О спящей собаке.
Навеяно Старшиной.
В то, что человек может спать в любых ситуациях я, после армии, верю безоговорочно. Спать можно на жестком полу, положив голову на сгиб локтя. Спать можно в кузове шишиги, которая едет по лесной дороге в Эстонии, булыжники от 10 см до метра. Спать можно, уткнувшись лбом в экран РЛС, и яркая развертка, снующая по экрану, не помеха. Спать можно, сидя ровно на стуле в дежурке и положив перед собой раскрытый устав, здесь главное, почувствовав на себе офицерский взгляд, вначале перевернуть страницу, а потом уже поднять глаза, максимально их сфокусировав. Спать можно просто на ходу в ночном дозоре, высыпаешся необыкновенно, сам пробовал, при этом идти лучше вторым, чтобы утыкаться в спину напарника, а не в очередную сосну или камень.
В общем, на втором году службы я точно знал, что боец может спать везде и всегда. Но собака, с ее обостренными чувствами, тем более пограничная, спать на службе не может.
Летней ночью одна тысяча девятьсот восемьдесят лохматого года я с напарником Пышкиным, в миру Пышняком, возвращался с ПТН-а, поста технического наблюдения. Надо сказать, что ПТН находился в пяти километрах от заставы и начальство мудро решило, что расходывать бензин и моторесурс машин не по-государственному, гоняло наряды по дозорной тропе пешком. Так что, час туда, шесть часов там, и час обратно. Да и маршрут НВДНГ- наиболее вероятного движения нарушителя границы, кроме собственно дозоров и ЧГ, часовой границы попросту секрет, перекрывался многократно. Пройтись по хорошей погоде после шести часов в душной операторной было даже приятно, и мы наслаждались шелестом волн, мерцанием звезд и сосновым воздухом. Приближаясь к участку где должен сидеть ЧГ, мы даже посетовали, вот, выскачат эти уроды из кустов и испортят весь кайф. Так шли себе и шли, но тут - оп, дозорка уже кончается, начинается асфальт поселка где застава, а ЧГ нет. Ну, эти уроды, Нюх, инструктор службы собак, и Мурзик могут давит массу, но Фокс, огромный кобель, спать не может и нас должен давно услышать. Воображение стало тут же рисовать страшные картины: прорыв границы, боевые пловцы - диверсанты, убитые товарищи. Рысью мы помчались назад, обшарили землянку, сложенную из валунов, где прятались еще лесные братья, бревенчатый туалет, который построили культурные эстонцы, чтобы не загаживали вполене симпатичный пляж, все кусты. И только в отдалении, привлеченные странными звуками, мы обнаружили пропажу. Мурзик, Нюх и Фокс лежали под кустом рядком, практически штабелем. Фокс во сне пытался кого-то поймать, он рычал, скулил, по детски причмокивал и дергал всеми четырмя лапами. Бойцы же лежали по стойке смирно и только молодой посвист, предвестник будующего храпа, выдавал их жизнидеятельность. На негромкие призывы никто не реагировал, поэтому будить их пришлось при помощи верного солдатского сапога. Причем будить только зольдатов, с Фоксом такой фокус не прошел бы. Здоровый черный пес проснулся сам.
Овчар Фокс по гражданским меркам был собакой нетривиальной. Под дреску на заставе ходили только молодые, и то под приказом, он никогда не хватал бегущего за руки, только за шею, сбивая при этом с ног. Он любил во время дозора, если Нюх его спускал с поводка, полакамиться ежиками и другой дичью. И, как все пограничные собаки, он не любил офицеров. Почему почти все пограничные собаки не любили тех, у кого на шинели два ряда пуговиц, никто объяснить не мог, наверное, это на генетическом уровне.

Рождественская история. Окончание.

