики дома, играли в преферанс, пили сухое вино или «Плиску», болтали и смеялись. Вика играла неважно, но когда ей удавалось выиграть, она подбегала к пианино и, крутнувшись на табурете, играла «Богемную рапсодию», которую подобрала по слуху. Когда звучали первые аккорды, Вика запрокидывала голову, её глаза сияли. От наслаждения она в такт музыке качала головой:

Is this the real life? Is this just fantasy?
Caught in a landslide, no escape from reality.
Open your eyes, look up to the skies and see,
Im just a poor boy, I need no sympathy,
Because Im easy come, easy go,
Little high, little low,
Any way the wind blows doesn really matter to me, to me.

Дальше первого куплета дело не шло...
Однажды Вика привела в компанию своего приятеля. Это был очень странный парень. Небольшого роста, широкоплечий и сутулый. Он носил жиденькую бороду, курил трубку и по большей части молчал. А если и говорил, то бросал короткие и презрительные фразы, понятные ему одному. Он изо всех сил старался смотреть на незнакомых приятелей Вики сверху вниз. Парень работал в журнале «Пчеловодство».
В тот вечер компания быстро разошлась, хотя обычно засиживались за полночь. От присутствия «пчеловода» всем было неловко. А через полгода Вика вышла за этого странного парня замуж. Свадьбу отмечали в дорогом ресторане, причём жених чуть не опоздал в ЗАГС, потому что играл со своими друзьями в карты и не хотел бросать пульку.
Ходить в её дом стало неудобно, и теперь приятели собирались по очереди друг у друга, правда, всё реже и реже.
Замужество Вики продлилось недолго. Через год они развелись, а сын, Костик, остался с матерью. К тому времени мама Вики умерла так же тихо и незаметно, как жила. На похоронах Лёхе показалось, что на её губах не исчезла тихая, грустная улыбка. Так Вика осталась одна. Родных у неё не было.
Сутулый пчеловод исчез навсегда, и Лёха не знал, помогает ли он воспитывать своего сына, но остались его приятели. Это была очень странная публика. Все они были творцами. Они неряшливо одевались, ходили нечёсаными и лохматыми или, наоборот, брили голову, но отращивали бороду. Одни писали гениальную музыку, другие - великие картины, которые перевернут искусство, третьи сочиняли сценарии телесериалов. Они небрежно сыпали непонятными словами и горячились. Лёха их понимал с пятого на десятое. Творцы считали его начинающим автором, относились снисходительно, впрочем, не брезгуя занимать трёшку или пятёрку, которые никогда не возвращали.
- Пойми, старичок, - поучал Лёху густо заросший пегой шерстью творец, - главное в искусстве - непредвзятые ассоциации. Остальное - зола! Вот Маяковский придумал «флейту водосточных труб», и это гениально! Ге-ни-аль-но! - с пьяным пафосом восклицал он, размахивая стаканом с портвейном.
Похоже, что все творцы из Викиной компании думали так же, потому что всеми силами расширяли сознание в поисках этих самых ассоциаций. Одни искали их в водке, другие в портвейне с седуксеном, третьи курили травку, а самые неистовые сидели на чём-то более тяжёлом. Со временем и творцы перестали посещать Вику. В то время Лёха заметил, что Вика стала покашливать.
Творцы натащили в дом кучу самиздата. Там было всё подряд: опусы Зигеля и Ажажи о пришельцах, Солженицин, Булгаков, Стругацкие... Лёха хотел знать всё, что нравится Вике, и он старательно читал разлохмаченные распечатки на бумаге с перфорацией. Тогда он впервые прочитал «Улитку на склоне» и «Гадкие лебеди». И странно, книги любимых писателей ему не понравились, показались мелкими, злобными и неумными. От Солженицына он ничего и не ждал.
Как-то Вика увлеклась Кортасаром. «Хроноп-хроноп»» - смеялась она, сияя своими чудными глазами. Лёха в тот же вечер забрал книгу домой и перед сном стал читать.

«Однажды фам плясал как стояк, так и коровяк напротив магазина, набитого хронопами и надейками. Не в пример хронопам надейки тут же вышли из себя, ибо неусыпно следят за тем, чтобы фамы не плясали стояк и тем более коровяк, а плясали бы надею, известную и надейкам и хронопам.
Фамы нарочно располагаются перед магазинами, вот и на этот раз фам плясал как стояк, так и коровяк, чтобы досадить надейкам. Одна из надеек спустила на пол свою рыбу-флейту (надейки, подобно Морскому Царю, никогда не расстаются с рыбами-флейтами) и выбежала отчитать фама, выкрикивая на ходу:
- Фам, давай не пляши стояк и тем более коровяк перед этим магазином.
Фам же продолжал плясать и ещё стал смеяться.
Надейка кликнула подруг, а хронопы расположились вокруг - поглядеть, что будет.
- Фам, - сказали надейки, - давай не пляши стояк и тем более коровяк перед этим магазином.
Но фам продолжал плясать и смеяться, чтобы побольше насолить надейкам.
Тогда надейки на фама набросились и его попортили. Они оставили его на мостовой возле фонарного столба, и фам стоял, весь в крови и печали.
Через некоторое время хронопы, эти зелёные и влажные фитюльки, тайком приблизились к нему. Они обступили фама и стали его жалеть, хрумкая:
- Хроноп-хроноп-хроноп...
И фам их понимал, и его одиночество было не таким горьким."