Практически полностью повторив эпопею с погрузкой, усевшись на место 'дедсостава', мы сваливаем домой. Традиционное 'Смены не будет' разнеслось над портом, и мы, подлетев вверх на положенные полметра, пересекли железнодорожный переезд. Жужа нервно заскулила.
- Вовка, да возьми ты ее на руки! Мерзнет же!
- Не заслужила! Спит на службе, сука!
- Да ладно тебе!
- Хрен с тобой! Лада! Иди сюда.
Судорожно подергивая лапами, Лада запрыгнула к Вовке на колени. Холодно, стальной кузов 'шишиги' здорово промерз. Достали сигареты, закурили весело обсудили 'новое слово в охране границы'. Вовка лениво огрызался. Солнце поднималось все выше. Блин, ну что за жизнь? Вот все время так. Думаешь, что только в кузов залезешь и можно будет морду рвануть, а тут сон как рукой сняло. За бортом 'шишиги' мелькают улицы Пересыпи, вот уже и мост проскочили. На район гоним. Интересно, сперва Жужу закинем на питомник или ребят заберем? Вообще-то зря Жужу брали, лучше бы без нее, смена была бы значительно быстрее. Ладно уж. Нет, на проходной повернули налево, значит за пацанами.
- Стой!!! Эй, салаги, грохните ему по кабине. Ну, где они таких водил набирают?
Скрежетнув тормозами, собрав всех в кучу-малу, шишига остановилась.
- Твою мать! Водила, с Нижнего Тагила! А полегче нельзя? Бля! Попадешь ты ко мне на концы!
- Вовка, не хер тут сидеть! Шуруй на питомник, а то мы тут до 12-ти меняться будем! На обратном пути заберем.
- Ну, вы и сволочи!
- Давай, давай, вали! Станцию не выключай!
Грохнув валенками об пол кузова и не забыв отматерить водилу, вцепились в борта, машина рванула с места. Вот и район. Мезенцев уже на стреме.
- Здорово орлы! Что на завтрак?
Ну, это он не нам, это он смене.
- А кормить не кто не обещал!
Это его сменщик, тезка, Шура Краснокутский, 'страшный прапорщик'. Странно, но у нас в отделе за глаза всех называют по именам на одесский манер, хотя этот Шура нам в отцы может годится. Исключение только одно Дед. Дед это наш старшина, старший прапорщик Ратиловский. Это человек, который к пятидесяти своим годам умудрился поиметь пятьдесят два года выслуги, говорят, что он на 10 рублей больше начальника ОКПП получает. Герой границы! Во как! Хотя это вполне достижимо, пограничные 'год за полтора', 'полярные', 'камышовые', 'горные', 'высокогорные'. Дед у нас не сачковал, он с границы только в отпуск или в госпиталь.
Ладно, что это я в лирику. Вон и Саня Чопенко идет с нарядом. Все сменились.
Через пятнадцать минут, чуть не снеся створку ворот не вставшую на фиксатор, 'шишига' вывалила нас у казармы. Пехом, на пятый этаж, во всей этой экипировке, ну, ё-моё!
Гена уже встречает нас у порога.
- Так, быстренько! Строимся, строимся! Жрать, срать, спать! Быстренько докладываемся, а то тут перспективка может на досмотровую нарисоваться!
- Ну, ни фига себе! Товарищ капитан! Может не будем так шутить?
- Шутки шутками, а может и досмотровая случится. Дежурному пока портнадзор не подтвердил приход. Может ваша будет, может нет. Давайте шустрее!
Ритуал был соблюден, все построились, доложились. Вот, что у меня всегда вызывало трепет, так это верность традициям. Приказ на охрану границы, доклады. Сразу понимаешь, что службу тащишь, а не херней маешься. Серьезно. Ну, да не до лирики уже, замудохался я что-то. И тепло уже, в сон клонит. Пойти пожрать или сразу спать завалиться? Не-е, если Гена говорит, что может досмотровая нарисоваться, то жрать нужно. Ладно, пойдем, порубаем.
- Наряды, вольно, разойдись! Сдавай оружие!

О, сегодня плов! Нормально! Так не забыть молодых вздрючить, а то проваландаются тут, а потом на причалах затяжными моргать будут.
- Э, бойцы! Пожрали и спать, не фиг тут рассиживаться! А то потом будете скулить.
- Товарищ сержант! А покурить потом можно!
- Курите в отделе, знаю я ваше 'покурить'! В 'ЧеПок' рванете, а это минус полчаса от сна. Книгу службы смотрели? Состав нарядов тот же. Засеку или доложат, что в буфете были, урою! Поняли?
- Так точно!
Вот салаги, уже полгода в отделе, а все как дети малые, да ладно, в принципе это их первый серьезный заход на 'шесть через шесть'. Раньше, ну на сколько они зарывались, ну на суток трое, а тут… Вот то тоже.
Ну, вот, поели, теперь можно и поспать! Не-е, сперва курнем, а потом в койку.

Кубрик встретил непривычно чистым воздухом, а с чего бы ему быть спертым, осенники уволились. Темнота, тишина, чистота.
- Сань!
- Что?
- Ты что там делаешь?
- Да, рожу обморозил, дерет всю. Вот кремом мажусь! Блин, сопли еще.
- Каким?
- Да хрен его знает, 'Балет', что ли. Темно же, не видно.
- А-а, дай и мне что ли. Губы вон все потрескались.
Саня интенсивно похлопывает себя по щекам втирая крем. Еще минута и тюбик шлепается мне на одеяло. Открываю, выдавливаю на палец и начинаю наносить на губы. Что-то это все мне напоминает. И запах такой знакомый и пощипывает. Может лизнуть?
Обана, а Саня куда сорвался? Ты глянь, слышь, во дверью грохнул. Блин, что за вкус? Ох, ё-о! Щиплет-то как! Паморин! Твою мать! Подьем!!!
- Чопик! Гад!
Ой, нет, не гад, вы на него самого посмотрите. Навел нездоровый румянец! А матюгается как!
- Чопенко! Ты сволочь! Мало того, что себе рожу 'Паморином' натер, так еще и мне подсунул!
- Да, блин, кто бы его в темноте разглядел!
- Хорошо еще не крем сапожный!
- Да ладно тебе, сапожный у меня внизу лежит.
- И то хорошо. Спасибо тебе, родной!
- Не за что. Блин, как щиплет.
- Крем свой давай!
- Да дам я, только дай дрянь эту смыть!
Ну, вот и все. Спать, итак времени убили кучу с 'Паморином' этим.
- Риха!
- Что?
- Кремом мазаться будешь?
- Саня, да пошел ты нафиг! Опять напутал поди.
- Не-е, тюбик с 'паморином' он наполовину пустой уже, а этот почти полный.
- Ладно, давай.
Нет, пахнет кремом, не накололись в этот раз.
- Лови, спасибо!
- Не за что. Спокойной!
- И тебя туда же.
Спим.

Вот такая история, Рождество тут по большому счету и не причем. Но просто хотелось поделиться воспоминаниями об одном дне службы. Жаль, что ребята не присутствуют, а то бы вспомнили, перетерли, поржали, ну, и выпили бы соответственно. Эх, братишки! Вспоминаете ли вы меня? Как вы там на Самостийной, в Иванове, в Самаре, в Молдове?
Привет вам всем из Москвы, тут я обитаю ныне. Чешите грудь колючей проволокой до самого сердца! Во всяком случае вы у меня все там, и оно у меня 'чешется'!

Сегодня мы завершаем публикацию лучших историй 2002 года. В самой новой категории нашего сайта "Щит Родины" - истории о пограничниках.

Былина.

Было это на самом деле или не было, за давностью лет теперь уже и не установить. Однако история эта гуляла какое-то время по погранвойскам с фамилиями персонажей и не обрастая пикантными подробностями, что, в какой-то степени, позволяет судить о том, что факты в ней изложенные имели место быть. По тому и отнесем ее в разряд былин.