Прочитанное произвело на Лёху тяжёлое впечатление. Было странное ощущение, что вот-вот автор объяснит, что он хотел сказать, и всё станет ясным. Но Кортасар и не подумал ничего объяснять. Видимо, чтобы понять его, следовало расширить сознание. Лёха вздохнул, бросил книгу на пол и выключил свет.
Потом в её доме появились совсем уж странные личности. Один, дизайнер интерьеров, взялся перестраивать квартиру Вики на современный манер и начал сносить перегородки. Успел он перестроить только стену между кухней и комнатой, но вскоре исчез, оставив квартиру навсегда разорённой. Когда началась приватизация, БТИ наотрез отказалось регистрировать перестроенную квартиру, и улаживать дело пришлось Лёхе, потому что Вика была человеком совершенно неприспособленным к общению с чиновниками.
Последним «приобретением» Вики был Гришка, существо донельзя странное и нелепое. Он был высоченным, тощим и похожим на вопросительный знак. Примерно так в «Крокодиле» изображали зловредных сионистов. Где и кем Гришка работал, Лёха не знал, потому что Гришка мог говорить только на одну тему, а именно, рыбалку. Он имел удивительное звание мастера спорта по спортивной рыбалке. Все деньги в доме уходили на снасти, рыбацкую одежду и тому подобное. Рыбу он таскал вёдрами, сваливал в ванну и требовал её разделывать и готовить. Вскоре квартира воняла как магазин «Океан», и брезгливый Лёха домашние задания по физике и математике для Костика передавал через порог. Гришку же приёмыш не интересовал. Казалось, он просто не замечает мальчика.
Вообще Костик был ребёнком необычным. Он был совсем не похож на мать, зато был точной копией отца, правда, выше ростом. Он был замкнутым, неразговорчивым и очень вежливым. Наверное, это была форма защиты от чужих мужчин, постоянно бывающих в доме. Лёха попытался найти с ним общий язык, но потерпел поражение. Парень читал какие-то книги, во что-то играл на компьютере, а на стенах его комнаты висели плакаты неизвестных Лёхе рок-групп. На вопросы он отвечал вежливо и точно, но сам никогда и ни о чём не спрашивал. К матери он относился с вежливым пренебрежением.
***
Однажды Лёха взял Костика с собой на авиационный праздник. Августовский день выдался ярким, солнечным, но прохладным. Аэродром встретил Лёху гудением турбин, «Авиамаршем» из мощных колонок, привычным запахом авиационного керосина и скошенной травы. Лёха был в форме, многие бывшие сослуживцы его узнавали и приветствовали. Они с любопытством смотрели на мальчика, но вопросов не задавали. На стоянке к Лёхе подошёл командир полка.
- Привет, решил своего привести? Ну и правильно, завидую! А у меня в доме бабье царство, из мужиков только я да кот. Ну что, парень, пойдём, покажу своё хозяйство. А отец пока пусть пиво пьёт!
И седой моложавый полковник, лётчик-снайпер, потащил мальчишку хвастаться своими смертоносными и от того особенно красивыми игрушками. Другие дети с завистью смотрели, как лётчики посадили Костика сначала в кабину «стратега», а потом тяжёлого перехватчика. Транспортники провели экскурсию по громадному «Руслану» и показали рабочее место штурмана. Подарили банку консервов из НАЗа, гильзу от авиационной пушки и технарский берет на верёвочке, вымпелы, значки и авиационную кокарду.
А потом был воздушный показ. Ярко раскрашенные истребители крутили в глубоком августовском небе пилотаж, с рёвом проносились над трибунами, отстреливая ЛТЦ. Мальчишки, зажав уши, радостно вопили, когда «Кубинский бриллиант» выполнял роспуск и лётное поле накрывала волна грохота. Костик молча улыбался, иногда морщась от слишком уж громких звуков.
Всю обратную дорогу парень молча копался в планшете, не задав ни одного вопроса. У подъезда он вежливо поблагодарил Лёху за интересную поездку, аккуратно закрыл дверцу машины и скрылся в подъезде. Пакет с подарками остался на заднем сидении.
***
В то утро Лёха собрался заскочить к Вике - надо было отдать домашнее задание Костика по черчению, вечный болт с гайкой. Черчение парню совсем не давалось.
Лёха знал, что Вика любит поспать, поэтому собирался через порог отдать файлик и бежать по своим делам. Пару раз позвонив, он чертыхнулся и уже собрался уходить, как вдруг замок щёлкнул. Заспанная Вика потёрла глаза кулачком, сладко потянулась и халатик разошёлся...
***
Лёха лежал на спине, боясь пошевелиться. Ему было стыдно и противно. Больше всего ему хотелось встать под ледяной душ и до крови скрести по коже мочалкой. То, что он много раз представлял себе в воображении, о чём мечтал и на что надеялся, произошло быстро и напоминало сдачу анализов. Женщина, лежавшая рядом, сейчас вызывала у него гадливость. Его раздражало всё: воздух непроветренной квартиры, запах духов и женского пота, подушки и постельного белья. Обоняние необычайно обострилось и с тупым усердием подсовывало всё новые и новые чужие и неприятные запахи. Лёху замутило. «Только бы она не поняла, что мне тошно! Как бы половчее сбежать? Сам виноват, чурка нерусская! Не так надо было...»