Было это в те далекие и героические годы, когда цинк 'лишних' патронов у начальника заставы не являлся ЧП вселенского масштаба, а старшина имел 'в запасе' все что только мог представить себе воспаленный ум воина-пограничника за исключением, пожалуй, тяжелого вооружения и боевой техники. Н-ская застава отмечала двадцатипятилетний юбилей заполита. Замполит на заставе это, как правило, первая должность молодого офицера, редко когда молодой лейтенант становится замом 'по бою'. Сперва опыта наберись, с личным составом повкалывай, а потом уж: У нашего героя опыт уже какой никакой имелся, он пользовался заслуженным уважением у коллег и в солдатской среде. А посему событие не осталось не замеченным. На боевом расчете начальник произнес трогательную речь, крепкий воинский коллектив от души поздравил сослуживца, а дальше жизнь на заставе пошла своим чередом. Но офицеры решили продолжить празднование в неформальной обстановке. Чтобы никому не было обидно, решили тянуть жребий на почетную должность ответственного, именинник, естественно исключался, и таким образом участников жеребьевки было трое: начальник, 'боевик' и старшина. Суровая судьбина вырвала из рядов отмечающих юбилей прапора, который, высказав по этому поводу все, что мог сказать прапорщик по поводу офицеров, уныло поплелся в канцелярию. А наши герои пошли к столу. Супруги расстарались, да и старшина не подвел, стол ломился. Застолье началось, шутки, смех, поздравления, ну и конечно подарки. Через какое-то время к застолью присоединился и старшина заставы. Жребий-то тянулся не 'на вылет', а на 'степень опьянения'. Выпив и закусив, стали обсуждать подарки, и тут старшину пронзило как молнией: 'Подарок! Подарок забыл!' Книга уже была вручена, рубашка цивильная тоже, охотничий нож, с положенной за это дело копеечкой, уже вручен под аплодисменты. Все! Прокол по службе! 'Ну, так не бывать тому!' - сказал сам себе старшина и скрылся в своих 'закарманах Родины'.
Через тридцать минут, сияя как сам именинник, он извлек из-за спины две кумулятивных противотанковых гранаты и под недоумевающие взгляды начальника и боевика вручил это богатство юбиляру. 'Спокойно, - заявил старшина руководству - из личных запасов! Рыбку там поглушить, или зимой яму для погреба выкопать, вещь в хозяйстве просто не заменимая!' Незаменимая в хозяйстве вещь была принята с благодарностью и поставлена на шкаф. Застолье продолжилось. Жизнь на заставе шла своим чередом, менялись наряды, прапор честно метался на доклады нарядов и на приказ на охрану границы, но вот вторая смена отправлена и он, исполненный чувством выполненного долга, принялся 'догонять' друзей. Надо признать, что это ему удалось. Ближе к утру, оставшись в мужском коллективе, жены ушли, наступило время принятия 'залетных' решений. Цель была определена, цель достойная и мотивированная. Надо ухи сварить, чтобы днем предстать пред ясны очи личного состава в облике героев границы, а не раздолбаев, жравшими всю ночь водку! Сказано - сделано! Как ловить будем? А подарком!
Ночи в августе полны звезд. Тихи и волшебны реликтовые сосновые боры. Зеркальная гладь приграничных озер, полных рыбой, отражает все это великолепие. Пора звездопада. Кажется, что падающая с неба звезда, валится прямо в озеро и тонет в нем. И вот среди этого неземного великолепия появляется наша четверка, переговариваясь в полголоса, изредка весело матюгаясь, они направляются к берегу. Изрядно подвыпив, утратив былую легкость, они перескакивают через гранитные валуны к мерцающей водной глади.
- Ну, давай, именинничек!
- Э-эх! Ложись!
Граната, описав в небе дугу, шлепнулась в воду метрах в двадцати от берега. Глухо ухнув, подняв мутный столб воды и переполошив всю живность в округе, она нарушила былую идиллию. Луч ФАСа вырвал из темноты жалкое подобие улова.
- Ну, кто так кидает! Эх, молодежь! - заявил старшина, - Дай я!
Надо признать, что старшина был мужик крепкий, можно сказать кряжистый, и вторая граната была передана ему без колебаний.
- Э-э-эх!
Бросок был знатный, но траектория была несколько неожиданной. Дуга была очень крутой, как у миномета. Парашют-стабилизатор раскрылся и начал выполнять свои прямые обязанность, но тут: В предутренние часы это бывает, откуда-то со стороны границы, налетел внезапный ветерок, точнее порыв ветра. Всякий кто метал противотанковую гранату, подтвердит, что этот парашют не имеет ни какого отношения к десантированию, т.е. плавному опусканию груза, стабилизатор и все, но тут, видимо, была злая воля рока. Граната качнулась в воздухе и полетела на наших друзей.
- Ложись!!!
Граната пришла в гранитные валуны, лежавшие тут со времен ледникового периода. Тут она показала все свои боевые возможности, звук гулким эхом разнесся по воде, вспышка была ослепительна, осколки гранита разлетелись с воем, часть из них с шипением скрылась в воде. Вмиг протрезвев друзья, ошалевшие от всего этого, оглянулись. Юбиляра не было. Тихие стоны позволили его отыскать среди уцелевших валунов.
- Ранен! Блин, скорее на заставу! Ети, лишь бы сосед по флангу на комендатуру не доложил о взрыве! Блин, ведь два было! А, что докладывать по раненому будем?
Мысли летели как табун бешенных лошадей, 'залёт' приобретал масштабы вселенского.
Затащив раненого в дом начальника, кинулись обследовать его. Раны были ужасающи! Мелкая гранитная крошка посекла ягодицы пострадавшего. Первичный осмотр поставил бы в тупик любого эскулапа, было впечатление, что на замполитову задницу напала стая разъяренных карельских комаров. Домик пошатнулся от взрыва облегченного смеха. Разбуженный санинструктрор, залив задницу пострадавшего спиртом, начал хирургическую операцию по извлечению из мягких тканей полезных и не очень полезных ископаемых. Чтобы юбиляр не выл как в жопу раненый медведь его поили водкой, и он выл как в жопу раненый замполит. Короче все обошлось.