- Не казни себя, - вдруг тихо сказала Вика.
- Что?!
- Что слышал. Ты ни в чём не виноват... Дело во мне. У меня ну... со всеми так, понимаешь? И с мужем... И с другими тоже... Но ведь это же неправильно? Я знала, что нравлюсь тебе, видела, как ты на меня смотришь, ну и подумала: может, с тобой выйдет по-другому? Но нет, всё то же самое...
А теперь уходи. Пожалуйста.
***
После ноябрьских праздников приморозило. Настоящего снегопада ещё не было, и с тёмного неба сыпала сухая крупа. Она шуршала по козырьку фуражки и сугробиками ложилась на погоны шинели. Асфальт пружинил под ногами, в замёрзших лужах лежали разноцветные листья клёнов и осин. Парковые фонтаны уже закрыли деревянными щитами. Московская зима вступала в свои права.
Был вечер пятницы, Лёха возвращался со службы. Народу в этот час было мало, люди сидели по домам, ужинали, смотрели телевизор. Разноцветные квадратики окон уютно светились на тёмных фасадах домов. Лёха привычно отсчитал окно своей кухни и обрадовался, что оно освещено. Больше всего он не любил приходить домой первым.
Лёха спустился в подземный переход. Половина ламп, как обычно, не горела, а в дальнем конце, у самого выхода, мигала мертвенно-белым светом и противно жужжала уцелевшая лампа. Лёхе показалось, что у стены кто-то стоит. «Пьяный или бомж», - равнодушно подумал он, но, подойдя ближе, понял свою ошибку. Прислонившись к стене, стоял подросток, причём в такой болезненно нелепой позе, что Лёха заподозрил неладное. Он подошёл поближе и понял, что перед ним не подросток, а хорошо одетая женщина.
- Вам плохо? - спросил он. - Нужна помощь?
Женщина с трудом повернула голову, и в очередной вспышке Лёха узнал Вику, несмотря на то, что её глаза и рот в мерзком ртутном свете казались чёрными ямами.
- Вика, это ты!? Что с тобой?
Вика показала глазами себе под ноги. Там лежала раскрытая дамская сумка. Видимо, она собиралась что-то достать из неё, но уронила, а нагнуться не смогла. Лёха поднял сумку и подал Вике. Она оторвала руку от стены, но покачнулась и чуть не упала. Лёха едва успел подхватить её.
- Да что с тобой такое?!
Женщина пошарила в сумке, вытащила яркий баллончик с раструбом. Сунула в рот и нажала кнопку, через пару секунд ещё раз. Потом мучительно сглотнула и прошептала:
- Астма...
- Так тебе же в больницу надо! Я сейчас «Скорую» вызову, постой минуту!
- Нет-х-х... Домой-х-х...
- Да как же домой, ты еле дышишь!
- Домой... Пожалуйста...
- Ну ладно... Идти можешь?
Вика отрицательно качнула головой.
- Ладно, тогда на мне поедешь. А ну-ка!
Лёха поднял женщину на руки и поразился её невесомой лёгкости. Он поудобнее пристроил её на руках и стал подниматься по лестнице. Фуражка съехала ему на нос.
- Вик, поправь фуражку, - попросил он.
- Как поправить?
- Молодцевато!
Вика осторожно поправила фуражку, потом, отстранившись, осмотрела Лёху, сдвинула фуражку ещё немного набок, улыбнулась, потом вдруг схватила его за лацканы шинели, прижалась лицом к шарфу и разрыдалась.
Лёха перепугался.
- Вик, ну не плачь, ну пожалуйста, всё будет хорошо, мы быстро дойдём, а там будет чай горячий, с лимоном, а? Ну, вот и молодец, не плачь ты ради бога. Я не могу, когда плачут!
Вика притихла, но Лёха слышал её больное, свистящее дыхание, и страх не проходил. До её дома он почти бежал. Влетев по знакомой с детства лестнице, он остановился перед дверью.
- Ключи в сумке?
- Открыто...
Дверь и правда была не заперта, везде горел свет. Лёха положил женщину на диван, сбросил шинель и фуражку на пол и снял с Вики шубку и сапоги. Она лежала, закрыв глаза и сжав губы, бледная до синевы. Лёха присел рядом.
- Послушай, ну нельзя же так! Давай я врача вызову, а? Может, посмотрит, укол какой-нибудь сделает, приступ снимет, мало ли...
- Нет... Мне нельзя в больницу... Ни в коем случае. Обещай! И чаю бы горячего...
- Сейчас!
Лёха вышел на кухню и оторопел. Чистая и уютная кухня, знакомая Лёхе до мелочей, превратилась в помойку. Из мусорного ведра тянуло гнилью, в раковине лежала немытая посуда, дорогая кофе-машина была завалена каким-то мусором, на микроволновке виднелись бурые потёки. Лёха наполнил водой чайник, поставил его на плиту и стал искать заварку. Слава богу, заварка в доме была. В пустом холодильнике Лёха нашёл засохший лимон, срезал плесень и бросил ломтик в чашку.
«Что же делать? - думал он. - Ну не хочет она «Скорую», ладно, пусть. Но нельзя же её так оставлять? Одна она и до утра не дотянет. И где этого Костика черти носят?» И вдруг Лёху осенило: «Юрка! Надо ему позвонить! Может, он хоть посоветует, чего делать!» Юрка был военным хирургом и старинным приятелем Лёхи. «Только бы он был дома!»- повторял как заклинание Лёха, копаясь в записной книжке мобильника. В госпитале, где служил Юрка, мобильная связь блокировалась.
Юрка был дома.
- Слушаю, командир партизанского отряда «Голубые плоскостя!» - пробасил он. Это была их игра. По телефону они придумывали друг другу потешные должности и звания. Но теперь Лёхе было не до шуток. Сбивчиво и путанно он начал рассказывать про Вику и её астму.