А комендатура и сопредельная сторона вздрючились, но их смогли успокоить. А знаете как? Сказали, что ночью на участке заставы упал метеорит. Ночи в августе звездные! Вот уж воистину, чем бредовее доклад, тем больше в него верят. Комендант даже потом к тем валунам гостей из округа возил, последствия падения метеорита показывал. А сопредельная сторона потом, даже факт падения метеорита подтвердила, дескать наблюдали наши наряды, визуально. Хорошо ученых не пригласили!

Жупел

Марик безнадёжно скользил. Медленно, но неумолимо. Что самое стрёмное - головой вниз. Растопырившись, и напоминая жуткую звезду, ефрейтор Зелинский со скоростью один сантиметр за вздох неотвратимо продвигался к краю оцинкованной крыши сенника. Его ждал полёт - пять метров лицом в утоптанный хоздвор. Внизу, задрав головы, молча стоял десяток свиней. В их глазах читалось любопытство.
Все части нескладного тела были задействованы в борьбе с гравитацией. Железо было пришито внахлёст, что не позволяло зацепиться хоть за какой-нибудь рельеф. Шляпки гвоздей на лаге были вбиты заподлицо и надежд не сулили.
Собственно говоря, на крышу его загнал Арбеков. Вчерашним ветром подняло один лист, загнуло, но не оторвало. Ночной ливень вымочил изрядно сена, заготовленного на зиму для лошадей. Насыпав в карман горсть гвоздей 'сороковки' и засунув молоток ручкой в голенище, Марик попросил подогнать Шишигу, поставил коротковатую лестницу в кузов и по солнечной стороне крыши без особого труда взбежал до самого её конька. Машина газанула и уехала на вертолётку ждать борт с дозором. Была весна, на солнечной стороне пригревало, и Зелинский не без оснований планировал по окончанию работы позагорать с полчасика и приготовил себе для чтива еженедельник 'Собеседник', который он засунул в противоположный молотку сапог. Пока прилетит наряд, пока Шишига приедет снимать...
Но, с самого начала всё пошло наперекосяк. Оторванный лист находился на теневой стороне крыши, и по неведомым Марику законам там было скользко. Согнувшись ровно пополам, и находясь своими пограничными яйцами ровно на коньке, Зелинский начал прибивать лист 'от себя' вниз. Всё по тем же законам, продвигаясь всё ниже, он понял, что миссия выполнена, а обратного пути нет. Выпустил из руки молоток и проводил его взглядом. Молоток упал в мягкое и раздался визг. Попал в свинью. Этот факт и вывел 'кровельщика' из равновесия в прямом и переносном смысле. Дёрнулся, и сапоги перестали быть средством удерживания за конёк. Слишком тупой угол. Но достаточный, чтоб началось движение вниз. Навстречу обиженной свинине. Навстречу кошмару. Навстречу полёту. И в лучшем случае госпитальной койке.
Марик крикнул. Но в полную силу не получилось. Но продвинулся сразу сантиметров на двадцать. Прижавшись гладко выбритой щекой к железу, Марик смотрел на свои руки. Ладони с растопыренными пальцами начали потеть. Что было крайне нежелательно. И продолжалось движение. Иногда, казалось, что всё, затормозил, остановился. Но попытка приподнять голову стимулировала очередные десять сантиметров скольжения. До края оставалось метра два. Столько же было и от подошвы до конька. Дело пахло керосином. До 10:00, в принципе, никто мимо пройти не мог. Половина спит, половина на службе. Вышка осталась с 'той' стороны. Часовой находился вне поля зрения. Марик открыл рот, но кричать раздумал. Высунул язык, потрогал безвкусную поверхность крыши. Скольжение от этого не замедлилось. Совсем незаметно, но был слышен хруст-скрежет пряжки. Железо по железу, трения явно не добавляет. Подняв верхнюю губу, и вдруг неожиданно став похожим на Макаревича, Марик зажмурившись упёрся зубами. Не помогло. Надо было либо напрягаться и упираться, либо думать. Одновременно не получалось. Мысли не были лихорадочными, на удивление. Потому что их не было. Значит оставалось напрягаться и вжиматься. Вдруг упала капелька пота и Зелинский, скосив очи, воочию оценил свою скорость. Капелька, почти не оставляя следа, двигалась вниз. Тут, вдруг нарастая, послышался гул. 'Господи, я больше никогда не буду дрочить!' Это был вертолёт.