Через пару минут Юрка прервал его:
- Диктуй адрес!
Лёха заглянул в комнату. Вика задремала, и он решил повременить с чаем. Минут через двадцать к подъезду подъехал юркин джип. Лёха встретил Юру на лестнице. Громоздкий хирург, бывший боксёр, заполнил собой маленькую прихожую
- Где? - спросил он.
Лёха провёл его в комнату. Юра пододвинул к себе стул, и положив на него металлический чемоданчик, щёлкнул замками. Чемоданчик раскрылся, из него выехали полки с кармашками, заполненные ампулами, коробочками и медицинскими инструментами.
- Выйди, - коротко сказал врач.
Лёха ушёл на кухню и полчаса бездумно стоял у окна, глядя на пустой и скучный переулок. Наконец он услышал скрип рассохшегося паркета и обернулся. В кухню вошёл Юра, вытирая руки влажной салфеткой.
- Она тебе кто? - хмуро спросил он, понизив голос.
- Она? Никто... В школе вместе учились.
- Никто? Хм... Ты на рожу свою в зеркале посмотри, ты же чёрный. Но это дела твои. У неё семья есть?
- Есть. Сын взрослый.
- Ага. Тогда скажи ему: месяц, не больше.
- Что месяц? - переспросил Лёха.
- Жить ей осталось месяц, вот что.
- Как месяц? Почему месяц?! У неё же астма...
- Да какая к херам астма! Рак у неё, рак, понял? В последней стадии. Она поэтому от «Скорой» и отказывается. Дома хочет. Такие дела... И вот ещё что: ты меня к ней больше не зови, не приеду. Не потому что не хочу, а потому что ничем помочь не смогу, и никто не сможет. Ну всё, я погнал.
Лёха протянул ему заранее приготовленные деньги.
- Юр, вот...
Хирург недовольно засопел.
- Отлезь, военный!
- Ну хоть за бензин возьми!
- Сказал же, пошёл в жопу! И ты это... Домой придёшь, стакан водки накати, понял?
Юра легонько толкнул Лёху кулаком в грудь и ушёл.
Лёха заварил чай и понёс в комнату.
- Кто это был? - спросила Вика.
- Друг мой, военный врач, хирург.
- Хороший... - шепнула женщина, - добрый.
- Ты-то сама как?
- Сейчас хорошо. Он мне два укола сделал, и сразу полегчало. Вон, ампулы лежат.
- Вижу, сейчас выброшу, а то, не дай бог...
- Он не велел.
- Почему?
- Ну, понимаешь, если вдруг придёт другой врач, он должен знать, что мне кололи. Так полагается.
- А, ну ладно, а я и не знал. Давай-ка чайку попьём. Да лежи ты, я сам тебя подниму.
Лёха нагнулся над Викой и мысленно вздрогнул. На её лице почти не было бровей и ресниц, а во рту не хватало двух передних зубов. Под натянутой бледной и как бы истончённой кожей проступали кости черепа. Вика перехватила его взгляд.
- Что, уродина? - усмехнулась она.
- Нет. Для меня нет, - тихо сказал Лёха и сделал то, о чём мечтал много лет: прикоснулся губами к её переносице.
***
Вика на глазах оживала. Она с удовольствием пила чай. Вдруг в её глазах метнулись бесенята.
- А помнишь: «Однажды фам плясал как стояк, так и коровяк напротив магазина, набитого хронопами и надейками»?
- «Хроноп-хроноп-хроноп...» - в тон ей улыбнулся Лёха. - Господи, какая несусветная дурь...
Хлопнула входная дверь и в комнату заглянул Костик.
- А, дядя Лёша, добрый вечер. Что-нибудь с мамой?
Лёха вышел в коридор и тихо и зло сказал:
- Что ж ты мать одну бросил? Я её в подземном переходе подобрал. А если бы разминулись? Замёрзла бы насмерть!
- Да она уже не в первый раз уходит. Не хочет дома сидеть. Не запирать же её?
- А ты знаешь...
- Знаю, - жёстко ответил парень. - Спасибо вам, что маме помогли. Дальше я сам.
- Ладно, раз знаешь, тогда я пошёл, - вздохнул Лёха. - Если что, звони. И это... Посуду помой, разгильдяй!
***
Шли дни. Лёха несколько раз звонил Костику. Тот вежливо отвечал, что маме не хуже, и ей ничего не нужно. А потом Лёхе пришлось улететь в командировку в Ахтубинск, на полигон Лётно-испытательного центра. Климат там тяжёлый: летом над аэродромом висит липкая, одуряющая жара и сводят с ума тучи мошкары, а зимой людей сдувают с бетона ледяные, сырые ветра. Проклятое место.
Командировка выдалась трудной, нервной и безрезультатной. Москва хотела одного, командование ГЛИЦ другого, а Лёха пытался найти решение, хоть как-то устраивающее обе стороны. Ясное дело, что задача была не по его погонам и решаться будет не здесь, а в Двадцать третьем доме на Пироговке, в Главном штабе ВВС. Но военная машина, лязгая металлом, как допотопный лифт, ползла по давным-давно проложенным рельсам. По-настоящему перевести дух Лёха смог только на борту полупустого военного Ту-134.
Имел место обычный авиационный бардак. Вылет задерживался, потому что сначала кого-то ждали, а потом что-то грузили. Лёха успел хлебнуть «Шпаги» из фляжки и закусить дарами Волги. Вольготно расположившись на пустом ряду, Лёха достал диктофон и стал прослушивать свои записи: утром ему предстояло докладывать по результатам командировки. Пока он обдумывал рапорт, самолёт взлетел. Командиру корабля, видно, надоело стоять на бетоне, и он пилотировал «Туполёнка» как истребитель, быстро забираясь на эшелон.
Перед тем как задремать. Лёха стал бродить по трекам плеера, подыскивая музыку по настроению, и вдруг услыхал:

Is this the real life? Is this just fantasy?
Caught in a landslide, no escape from reality.
Open your eyes, look up to the skies and see...

Ему вдруг стало стыдно. Вика! Как она? Он совсем забыл про неё и две недели не звонил! Лёха достал мобильник, но связи не было.
На Чкаловском он сразу же позвонил Костику.
- Добрый вечер, дядя Лёша, а я вам звонил, но телефон был отключён.
- Я в командировке был, там мобильной связи нет, вот только прилетел. Как мама?
- Мама?.. Вчера девять дней было.
С трудом ворочая огромным, шершавым, непослушным языком, Лёха через силу спросил:
- Она... умерла дома?
- Нет, в больнице.
- Но ты был с ней?
- Нет, зачем? Она всё равно уже никого не узнавала.

Too late, my time has come,
Sends shivers down my spine, bodys aching all the time.
Goodbye, everybody, Ive got to go,
Gotta leave you all behind and face the truth.
Mama, ooh, I don want to die,
I sometimes wish Id never been born at all.

Пионерское детство.


- Слушай, у меня все утро старая песенка из пионерского детства в голове крутится!..
- Что за песенка? - я отхлебнул кофе и заинтересованно посмотрел на любимую супружницу поверх кружки.
- Да ты знаешь её! Вот эта: Шел парнишка по опушке, сам не знал куда. По пути поймал лягушку около пруда.
- Хм... Ты наверное удивишься, но я её сейчас впервые от тебя услышал.
- Да ладно! И скажи ещё, что вы ее в пионерском детстве не пели?! В жизни не поверю! Её все пели.
- Я - не все, как ты наверное понимаешь. И пионерское детство у нас с тобой разное было. Начнём с того, что у меня оно кончилось, когда твоё еще и не началось. А поскольку я уже с двенадцати лет на скалах тусовался в компании взрослых людей, то и песни знал совсем другие, отнюдь не подобные этой!
- А чем ты вообще занимался в пионерском детстве? У вас же там вообще никаких развлечений не было.
- Это смотря что понимать под развлечениями...

Развлечения мы придумывали себе сами. Когда в телевизоре всего две программы, а детского контента в них негусто, то волей неволей начнешь что- то предпринимать для того, чтобы разнообразить жизнь впечатлениями. Тем более, что детство моё с десяти лет проходило отнюдь не в городе, а в небольшом поселке, где кроме кино и библиотеки, культурный уровень повышать было негде. Поэтому зимой гоняли в хоккей и читали книжки, а с весны начиналось браконьерство на озере и поиски по лесам всякого железа, оставшегося на местах боёв. Его и сейчас еще можно найти, а уж тогда-то и подавно! Практически у каждого из пацанов было что-то ”натрофеенное”, как мы называли.
Артефактами хвастались, менялись и использовали в игре в ”войнушку”. Только у меня на чердаке хранились штык от винтовки, довольно неплохо сохранившаяся кобура от ТТ, несколько касок, винтовочные обоймы, патроны россыпью, трубки артиллерийского пороха и еще чёрт знает что, но несомненно подходящее под определение трофеев. И то, я считал, что это несерьёзно. У некоторых пацанов было побогаче в этом отношении. Короче, то, за что в нынешние времена вполне можно огрести срок.
По дурному малолетству мы тогда не понимали, чем может быть чревато это занятие. У приятеля с тех пор памятью о небезопасных шалостях с бризантными штуками так и осталось по одной фаланге на трех пальцах руки.