Я сидел в дежурке, функционируя заодно и за связиста, который в данный момент времени молился на крыше сенника, правда, до поры до времени я об этом и не подозревал. Моему раздражению не было предела, поскольку пропал свежеспижженный из канцелярии 'Собеседник'. Тут вдруг хрюкнула УКВ-шка, и сказала:
- Вандом, ответьте Тормозу 22, прием.
- На связи Вандом, как слышите, приём.
- На четвёрочку тебя принимаю, на четвёрочку, проходим тринадцатый кордон, через пять минут будем, шашку бросите? Приём.
- Нет дыма, дыма нет, да и ветра нет, как понял, приём.
- Понял тебя, садимся без дыма, вечно у вас на Тополёвке всё через жопу, роджер.
'Сам ты козёл' - сказал я вслух, но тангенту на гарнитуре, разумеется, не нажал.
Тут запищала АТС-ка, шестая кнопка подсказывала, что это 'колун' с вышки.
- Алё бля!
- Воздух визуально 2403 120 градусов с фронта геликоптёр везёт Арбекова с дозором.
- Махмуд, заткнись, мне уже доложили.
- А я хрен его знает, кто там у тебя в дежурке над душой стоит, вот и отзваниваюсь как положено.
Махмуд обиженно отключился.
Над головой загрохотал воздух и задрожали стёкла. Замполитовский кот Чмырь прижал уши, и, как обычно, попытался выпрыгнуть в окно. И, как обычно, ударившись своей безумной башкой об стекло, он ошеломлённо упал на пол и как крыса шмыгнул в коридор.
Опять заговорила радиостанция.
- Вандом, это у вас на крыше сарая что за жупел распятый лежит? Приём.
- Не понял повтори, приём.
- Спрашиваю, что за жупел на крыше вашего сарая? Приём.
- Чего?
- Ничего, сели уже, прощай тополя, бля!
- До связи, тормоза!