Конечно же, в школу приезжал участковый, всех строили на линейке и строго предупреждали о недопустимости лазания по лесам в поисках всякой военной всячины, которая может быть смертельно опасна, но шило в жопе и наша уверенность в собственной везучести были сильнее всех этих увещеваний и угроз. Разборы полетов проходили обычно осенью, с началом учебного года. Когда лето еще не совсем кончилось, а пытливые детские умы, собранные в одну кучу, обязательно придумают что-нибудь, и это что-нибудь, наверняка, явится нервотрёпкой для школьного начальства и головной болью для родителей.

Весной же были разборы других полётов, правда, менее опасных - щука шла на нерест и вся пацанва торчала на озере с острогАми, добывая уже рыбацкие трофеи. Здесь к участковому присоединялся инспектор рыбнадзора, и малолетних браконьеров, не успевших удрать или спрятать добычу и орудия лова, выводили перед строем и всячески стыдили, ругали и грозили поставить на учет в детской комнате милиции под тихие смешки и ехидные комментарии тех, кто сумел не попасться.

Так вот, вернемся к той части пионерского детства, разбор которой обычно происходил в начале сентября.
В очередном нашем лазании по лесам мне повезло затрофеить действительно стОящую вещь! Когда-то она была пулеметом MG-34. Всё, что могло быть сгнившим -сгнило, ствола не было, но кожух и ствольная коробка, хоть и ржавые, наличествовали. Естественно, воодушевленные находкой, мы перекопали всё вокруг вдоль и поперек, но кроме осколков и гильз, которые уже давно не числили в серьезных трофеях, так ничего и не нашли. Кожух я гордо притащил домой и под сокрушенные вздохи мамы уволок к себе на чердак к остальным военным богатствам.
Случилось так, что приятель двумя годами старше меня непонятно откуда притащил редкую книжку - толстый двухтомник ”Материальная часть стрелкового оружия”. Где и как он ее сумел достать - загадка. В продажу такие книжки не поступали. Тем более, в 1975 году. Но именно из неё мы узнали, что откопанный пулемет был MG-34. Вполне закономерным было следующее желание - привести его в вид, максимально похожий на настоящий. Картинка в книжке есть, а руки не из жопы растут - здраво рассудили мы и принялись делать из ржавой железяки пулемет. Возможно, сейчас многим из поколения некст это покажется вымыслом, но в свои одиннадцать лет я вполне умел работать с инструментами. И слесарными, и столярными. В работе с металлом многое наблюдал у отца, а по столярке самому всегда нравилось возиться с деревом, да и в школе на уроках труда навыки прививали. Так что задача непосильной не представлялась.
Не скажу, что мы совсем уж один в один восстановили внешний вид пулемета, но постарались максимально приблизить к оригиналу. Отмочили в солярке и отдраили железной щеткой ржавчину. На место ствола была установлена покрашенная в черный цвет алюминиевая трубка. В роли пламегасителя выступила подошедшая по размеру конусообразная насадка от какой-то сельскохозяйственной хреновины... И вообще, из того железного хлама, который мы извлекли из кучи металлолома за совхозным гаражом, можно было при умении и желании собрать действующий пулемет - столько там в то время было всяких полезных и нужных в мальчишеском хозяйстве материалов. Даже сошки сделали и ”ленту”, снарядив ее подходящими по размеру гильзами. То, что нельзя было сделать из металла, изготовлялось из дерева, а затем красилось, морилось и лакировалось. Короче, пулемет получился как настоящий. Только не стрелял.

В ”войнушку” обычно играли самострелами из пулек (легкое стрелковое оружие), пулемет же маскировался в удобных местах и ”поражал” противника громким треском приспособленной для этой цели пружины от старого будильника. То есть, в отличие от самострелов, которые порой довольно ощутимо били согнутыми из алюминиевой проволоки пульками, и попадание не требовалось доказывать, считалось, что если попал под очередь из пулемета - автоматически считаешься убитым. Вот такие военно-спортивные игры были у нас в то время... Этакий прообраз нынешнего пейнтбола, да...

Ноябрь. Деревья уже облетели, в воздухе ощутимо пахнет приближением зимы. Явишись из школы, затопил печку и уселся за уроки. Родители на работе, сестренка в садике - лепота! Сейчас домашку сделаю и буду книжку читать - как раз из библиотеки притащил. Пацаны говорят - интересная! Вот и проверим - так ли это?..

Внезапно за окном возник и стал приближаться звук мотора. Затем в наступившей тишине хлопнули дверцы, послышались голоса и тут же бдительно залаял Мухтар, впрочем не особо и рьяно выказывая, что вот он, дескать, на посту и свою задачу выполняет. Старый был пес и умный.
Затем в дверь постучали и раздался смутно знакомый голос : - Хозяева! Разрешите войти?
Подбежав и открыв дверь, я изумленно попятился. В сенях стоял наш участковый, в шинели и сапогах, а с ним охотовед в военном бушлате и какой-то незнакомый мужик, явно городского вида.

- П-проходите,.. - попятился я, лихорадочно вспоминая что успел натворить такого, что Алексеич аж на наш хутор прикатил, да еще и с охотоведом... И мужик этот - неприятный какой-то мужик. Улыбка простецкая такая, а глаза... нехорошие глаза, прямо скажем...
- Родители на работе еще? Поинтересовался участковый, усаживаясь на табуретку.
- Ну да. Они только после шести будут.