Я выскочил и пошёл открывать ворота для машины, ради приличия придерживая болтающийся в районе гениталий ремень со штык-ножом. Вертушка, едва коснувшись земли, выплюнула из себя три фигуры, и, приподняв хвост, как-то хищно, с разворотом, ушла.
- Жупел, жупел, что за жупел? - бормотал я и поднял глаза на сенник.
- Ух ты, ёб твою мать!
- Держись, урод! Как ты туда попал? Я щас!
Я начал метаться, понимая, что надо срочно что-то предпринимать.

Марик держался уже из последних сил. Он благополучно доехал до самого края и уцепился в край согнув ладони, удерживаясь буквально силой пальцев. Руки в локтях уже дрожали, подбородок упёрся с такой силой, что обнажились зубы нижней челюсти, чуть тронутые чайного цвета налётом. Я бегал внизу туда-сюда, разгоняя свиней, которые плотоядно посматривали вверх.
- Марик, а ты мне фотобумаги дашь?
- Дам, - прохрипел Зелинский.
- А фиксаж?
- Дам!
- А...
- Аллюр, умоляю, сделай что-нибудь, я сейчас ёбнусь, вся фотолаборатория будет твоя!
- Ладно, держись!

Я заскочил в сенник, сооружение на восьми пятиметровых столбах с крышей и стенами, сделанными из сетки. К счастью, квадратные прессы сена с той стороны подходили под самую крышу. Закарабкался на них, и прикинув куда-чего, со всей дури ткнул штыком между досок в железо. Пробил с первого раза, до самой рукояти.
- Держись!
С силой налёг и почуял, что за лезвие он ухватился. Потом показались ноги и прочие части, и Марик, словно обезьяна, довольно ловко, вися на ноже, нашёл мало-мальскую опору и спустился по сетке на землю. Из сапога торчал пропавший 'Собеседник'.
-Сволочь ты, Зелинский!
Марик отстранённо моргал, прижавшись спиной к столбу, и блаженно улыбался.
- Хрюшки мои дорогие, обидел я вас, да? Простите пожалуйста, я нечаянно. Свиньи стояли полукругом и удивлённо прислушивались.
- Ладно, ты тут пока пообщайся со своими девочками, а я пошёл Арбекова встречать, ещё один идиот спустился с небес на мою голову.

P.S. Фотобумагу ведь так и зажал, гад. Интересно, выполнил ли он обещание данное Всевышнему?

Истории про пограничного пса Малыша.

Вчера двоюродная сеструха моей супруги сказала, что племянник Димка служит в погранвойсках в Никельском отряде, на душе потеплело, заметьте не пил, и вспомнил эту историю.

Малыш, любимец общества и лучший друг инструктора Сашки, сидел в пылающей жаре июльского солнца и преданно ел друга глазами. Усиленная накрыла медным тазом весенний дембель, тоска и безысходность весели над КПП 'Ильичевск', да, впрочем, и над всей границей. Служебная нагрузка, на беду командования, стремительно приближалась к нулю. Такое впечатление, что вражеские пароходы растворились в мареве дымки висевшей над морем. Потонули они все что ли? Дембельский аккорд переделывался уже четвертый раз, теперь туалеты во всех отделах имели перегородки из фанеры красного дерева, канты у перегородок были обклеены фанерой из лимонного дерева, а дверки украшал скромный арнамент из тех же материалов. (Фанера была честно стырена в порту, ей обшивали японские бульдозеры, которые приходили в СССР)
Сашка готов был выть, но переживая за психику Малыша, не выл, а тихо бормотал, что-то про дембель, девок и институт, в который он уже 'пролетел'. После 'необычайного кросса' начальника КПП и Малыша, залетать особо больше не хотелось, а безделье тяжелой гирей давила на всю солдатскую душу. Что делать-то?
Ладно, Малыш, пойдем, курнем что ли? - заявил Сашка, и они медленно поперлись со спортгородка в курилку. В курилке уже сидела пара таких же страдальцев. Тут было чуть легче из-за тени, которую давала роскошная сирень. Но и в этой спасительной тени гнетущая атмосфера висела как грозовая туча. А вы, что хотите?! Дембель в опасности! Аа-а… Да о чем с вами говорить! Вон, нач. КПП говорит, что теперь раньше 25 августа хрен уволишься. Сколько это до дембеля, при удачном раскладе? Последний вопрос повис в воздухе.
- Малыш! Сколько до дембеля?
Малыш молчал, он смотрел на ребят своими умными глазами, но сказать толком ничего не мог. В принципе его можно было понять, ему нач. КПП тоже ничего конкретного не говорил, мало того, он всем своим существом понимал, что скоро должно произойти, что-то ужасное и не отходил от Сашки ни на шаг. Мотался за ним повсюду как хвостик, на нового инструктора-стажера ноль внимания, только Сашка и никого кроме Сашки.
Вопрос к Малышу, вдруг зажег в глазах Сашки какое-то жалкое подобие огоньков, символизирующих при других обстоятельствах пробуждение мысли.
- Малыш! Сколько дней до дембеля? Голос! Малыш, голос!
Малыш добросовестно гавкал, а народ, оживившись, одобрительно заржал.
- Ну, Малыш, если бы твой отсчет да Матросову (Командующий ПВ КГБ СССР в 1985 году) в уши!
Сашка гордый за своего питомца, бросил окурок, и они с псом удалились.
Буквально через два дня возле курилки стоял дикий хохот. Малыш, после тренировок, искал дембель, роя лапами землю, громким лаем отсчитывал дни до дембеля и вообще всячески ублажал ветеранов. Умиление любимцем, грозило последнему ожирением. Каждый из дембелей норовил отблагодарить его здоровой плюшкой из 'ЧеПка'.
Время тянулось как знаменитая конфета-тянучка с Привоза. И вдруг.
Этот 'вдруг', зараза такая, приходит как 'писец', незаметно и неотвратимо. На этот раз приказ пришел усилить химпорт 'Южный', у них аврал, пароходов туева хуча, людей нет, собрать сборную из дембелей, не фиг им расслабляться и отправить. Все. Нач. КПП подполковник Гулик решил, что в первую очередь нужно отправить дембелей-иструкторов, смена у них есть, с собаками уже стажеры общались, не нужно лишних душевных травм для собак. Пусть привыкают, а вернутся старые инструктора из командировки, будет время собак 'подкрректировать'. Действуйте! И Саня вместе с другими ребятами умотал в Южный. Несколько дней Малыш не находил себе места а потом привык, видимо почуяло собачье сердце, что расставание не серьезное, так, на время. Прошла неделя, другая, и Сашка вернулся. Пес скакал вокруг него как заводной, заглядывал в глаза, лаял, крутил хвостом. Короче всем своим видом являл пример выражения 'щенячий восторг'. Расположившись в курилке, Сашка задал Малышу задачу: 'Малыш! Ищи дембель!' Малыш вдруг начал метаться, обнюхивая кусты. Привычные раскопки отсутствовали, стоявший рядом инструктор-стажер Серега коварно лыбился.
Не найдя дембеля, Малыш сел напротив Сашки и преданно уставился на него. Сашка, не ожидая подвоха, повторил команду. Все повторилось.
- Не нашел? Ну, ладно! Сколько дней-то до дембеля осталось? А, Малыш?
И тут Малыш, запрокинув голову тоскливо завыл. Народ рухнул. Саня взорвался: 'Слышь, собака, я убью тебя на х..!' Малыш шустро спрятался за стажера Серегу, который обхватив собственный живот корчился от хохота. Саня понял все. Этот гад стажер научил Малыша этому трюку. Протяжное 'Ау-уу-ууу-у' Малыша могло символизировать только одно, и все это поняли, тем более, что дембель перед этим 'Ау-уу-ууу-у' найден не был. 'Необычайный кросс' практически повторился. Малыш, как всегда, был в лидерах, за ним несся Серега, а сзади матерясь на чем свет стоит, рассыпая угрозы, бежал Сашка.

Прошло еще какое-то время, дембеля уволились, уехал и Сашка. Малыш дико тосковал, отказывался есть, Серега только не ночевал у его вольера. Саня писал ему письма и спрашивал о Малыше, даже несколько посылок для него присылал с домашним харчем. Но это уже другая и вполне типичная история про инструкторов службы собак. Граница не разделяет, она сращивает!