Алексеич вздохнул и взглянул на городского мужика, который внимательно оглядывал комнату, как будто что-то пытаясь обнаружить.

- Будем ждать? Я думаю, напрасно прокатились, Владимир Иванович. Хозяина я знаю только с положительной стороны. Если бы было ружье, так он его бы зарегистрировал.
- Алексеич, ты хочешь мне сказать, что живя в лесу, в четырех километрах от поселка, где зимой по ночам волки ходят... Ходят ведь, Николай? - повернулся он к охотоведу, который молча кивнул, - У хозяина ружья нет?!

Участковый вздохнул и неопределенно пожал плечами, видимо не желая спорить, но оставаясь при своем мнении.

- Воооот! проговорил Владимир Иванович, улыбаясь, - А ждать мы не будем. Ну давай, показывай где батька ружьё прячет! - повернулся он ко мне.
- А у него нет ружья - буркнул я, глядя в сторону. Скажите, какой умный приперся, тоже мне!

Алексеич, конечно, помнит меня прекрасно. И охотовед наверное помнит. Весной я чуть было им не попался с острогой и двумя заколотыми щуками. Но предъявить-то им мне тогда было нечего - успел притопить и добычу и орудие лова, когда услышал, что сороки внезапно затрещали и решил, что лучше перебдеть. Конечно, малоубедительно выглядел пацан в мокрых сапогах, конопатящий рассохшуюся лодку, но рыбы нет, остроги нет, а есть лодка, которую чиню. А то что сапоги мокрые, так это я, товарищ капитан, поплавок в камышах увидел, сходил и вытащил - вон, на камне лежит!..

- Да ладно! - подмигнул он мне, -Я же знаю! На чердаке прячет! Давай, давай! Пошли!.. - легонько подтолкнул он меня к двери.
Ну, сам напросился! - подумал я и зыркнув, исподлобья, на этого Владимира Ивановича, поплелся к двери.
Тот снисходительно глянул на участкового, как бы говоря, - Эх, вы! Детективы деревенские! - двинулся следом. Алексеич, вздохнув, поднялся с табуретки и вместе с охотоведом вышел в полутемные сени, где я уже возился с дверью, за которой была лестница на чердак.
- Помочь забраться? - заботливо спросил Владимир Иванович, критически обозрев почти вертикальную лестницу, уходящую в темноту чердака.
- Сам! - буркнул я, забираясь наверх.

Минуту спустя раздался шум, стук и лязг, и взорам ошарашенных представителей закона предстал скатившийся по лестнице, пацан, сжимающий в руках пулемет, ростом с него самого, и невинно хлопая глазами, обратившийся к превратившемуся в соляной столб, Владимиру Ивановичу:

- Ну, нет ружья, я же говорил! Только пулемет!

В полутемных сенях пулемет вполне можно было принять за настоящий. И в первые мгновения, видимо так оно и случилось. Выражение лица Владимира Ивановича было трудно описать. Но, как следует присмотревшись, он фыркнул, помотал головой и громко расхохотался. Охотовед, не сдержавшись, заржал, хлопая себя руками по коленкам. Участковый укоризненно посмотрел на меня и тоже улыбнулся, такое впечатление, с явным облегчением.

- Дай-ка сюда!- протянул руку охотовед и завладел пулеметом, с интересом разглядывая приклад - Это ты сам что ли всё сделал?
- Сам! - вздохнул я
- А откуда такая точность в деталях? - заинтересовался Владимир Иванович, - Смотри, Алексеич, приклад, как на настоящем. А у него форма особенная, необычная форма. И ручка пистолетная, и сошки тоже не отличишь.
- В кино подсмотрел. Срисовал, затем выпилил...
- Могёшь! - уважительно похлопал меня по плечу охотовед.
- Да!.. - улыбнулся Владимир Иванович, оказавшийся не таким уж и страшным. А глаза - ну, работа такая у человека, наверное... Хотя лучше все же не расслабляться. - Руки у тебя из правильного места растут! Где нашёл то? - цепко глянул он на меня.
- На мысу в соседнем заливе. На рыбалку ездили, случайно увидел в расщелине, когда дрова собирал - не моргнув глазом соврал я.
Владимир Иванович посмотрел на охотоведа, тот кивнул.
- Да, там у финнов линия обороны проходила по берегу. Вполне возможно. Странно, что до него никто не обнаружил. Хотя... Сколько еще этого железа по лесам лежит... - мрачно произнес он.

- Ладно! - поднимаясь со стула и прислонив к стене пулемет, Владимир Иванович застегнул куртку, - Пожалуй, поверю я тебе, Алексеич, раз говоришь, что нет ружья у хозяина. Да и зачем ему ружьё, при пулемете-то?
- Вырастешь - в милицию не хочешь пойти работать?- обратился он ко мне - Оружейник из тебя получится - хоть куда!
- Не! Я моряком хочу!
Владимир Иванович покосился на лежащую на столе книжку, которую я сегодня притащил из библиотеки.
- Станюкович. Вокруг света на ”Коршуне”. Хорошая книжка! Сам в детстве зачитывался. Но ты подумай над моим предложением! - похлопал он меня по плечу и вышел вслед за охотоведом.
Участковый, шагнув на порог, обернулся:
- Я вам сколько раз в школе твердил, чтобы прекращали по лесам лазать! - строго произнес он, - Твой же дружок чуть без руки не остался! Родителей не жалко? Они же за вас, балбесов, переживают! А пулемет лучше в музей отдай - там ему самое место!

Пулемет я, конечно, в музей не отдал - еще чего! Выменял у кого-то на полтора десятка трубок артиллерийского пороха, из которых мы с приятелем решили сделать фейерверк на Новый год. Но к сожалению, а может к счастью, порох был обнаружен его родителями. Приятель был выдран, порох был отобран.

Но и игры в войнушку нам вскоре стали неинтересны - уже в следующем году на экраны вышел фильм ”Стрелы Робин Гуда” и все дружно стали строить луки и арбалеты.

Но это уже совсем другая история...

2003 год, отборочный матч на ЧЕ по футболу Ирландия-Россия, проходит в Дублине, один из последних матчей на старом стадионе который потом закроют на перестройку и реконструкцию, а пока - одно из немногих мест, где за-воротная фанатская трибуна стоячая (вторую уже закрыли и кажется даже успели снести). Ну то есть на официальные международные матчи туда напечатали билеты и пропускали по ним, но на матчи попроще - все было как в 60-ые. Вообще, этот стадион никода особо международным и не был - но как раз в то время обновляли местные Лужники, вот и пришлось проводить отборочный на аналоге "Локомотива"

Поскольку особого ажиотажа не ожидалось (и правильно, его и не было), то хозяева просто отдали ее гостям целиком. По протоколу, полагаются какие-то квоты типа "10% от стадиона", да плюс освобождать соседние сектора чтобы были пустыми - а так отдали, грубо говоря, четверть, и ни у кого голова не болит.

У российской сборной была система, что билеты на гостевые матчи выдаются официальным турфирмам, оргавнизованно везущим болельщиков на матчи. Ну а они заодно их выдают проживающим в гостевых странах россияне, как исключение. По крайней мере, попытки по интернету достучаться, а потом, по нашей просьбе, и дозвониться чтобы узнать "как можно купить билет в русский сектор" привели к мобильнику конкретного Васи из ООО "Травел НаУЙХ", типа он приедет вместе со сборной - вы и разбирайтесь на месте.

Созвонившись и встретившись, я застал Васю качающим головой "ни хрена себе, в первый раз такое вижу, столько народу валит, обычно максимум десяток-другой человек плюс к прилетевшим, а тут такое..." Русскоязычное население Дублина было тогда тысяч 10 (минимум половина - "русские прибалты"), никаких даже первых майданов еще не было, в общем решило что "а прикольно будет вспомнить былое" тысячи три, и все шли на нерест через одного-едиственного Васю :)

Ну а дальше случилось то, ради чего я историю и рассказываю. Когда поток русских спал, на руках у Васи осталось еще несколько тысяч билетов (см. выше, хозяева не пожмотились), и при том что нашим он их раздавал бесплатно (совесть у мужика вполне была, свои люди пришли поддержать на выезде - да как можно за это брать деньги?! ), как-то так само получилось, что что на входе на трибуну (см. выше опять же, стояцую и вообще "с репутацией") перед матчем встретились два не ожидающих друг друга потока - "русский", с детьми, флагами и мороженым - и нескольких сотен ирландских фанов, которые таки сумели черз знакомых и вторые руки достать билеты на "свою" трибуну, которую организаторы почему-то объявили закрытой. Причем они за эти билеты, как я понял из разговоров, даже переплатили от обычных цен :)))

Когда обе стороны осознали произошедшее, случилась коллективная ржака - ирландцы, оказавшиеся в меньшинстве и окруженные толпой "врагов", обнаружили что их, оказывается, ни в какую ловушку не заманили и бить не собираются, ну а мужики точно так же обнаружили что вспоминать совсем уж молодость прикрывая собой женщин и детей тоже не обязательно - у обоих сторон в подкорку было вбито "жестко ответить на агрессию" - но не нашлось ни одного идиота, захотевшего показать какой он крутой и полезть первым.

В общем, когда устроители прочухались (только к середине первого тайма) и пригнали черепашек для спецобслуживания, они увидели картину даже не братания, а совместной и сосредоточенной борьбы с зеленым змием (пиво в пластиковых стаканцичах продавали прямо перед трибунами и проносить было можно)

Матч, кстати, закончился вполне правильно - 1:1. Ирландцы были в полном офиге, настолько что зла на Васю уже не держали даже, честно признавались что представить себе не могли что найдется другая страна, с которой в такой ситуации драки не произойдет. "Мы-то себя знаем, мы первые никогда не начнем - но вот все остальные-то, а тут надо же..."

Вот, кстати, примерно так оно и выглядело:

https://www.gettyimages.co.uk/detail/news-photo/general-view-of-the-heineken-cup-kick-off-during-the-news-photo/2027299

С той поправкой что "ровная" трибуна напротив была уже не только закрыта но и кажется снесена, и все стояли на той, откуда кадр и сделан. Ну и народу вдвое меньше и ворота другой системы были :)